Акира: Чёрный Рассвет(3/3), глава вторая.

Акира: Чёрный Рассвет(3/3), глава вторая

Изображение

Курой очнулась в палате больницы Конохи. Рядом, на соседней койке, дремала Тсуки Акира, представительница третьей побочной ветви клана, одна из сильнейших его членов и лучшая подруга Курой. Девушка спала очень чутким, беспокойным сном, словно готова была в любой момент подскочить с постели. Это явно указывало на серьёзное беспокойство, и Курой не стала обманываться предположениями, что подруга беспокоится за неё. Она оказывалась в больнице достаточно часто, но Тсуки не дежурила у её постели. Стало быть, случилось что-то действительно серьёзное…
- Тсуки, – слабо позвала Курой, и девушка мгновенно открыла глаза. Уже через мгновение она стояла рядом с больной.
- Сэнго похищена Акацуки, – сказала она.
- Что?
Сэнго, шестнадцатилетняя шумная девчушка с бледно-коралловыми волосами. Она только недавно стала чунином. Случайная жертва, виновная лишь в том, что от рождения имеет способность управлять лавой… Ублюдок Итачи. Выбрал цель попроще. Конечно, вряд ли Сэнго имела хоть какие-то шансы с ним справиться…
- Когда это случилось?
- Около трёх часов утра.
Но… Ведь он был с ней до рассвета… Стало быть, это Дейдара похитил девушку. Но тогда зачем Итачи приходил к ней, если они нашли другую кандидатуру в напарницы к подрывнику? Неужели действительно хотел, чтобы она ушла с ним, была рядом? Курой застонала. Снова сомнения, снова вопросы…
- Как её увели прямо с территории клана? – строго спросила Курой, и Тсуки опустила глаза. – Где все были, я тебя спрашиваю? Почему, при наличии такого количества сестёр, её некому было защитить?
- Ну, - Тсуки принялась загибать пальцы, – ты живёшь в собственной квартире, Широй – в Суне, Гина - на миссии, Кин - беременна, Кохэку не ночевала дома, Акай готовят к особой миссии, она тоже дома не живёт, Сю тренировалась в лесу…
- В три часа ночи?
- А что? Будто ты её не знаешь…
- И где у нас Кохэку ночует, если не дома? Снова с ним?
- Брось, хороший парень…
- Да не об этом сейчас речь! Я просто не могу понять, как можно не заметить вторжения?!
- Оно было очень грамотно спланировано…
- А что Аой и Мидори?
- Аой писала в своей комнате до самого рассвета и ничего не слышала. А Мидори… Слушай, не спрашивай меня про неё, она дальше своего носа вообще ничего не видит…
- И, наконец, ты, Тсуки, – громко прервала её Курой. – Ты, серьёзный, ответственный человек. Я ушла жить в отдельную квартиру, зная, что дома останешься ты и сможешь за всем уследить. Однако…
- Меня не было там, я ходила к озеру.
Курой смерила её подозрительным взглядом. Она догадывалась о причине, и причина ей не нравилась.
- Зачем?
- Не могу сказать, – ответила сестра, внимательно изучая дощатый пол больничной палаты.
- Ты моя лучшая подруга, но сейчас тебе придётся объясняться передо мной, как перед наследницей…
- Ты не глава клана! – ощетинилась Тсуки. – Я не обязана перед тобой отчитываться!
Девушка вздёрнула подбородок, и, круто развернувшись, направилась к выходу.
- Поправляйся быстрее, – бросила она уже у двери. – Нужно приступать к поискам Сэнго, и ты не можешь позволить себе прохлаждаться здесь…
Она вернулась домой, потому что квартира больше не была пригодна для жилья. Рука восстанавливалась очень медленно, и на работе ей дали отпуск, что было очень кстати, учитывая все разом навалившиеся проблемы. Прошло два месяца, в течение которых ни Сэнго, ни Акацуки так и не были обнаружены, но теперь Курой беспокоилась не только о потере Итачи, пропаже сестры и больной руке. Частые головокружения, утренняя тошнота… Она ломала голову, чем могла заболеть, пока на очередном собрании клана ей на глаза не попались Какаши и беременная Кин. Какаши помогал жене сесть, осторожно поддерживая её, и все вокруг тихонько умилялись, однако взгляд Курой был прикован к животу сестры. Догадка осенила её…
Дрожащие пальцы выронили маленькую пластинку, на которой обозначились две красные полоски. Эта была пятой по счёту и теперь присоединилась к остальным, уже покоившимся на гладком дне керамической раковины. И на каждой алели по две маленьких полоски. Ошибки быть не могло. Курой медленно сползала по стене, обхватив голову руками. Плакать или радоваться? Она носила ребёнка Учихи Итачи. Она подтянула коленки к груди и уронила голову на них. В ушах стоял гул учащённого сердцебиения, щёки горели. Что же теперь делать? Что она скажет людям? Что скажет отцу?! Разве у неё повернётся язык признаться, кто отец этого ребёнка? Международный преступник, виновник множества смертей, и, наконец, похититель её двоюродной сестры. Разве сможет она рассказать хоть кому-то? Её ждёт позор, люди будут шептаться за её спиной, презирать и её, и ребёнка. Но зато… Ведь она носит ребёнка любимого Итачи! Разве он мог сделать для неё что-то лучшее? В голове роилось бесконечное число мыслей, как тревожных, так и радостных, но поделиться ими было не с кем. Ни одна живая душа не должна узнать, кто его отец. Она никому не расскажет. Будет воспитывать его одна, и пока у него не пробудится шаринган, никто не поймёт, что он – потомок члена клана Учиха. А к тому времени, будет уже не столь важно, кто его отец.

- Ты поправилась, – заметил Изао Акира, оглядывая дочь с ног до головы, и Курой почувствовала, как дрожит. – Надела платье своей старшей сестры, а ведь она всегда была крупнее тебя…
Он уже начал замечать. Конечно, она не сможет скрывать этого вечно… В АНБУ уже обсуждали её подозрительно затянувшийся больничный и некоторое прибавление в весе, особенно заметное в области талии. И всем было совершенно непонятно, кто тому виной. Все, кто её знал, ежедневно говорили об этом, силясь припомнить, встречалась ли она с кем-нибудь. Особенно недоумевал капитан и остальные члены её команды. Они ни разу не слышали, чтобы в жизни Курой был какой-то мужчина. Она подолгу работала, слишком самоотверженно сражалась, никогда никуда кроме собраний клана не отпрашивалась. Ничто не говорило о том, что у неё кто-то был. Время шло, Курой ходила по Конохе с безразличным лицом, силясь не замечать шепотки за своей спиной, становившиеся, с каждым днём, громче и назойливее. Положение становилось всё более явным, но мужчины, который был бы рядом, помогая ей присесть, держа под руку, который светился бы от счастья, всё не наблюдалось. Тсуки смотрела на неё осуждающе, словно говоря: «Я считала тебя своей лучшей подругой, а ты ничего мне не рассказываешь». Пятая Хокаге искала разные подходы, пытаясь выяснить правду о ребёнке, но каждый раз натыкалась на глухую стену.
- Я не слепой, – сурово сказал отец. – Чей это ребёнок?
Она только молчала, опустив глаза. Изао сидел в своём любимом кресле и курил одну сигарету за другой, глядя на неё покрасневшими от усталости, дыма и бессонницы глазами.
- Перестань курить, – попросила Курой. – У тебя скоро будет внук, и ему это на пользу не пойдёт.
- А мне плевать, – жёстко ответил отец.
Девушка вздохнула. Отец так сильно постарел за последние шесть лет… Смерть жены, предательство старшей дочери, отъезд в Суну младшей… А теперь пришла пора и ей разбить его сердце.
- Кто он?
Как больно, как пронзительно стыдно… Она всегда была гордостью клана, а не его позором. Бедный отец, каждая дочь разочаровала его… А ведь ещё каких-то семь лет назад они были счастливой дружной семьёй…
Изао пристально смотрел на неё, и Курой поняла, что её рука сама тянется к кунаю, и направляет его в собственный живот. Она потрясённо посмотрела на отца. Управление разумом? Лучше его, никто в клане им не владел. Слёзы брызнули из глаз от потрясения отцовской жестокостью. Острие куная вонзилось в кожу, заставив её судорожно вдохнуть.
- Хочешь знать? – прорычала она. – Тогда не стану больше беречь твоих чувств! Отец моего ребёнка – Итачи Учиха!
Она моргнула. Кунай был на месте, она даже не брала его в руки. Если бы не шок в глазах отца, она подумала бы, что всё это просто приснилось ей. Генджицу отца было, как всегда, превосходным. Слишком реалистичным, чтобы отличить созданную иллюзию от управления разумом.
Курой резко повернулась и выбежала из отцовского кабинета. Она отправилась прямо в свою комнату, собирать вещи. Было сомнительно, чтобы ей простили такое, даже любимый отец. Навстречу неслась ещё одна сестра.
- О, Курой!
- Гина. Ты вернулась с разведывательной миссии? Удалось что-нибудь узнать о Сэнго?
- К сожалению, нет… Мне нужно доложиться твоему отцу, потом поболтаем…
- Хорошо…
- Ах, да, кстати! Мы напали на след Учихи Итачи! Радуйся, сестра, человек, похитивший Сэнго, получил по заслугам! Он мёртв!
- Что? – переспросила Курой. – Кто мёртв?
- Ну же, Курой, чем ты слушаешь? Учиха Итачи погиб в бою со своим младшим братом… - крикнула Гина, уже убегая по коридору.
Сначала был ступор, а после – небольшое головокружение, заставившее её опереться рукой о стену и тряхнуть головой.
- Нет, – произнесла она в пустоту и медленно двинулась вдоль стены, шелестя подолом длинного чёрного платья.
«Конечно, нет. Бред… Быть такого не может. Это же Итачи. Он самый сильный, он не может умереть…». Она отрицала даже малейшую возможность его смерти, но осознание неотвратимо накрывало её. Зайдя в комнату, она открыла шкаф и спокойно стала доставать оттуда вещи, двигаясь, словно во сне. Сложив их аккуратной стопкой, она села на край кровати и уронила руки на колени.
«Итачи… Мёртв. Он мёртв. Его больше нет. Его. Больше. Нет.»
Она стала оглядываться по сторонам, будто ища выход, но его не было. От боли не убежишь. Она осторожно легла на бок и положила руку на живот. Слёзы сами текли, пока она вперила невидящий взгляд в пустоту. Она их даже не замечала, пока под щекой не начала противно хлюпать лужица. Время от времени, кто-то стучался в дверь её комнаты, но эти звуки доносились до нее, будто сквозь толщу воды, и она не обращала на них внимания. В голове крутились картинки из прошлой жизни: вот Итачи лучше всех в классе разбросал сюрикэны, а вот он – в форме АНБУ. А вот сидит в её спальне. Целует её. Бормочет что-то, заглядывая в окна её квартиры. А потом, в сознание хлынули другие картинки: Итачи возвращается в Коноху, Итачи учит своего сына огненным техникам клана Учиха, Итачи снова целует её… Она жила надеждой, что однажды он вернётся в Коноху. Хотя бы раз. Для чего угодно. Она верила, что ещё увидит его. А теперь Итачи был мёртв…
Она вытащила кунай и приставила к своему горлу, не в силах, тем не менее, совершить задуманное. Она шумно дышала, стискивала зубы, презирая себя за малодушие, слёзы текли по подбородку и капали на острие, но она не могла решиться…
- Идиотка, – шептала она. – Надо было уйти с ним. Надо было понять, что без него жизнь не имеет смысла. И если бы ушла, возможно, сейчас он был бы жив…
Она окончательно поняла, что не способна свести счёты с жизнью, нося под сердцем ни в чём не повинное дитя. Однако был один способ перекрыть душевную боль. Она подняла подол юбки. Кожа над коленкой была мягкой и гладкой…
Порез. Ещё порез. И ещё, и ещё, и ещё… И она закричала во весь голос, выпуская свою боль. Так же отчаянно кричали погибающие в огне вороны, когда она видела Итачи в последний раз. Кто-то продолжал стучать в двери, но ей не было никакого дела… Сотрясаясь в рыданиях, она провалилась в мучительный чуткий сон.
Курой подхватила чемодан и бросила последний взгляд на свою комнату. Отныне, в этом доме ей не просто не были рады, её считали здесь предательницей. Пока она шла по территории владений своего клана, никто не обращал на неё внимания, никто не замечал, будто она была пустым местом. С непроницаемым лицом, она вышла сначала за ворота своего дома, а после – и своей деревни, покидаемой навсегда. Накануне она подала в отставку и больше не являлась шиноби Деревни Скрытой в Листве. Теперь она держала путь в Сунагакуре, чтобы жить там под крылом младшей сестры и её мужа и воспитывать своего незаконнорожденного ребёнка.
Муж сестры холодно смотрел на неё своими бирюзовыми глазами и ровным тоном приветствовал в качестве новой обитательницы его дома. По Широй было понятно, что ей пришлось немало уговаривать его, потому как она, стоявшая за его спиной, словно превратилась в комок нервов. Она теребила платиново-белую прядь своих вьющихся волос, ожидая решения супруга. Его нежелание принимать Курой в своём доме было понятно: Пятому Казекаге вовсе не хотелось подмочить репутацию своей семьи, ведь он был главным человеком в деревне, её первым лицом. Однако, взяв Широй в жёны, он обещал быть с ней и в горе и в радости, а следовательно – разделить с ней все её заботы, и он не намерен был нарушать обещание.
В Суне было жарко и уныло. Курой даже не хотелось гулять, она дышала свежим воздухом на балконе, а в остальное время читала книги, и, конечно, вспоминала Итачи, понимая, что с каждым днём боль от потери чуть притупляется, уступая место радости материнства. Широй, вместе с мужем, постоянно пропадала на работе, в отличие от двух других обитателей дома Гаары. У Темари и Канкуро был относительно нормированный рабочий день, поэтому Курой было с кем общаться, чтобы не сойти с ума от скуки.
Ни разу никто в Суне не спросил, кто отец её ребёнка. Широй несколько раз хотела задать этот вопрос, глядя на неё слегка виновато, и молча умоляя всё ей рассказать, но Курой лишь невозмутимо давала ей столь же молчаливый от ворот поворот. Единственный человек мог задать ей этот вопрос – Гаара, и она ответила бы на него, будучи слишком сильно ему обязанной. Но ему, похоже, было наплевать на это. Он вёл себя с родственницей предельно вежливо, сохраняя дистанцию, принятую в отношениях людей, связанных друг с другом чисто формально. Зато, Курой, через пару месяцев пребывания в Суне, сблизилась с Канкуро и Темари. Бойкая Темари оказалась обладательницей прекрасного чувства юмора, она часто смешила слишком серьёзную Курой и немного напоминала ей Тсуки, вот только Темари была более открытой и весёлой. А вот Канкуро много помогал ей. Помогал подняться по лестнице или опуститься в кресло, или приносил стакан воды, чтобы она лишний раз не ходила на кухню…
Когда Курой родила сына, они даже не стали посылать об этом весть в Коноху. Теперь у них была своя маленькая, но дружная семья: спокойный, исполненный достоинства Гаара, мягкая Широй, живая и весёлая Темари, заботливый Канкуро, серьёзная Курой и, наконец, всеобщий любимец, малыш Ичиро. Каждый член семьи любил хоть немножко с ним понянчиться, и даже Казекаге регулярно целовал малыша перед сном.
Когда Ичиро исполнилось пять лет, все говорили, что он похож на мать, но, по убеждению Курой, лишь потому, что не видели его отца. Для неё было совершенно очевидно, что мальчик – копия Итачи. Он унаследовал от матери только общее строение лица, но глаза, губы, нос, брови – всё напоминало Курой маленького Итачи. Однако в Суне не было ни одного человека, который знал бы Итачи Учиху в лицо.
Однажды вечером, когда Ичиро носился по дому, сбивая с ног его обитателей, Гаара обратился к Курой, наблюдая, как мальчик тягает Темари за юбку и заливисто хохочет:
- Ну и как долго ещё ты рассчитываешь сидеть без дела?
- О чём ты? – не поняла Курой.
- Когда-то ты была хорошим бойцом. Я понимаю, прошло шесть лет, но… Ведь настоящий шиноби никогда не прекращает быть шиноби, не так ли?
- Предлагаешь мне вернуться на работу?
- Моя жена беременна, и она больше не может охранять меня. Полагаю, ты сможешь заменить её, если, конечно, ты не растеряла форму окончательно… - не договорив, Гаара направил в собеседницу пяток сюрикэнов, которые были мгновенно отражены.
- А как же мой ребёнок? Не хочешь ли ты сказать, что я должна предоставить его самому себе? Он ещё слишком мал.
- Полагаю, Широй в состоянии будет приглядеть за ним.
Курой усмехнулась, глядя Гааре в глаза, словно говоря: «Брось, куда ей с ним сладить? Тут нужна железная рука»
- В любом случае, - сказал Гаара, - ей придётся найти с Ичиро общий язык, потому что ты выходишь на работу. Я даю тебе месяц, чтобы вернуться в форму.
Вдруг Ичиро подбежал к матери и окунул ручку в стакан с водой, явно собираясь нашкодить. Курой ощутила капли на лице:
- Ичиро, пректрати! – возмутилась она, но внезапно осознала, что возмущаться… Нечему. Окружающий мир просто начал таять, и она была не в силах это остановить. Через несколько мгновений осталось только одно ощущение – россыпь капель на лице. Она открыла глаза. Рядом стояла Мидори со стаканом воды, а с другой стороны кровати стоял Изао Акира, скрестив на груди руки и глядя на дочь сверху вниз. За его спиной маячили Тсуки, Гина, Сю, Кохэку и Аой, глядя на неё в замешательстве. Курой была в своей комнате, и… Здесь ничего не изменилось. Люди, окружившие её, выглядели точно так, как в день, когда она покинула этот дом. Курой опустила глаза и увидела округлый животик. Значит, это был всего лишь сон? Такой реалистичный…
- Оставьте меня с Курой наедине, – сказал отец, и, когда они оказались одни, он выразительно посмотрел на стопку вещей в ногах дочери.
- Ну и куда собралась?
Курой моргнула, не понимая, что имеет в виду отец.
- Но ведь…
- Тебя ещё никто не выгоняет.
Она опустила глаза.
- Стыдно? Понимаю… Я бы сам сгорел от стыда, коли был бы на твоём месте, и вынашивал бы ублюдка Учихи Итачи, знаменитого преступника и убийцы.
Курой скривилась. Отец никогда не отличался особым тактом, он был груб и вспыльчив, поэтому его слова не слишком задели. Она привыкла к его манерам.
- Собрание клана через двадцать минут, – сказал он. – Там я и решу, что с тобой делать. И только попробуй не прийти.
Она, как обычно, заняла место наследницы, второго человека в клане, по правую руку от отца. Когда все собрались, Изао начал говорить:
- Первая новость сегодня связана с Сэнго. Поисковый отряд снова вернулся практически ни с чем. Она не просто не найдена, о ней нет даже никаких упоминаний или слухов.
По залу прокатилась волна тяжких вздохов. Прошло больше четырёх месяцев с того дня, когда девушку похитили, и с каждым днём надежда на её возвращение становилась всё призрачнее. Каждый раз по прибытии поисковой команды они заранее знали, что Сэнго снова не нашли, ещё до официального отчёта.
- Однако, - продолжил Изао, - есть и хорошая новость. Учиха Итачи, организатор похищения Сэнго, мёртв. Он погиб во время битвы со своим младшим братом, Учихой Саске. Надеюсь, новость о том, что он был наказан за все свои злодеяния, хоть немного согрела ваши сердца.
Курой наблюдала, как лица членов клана озаряются светом удовлетворения, хотя лично её выворачивало наизнанку от этой новости, и она готова была снова упасть в обморок. Итачи… Одна она его любила, а все остальные ненавидели, как теперь будут ненавидеть её, как будут ненавидеть её ребёнка. И она поняла, что снова стоит перед тяжёлым выбором, а времени на раздумья почти не оставалось.
Отнять у неё статус наследницы никто не имел права, кроме главы клана. Однако, поскольку он до сих пор этого не сделал, она понимала, что он предоставил ей право выбора: остаться ли наследницей или же добровольно уйти? Чувство долга требовало остаться, но она слишком хорошо представляла себе, какой ненавистью наполнятся сердца членов её семьи, когда они узнают имя отца ребёнка. Как бы ни были они важны ей, как бы ни готова она была бросить себя им на растерзание, терпеть их ненависть, искупая, тем самым, свою вину, она не могла обречь на ту же участь и своего будущего, ни в чём не повинного, ребёнка. Однако предать всех этих людей, бросить их? Ведь она всегда была воплощением надежды, будущего. Кроме того, она даже не знала, примут ли её в Суне. Во сне всё было так хорошо, так складно… Но что случится на самом деле, если она придёт туда? Пути назад не будет: в момент, когда она откажется от статуса наследницы, в клане её начнут считать предательницей. В ночь, когда Итачи пришёл к ней, в ней отчаянно боролись Женщина и Наследница, и вторая победила, однако, сколько раз Курой корила себя за это! Теперь в бой вступили Наследница и Мать, и эта борьба была куда более яростной, и на кону стояли вещи куда серьёзнее.
- А теперь, – сказал Изао, – я передаю слово наследнице клана, моей дочери Курой. Она должна сказать вам кое-что важное.
Курой собралась с силами и поднялась с места. Грудь её часто вздымалась, выдавая сильнейшее волнение, однако лицо оставалось совершенно непроницаемым.
- У меня есть заявление, – сказала она твёрдым, как сталь, голосом, одаривая присутствующих каменным взглядом. – Отец моего будущего ребёнка – Учиха Итачи.
В следующие пять минут помещение напоминало пчелиный рой. Казалось, каждый считает своим долгом переспросить своего соседа, правильно ли он расслышал сказанное, и, удостоверившись в этом, уставиться на Курой ошалевшими глазами.
- С этой минуты я отказываюсь от статуса наследницы клана Акира, поскольку считаю себя более не достойной этого статуса и доверия членов клана. Я не намеренна приносить извинений, или в какой-либо другой форме отчитываться за свой поступок, так как считаю его своим личным делом. Я покину территорию владений клана Акира в следующие два часа.
Сказав это, она отступила в тень, за спину своего отца, единственного человека в этом зале, чьё лицо оставалось совершенно безразличным во время этой речи. Изао поднялся со своего места:
- Поскольку Широй, моя третья дочь, вышла замуж в Сунагакуре, она потеряла статус второй наследницы. Теперь этот статус перейдёт к той девушке, которую я назначу сам. Её имя будет названо позже. Собрание окончено.
Он повернулся и пошёл, даже не взглянув в последний раз на любимую дочь. Члены клана не спешили подниматься с мест, с трудом осознавая полученную информацию. Курой вздохнула и тоже направилась к выходу, чтобы спокойно собрать свои вещи и вскоре уйти, как и пообещала. Сердце не разрывалось, что было хорошим показателем правильности принятого решения. Они всё равно бы её возненавидели, но так она хотя бы будет далеко от этого дома и его обитателей и не будет ощущать их ненависть. Ничто больше не держало её в Конохе. Итачи погиб и никогда не вернётся, а что касается статуса наследницы, ответственности за судьбы членов клана… Теперь было кое-что гораздо важнее. Один человек оказался важнее десятков.
У выхода её встретили Тсуки, Какаши и Кин.
- Давай сюда, – слегка раздражённо сказала лучшая подруга, забирая её чемодан. – Мы проводим тебя к Цунаде.
- Советую взять там сопровождающих, – сказал Какаши. – В твоём положении не стоит идти в Суну одной, да ещё с таким тяжёлым багажом…
Пятая Хокаге молча выслушала просьбу Курой об отставке, вместе с причинами, побудившими её к этому. Повязка с символом Конохи легла на её стол, и по щеке Курой скатилась слезинка, но девушка тут же напомнила себе, что плакать не о чем, ведь она поступает правильно. В конце концов, делая выбор, человеку всегда приходится чем-то жертвовать, а Курой, конечно, предпочтёт пожертвовать своим статусом, рангом, репутацией, долгом, но не благополучием их с Итачи ребёнка.
- Ты хорошо служила деревне, – сказала Хокаге, - поэтому я дам тебе хороших провожатых.
- Спасибо, Цунаде-сама, сколько… - пробормотала Курой, открывая кошелёк, но ладонь Хокаге легла на её руку:
- Не стоит. Считай это моим подарком за годы хорошей работы. Пусть, ты совершила большую ошибку, но ты уже дорого платишь за неё, и я не хочу присоединяться к тем, кто заставляет тебя платить… А теперь иди, счастливого пути.
Выйдя из здания, Курой обнаружила, что Тсуки, Кин и Какаши всё ещё ждут её. Какаши подхватил её багаж, и они неторопливо двинулись в сторону главных деревенских ворот. Все четверо молчали, слова были лишними. Курой была благодарна им за то, что они не возненавидели её, а если и возненавидели, то смогли найти в себе достаточно сострадания, чтобы подавить эту ненависть. Они уже стояли у ворот, когда вдали показались силуэты двух девушек.
- Ино и Сакура, – констатировал Какаши. Все четверо напряглись, поняв, что пришло время прощаться.
- Напиши мне, когда доберёшься до Суны, – попросила Кин.
- Береги себя, – сказал Какаши и приобнял Курой за плечи.
- Тсуки, – обратилась Курой к теперь уже бывшей подруге. – Я надеюсь, ты станешь достойной главой нашего клана.
В глазах девушки загорелись искорки тщеславия, и Курой улыбнулась про себя, подумав, что человек с такими амбициями точно справится с подобной задачей.
- А я надеюсь, - ответила Тсуки, - что ты станешь хорошей матерью, раз уж ты избрала такой путь.
Две девушки смотрели друг другу в глаза, и каждая гордилась своей бывшей подругой.
- Какаши-сенсей! – послышался возглас Ино, и молчаливый диалог между Курой и Тсуки прервался, но они уже успели сказать друг другу всё, что хотели, пусть и без слов.
- Ино, Сакура, – поприветствовал девушек Какаши. – Хорошо позаботьтесь об этой женщине, я лично вас прошу.
- Неужели вы сомневаетесь в нас, Какаши-сенсей! – картинно надула губки Ино, и Сакура тихонько пихнула её в бок, как бы намекая, что сейчас не время кокетничать. Сенсей улыбнулся в ответ.
Через несколько минут они покинули Коноху. Курой ощущала спокойствие. Она подумала, что судьба не прочила её в наследницы, и, пойми она это раньше, она ещё тогда ушла бы с Итачи, и, возможно, он остался бы в живых. Однако какой толк был теперь об этом думать? Теперь судьба отправила её в Суну, и она верила, что это к лучшему, что бы ни принесла ей песчаная деревня.