Когда сгорают лепестки... Глава 30.

XXX

— Нет,- вырвалось у нее само собой.
— Да,- твердо ответил он.
— Ты не можешь заставить меня,- слова прозвучали с какой-то тихой грустью, словно звук надтреснутого хрусталя.
— Могу. Но не стану. Ты должна сама решить. Я всего лишь предлагаю сделку.
Сакура опустилась рядом с ним на парапет и посмотрела в небо. Безбрежную синеву прочертил одинокий самолетик, оставляя за собой расходящуюся белоснежную полосу. Девушка, не отрывая взгляда, следила за его полетом:
— Каковы условия?
— Одна ночь. Ночь со мной, Сакура.
Знакомое сладкое чувство томления тихо заструилось в ее крови. Проклятое предательское чувство. Она постаралась подавить его.
— А что потом?
— Ничего. Как только ты придешь, я порву с Ино. Сразу.
Где-то в груди очень больно кольнуло. Он так легко говорил об этом. Разумеется, как же иначе? Саске получит лекарство для своей раненой гордости и с легкостью вычеркнет Ино, а потом и ее саму из своей жизни. Все исчезнет как растворяющаяся в небе белая полоса, как сон неверным утром. Подумав, Сакура спросила:
— А если я откажусь?
Саске посмотрел на нее тяжелым взглядом, и в его голосе прозвучала сталь:
— Однажды я уже посоветовал тебе смириться. Ты не послушалась. Платят за это другие.
Он увидел, как побледнели ее щеки, как нежная рука вцепилась в край парапета, так, что побелели костяшки пальцев, и продолжил:
— Если ты откажешься сейчас, Ино будет еще хуже. А мне придется придумать для тебя новое предложение. Которое не отклонишь. Хочешь этого?
Сакура уловила неприкрытую угрозу в его словах. Она знала, что он говорит правду. Остановить его мстительную натуру было невозможно.
— Сасори...
— Меня это не касается,- его упрямый рот сжался в жесткую линию.
— Он не узнает?
— Можешь думать что угодно, но это не мои методы.
Сакуры повернула голову и посмотрела на солнце. Она смотрела на ровный раскаленный шар до боли и потемнения в глазах, пока окружающий мир не стал чернеть и потихоньку исчезать. Чем дольше она молчала, тем сильнее у него начинало давить в висках.
— Хорошо. Я согласна.
Саске ощутил как медленно, пядь за пядью, напряжение покидает его тело. Он так долго ждал этих слов. Невероятно долго. Невыносимо долго. Он расслабился, и в этот момент ему отчаянно захотелось коснуться ее серьезного бледного лица, на котором сейчас особенно четко выделялись яркие губы. Словно свежая рана. Коснуться не грубо, а мягко, нежно. Он протянул руку, сам не ожидая, что не сможет сдержать этого порыва. Но Сакура уловила его движение и порывисто встала:
— Когда?
Его рука зависла в воздухе. Он сдержанно произнес:
— Завтра. Итачи не будет до четверга. Я знаю, твои родители тоже не в городе. Ты сможешь спокойно прийти.
Она молча направилась к двери. Саске посмотрел на ее тонкую гибкую фигуру, исчезающую в полумраке распахнутой двери, и резко провел рукой по своим черным волосам. Неожиданно он понял, что ему страшно. Он боялся, что однажды, такими же шагами она уйдет из его жизни. Он не мог этого допустить.

***
— Сакура, тебе не понравилось представление? Сегодня твой взгляд особенно задумчив, и, мне кажется, что тебя что-то тревожит, — руки Сасори лежали на руле автомобиля, плавно поворачивая его в разные стороны. В этих руках, словно вылепленных талантливым скульптором, сейчас была ее жизнь. Поэтому он не мог позволить себе быть невнимательным. Знакомая дорога чертила перед ним узоры — то прямая, как чужая вера, то извилистая, как его надежда. Он любил ночную дорогу, этот вырванный кусочек движущегося мира, четко ограниченный светом фар. Однако здесь, в Токио, огней было слишком много — от сливающихся в ряд придорожных фонарей, до высвеченных столпами света постмодернистских зданий. Ему захотелось уехать куда-то далеко, в тихий и спокойный город, немножко сонный, но похожий не на стоячее болото, а на медленно текущую речку. Уехать не одному. Сасори на короткое мгновение повернул голову, чтобы скользнуть взглядом глубоких глаз по лицу сидящей рядом девушки. Красивому, немного печальному, и беспредельно любимому. Любимому без всяких «но...».
— Знаешь... Экзамены... Тяжелая неделя, — ее голос звучал как тихая мелодия. — И спектакль мне показался грустным. Но я рада, что мне удалось побывать на твоем представлении и увидеть новый театр.
— Надеюсь, что в школе у тебя не будет завтра из-за этого проблем, — он мягко улыбнулся одним краешком губ, глядя на дорогу, но вновь не удержался и бросил взгляд на нее.
Сакура отрицательно покачала головой, безмолвно отвечая на его вопрос, и от этого движения челка упала ей на глаза. Девушка слегка выпятила нижнюю губу и дунула вверх, убирая с лица невесомую завесу. Сасори чуть сильнее сжал руки на руле и неожиданно съехал на обочину. Уже через мгновение она была в его объятиях. Он прижался к ее губам, как умирающий от жажды человек, как влюбленный вампир к дорогой жертве, как кающийся грешник к распятию, но практически тут же резко отстранился и буквально вцепился в мягкую кожу руля.
— Что с тобой сегодня? А говоришь, что я тревожна...— все также негромко спросила Сакура, когда они возобновили движение.
— Ты сама сказала — спектакль был грустным. Не обращай внимания. У тебя голова достаточно забита экзаменами, — он улыбнулся, но Сакура отчетливо различила грусть в его выразительных глазах, мерцающих тусклым светом от фар встречных машин и дорожных фонарей. Экзамены, спектакль... Они жонглировали одними и теми же словами, как бездарный клоун выцветшими мячиками — нелепо.
Тогда она стала болтать о какой-то чепухе и радостно смеяться. Пожалуй, чуть-чуть громче, чем следовало. Настроение Сасори катастрофически падало с каждой минутой, но он не хотел печалить ее этим, поэтому поддерживал видимость разговора, в действительности мало вникая в его суть.
Чуть позже они припарковались возле ее дома, Сакура легко поцеловала его в губы на прощание и уже приоткрыла дверь, когда он настойчиво удержал ее за руку, остановив движение. Она удивленно повернула голову и увидела его серьезное лицо:
— Сакура, если тебе есть что мне сказать, скажи это. Если тебя что-то беспокоит, волнует, скажи мне. Я все пойму и я все решу. Только не молчи.
Он, затаив дыхание, уловил момент колебания в ее глазах. Губы Сакуры приоткрылись, казалось, вот-вот она что-то скажет. Но секунда прошла, и девушка лишь ласково улыбнулась, потянувшись, снова поцеловала его в губы и вышла из автомобиля, оставив за собой глухой удар двери и звучащие в тишине слова:
— Все нормально. Мне пора. Увидимся в выходные.
Сакура практически уже подошла к двери, когда снова услышала за спиной его голос. Она обернулась. Сасори стоял возле автомобиля, и лицо его в темноте было плохо различимо.
— Сакура, давай уедем! От бабушки у меня остался дом в тихом городе. Он небольшой, но вокруг разбит прекрасный сад, и весной в нем цветет вишня. И недалеко лес с прозрачным озером. Там можно увидеть черных лебедей. Во время дождя слышно, как он тихо-тихо барабанит по крыше, словно нашептывая забытую легенду, а и из сада доносятся запахи влажной травы и цветов. Тебе там понравится. Хорошее место, чтобы вырастить счастливых детей. И еще... если ты не хочешь говорить, я никогда тебя ни о чем не спрошу... Просто, давай уедем.
У нее сжалось горло и стало горячо глазам. Уехать, забыть все, оставить в прошлом печали, страсти, снедающее беспокойство, обрести мир в душе, не видеть больше никогда... Никогда больше не видеть...

Сакура улыбнулась:
— Это звучит так красиво. Как будто прекрасная сказка, — она помолчала. — Но я еще не закончила школу. Давай поговорим об этом зимой. Спокойной ночи, Сасори.

И она вошла в дом.

***

Течение следующего дня было каким-то прерывистым — то время тянулось медленно, как незастывшая смола, то стремительно летело, будто запущенный в синее небо воланчик. Сакура чувствовала на себе его бесстрастный, но внимательный взгляд — чувствовала спиной, изгибом шеи, тонкими невидимыми волосками обнаженных рук, горящими щеками, трепетавшими ресницами. За весь день в школе Саске ни сказал ей ни слова. Только когда Сакура уже покидала класс, сдав экзаменатору свои листы, он нагнал ее в дверях и, незаметно для окружающих, приглушенным холодным голосом произнес на ухо:
— Вечером. Я жду.
И прошел дальше, с видом абсолютно постороннего человека.

Никто в классе, даже Наруто и Ино, не могли себе представить, что происходит между этими двумя людьми.

***
Она одела легкое хлопковое платье белого цвета и самого простого покроя, и повязала на голову широкую атласную ленту. Из зеркала на нее смотрела воплощенная невинность. Это вызвало на губах легкую саркастическую улыбку, которую тут же подхватило отражение.
Оставалось лишь прихватить сумочку, бросив туда мобильник и ключи, покинуть дом, оставив его в сонной тишине одиночества.
Идти было совсем недалеко — каких-нибудь пятнадцать минут. Она хорошо помнила дорогу. Казалось, что сможет пройти даже с закрытыми глазами.
Дорога к его дому.
«Я хочу быть с ним. Несмотря ни на что. Как бы он ни поступал, чтобы ни делал, я хочу быть с ним. На одну мысль о Сасори каждый день приходится тысяча мыслей о нем. Я готова выть от тоски по нему... Но я не хочу так... Я не хочу так. Не хочу быть для него просто предметом, вещью. Возможно, уехать зимой — это хорошая идея. Уехать и забыть. Ведь должна же я когда-нибудь забыть? Разве время не стирает все из наших жизней? Разве оно не вымывает постепенно любую боль, любое чувство?».
С небес, опустившихся ниже в свинцовом безмолвии, закапали тяжелые и холодные капли. Сначала редко, потом все чаще и чаще. Но Сакура не прибавляла шаг. Капли приятно падали и тонкими струйками стекали по ее разгоряченной коже. Когда она подошла к дому Саске, то уже порядком успела вымокнуть.
Он очень быстро открыл дверь, как всегда красивый до боли в сердце, с небрежно распахнутой на груди светлой рубашкой, особенно подчеркивающей черноту его волос и мрачную яркость глаз. Несколько секунд они оба молчали, и тишину нарушал лишь шум дождя и шелест листьев в деревьях.

— У тебя волосы на солнце отливают синим цветом, — неожиданно и очень серьезно сказала она. — И еще я не могу угадать, какие ты видишь сны.