Цветок мальвы. Новая страница III

Ясный, солнечный день. Лесная поляна. На вершине большого каменного валуна сидит девочка и звонко смеется над ругающимися мальчишками.
— Кончай ухохатываться! — Зло говорил ей темноволосый мальчик, успевший к тому времени задать своему другу хорошую трепку, отчего теперь второй сидел угрюмо и молча. — Дура. Слезай оттуда, сорвешься!
— Ага, ищи дурака! — Кричала ему сверху девчонка. — Я слезу и мне достанется так же, как и Хаши, — упрямо скрестила на груди руки Юи, очаровательно хмуря бровки.
— Вот еще, — фыркнул шиноби, — делать мне больше нечего, кроме как на таких слабаков время тратить, — высокомерно заявил он, отвернувшись, на что получил шишкой в затылок. — Эй! — Хаширама вновь прыснул смехом. — Несносная девчонка, — раздраженно бурчал себе под нос наследник великого клана.

— Несносная девчонка, — говорил в темноту Мадара. И как такая заноза, как Юихиме, смогла превратиться в такую девушку, как Юми? Как ни странно, но при всем обилии удивительных фактов и совпадений шиноби никак не мог сложить в своей голове эти две картинки. Он никак не мог поверить, что девчонка, все детство игравшая у него на нервах, и девушка, которую он когда-то столь трепетно любил, всегда были одним и тем же человеком. Получается, Юи отравила всю его жизнь? Сначала в детстве, доводя до белого коленья, потом в юности, затуманив разум мучительным выбором, а теперь сейчас, вороша былые воспоминания. На протяжении всей его жизни девушка выступала персональным проклятием Мадары, на каждом этапе восходя на новый уровень. Смешно. Все же, забавный у судьбы юмор, хоть и жестокий. Шиноби чувствовал себя обманутым, даже не так; он чувствовал себя посмешищем в глазах провидения, но не зная толком, кого во всем этом винить и ненавидеть, он делал козлом отпущения несчастную Юи.
Минувшим вечером он продолжал играть свою роль, роль безропотного и бесстрастного Мадары, лидера одного из сильнейших кланов того времени, но никто не мог знать, что чувствовал внешне столь спокойный и уверенный в себе мужчина; особенно после встречи со своим прошлым. Мадара никогда не был любителем подобных, зачастую лицемерных церемоний, предпочитая выяснять отношения открыто и лицом к лицу, а не строить козни и уловки за спиной, прикрываясь мнимым гостеприимством. Подобную встречу шиноби до последнего продолжал считать пустой тратой времени: ни для кого не было секретом взаимоотношения между офицерами кланов и тем более консервативных советников. Поскольку рядовых шиноби не было вообще: ни Учиха, что являлись здесь гостями, ни самих Сенджу, — существовала большая вероятность, что вторые могли были попросту где-нибудь затаиться, а после уничтожить элиту Учиха в считанные секунды. Но, на удивление Мадары и его старейшин, ничего подобного не произошло, что вызывало весьма смешанные чувства: либо Хаширама воистину столь благороден и честен, либо он попросту глуп и наивен. Последнее, к слову, могло показаться весьма небезосновательным, учитывая столь панибратское приветствие, однако, даже если подобные мысли у кого и присутствовали, то быстро улетучились.
В тот миг, когда Мадара увидел Юми, в нем словно что-то оборвалось. Без сомнений, он узнал ее сразу, в ту же секунду, отчего на некоторое время потерял дар речи. Подобно фениксу, она восстала из пепла былых, мучительно прожигающих душу воспоминаний и была в стократ прекраснее, чем перед своим, казалось, навечно уходом. Кровь закипала в жилах, пальцы непроизвольно сжимались в кулаки, а глаза на мгновение вспыхнули гневом: укол ревности. Ее сопровождал Тобирама, к коему шиноби никогда не питал особой любви, а после убийства брата и подавно. Учиха никогда не видел у него такого взгляда, что был в те секунды обращен на юную Сенджу. Даже привычная холодность и серьезность, присущие лицу альбиноса, не могли скрыть столь теплого и нежного взора, отличавшемся неким не то трепетом, не то восхищением девушкой. Пусть тот взгляд был мимолетным, но весьма красноречивым, особенно для воспаленной фантазии ревнивца. Но та странная реакция на появление сестрицы Хаширамы быстро сошла на нет, сменившись лихорадочным анализом ситуации. Совсем не изменилась: все так же пытается обмануть его, безуспешно скрывая свои истинные эмоции. Мадара знал все ее уловки, как никто другой: до последнего делает вид, будто не видит его, бессознательно и почти незаметно теребя многострадальное платье. Боится его. Несравненное чувство превосходства, граничащее с печальным разочарованием. И это все? Как скучно. Но не успел было шиноби убедиться в своей негласной победе перед ней, отпустив явную провокацию в ее сторону, как от былых робости и страха не осталось и следа. Скажи подобное любая другая, и Мадара бы с легкостью задушил бы ее в порыве праведного гнева. Как ни странно, но на Юми за подобное он даже не злился, хоть и чувствовал слабое ущемление достоинства. Шиноби нравились ее острый язык, некая вспыльчивость и смелость, граничившая с безрассудством. Девушка была далеко не глупа и прекрасно понимала, с кем имеет дело, потому никогда не позволяла себе заходить за ту тонкую грань, зачастую ходя по лезвию бритвы. Ее бесстрашные выпады по-своему льстили Мадаре, всякий раз убеждая его в праведности былого выбора. Юми, как никакая другая, была достойна, если и не его, то его внимания точно. Подобные чувства мужчины слабо поддавались каким-либо объяснениям, проще говоря, он был неистово доволен блестящим прохождением девушкой его провокаций. Что касается чувств романтических, то оных, к великому счастью, более не осталось. То было пережитком прошлого, ошибкой юности. Более того, Мадара был уверен, что Юи разделяла его мысли на этот счет. В тоже время шиноби не готов был так просто отказаться от столь занятной игрушки, с помощью которой можно было не просто развлечь себя в извечных спорах, а еще и весьма изобретательно поиздеваться над Тобирамой. В последние годы играть людьми стало для Мадары главным хобби, единственным способным привнести хоть какие-то краски в его мрачную жизнь.

Юи же сходила с ума из-за неопределенности завтрашнего дня. Что сделает Мадара, узнав правду? Разорвет соглашение, опозорив ее на весь частной свет? Не секрет, как в их время относились к подобным связям. И пусть у молодых людей ничего не было, но это не помешает сплетникам раздуть эту историю до планетарных масштабов. Бросить тень на свою семью девушка не смела и если бы заранее знала, во что подобное может выльется, то не подошла бы к Мадаре ни на шаг, хотя не факт, что это остановило бы Учиху. Юи знала, что глупо было рассчитывать на столь безвозмездное благородство со стороны бывшего возлюбленного, в конце концов он — не Хаширама. Возможно, если бы все было наоборот и девушка была бы Учиха, а не Сенджу, и на пути ей встретился бы не Мадара, а Хаширама, было бы намного проще и в собственных чувствах, и в сохранении тайны. Ну почему ее сердце выбрало именно Мадару? Любить такого, как он, порой казалось самым настоящим проклятьем. Это было невыносимо. Его отвратительнейший характер, вечная надменность и резкость в словах, бесстрастность и холодность делали из мужчины живое орудие убийства; казалось, ничего человеческого в нем уже не осталось. Огромная, несокрушимая холодная скала, возвышавшаяся и противостоящая всему миру, — вот каким он виделся ей, спустя годы. Такого невозможно разжалобить ни на йоту. И что ей прикажите делать? Как теперь сохранить свою честь, честь семьи, заставив молчать о былых, связывающих их когда-то обстоятельствах? Ему-то ничего не будет, если правда раскроется, разве что в мужских кругах уважения прибавиться: влюбить в себя сестрицу Сенджу дорого стоит.
После короткого диалога с Мадарой девушка порывисто влетела в свою комнату. Эмоции, обуревавшие ее, не давали здраво анализировать произошедшее. Он притворился, что они незнакомы. Можно ли это считать намеком на его молчание, касательно неприятной нашей героине темы? Как же хотелось в это верить. Тем не менее Юи прекрасно знала, что такой человек, как Мадара, никогда и ничего не делает просто так. Он был прирожденным стратегом, за столь продолжительные годы успевшим до совершенства отточить свой талант. Тем не менее выхода у нее не было, теперь придется плясать под его дудку. Как же унизительно. Лучше бы он убил ее. Но какую именно игру он затеял? Это было необходимо выяснить с самого начала, дабы понять, как противостоять ему дальше. Стратег против тактика. Игра обещает быть интересной.

Так или иначе, но бывшие возлюбленные были далеко не последними, кого обуревали столь сильные и неоднозначные чувства в этот вечер. Казалось бы, кто мог переживать эмоции сильнее, чем многострадальная девушка, возлюбленный который мог одной лишь фразой опозорить ее семью и развязать новую войну, не говоря уже о задетых чувствах несчастной. Однако, нашелся человек, чьи злоба и отчаянье стократ превосходили испытываемое Юи и Мадарой, — Тобирама. Увидев сегодня их вместе в коридоре, у шиноби не осталось сомнений в столь очевидной заинтересованности Мадары в сестрице Сенджу. Мужчина не знал пока, что именно было на уме у этого демона, но не сомневался в «благородности» его намерений. Это же Мадара! Что еще от него можно ожидать? Но почему именно Юи? Хрупкая и беззащитная Юи. Хотя, такая ли беззащитная, какой казалась все это время заботливому Сенджу? Как лихо девушка осадила этого надменного павлина, обескуражив старших братьев. Да, такого от женщин Учиха явно не привык слышать. Но вот его реакция на подобный выпад не могла не настораживать. Уж больно спокойно лидер клана отреагировал на данный инцидент, и это напоминало Тобираме затишье пред надвигавшейся бурей. Мадара не из тех, кто так просто дарует прощение, чувством юмора он, конечно, был не обделен, пусть и несколько специфичным, но вот высмеивать себя не позволял никому, тем более женщине. Сенджу не отпускала мысль, что Учиха что-то задумал в отношении Юи, и он был прав.
Но забота о младшей сестренке была далеко не последним, что так остро волновало шиноби, но мысль о том мужчина настойчиво отгонял от своего сознания. Из-за того, что они почти не общались, будучи детьми, у Юи сложилось впечатление, что брат ее совершенно не признает, считая обузой. Преимущественно все их диалоги сводились к ругани и чтению нотаций со стороны Тобирамы, потому как беспокоившийся о ней мальчик всячески старался оградить от опасности, не умея толком выражать собственные чувства. В отличие, к слову, от старшего брата, с коим Юи сдружилась значительно лучше. Говорят, близнецам уготовано разделить одно сердце на двоих. Быть может, именно этот факт и послужил тому необъяснимому духовному сближению, какого у девочки не было даже с Хаширамой. Вот только эта связь прослеживалась лишь в те короткие моменты, когда они с Тоби оставалась наедине, общаясь друг с другом в красноречивом молчании. Слова казались чем-то совершенно лишним в их идиллии, способным напрочь разрушить ту хрупкую неуловимую атмосферу. Как жаль что такие моменты были столь же редкими, сколь мирные дни их жизни. Прошло столько лет, а он до сих пор не научился выражать собственных чувств, хоть и стал несколько мягче, чем в детстве, благо Юи стала мудрее и теперь понимала истинную причину зачастую через чур строгого и бескомпромиссного отношения брата, по крайней мере надеялась на лучшее.
Однако, все обстояло куда сложнее, чем могло показаться на первый взгляд, а виной тому — обстоятельства их первой, спустя столько лет, встречи. Тобирама изначально видел в Юми прекрасную девушку, не подозревая о их каком-либо родстве. Как говорилось ранее, хоть биологически молодые люди и были близнецами, они походили друг на друга лишь очень и очень отдаленно, потому при первой встрече у шиноби и мысли не могло возникнуть о пропавшей без вести сестрицы. Одного мимолетного взгляда было достаточно, чтобы разглядеть в той юной особе утонченную деву благородной крови. Пусть она была изрядно потрепана, в пыльной рваной одежде и с растрепанными волосами, девушка продолжала держаться подобно принцессе, но никак не взятой в плен девке. В груди странно защемило, стоило только увидеть ее лицо. Такая нежная, такая хрупкая, но вместе с тем гордая и уверенная, даже не смотря на свое мало завидное положение. Рука наследника Нара по-хозяйски обнимала ее за талию, нагло пользуясь представившимся положением, ведь они ехали верхом. Блеск его глаз с головой выдавал намерения своего обладателя, которые далеко не отличались благородством. Но стоило юноше, словно невзначай, склониться к лебединой шеи прелестницы, отчего та, исказившись в лице отвращением, сделала безнадежную попытку отпрянуть, как необъяснима злоба вспыхнула в душе Сенджу пожаром. Сам не понимая, почему, но он не мог более позволять этому подонку прикасаться к ней. Она не должна была разделять его любовные утехи, только не она. Несомненно, эта девушка была создана для более высокого, хотя, справедливости ради, Тобирама признавал, что ночь с такой, как она, казалась ему бесценной. Слепая ревность прожигала все его нутро, словно грешника в кипящем масле. Шиноби готов был в следующий же миг вырваться из толпы зевак и перерезать шею будущему союзнику, но, благо, пока разум брал верх над слепившего мужчину несвойственными ему эмоциями. Да что это с ним, в самом деле? Никогда и ничего подобного не было. Что же произошло сейчас? Эта девушка… Неужто подобное и кличут любовью? Тобирама впервые сталкивался с подобным. Безусловно, он давно не мальчик и у него уже был опыт «общения» с противоположным полом. Но чтобы чувства? Увольте. В какой-то момент он уже было поймал себя на мысли, что это невозможно, что это не его, и отчасти был даже рад подобному стечению обстоятельств, ведь лишняя привязанность в то время обозначала лишнюю слабость. Но кто бы мог подумать, что его застигнет нечто подобное. Да и еще какое! Любовь с первого взгляда — вот что действительно никак не походило на младшего Сенджу. Сказал бы кто, — не поверил. Чувство, что зарождалось в нем, не было похоже ни на что, ощущаемое шиноби ранее: с одной стороны оно казалось таким высоким, поднебесным, совершенное неземным, смертельно хотелось защищать ее, окружив заботой и трепетом; с другой же — его одолевали эгоистичное желание оградить девушку от всего мира, посадив в «золотую клетку», словно диковинную птичку, дабы в одиночку наслаждаться ее великолепием. Следующая ночь прошла для Тобирамы словно в бреду: в каждом сне он видел ее лицо, слышал мольбы о спасении, чувствовал обжигающие прикосновения ее рук. Следующим днем он добился ее освобождения и только при личной встречи заметил треклятое ожерелье. Шиноби помнил его, именно этот кристалл удерживал чудовищной силы чакру ее сестры. Боги, за что? Юи не могла понять столь странной реакции на ее украшение у незнакомца. Он смеялся. Сдержанно, гортанно, не размыкая губ. Пугающая усмешка исказила ранее спокойное, непроницаемое лицо, но во взгляде скользнула странная тень необъяснимой боли. Он нашел ее. Нашел после стольких лет. Медвежьи объятья сжимали до хруста костей, мешая кислороду полностью наполнять легкие. Какая радость и какая ирония. Все же у судьбы странный юмор, очень жестокий.
Прошло пять лет, но чувства Тобирамы так и не изменились. Как ни пытался мужчина бороться с ними, заставляя себя думать о Юи, как о сестре, вспоминая их общее детство, ничего не выходило. Он старался держаться с ней холодно, опекая на расстоянии, и это, признаться, у него неплохо получалось. До сегодняшнего вечера. Мадара. На этот раз дело не обойдется всем привычной ревностью «старшего брата». Этого человека Сенджу презирал и ненавидел всеми фибрами своей души, потому прекрасно понимал, что стоит Учихе бросить в сторону Юи даже ни фразу, а хотя бы взгляд, которым шиноби обычно одаривал всех представительниц прекрасного пола (выбор, к слову, здесь невелик: либо презрение, либо желание), и альбинос готов был слететь с катушек. Разумеется, для постороннего наблюдателя все выглядело более чем невинно. Тобирама с завидным мастерством умел подавлять собственные чувства так, что даже такой непревзойденный знаток людских душ, как Юи, на протяжении пяти лет проживания под одной крышей с братьями не заметила особого отношения брата к своей персоне. В сердцах же мужчина кипел от нарастающей на все это время злобы к окружающим девушку кавалерам, презрения к самому себе за все те мысли и чувства, какие не должен был себе позволить, кипел от всепожирающей страсти, от которой не находилось спасения. Одни ее невинные объятья чего стоили. Ее тепло, запах ее волос, невесомые прикосновения холодных пальцев к его коже — все это обращало кровь в жилах мужчины в раскаленный свинец, воздух делался спертым, и только благодаря непревзойденной силе воли закаленного в сотнях боях война, ему с трудом удавалось выровнять и дыхание, и бешеный стук сердца.


Следующий день в жизни Юи был самым сложным, самым длинным и самым нервным и всех, какие у нее были. Неопределенность касательно дальнейшего поведения Мадары пугала ни на шутку. Девушке уже начинало было казаться, что она потихоньку начинает сходить с ума. Младшая Сенджу уже готова была рвать на себе волосы, на деле продолжая очаровательно улыбаться, играя роль красивой и максимально молчаливой куклы, потому как если бы заговорила, то делала бы это непроизвольно быстро, лихорадочно тараторив и нервно хихикая, как было всегда, когда она сильно волновалась. «А Мадара тот еще садист, — думала девушка, боязливо косясь в сторону шиноби. — После сегодняшнего для меня месяцы придется отпаивать ромашковым чаем. Если, конечно, жива останусь, ха-ха!»
— Неважно выглядите, — вдруг раздался столь ужасающий в те секунды голос. Дорога обещала быть недолгой, но присутствие Мадары превращало секунды в часы. — Тяжелая ночь? — Учтиво интересовался мужчина, помня, что на днях девушке нездоровилось. «Как мило,» — не без сарказма заключила про себя Юи.
— Да, бессонница, — сухо отозвалась она, не в силах обратить свой взгляд к его лицу. Сенджу готова была поклясться, что он сейчас ухмыляется. «Еще и злорадствует.»
— Могу ли я поинтересоваться, в чем ее причина?
— Ну, конечно, — мягко отозвалась девушка, в сердцах начиная потихоньку закипать от его лицемерия. Выдержав короткую паузу, она бросила на его лицо решительный взгляд, который вынудил посмотреть на Юи в ответ. — Вы, — честно заявила девушка, не меняясь в лице, разве что взгляд стал более уверенным и каким-то лукавым.
— Я? — Со слабым намеком на удивление вопросил шиноби, сдерживаясь в проявлении усмешки. — Право, Вы мне льстите.
— И к чему этот дешевый фарс? — В воздух проговорила Юи, не желавшая играть в этом идиотском спектакле. Хоть сказано то было предельно тихо, Мадара все слышал, но не стал акцентировать внимание на данном высказывании.
— Чем же я так занял Ваши мысли?
— Ох, бросьте разыгрывать удивление, — нацепив на себя маску расчетливой стервы, пропела Сенджу. Он хотел игры? Он ее получит. В конце концов, Юи, помнится, до встречи с ним зарабатывала хлеб в качестве уличной актерки. Театр — ее поле боя, и лучше бы шиноби на него не заходить. Или же он так дает ей фору? Что ж, ему же хуже. — Вам не идет образ наивного простачка. — Вопросительный взгляд мужчины заставил ее пояснить свои слова. — Как будто Вы не знаете, чем занимаете мысли юных дев, — игривая полу-улыбка девушка нашла ответ в довольной усмешке молодого мужчины, выдерживавшего едва затянувшееся молчание.
— Браво, — с едва заметным намеком на восхищение иронизировал он, что заставило губы Юи вытянуться в полоску. — Продолжай в том же духе и назойливые слухи дадут о себе знать раньше, чем ожидалось, — неожиданно грубо выдал Мадара, прожигая девушку невольным и строгим взглядом, отчего юная Сенджу ощущала себя несмышленым ребенком перед отчитывавшим ее отцом. И этот резкий переход на «ты». Так он тоже заинтересован в том, чтобы их былая история не предалась гласности? Но, очевидно, заинтересован он не так сильно, как Юи. Ну конечно! Не все в клане довольны его кандидатурой лидера, на сколько девушке было известно, был еще и младший кузен, правда он был еще слишком юн для управления Учиха, но старейшинам то было только на руку. Мадара не мог позволить себе бросить на себя и малейшую тень, а тут такой повод. Бедная Юи была столь напугана за честь своей семьи, за мечты старшего брата, которые боялась разрушить, за возобновление войны кланов, что даже и не думала о том, что и самому Мадаре подобные пикантные подробности его юношеской жизни не скрасят авторитет. Все, кто мог знать о их связи либо погибли во время атаки Нара, либо были добиты во время своего отступления Сенджу, потому его никто не мог скомпрометировать. До вчерашнего дня. Юми не умела врать, все ее мысли и чувства были, как говориться, написаны на лице.
— Так ты…? — Обескураженно произнесла было девушка, обо всем догадавшись. Наконец она могла выдохнуть спокойно. Мадара ее не выдаст.
— И да, — вдруг произнес мужчина перед тем, как пришпорить своего коня, — тебе не идет образ стервозной куртизанки, — передразнивая ее манеру, произнес Учиха, после чего заставил перейти своего рысака в более бодрый шаг, что поспособствовало его дальнейшему обгону.

Сейчас Мадара ни за что не признался бы себе, сколь сильно он желал, чтобы ироничные слова девушки, касательно причин ее бессонницы, оказались правдой. Пусть Юми не умела врать, но, как актриса, она была неподражаема. Да, меж этим искусством и ложью тонкая грань, но для девушки она была предельно четкой. Когда она примеряла на себя какой-либо образ, то на время игры полностью становилась этим человек, что ясно не входит в понятие вранья. Как она смотрела на него в то короткое мгновенье. Мужчина никогда не замечал за ней столь неоднозначного взгляда взрослой женщины. Он не был каким-то пошлым, вульгарным, недостойным ее, хоть и присутствовала в нем весомая толика откровения. Один только этот взгляд заставлял Мадару проникнуться к этой девушке ни с чем несравнимым желанием. Все его существо, каждая мышца в теле непроизвольно напряглась, но мимически, благо, то никак не отразилось. Конь под шиноби почувствовал странное изменение в настроении всадника и уже было взволновался, но шиноби вовремя успел осадить рыска, дернув за повод. В памяти вдруг всплыли воспоминания о ее губах. Таких мягких, таких нежных, целовавших когда-то его столь трепетно и робко, что от животного наваждения кружилась голова. Оказывается, раньше он был куда сильнее, нежели сейчас. Или всем виной долгое отсутствие женщины? В любом случае, как бы он не хотел того признавать, наивная и неопытная Юми была для него желанней тысячи умудренных этим опытом девиц. Да она не шла и в сравнение с ними. Вдруг сознание Мадары начал медленно грызть маленький, но назойливый червячок сомнения. А такая ли его Юми неопытная? Праведный гнев вновь стал обуревать его. В эти секунды он ненавидел, казалось, всех мужчин, с которыми девушке довелось и доводилось общаться. Все попадали под подозрения. Перед глазами стали всплывать отвратительные картины: как тот же самовлюбленный Нара касается своими руками ее кожи. Но самое ненавистное было даже не в этом. А что, если самой Юми это по нраву? Что если она влюблена, если любит? Да и какая, к черту, разница! Она испортила его жизнь, по ее вине умер его отец, к тому же она даже не шиноби! Жалкий человечишка. «Несносная девчонка.»