Молчи. Только ни слова

Просыпаться в первое утро с ним было дико. Это походило на выныривание из черной бездны Небытия.

Сакура Харуно, отличница, гребаная студентка медицинского вдруг лишилась девственности. Да давно бы пора, а то в старых девах засиделась. Но даже это не главное. Главное - самое обидное, оно же злобное и молчаливое - под одеялом с ней спал Саске Учиха.

А она лежала на каком-то матрасе, не хило поебанном жизнью и этим придурком. Да и случайный любовник казался поебанным жизнью: синяки под глазами, такие черные буквально, словно под кожу закачали гудрон. Ну, хоть признаков гонения хмурого по венам нет - чистенький. И в матрасе какая-нибудь шлюха не сгнила - тоже айс.

Сакура ни хрена не помнила толком. Четкая тишина, ни единого слова. Нет, голос этого человека она помнила: как он лишь попросил молчать.

Рассудок вырисовывал обрывки воспоминаний: музыка, общага, много бухла.

Взгляд. Мрачный такой, обещающий что-то плохое. Обещающий разнести все вокруг за считанные секунды. И в какой-то момент захотелось быть разрушенной.

Нет, она не любила. Она не была романтична. Работа фельдшера не позволяла. А ей так хотелось тишины. И тепла внутри. Молча. Лишь созидая. Лишь слушая. А в его выдохах было куда больше искренности, чем в ебынных комплиментах кого-либо.

И в его холоде было куда больше душевности, потому что холодные люди не лицемерят - у них все выморожено. А его иней так приятно оседал у нее в сердце. Она лишь помнила его холод глаз. Эту надвигающуюся бурю в темном взгляде. Словно ледовитый океан раскрывал перед ней свои черные воды. И бездна манила. Облизывала свои коралловые губы, которые лишь темнели от вина. А еще он походил на того мотылька в последний теплый вечер, который ищет пристанище, который готов ворваться в твою-комнату-блядь-душу, чтобы сгореть. Мотыльки в любом случае сдыхают.

С Саске Учиха побыть - казалось сорваться с обрыва. Погибнуть. И Сакуре хотелось этой некой смерти.

Ей не было больно. Ей не было страшно. Учиха, высокий и устрашающий, весь в черном, просто подошел к ней на тусовке в общаге. Черт его знает, может, у нее выражение лица было такое - добейте уж кто-нибудь сегодня.

- Твою ж мать, - выдохнула Сакура, запуская трясущуюся ладонь в свои короткие розовые волосы. Намек был понятен, пусть вслух и не озвучен.

- И твою маму тоже, - тихо произнес Учиха. Ядовитая ухмылка на секунду приподнятых уголков рта была призрачной. Но не заметить такое нельзя. Потому что подобные этому парню - не улыбаются. Личности мрачные, личности манящие, затуманивающие рассудок. А сколько пересуд было вокруг него - целый округ.

Полумрак. Полуживая. Полумертвая. Они у столика с бухлом, играет ненавязчиво музыка.

- Хочешь? - спрашивает парень. Парень, чья репутация отгоняет адекватных девочек. Притягивает плохих и тех, что хотят развращения. И протягивает ей бокал с рубиновой жидкостью.

А Сакура смотрит своими помутненными глазами - в них еще смерть с дежурства отражается, выжирая жизнь из девушки - что ей хотеть? Забыться? Да, пожалуй, сегодня запах смерти ей не дает покоя. А эта сука шагает тенью по пятам - Харуно много видела смертей и трупов, но сегодня нервы не выдерживают. Что-то в ней ломается. Жутко быть такой открытой и сопереживающей. Кто-нибудь, закройте ее сознание от восприимчивости.

- Хочу, - без энтузиазма она отвечает. Уж извините, ноги гудят скакать на мысках перед предложением века. Может, хоть вечер ей подарит что-то. И все-таки принимает это ебаннное дарование.

- Тогда одно правило: молчи. Ни слова. Поняла?

И она кивает, хмыкая. И даже не думая, не предвкушая, не начиная строить догадок, как это будет. Сакура давно не маленькая - наивностью не страдает.

Вино такое бархатистое. Самое главное - не сладкое - сахар душит Сакуру в алкоголе, как и все ванильные потуги многих знакомых девчонок. Для нее самое идеальное - сухое, но густое, то, которое тут же теплом отдает внутри. И ведь в душе действительно становится теплее. А музыка такая мягкая, не раздражающая.

Саске ее берет за локоть - пальцы чуть сильнее вжимаются в девичью кожу - жест властный. Но девушку это не пугает. Хочется забыться. Хочется на секунду хоть вырваться из остекленевшего рабства мертвых глаз. Харуно уже много видела смертей, но каждый раз переносит тяжко. Каждый раз в коленях что-то скрипит, и липкий страх выворачивается внутри мерзко.

И этот первый встречный - не самое худшее сегодня. Худшее - смерть в глазах ребенка на дороге. А какой-то алкаш, выпавший из окна второго этажа - отделывается царапиной. И внутри девушки борьба - почему, блядь, так?

Но руки парня прижимают к себе. Руки, которые вырывают это злое ощущение чужой смерти в себе. Сакуре это необходимо. Вот так, с первым встречным. И он - не самый лучший осадок сегодняшнего вечера.

Говорят, у этого парня тоже не все в порядке. Предков засадил в тюрьму старший брат, который потом еще и покончил жизнь самоубийством. Темная у него история, но Сакуру бы вырвало от мажора, попадись такой ей сегодня.

А танцевать с этим Учихой приятно. Нет отторжения. Все же правило пяти секунд работает четко - доверять своим ощущениям в первое мгновение. Саске ей не противен.

Под какую-то песню, аля-декаданс, они кружатся молча. Кружатся, чуть соприкасаясь грудью. А от Саске разит холодом из души, но девушка особо не хочет задумываться и сопереживать - ей бы свой азот выжечь из грудной клетки. Золото-молчание - лишает всех идиотских разговоров. А вино все сильнее разносит тепло по крови, аж до самого сердца, которое заебалось стучать дальше и находить в себе силы после каждой смены на подстанции.

На секунду девушка отстраняется, чтобы посмотреть на мрачного партнера: он похож на вампира из-за бледной кожи и бардовых губ от вина. Сакура прыскает - вот она, истерика, может накатить сейчас приступ.

- Что? - грубо спрашивает Учиха. Он даже вздрагивает от того, что Сакура нарушает их молчаливо-мрачную идиллию.

- Ты похож на вампира, - отсмеявшись она отвечает, понимая, что нарушила его правило. А, нет, он первый нарушил.

- Тяжелый день? - вдруг он спрашивает, а сам притягивает девушку ближе, так, чтобы она уткнулась носом в его грудь.

- Ага, - кивает Сакура и закрывает глаза. Ей чертовски не хватало обычной поддержки несколько месяцев.

- Хочешь об этом поговорить? - хмыкает парень в розовую макушку, и Сакуре досадно, что она не видит. Его эмоции на лице - удивительны, потому что редки.

- Нет, - мотает головой, потому что вырывать из себя эти жуткие воспоминания и швырять под ноги другого человека - не айс. Смерть ходит за ней по пятам - передавать это проклятье или делиться им с человеком, который источает тепло - не хочется.

- Хорошая девочка, - холодно выдыхает Саске.

Он отстраняется, чтобы взять еще емкости с вином. Харуно берет из его длинных пальцев стакан и жадно осушает тот. На последнем глотке напиток богов чуть обратно не выблевывается - жаль, что так образы из головы не выблевать. Но тут же приходит некая тишина в рассудок. И вновь руки Саске становятся центром вселенной. Самое то.

А потом это все туманом, дымкой, морокой происходит. Комната. Полумрак. Ее заваливают на матрас. Девушка не сопротивляется. Саске Учиха - это все еще не самое страшное на сегодняшний момент. Лишь бы не дать чужой смерти вновь завладеть ею.

А потом сладкий поцелуй, успокаивающий тошноту. Вырывающий все тяжелые мысли, что уже продавили черепную коробку.

Его губы. Руки. Его тело, которое вжималось так сильно.
Ее тело, которое так отчаянно принимало в себя Саске. Словно отбирая его тепло.

И тишину лишь разбивали, что стекло, их стоны. На старом матрасе, поебанном жизнью, Учихой и туевой кучей баб.

А Харуно лишь ощущала, наслаждаясь молчанием. Его руками. Его поцелуями. Трением в себе. И ей казалось, что вот оно - она живая. Или ожившая.

И все равно на то, что будет после. А после - ничего не может быть. Ни глупых объяснений. Ни лицемерной вежливости. Ни ванильных обещаний. Они просто трахаются этой ночью. И их Вселенная лишь создается на одну ночь, а после грядет расщепление на атомы.

Утро встречает девушку легким похмельем, грязным матрасом и не самым худшим любовником.

Сакура собирает шмотки и, шатаясь, сваливает из комнаты парня.

Молчание оказалось не самой плохой перспективой. Потеря девственности - не с самым плохим любовником. Без сожалений, твою мать, Учиха.

Наверняка он бы ответил, мрачно улыбаясь: и твою маму тоже.

Но Сакуре это не дано увидеть, да и не очень то и хотелось. В таком, как Саске, можно утонуть - уж больно его тьма приятная. А девушке еще на подстанцию. Сутки дежурства не дадут ни о чем думать и скулить. Да и лучше не вспоминать про все это.

Так проходит несколько недель. Харуно толком нет в общаге, по большей части так и спит в подстанциях. Лишь изредка забегает к себе в комнату, чтобы взять или принести какие-то личные вещи в комнату. Когда же она вновь на короткий миг приходит в общагу, чтобы взять вещи, у ее дверей стоит парень. Но со спины не сложно догадаться, что это - Учиха Саске. Кажется, что мрачность исходит от него какой-то аурой. Учиха оборачивается на шаги. Глаза холодные, такие, словно смерть готова вот-вот забраться в них и заполнить своим ядовитым отблеском.

- Позвать кого? - не здороваясь, спрашивает девушка. Она даже не сняла еще свою форму. Говорить совсем не хочется. Не о чем, как бы.

- Ага, себя, - хмыкает парень.

- Чего тебе? - обыденно она спрашивает. Свали, Учиха, к ебанной матери по-доброму. Недельки выдались просто зачетные - врагу не позавидуешь.

- Тебя. Мне досталась комната отдельная - помогаю в универе, - а сам запускает свои длинные пальцы в черные волосы - нервничает, что ли?

- Меня? - от усталости Сакура не совсем понимает вопрос это или предложение чего.

- Первая девушка, которая сыграла по правилам, - опускает он голову, а челка падает ему на лоб. У Сакуры аж в пальцах закололо - так захотелось смахнуть ту.

- Это потому, что я девственницей была? - откровенно она смеется ему в лицо.

- Я и девственниц до этого разворачивал восвояси. С тобой уютно молчать. Трахаться тоже ничего, - без чувств, без малейшего выделения ее из общей массы.

- Я тебе не подхожу, - спокойно она говорит - успокоительное действует хорошо - без него не заснешь после всех этих трудовыебудней. - У меня срывы на почве недосыпа, стресса и прочей херни. Я фельдшер на скорой. Да и некогда мне отношения стоить, - опускает она голову. Даже как-то обидно.

- Ты после секса что-то шептала о смертях. Мне это не мешало, - спокойно он отвечает - он что, настаивает?

- Бухой бред, - пожимает плечами девушка. Не верит. Не верится.

- Приходи ко мне, триста пятая комната, - говорит от напоследок, перед тем как развернуться и пойти.

- Мы с тобой только что разговаривали, это ничего? - складывая руки на груди, смеется Сакура. Устало так, потому что все надоело.

- Ничего, потому что мне нравится с тобой молчать, - не оборачиваясь, он отвечает.

А Сакура понимает вдруг, что тупо улыбается.

Через неделю она все-таки решается придти к парню. Ебанный понедельник, а у нее выходной. Стучится. И искренне надеется застать сейчас, то есть вечером, Учиху с очередной девушкой. Сакуре не верится в свое везение и удачу, если оные вообще присутствуют в данном случае.

Учиха открывает дверь. Уставший, вымотанный. Глаза потерянно на секунду таращатся на девушку. А потом Саске просто затаскивает ее в комнату, захлопывая дверь ногой - и тут же вбивается в тело Сакуры, а сам жадно целует ее губы.

И снова тишина. Снова эта тьма.
Лишь стоны на новом матрасе. Может быть, новым в чем-то Саске. Одежда срывается, одежда выбрасывается черти куда.

- В этот раз я стесняюсь, - выдыхает девушка, когда находится уже под парнем.

- В этот раз я не прочь тихого шепота, - прикусывает он ее нижнюю губу слегка, чтобы оттянуть и слиться языками.

И Сакуре вновь становится плевать на все. Она пьяна ощущениями. Этим новым для нее желанием. Этими прикосновениями. И тонуть с Саске - не так уж и плохо - главное, сюда не может пробраться смерть. Саске ей просто не дает проникнуть в Сакуру воспоминаниями - сейчас только парень владеет целиком и полностью ее рассудком.

И тишина у них вдруг - нечто святое и непорочное, словно забор от всего мира с колючей проволокой, куда никому не прорваться.

И молчание их - золото с алмазной крошкой - дорогое и редкое.

А поцелуях стоны за услащающую музыку сойдут. Стоны - это не разговоры, это лишь выкрики их эмоций. Чего-то темного и надрывного. В лохмотьях эмоций опаляющими касаниями. И Сакуре нравится это по-трезвому. Наверное, Учихе тоже. Он аж их пальцы переплетает в процессе секса. До любви ведь еще далеко. От чужих они тоже отошли. А без слов, оказывается, все намного проще. Без объяснений и кучи глупых фраз. Никого не обижая, никого не задевая, так просто - быть вместе. Быть собой и быть рядом.

А потом они лежат на матрасе, и каждый смотрит в потолок. В голове пустота, а по телу приятная усталость. Учиха укладывается на обнаженную грудь девушки. Она запускает пальцы в его жесткие черные волосы. Их матрас, что спасительный плот - хуй знает, куда они поплывут со всем этим, но пока приятно.

- Твое сердце так быстро стучит, - вдруг он тихо говорит.

- Ты нарушаешь наше правило, - отстраненно она отвечает.

- Твое сердце стучит мне прямо в ухо.

- Это плохо?

- Это по-живому.

Черт его знает, что там у новоявленного парня в башке - Сакуре пока нравится его дыхание на своей коже. Нравится это молчаливое времяпрепровождение. И засыпается с Учихой спокойно, даже сладко. Харуно легонько ведет пальцем по его носу, спускается на губы. Саске морщится во сне, и у девушки в душе так тепло. С чего бы это?

А пока тишина и сон. Чудное дарование. Чудесные объятия молчаливого парня. И Сакуре не хочется из этого вырываться. Потому что душами общаться молча - удивительный дар. И матрас вдруг становится таким уютным. Да лежи они на полу - только б с Учихой - ей тоже было бы приятно.