Бессмертный звук

Она подсела ко мне в ночном клубе. Когда я уже мало что различал, потому что увлёкся дурью, которую мне предложил местный барыга. Кстати, неплохая вещь. Моё сознание тут же скрутило судорогой, отпустив лишь тогда, когда начали появляться галлюцинации. И пришло долгожданное умиротворение от положения вещей. Раздражающая музыка, звучащая с первого этажа клуба, теперь вплеталась в моё представление об идеальном расслаблении.

Я сидел в одиночестве. В полумраке, куда не дотягивались прожектора со сцены. Людей на втором этаже было немного, а если и были — то к большинству из них не стоило приближаться: они неадекватные. При мне случилась картина, когда молодой парень, разбив бутылку виски о край стола, стал позже осколки в прямом смысле слизывать с пола. Я видел, как из чужого рта текла чёрная жидкость. Безусловно, кровь. Если бы не охрана, вовремя заметившая этого неадекватного посетителя, то он бы, не сомневаюсь, сожрал всё. Ни оставив на полу ничего, кроме собственных кровавых слюней.

Пока я наблюдал за этим представлением, посторонний сладкий запах заставил меня отвлечься и повернуть голову. Тут-то я и встретился взглядом с этой странной девушкой. В светлом откровенном платье, которое облегало худую фигурку с неплохими округлостями. Незнакомка обворожительно улыбалась, ничуть не смущаясь того факта, что без разрешения села рядом. Но я был и не против такого поворота событий. То ли от действия наркоты, то ли так было в действительности, но я, приоткрыв рот, смотрел на девушку и не мог ничего сказать. Просто любовался.
Нет, вру.
Я пялился.

— Весело тебе сидеть одному в таком месте? — обратилась незнакомка ко мне, и её голос проник мне в уши сладким сиропом, обволакивая разум и заглушая удары музыки из колонок.

Я сказал, что с такой милой собеседницей рядом мне гораздо веселее. Звучало это так, как будто я впервые закинулся наркотиками и алкоголем, после чего решил продемонстрировать то, какой я сногсшибательный романтик. Девушка рассмеялась, приблизившись ко мне ещё на немного. Теперь я мог рассматривать её ключицы и грудь, скрытую за тёмным бюстгальтером.

— Я тебя не первый раз здесь вижу, — продолжила моя новоприбывшая собеседница, смотря мне не в глаза, а на мои пересохшие губы. Словно ожидая моей последующей реплики, готовая слизнуть её тут же. Мне становилось жарко от одного лишь такого неожиданного присутствия. Незнакомка, растягивая пухловатые губы в улыбке, спросила: — Если бы я была галлюцинацией, которую выстроило действие наркотиков, то ты бы всё равно продолжал говорить со мной?

Если быть предельно честным, то с такой галлюцинацией я готов не только говорить. Конечно, я этого не произнёс вслух, но в голове эта мысль плотно засела. Я разглядывал лицо девушки: бледное, на котором даже незаметны слои тонального крема. Всё было естественно. Даже видные венки над веками, даже синяки под игриво-зелёными глазами. Левая рука, держащая бокал с коньяком, поставила его на стол, а затем потянулась к оголённому девичьему плечу.

— Я не против, — одними губами проговорила светловолосая незнакомка, наклоняя голову набок, подставляя мне своё плечо. Я даже разрешения не спрашивал, а мне уже дали ответ. Коснувшись её кожи, я тут же ощутил тепло и нежную гладкость. Однако сама девушка вздрогнула, и под моими пальцами пробежались чужие мурашки. — У тебя холодные руки.

Я извинился, на что собеседница хихикнула, закидывая ногу на ногу, открывая моему взору линию кружевных чёрных чулок. О чём мне теперь нужно было думать? Если эта привлекательная дамочка и вправду лишь плод моего воображения, то в ней сосредоточены все мои желания. Это бы объясняло прекращение галлюцинаций, которые периодически показывались до её появления. Всё, чего я так часто хочу. Всё это находится прямо передо мной. Бледность и мягкость кожи, миниатюрность, короткие волосы, соблазнительные губы, стройные ноги, завлекающая взгляд фигура и безупречные глаза.
Когда тебе ещё так повезёт, Учиха?

Я потянулся снова к алкоголю, чтобы запить этот потрясающий момент, но моя собеседница опередила меня: она забрала бокал и поднесла его к своим губам, отпивая немного. Даже не скривилась, не отрывая взгляда от моего лица. Поставив бокал обратно, она едва заметно облизнула нижнюю губу.

— Тебе нравятся такие девушки? — поинтересовалась незнакомка у меня, касаясь моего колена, начиная водить по нему изящными пальцами с короткими ногтями. Её рука двигалась в неправильном, но в нужном для меня сейчас направлении. Прямо по внутренней стороне бедра, гладя материю серых джинсов. — Как я, например.

Я не смутился, но слова все свои потерял. Просто смотрел за тем, как эта девушка, имени которой я до сих пор не узнал, откровенно издевается над моей выдержкой. Будто бы не знает, что прямо сейчас соблазняет мужчину. Будто бы не замечает, как собственные пальцы оглаживают область ширинки. Будто бы не чувствует своей тёплой рукой моего постепенно напрягающегося члена. Будто бы мы оба не замешаны в происходящем.

Она прижимается ко мне всё плотнее, ласкаясь как кошка. Я не спрашиваю её, когда она остановится. Если это галлюцинация, то я готов ею наслаждаться. Впитывать всю жгучую похоть, градус которой всё быстрее и быстрее нарастает, пока незнакомка поглаживает мой член сквозь штаны. Я тянусь к чужой ноге, касаясь линии чулка и оглаживая её. Девушка резко подаётся вперёд — и вот она оседлала меня, расставив колени по обе стороны от меня. Раздвинув свои стройные ноги. Нависнув надо мной, оставляя свою ладошку в непозволительном месте. Но я и не запрещаю. В полумраке я возбуждаюсь ещё сильнее.

— Са-ку-ра, — выдыхает мне в губы незнакомка, другой рукой пробираясь под мою светлую футболку. Девичьи пальцы безумно горячие. Я тяжело дышу, ухмыляясь и проводя ладонью по оголённой спине, задевая застёжку тёмного лифчика. Как опрометчиво. Нужно немного потерпеть, но этот чёртов сладкий аромат, исходящий от чужой кожи, заставляет меня сходить с ума. Я всегда обожал такие запахи. Что-то цветочно-карамельное. Сакура с издёвкой спрашивает: — Не нравится делать это на людях?

Я говорю, что с тобой — хоть на виду у огромной толпы. Я никогда этого не стеснялся и не против попрактиковаться с такой партнёршей. Если ты, конечно, сама не против. Кстати, меня зовут Саске. Я уверен, что сказал это не дрожащим от возбуждения голосом. Но, может, слишком тихо.

— Я против, Саске, — шепчет мне девушка прямо в ухо, обжигая его, как её пальцы обжигают мой низ живота. Столь сексуальное тело, завёрнутое в открытое платье, ёрзает на мне. Провоцирует.

Мне нужно набраться воли, чтобы стащить с себя Сакуру и увести её к себе домой. Главное — не трахнуть прямо здесь, в этом тёмном, пахнущим алкоголем и потом клубе. Даже наркотики не так будут сильны против воздействия этой девушки, чей цвет волос я до сих пор не могу различить. Мне кажется, что она блондинка. Впервые вижу блондинок с зелёными глазами. Её губы касаются моих, и я начинаю задыхаться под напором умелой ласки. Ногти уже с силой проходятся по моим плечам и спине. Не я один изнываю. Да, Сакура?

Где-то недалеко есть всё ещё пустая квартира-студия моего старшего брата. Другой вопрос в том, что там может кто-то оказаться. Например, его невеста. К чёрту. Я нарочно провожу кончиком языка по верхней губе Сакуры, заставляя девушку изогнуться и довольно выдохнуть, но на этом наши ласки пока что закончатся. Я говорю, что пора отправиться в место куда более приятное.

*



Сейчас Сакура лежит рядом со мной. Обнажённая, уставшая, но довольная. Её рука блуждает по моей взмокшей груди. За окном всё та же тьма, в моей спальне — запах духов и сигарет Сакуры. Даже сейчас я не могу понять, какого цвета волосы моей партнёрши. От сигаретного дыма меня клонит в сон.

— Саске, — зовёт меня та, что отчаянно извивалась подо мной несколько минут назад. Я не могу воспринимать теперь этот голос без ощущения тяжести в низу живота. Хочется закурить вновь, но моя пачка сигарет кончилась, а такие, как у Сакуры, я не собираюсь курить. Глаза закрываются, а девушка рядом тихо говорит: — Я запишу свой номер в твоём телефоне.

Я что-то отвечаю. Что-то про то, что я не возражаю. Даже наоборот — я не против ещё раз провести время вместе. Только, надеюсь, она не станет сверлить мне голову разговорами о любви. Это будет явно лишним, да и время расцвета любви для меня давно прошло. Бормочу Сакуре что-то о том, что я не верю в сильные чувства. Уже между сном и реальностью, уплывая в забытье на собственной кровати.

— Прости? — переспрашивает Сакура, отрывая взгляд от дисплея моего телефона. Потом вдруг смеётся, откладывает мой мобильник на прикроватную тумбочку, садится в кровати и проводит рукой по затылку. Я открываю один глаз, чтобы посмотреть на девушку. Она говорит: — Во что ты там не веришь, Саске?

Я молчу. Сакура поднимается с кровати, представая передо мной полностью голой. Она не утруждает себя даже прикрыться чем-нибудь, но я и не возражаю. Устало вожу взглядом по её фигуре, по изгибам подтянутого тела. Задеваю небольшую грудь с тёмными сосками и улыбаюсь в мыслях. Это не может быть галлюцинацией в любом случае.

Закрывая глаза и кладя на прохладный лоб ладонь, я говорю о том, что не верю в сильные чувства. Это был ответ на вопрос Сакуры, которая уже давно растворилась из виду, и в моей ванной зашумела вода. Вздыхаю. Думаю о том, что не прочь повторить этот вечер и ночь. Пока существующий отпуск позволяет.

Мне раньше никогда не снились кошмары. Может, в детстве. Может, это были не кошмары, а просто череда страшных картинок, которые для меня тогда ещё маленького казались ужасающими. Но сейчас, оказавшись в каком-то тёмном и сыром месте, я начинаю думать о том, куда я попал и реально ли это всё.

Первая мысль: я не могу двигаться. Я был посажен на какой-то очень старый, очень скрипучий и влажный стул. Мои руки были связаны, ноги — привязаны к деревянным ножкам. Мои глаза едва ли что различали в темноте. Только спустя пару минут я стал видеть очертания каких-то очень странных предметов. И руки. Нечеловеческие.

Вторая мысль: я всё ощущаю. Сквозняк из ниоткуда, который заставляет меня дрожать от холода. Чужое дыхание, пахнущее ржавчиной и тухлыми яйцами. Меня начало мутить, и я успел подумать разве что о последствиях от принятия той дури, которую мне любезно всучил чувак с выбитым передним зубом. Может, побочные эффекты выглядят именно так? Но это не похоже на сон или игру воображения...

Третья мысль: я здесь не один. Я слышу чей-то шёпот, который исходит отовсюду. Будто я им окружён. Мне казалось, что с минуты на минуту должны были появиться вокруг меня сотни пар недобрых глаз. Но вокруг оставалась всё та же неприятная тьма, вонь и голос. Единственный.

— Бедняжка, — раздался хрип за моей спиной, и я повернул голову в надежде что-то разглядеть.

Я хотел что-то сказать, но у меня не получилось. Мой крик оглушил меня самого, а боль, проникнувшая так резко в тело, вынудила прогнуться в спине, сотрясая стул. Я дёргался несколько секунд, пока боль не ушла. Вытекая из огромной раны на моём плече. Ткань футболки была разорвана вместе с кожей. Я видел собственную кость. После этого я до сих пор в сознании.

Я начал о чём-то думать. О чём-то явно лишнем, ненужном, не к месту. Ни единой мысли о спасении, зато сотня размышлений на какие-то совершенно отвлечённые темы. Я стиснул зубы, пока моих щёк не коснулись чьи-то огромные, ледяные ладони. Длина этих рука была нечеловеческой. Они вынырнули прямо из темноты, которая постепенно становилась тёмно-красной.

Выпустите! Я крикнул, но мой голос даже не имел эха. Пустой, картонный звук, опавший на заплёванный пол.

— Месть, — снова заговорил этот хриплый, отвратительный для слуха голос. Он тянулся откуда-то снизу, словно обладатель его был под землёй. Или как можно назвать место, где нельзя увидеть ни потолка, ни пола? Рана кровоточила, пульсировала, а я терпел. Я думал о том, когда это закончится. Когда я проснусь.

Но я не просыпался.

Жуткие руки гладили моё лицо, а затем наносили удары. Сначала была грубая пощёчина, затем внезапный удар кулаком по носу, разбивший его. Я слышал влажный хруст, но кричать не смел: лишь вскрикивал, шипел, матерился. Это было чертовски больно. Я глотал собственную кровь, стекающую из разбитого носа, и пытался подавить крики. Но когда тёплый металл пронзил мой живот насквозь, я не выдержал.

— Боль, — в том же тоне говорил незримый зритель моих мучений.

Пока я кричал, он перечислял семь смертных грехов. Пока я давился кашлем и кровью, он нараспев произносил имена высших демонов. Этот голос чудовищно действовал на меня: из-за него мне хотелось умереть. Не от боли, не от разрывающих моё тело лезвий и жадных когтей на ужасных руках, не от лицезрения собственных внутренностей, которые вырывали с упоением. Я хотел умереть, потому что так мне говорил ОН.

Почему я не умер? Почему я всё ещё смотрю на то, как моё тело потрошат? Почему здесь так темно, а я отчетливо вижу ВСЁ? Почему я чувствую каждый удар, каждую рану, слышу стекающую по стулу кровь?

Я перестал кричать, потому что мне перерезали горло и вырвали язык. Я перестал видеть, потому что мне выдавили глаза. Я чувствовал, как моя левая рука отделилась от тела, оставаясь висеть на мышцах, неаккуратно отделённая от туловища. Я потерял большую часть органов чувств. Мне оставалось только ОЩУЩАТЬ. Потому что у меня не было выбора.

Мой кошмар потонул в багровой темноте, когда мерзкий голос сказал: «Смерть».

Задыхаясь, я подорвался с кровати, хватаясь за голову и истошно закричав. Я сидел так минут двадцать, держа руки у головы и чувствуя, как они трясутся. В комнате было уже светло. Я слышал щебетание птиц — и тот самый голос из моего кошмара.

Он просил меня покончить с собой. Убей себя. Говорил, что так нужно, чтобы закрыть ряд. Убей себя. А я ничего не понимал и просто сидел в кровати, всхлипывая. Убей себя. Мне было трудно открыть глаза и посмотреть на своё привычное тёмно-синее одеяло. Убей себя. Оно пахло духами Сакуры, которой не было в квартире. Убей себя. Она ещё оставила мне записку, которую положила возле подушки. Убей себя. Этот хриплый голос повторял одну и ту же фразу с одинаковым интервалом, будто бился внутри моей головы, как второе сердце. Убей себя. Дрожащей рукой я взял записку Сакуры и раскрыл её.

«УБЕЙ СЕБЯ»

Я непонимающе уставился на кривую надпись и мотнул головой, зажмуриваясь. Когда я открыл глаза вновь, то почерк на куске бумажки изменился: теперь там были мелкие и аккуратные буквы.

«Захочешь встретиться — приходи в тот же клуб сегодня»

Голос внутри моей головы замолк, но я продолжал слышать его эхо. Встав с кровати, я направился в ванную, немного пошатываясь и растирая костяшками пальцев лоб.

Я не хотел смотреть в зеркало. Не хотел рассматривать своё отражение. Мне было страшно.

Чувствовал я себя отвратительно, будто всю ночь не спал, а занимался тасканием тяжестей. Голова временами кружилась, глаза сами собой закрывались. Я ходил на автопилоте, готовый в любой момент свалиться. Когда я вышел на улицу, то ожидал встретить испуганные взгляды прохожих, но ничего подобного не было. Я подумал, что со мной всё в порядке. Лишь подумал.

На самом деле я знал, что что-то внутри меня начало двигаться в ином направлении. Как палка, вставленная в механизм и помешавшая ему работать. Заклинившая его. Весь день я провёл в кафе рядом с местом своей работы.
Я ждал вечера. Ждал встречи с Сакурой. Быть может, ей что-то известно о подобных явлениях? Ну, когда ты видишь ужасный сон с рачленёнкой с собой в главной роли. В качестве жертвы. Нервно поставив чашку с кофе на стол, провоцируя внимание тех, кто сидел неподалёку, я ударил себя по щеке. Я спросил себя: ты что, ёбнулся?
Так и спросил. Нечего с собой любезничать.
Кто вообще может с едва знакомой девушкой болтать о каких-то дурных снах?

*

Я пришёл в клуб намного раньше обычного. Со второго этажа, со своего привычного места, наблюдал за тем, как помещение постепенно наполнялось людьми. Увидел того самого паренька, который втюхал мне наркоту прошлым вечером. Для себя я подметил, что больше не буду всякой дури набирать у сомнительных людей. Чтобы потом видеть какие-то дикие сны и просыпаться в страхе. Оно мне не нужно. На моём столике стояли две бутылки: коньяк и виски. Я смотрел на них с сомнением. Хотелось глянуть на Сакуру трезвыми глазами. Может, она окажется не такой потрясающей, какой я её увидел вчера, будучи в самом клёвом состоянии, когда даже потолок может поплыть прямо на тебя. Я вздохнул и откинулся на спинку дивана, ожидая встречи с новой подружкой по постели.

Прошло полтора часа. Я уже начинал нервно курить, поглядывая на алкоголь, что стоял так маняще рядом со мной. Когда пролетел ещё час, я раздражённо открыл бутылку коньяка и стал пить прямо из горла. Похуй. Подумывал за неимением Сакуры подцепить какую-нибудь другую девушку, но все были либо занятыми, либо страшными. Сегодня мне не везло. После ещё одного часа распития алкоголя в одиночестве меня повело. Я подумал, что так гораздо лучше. Как только я собрался снова откинуться на диван, я заметил знакомую девушку, поднимающуюся по лестнице на второй этаж клуба.

— Привет, — улыбаясь и подсаживаясь ко мне, поздоровалась Сакура, подмечая полупустую бутылку и меня, расслабленного и молчаливого. Позорище. — Вижу, времени зря не терял.

Я кивнул. Хотя это было больше похоже на ленивое мотание головы. Сакура сегодня была в другом платье: чёрном, но не менее открытом. Пухлые губы были накрашены тёмной помадой. А запах всё тот же, всё тот же цветочно-карамельный. Я почему-то спросил, хорошо ли спалось ей этой ночью.

— Более чем, — рассматривая меня, ответила девушка. Её зелёные глаза были какими-то тусклыми, но оттого не теряли своей красоты, которую в этом тёмном месте, конечно, было трудно увидеть. Я отвёл взгляд, не имея даже малейшего понятия о том, о чём можно говорить. Сакура понимающе хмыкнула, взяла в руки не начатую бутылку виски и, приблизившись, спросила: — Как насчёт прогуляться прямо до пункта назначения?

Кажется, ей нравится эта игра в товарищей по сексу. Я пожал плечами, встал с места и убрал пачку сигарет в карман пиджака. Сакура встала вслед за мной, взяла меня под руку, прильнула ко мне грудью и прошептала на ухо:
— А то атмосфера этого места тебя убивает.

И я не понял: это была насмешка или забота?

*

Мы шли по пустому ночному парку. Сакура о чём-то говорила, а я делал вид, что внимательно слушаю её. Я не видел, чтобы она была чем-то не довольна, так что спокойно молчал, думая о всё том же проклятом кошмаре. Он никак не уходил из моей головы. Преследовал меня. Я напился только из-за того, что слышал снова этот чёртов голос, чья громкость нарастала. Нужно было снять напряжение, но до моего дома ещё далеко, а заняться сексом в парке ночью — романтично, но не для меня. Ещё этот лунный свет. Все эти зажжённые фонари на улице. Из-за них я до сих пор не мог понять, какого цвета волосы Сакуры. Решил спросить напрямую.

— Не строй из себя дурачка, — хихикнула моя собеседница, пихнув локтём меня в бок. Я искренне не понимал, почему это строю дурака. Сакура смеялась, смеялась, а потом нахмурилась и с подозрением спросила: — Что, ты правда не знаешь?

Я кивнул, замечая кого-то вдалеке.

— Ну, тогда это будет тайной, — подытожила Сакура, смотря на меня действительно как на идиота.

Собственно, я себя таким и ощущал. Шёл под ручку с девушкой, с которой собираюсь лишь потрахаться, а потом снова разбежаться до следующей встречи в клубе. Учитывая, что сегодня — мой последний день отпуска, я зря вообще затеял эти посиделки. Мне нужно выспаться и выкинуть из головы воспоминания об этом сраном сне.

— Учиха! — окликнул кто-то меня, отчего я вздрогнул и напрягся, а потом увидел в приближающейся фигуре Кибу. Через пару секунд я увидел и его большого пса Акамару, что нёсся прямиком за хозяином. Инузука подбежал ко мне, быстро пожал мою свободную руку и сказал: — Чего это ты тут разгуливаешь так поздно? Такси для необразованной деревенщины?

Я заявил, что вообще-то я с девушкой. Честно сказал при ней же, что это её идея была потащиться до моего дома пешком от ночного клуба. Сакура насупилась, сжав мою руку покрепче.

— А, — изменившись в лице и растерянно посмотрев в сторону моей партнёрши, выдал Киба. — Тогда классно, чувак, романтика и всё такое.

— Я Сакура, — улыбаясь Инузуке, представилась она, смотря в смуглое лицо, разукрашенное синяками и ссадинами.

Я сказал, что перед ней стоит Киба. Просто хороший парень. Без всяких официальностей.

— Слушай, Саске, — виновато произнёс Инузука, осторожно беря Акамару за ошейник, — мы, наверное, уже пойдём. С выгулом я припозднился. Ну, типа... удачи!

Я растерянно смотрел вслед быстро уходящему Кибе, а Сакура рядом со мной только удручённо вздыхала.

— Невежливый у тебя друг.

Я сказал, что такое тоже случается. Вообще, уже холодно становится. А я уже ничего не хочу, кроме того чтобы нормально поспать перед началом рабочих будней.

— Убей себя, — проговорила вдруг Сакура, заставив меня вздрогнуть и выдернуть свою руку из девичьей хватки. Зелёные глаза уставились на меня, удивлённо распахнутые. — Ты чего? Я просто предложила идти побыстрее.

Знаете, я уже начинаю отлавливать слуховые галлюцинации.

*



Мне не сбежать от него. После той второй встречи с Сакурой мы снова отлично провели ночь в моей постели, и я, уснувший с самыми светлыми мыслями, очнулся снова в собственном кошмаре. Где меня рвали на части жуткие руки, где мне приказывали сдохнуть, где я был лишён всего, кроме дара ОЩУЩЕНИЯ. Боль, проходившая сквозь меня. Паника, проникавшая в самые тёмные углы. Отчаяние, страх, беспомощность. И я видел теперь не только руки, но и тело. Обнажённое тело, изъеденное следами шрамов. Женское. Незнакомое.

И снова я просыпался один в своей постели после слова «смерть». Измученный, пустой, бледный. Когда я пришёл в первый день на работу после отпуска, то мне сказали, что я похож на незадачливого зомби-бизнесмена. Я пытался посмеяться над такой тупой шуткой, но мои губы могли растянуться лишь в подобии снисходительной улыбки.

День заменялся днём, а кошмар оставался прежним. Теперь я боялся засыпать вовсе. Моё лицо напоминало лицо давно уже безнадёжного наркомана, руки тряслись, я на всё реагировал слишком резко или, наоборот, заторможенно. Коллеги по работе предлагали мне полечиться недельку-другую, а я молча уходил заваривать себе ещё один кофе. Только это перестало мне помогать уже на второй день подобного бессонного режима — и я решил воспользоваться энергетиками. Та же самая ерунда.

С Сакурой я перестал встречаться, но её номер остался в моём телефоне, так что в любой день я мог бы ей написать или позвонить. Только вопрос стоял в том, что ОНА наверняка не захочет встречаться со мной, потому что я сам себе противен. Обессиленный, раздражительный и явно не намеревающийся демонстрировать кому-то своё умение соблазнять. Я даже диалог нормальный не могу вести.

Но, в конце концов, я не смог противостоять организму. Начал засыпать в транспорте, на работе, в туалете, за разговорами с кем-то. Только я выявил новую стадию моих кошмаров: теперь это была темнота — и ничего более. Никаких ужасов, никакого расчленения, никаких голосов. Лишь один звук — помехи. Громкие, выводящие меня из себя. Будто бы меня насильно держали возле телевизора, у которого сбита настройка каналов.

Через пару дней такого обрывочного режима я стал не только слышать помехи.

Я стал их видеть: в лицах, в вывесках, в собственном отражении.

Мне это надоело. Я готов был проливать слёзы от такого постепенного сумасшествия. Каждое утро я просыпался уже заранее убитым. На ватных ногах я плёлся на работу. Разговаривал неохотно, путаясь в словах. Боялся смотреть в лица собеседников, потому что знал — я увижу помехи. Разрушенное восприятие. Инфекция в сознании. Диагноз «прекращение дружбы с головой». Я сломался.

Начал считать, что лучше бы эти кошмары продолжались лишь там, в моих снах, но не в реальности. Я не хотел, чтобы это перешло в действительность. Хуже всего, когда это невозможно контролировать. Когда ты настолько вымотан, что даже не в состоянии подгадать момент, когда ты рухнешь без сознания где-нибудь. Потому что теряешься, потому что ослаб, потому что твой мозг не на твоей стороне. Предатель, засевший в голове. А кто ты без него? Овощ, ничтожество, пародия человека.

Я возвращался домой, чтобы видеть в зеркале помехи. Чтобы слышать их во сне и в реальности. Отключаться и просыпаться вместе с ними. Вездесущие проводники. Несколько раз я задумывался о самоубийстве, как последний слабак, готовый отказаться от всего, кроме настоящего решения проблемы. Я подумывал прислушаться к тому самому голосу в голове, который начал преследовать меня полторы недели назад. Который говорил «убей себя». И я думаю: так легче. Сейчас я именно так и думаю. Сейчас я именно такой, каким никогда не хотел быть.

Я сажусь на кровать и достаю мобильник. Одиннадцать часов вечера. Мне нужно забыться, нужно напиться так, чтобы я имя своё забыл. Чтобы буквы, соединённые в имя «Саске», вызывали во мне лишь удивление. Кто это? Я спрошу.
Вижу в списке знакомый номер. Сакура. Откидываю телефон на кровать и поднимаюсь на ноги. Нет, не сегодня. Я не хочу трахаться, не хочу её цветочно-карамельного запаха рядом, не хочу слышать ни единого слова из её миленького ротика. Нахуй.

Моя квартира окружена помехами. Я слышу их и пытаюсь от них убежать. Наспех одеваюсь, обуваюсь, забираю кошелёк и выхожу из квартиры, захлопывая дверь.

Через полчаса я уже на месте. Сижу не как обычно, а на первом этаже. В окружении пьяных малолеток, разбушевавшихся парней, суровых мужиков и просто танцующего мяса. Как вы двигаетесь под эту музыку? Это же однообразный звук. Я хотел бы спросить об этом у кого-нибудь, но каждое лицо заменяют помехи. Чёрно-белые. Иногда проскакивают яркие цвета. Они не слышат того, что слышу я. Я такой один среди них. Кому бы рассказать?

— Не строй из себя дурачка.

Я вспоминаю только эту фразу, произнесённую Сакурой. Если я расскажу всё ей, то она просто скажет, что я дурак. Или тронулся умом. Смазливый психопат. Достаю телефон и снова ищу в списке контактов её номер. Отыскав же, пишу СМС.

Хочу поговорить. Давай встретимся на том же месте.

«Ошибка отправки»

Я жду тебя в ночном клубе, Сакура.

«Ошибка отправки»

Нужно поговорить. Приходи.

«Ошибка отправки»

Ясошёлсумапомоги.

«Ошибка отправки»

Тогда я ей позвоню. Здесь, в эпицентре веселья, слишком громко. Я поднимаюсь с места и направляюсь в сторону мужского туалета. Захожу в этот особняк вони и светло-голубого кафеля, закрываюсь в одной из кабинок. Справа от меня нацарапано «кто прочёл — тот пидор». Снизу написано синим маркером «сам пидор».

Прикладываю мобильник к уху, набрав номер Сакуры. Обращаться к едва знакомой девушке за помощью. Чтобы выговориться. Чтобы она посчитала тебя неуравновешенным. Как тот парень, слизывающий стёкла бутылки с пола. Я готов делать так же. От отчаяния и безвыходности.

Я слышу только помехи.

Добрый оператор сообщает: «Абонента не существует».

Не понимаю. Убираю от уха мобильник, смотрю на номер Сакуры, снова нажимаю на «вызов». Снова голос доброго оператора, которого я готов задушить голыми руками. Абонента не существует, говорит он мне. НЕ СУЩЕСТВУЕТ. Вы меня за идиота держите?

Снова убираю от уха телефон и смотрю на номер Сакуры. Смотрю долго, пытая своим взглядом. Пока через несколько секунд у меня не возникает желания отбросить телефон. Чтобы он разбился. Чтобы я не видел того, что увидел. Как цифры мобильного Сакуры превращаются в нули. Одна за другой. Ноль. Ноль. Ноль. Пока не образовывают ряд. Абсолютный ноль. Я смотрю на это, сидя на закрытом толчке. Справа от меня кто-то кого-то обвиняет в гомосексуализме надписями на стене кабинки туалета. А я смотрю на ноль. Их целый ряд.
Вместо номера телефона Сакуры. Вместо номера абонента, которого не существует.

Так мне сказал добрый оператор.

Я выхожу из кабинки туалета и отупело смотрю вокруг. Свет в помещении начинает мигать. Как будто в каком-нибудь ужастике, где при таких обстоятельствах на тебя кидается какая-нибудь хуйня из зеркала. Только заместо этого я слышу лишь треск стекла. Будто ребёнок намеренно топчет замёрзшую лужу. Я поворачиваю голову к большому прямоугольному зеркалу, которое нависает над строем раковин. Заблёванных, чистых или с лежащими возле крана выбитыми зубами. Зеркало идёт трещинами. Подавляя крик, я пулей выметаюсь из мужской уборной и бегу к чёрному выходу ночного клуба. Люди, стоявшие у двери, удивлённо смотрят мне вслед, заходят в туалет и видят обычное помещение. Особняк вони и светло-голубого кафеля.
Всё дело в восприятии. В моём случае — в больном восприятии.

Выбежав на улицу и закрыв дверь, я оказываюсь возле помоек. Здесь темно и воняет. Зато я здесь пока что не вижу помех, но я их слышу. Они не очень близко, но они существуют. А Сакура? Она существует? Я снова зажимаю телефон в руке и ищу номер Наруто. Мне нужна компания. Да. Большая. Попрошу их сказать мне, что я нормальный. Что мне просто показалось. Это стресс. Недосыпание. Смертельное недосыпание, но какая разница.

— Йо, Саске, — моментально отвечает на звонок Узумаки, а на заднем плане я слышу различные голоса. Знакомые. — Чего это ты про меня так резко вспомнил?

Я говорю, что нужно встретиться. Давайте напьёмся. Давайте накуримся. Давайте сделаем так, чтобы я забыл хоть на какое-то время, что такое реальность и сон. Хочу оказаться между этими понятиями.

— Хорошая идея, братан! — воодушевлённо говорит мне Наруто, расхохотавшись. — Только ты бы проще это всё предложил... В общем, где ты?

Я назвал место, на что Узумаки тут же радостно заявил, что они с компанией находятся недалеко, так что могут встретить. Я выдавил из себя сухое «отлично» и оборвал связь.

Мне нужно им обо всём рассказать. О том, что мне снилась какая-то странная девушка-монстр с длинными огромными руками, с покрытым шрамами телом и с большой зубастой и окровавленной пастью с сияющими клыками. Она гнила прямо на моих глазах, эта девушка. У неё были короткие растрёпанные волосы. А голос из ниоткуда говорил мне только три слова, всегда. Месть. Боль. Смерть. Меня рвали на части в прямом смысле, меня потрошили, мои органы выдирали из меня ещё живого. Моей кровью было залито всё пространство. Когда раздавалось во тьме слово «смерть», всё тонуло в багровом цвете. Я просыпался тогда. Я умирал и оживал тут же.

— Сюда! — зовёт меня Наруто, махая мне рукой, а за его спиной пятеро ребят.

Я подбегаю к ним, а они смотрят на меня ошалелыми глазами. Я смотрю на них так же, но не из-за того, что испуган или удивлён: просто я настолько замучен, что это теперь мой обычный вид. Тёмные синяки, бледность. Белки глаз, красные от полопавшихся сосудов.

— Ты нас совсем позабыл из-за своей любви хорошенько нажраться, — недовольно произносит Шикамару, улыбаясь мне, хотя явно немного сбитый с толку моим внешним видом.

Я говорю, что почти две недели назад познакомился в ночном клубе с роскошной девушкой. С этого и начинается мой рассказ. Я говорю, что с ней пару раз даже переспал, а Киба её вовсе видел. Ночью, в парке, когда гулял с Акамару и встретил нас.

Инузука виновато откашливается.

— Саске, ты был тогда один.

Я спрашиваю: что?

— Ну, ты в ту ночь был один, — неуверенно поясняет Киба. — Я спросил, почему ты в такое время не на такси домой поехал, на что мне был дан ответ, что ты с девушкой. Прямо сейчас. И я, типа, видеть её должен был, но я не видел никого, кроме тебя. — Инузука вдруг начинает смеяться и договаривает: — Вот ведь тебе тогда было хорошо под кайфом-то! Получил дозу, да ещё и девушку себе намудрил для полной картины...

Бред. Я раздражённо отмахиваюсь от слов Кибы, который продолжает смеяться, а его смех подхватывают остальные. Замечательно. Я стал предметом для насмешек. Хватаюсь за голову, в которой снова просыпается ненавистный мне голос вперемешку со звуками помех, и прошу ребят заткнуться — но они не замолкают. Им слишком смешно.

— Ладно, мечтатель, — говорит Наруто, обращаясь ко мне. Уперев руки в бока, он пожимает плечами и интересуется: — Если уж та девушка была такой роскошной, то как же её звали?

Я называю имя Сакуры. Веселье моих друзей тут же идёт на спад. Смеющаяся компания посреди улицы превращается лишь в шайку каких-то замолкнувших молодых людей. Меня раздражает это молчание. Из-за него я отчётливее начинаю слышать помехи. Скажите хоть что-нибудь, ёб вашу мать! Я так и прошу.

— Сакура, которая с нами в одной старшей школе училась? — спрашивает будто бы не у меня, а у ребят Неджи, пытаясь найти ответ хоть в чьём-то взгляде.

— Вспомнил, — подал голос Сай. — Это та самая миленькая замухрышка, которая постоянно за Саске бегала. — Он поворачивается ко мне своим безэмоциональным лицом и говорит: — Я помню, что ты с ней недели две встречался.

Да. Странно, что я вообще эту девчонку помню. Она мне казалась симпатичной, но не более того. Я с ней просто хотел тогда переспать. Как с девушкой в плане сексе с ней было неплохо, а вот как с собеседницей — кошмар. Она была слишком занудная, не понимала шуток, постоянно находила повод устроить мне скандал. Я не знал, что ей от меня нужно было. Две недели она ломалась, постоянно придумывала идиотские отговорки, а потом сама же и растаяла. После чего случился разрыв по моей же инициативе: я прямо заявил, что мне именно требовалось от неё. Могу даже возобновить её шокированное, а потом сморщившееся от рыданий лицо в голове. Но фрагменты моей памяти подвергаются помехам. Это было лет десять назад, эта интрижка с Харуно. Лучше бы, конечно, я её вовсе не трогал. Какого цвета были её волосы?..

— Она покончила с собой прямо на выпускном, — выдохнул Шикамару.

Я спрашиваю: что?

Почему-то становится холодно. Вздрогнув, я начинаю озираться по сторонам, но кроме зажжённых фонарей в темноте ничего не вижу.

— Её нашли у двери в женский туалет с порезанными венами. За ней тянулся кровавый след, потому что, как мне говорил тогда кто-то, Сакура хотела добраться до актового зала. Было глупое предположение, что это было её желание показать тебе, Учиха, какой ты урод и вот что ты сделал, ведь именно после расставания с тобой «бедняжка Сакура» стала сама не своя и часто стала говорить о мести. Тем более ты ещё на выпускном был с другой девчонкой.

— Бедняжка.

Шум в моей голове начинает нарастать.

— Месть.

Я стараюсь не думать о том, что Сакура, что училась со мной в одной школе, это Сакура, с которой я как бы познакомился в ночном клубе. Они ведь не имеют ничего общего... Кроме цвета глаз, кроме того самого проклятого запаха духов, кроме... Какого цвета были её волосы?..

— Ну, ты был отменным подонком, Саске, — прорывается в помехи в моей голове смех Наруто. — Но мало ли девок в Токио с именем Сакура?

Я перестаю слышать обсуждения друзей. Я судорожно вспоминаю ту занудную девчонку из школы, которую тоже звали Сакурой. Пытаюсь возобновить то, как он выглядела, целиком. Да, у них похожие глаза, похожий запах духов. Но у Харуно-то были узнаваемые волосы розового цвета! Я даже помню, что они были жёсткими на ощупь. А у Сакуры, с которой у меня было несколько ночей, они были мягкими... Да и цвет их я не мог различить. Если бы они были розовые, то я бы точно это увидел. Но мы всегда попадали в такие места, где была либо полутьма, либо слишком яркий свет...

— Эй, — зовёт меня Киба, но я ничего не слышу. Вернее, я слышу, но это проходит мимо меня.

Почему так всё произошло? Почему о суициде Харуно я вспомнил только сейчас и пытаюсь её личность как-то соединить с Сакурой, которая спрашивала меня о галлюцинациях? Наруто что-то бормочет и толкает меня в плечо, я слышу, как кто-то вызывает такси и называет адрес. Сквозь помехи я ещё могу что-то различить. Только я не могу адекватно отличить Сакуру Харуно от Сакуры с непонятным цветом волос. Я спрашиваю себя, почему отсутствие такой узнаваемой черты у второй Сакуры не даёт мне покоя. Всё ведь и без того ясно — это не Харуно!

Харуно уже давно мертва.

— А по чьей вине? — неожиданно я слышу вопрос от Сая, заданный именно мне. Я начинаю паниковать, теряя самообладание. Где прежний Учиха Саске? Я хочу схватить Сая за грудки и избить за такой вопрос. Какая разница?! Харуно сдохла! Товарищ только примирительно поднимает руки, когда замечает мою враждебность: — Я просто спросил, по чьей вине ты в таком состоянии...

Чёрт.

Такси приезжает быстро. Вместо лица водителя я вижу помехи — и понимаю, что у меня уже просто не осталось сил. Под напутствования друзей я сажусь в машину, повторяю ещё раз адрес. Мне что-то отвечают, но я не могу это разобрать. Это невозможно достойно выдержать.

Прислоняюсь лбом к стеклу и закрываю глаза.

Зря я это сделал.

Я снова в своём кошмаре. Только это он изначальный, где я сидел привязанным на стуле, а надо мной всячески издевалось непонятное существо. Только вместо него теперь я вижу худую и бледную фигуру Сакуры. Розовые волосы растрёпаны, зелёные глаза смотрят на меня с неисчерпаемой тоской.

— Бедняжка, — говорит мне Харуно.

По тонким запястьям начинает течь кровь. Я смотрю на всё это и вижу в этом смысл. Именно так Сакура покончила с собой, прямо на выпускном, чтобы показать мне то, что я сотворил с ней. Но всё давно пройдено: зачем я снова на это должен смотреть? Харуно поднимается на ноги и идёт ко мне. Обнажённая. Я помню, что мне нравилась её фигура.

— Месть, — произносит Харуно, приближаясь ко мне и протягивая свои изрезанные руки.

Я начинаю думать. Пока кровь капает мне на лицо, я думаю. Пока Сакура нависает надо мной, я думаю. И вот что я понял: создатель кошмаров прямо передо мной. Значит, Сакура, с которой я познакомился недавно, не виновата, но...

— Какой же ты тупой, — резко меняется голос Харуно, которая смотрит на меня с насмешкой. Как смотрела на меня Сакура в парке, когда я спросил, какого цвета её волосы. Создатель кошмаров договаривает: — Они розовые.

Я смотрю опустевшим взглядом куда-то в темноту, чувствуя рядом присутствие Сакуры.

Мне не нужно кричать, чтобы осознать очевидное. Не нужно удивлёнными глазами смотреть на того, кто создал все мои сны и уничтожал меня в них. Это месть.

Я нанёс Сакуре Харуно серьёзную рану, из-за чего она спустя столько времени решила меня преследовать. Отыгрываться на мне, как на игрушке, как я сделал это с ней.

Только в это всё равно трудно поверить. Как и теперь трудно поверить в мою вменяемость.

Ледяные руки трогают моё лицо.

Харуно размыкает обветрившиеся губы и произносит: «Смерть».

Мне стоит свыкнуться с этой багровой тьмой. Я буду погибать так вечно.

Я резко просыпаюсь от голоса водителя, который сообщает о том, что мы прибыли по адресу. Я хочу закричать, но не могу. Тот страх, тот ужас, который я испытал, когда увидел Сакуру настоящую в своём кошмаре, настиг меня с опозданием. Там, во сне, я ощущал только какую-то глупую отстранённость. Будто принимал тот факт, что я буквально проклят мертвецом. Теперь же это вселяло животный страх. Я чуть было не расплакался. Это боль.

Расплатившись с водителем, я вышел из машины и медленно побрёл к дому. Зашёл в лифт, поднялся на свой этаж, открыл квартиру и закрыл за собой дверь. Поразительная пустота теперь была в моём существе. Только я понимал, что это всё пройдёт — и я сойду с ума окончательно. Если сам не сведу счёты с собственной жизнью.

В моей квартире пусто, но в спальне до сих пор остался цветочно-карамельный запах. Мои руки начинают трястись, а глаза — затравленные и больные — взглядом касаются оставленной на прикроватной тумбочке записки.

На подкашивающихся ногах я подхожу к тумбе, сажусь на кровать и беру клочок измятой бумажки. Я чувствую, как всё внутри меня начинает дрожать. Как паника задавливает усталость и оставляет меня с безупречно чистым рассудком. Я бы хотел представить, что всего этого не случилось. Что у месть есть шанс спастись. Трясущимися руками я разворачиваю записку.

Всё те же аккуратные буквы.

Всё те же помехи.

Всё те же попытки не смотреть.

«СПОКОЙНОЙ НОЧИ»

Мои глаза перечитывают два слова снова и снова. Я понимаю, что обречён. Что отсюда уже нет выхода. Что я должен смириться и сидеть привязанным. Что помехи не уничтожить. Что звук бессмертен. Это смерть.