Дети Тумана. Глава Вторая. Со школьной скамьи
Категория: Трагедия/Драма/Ангст
Название: Дети Тумана.
Автор: Lady Katarios
Фэндом: Naruto
Дисклеймер: МК
Жанр(ы): Ангст, Драма, Экшн (action)
Тип(ы): Гет, Джен
Персонажи: Ринго Амеюри, Хозуки Мангецу, Ягура, Теруми Мей + много ОЖП и ОМП
Рейтинг: R
Предупреждение(я): Смерть персонажа, Насилие, ОМП, ОЖП
Размер: макси
Размещение: запрещено
Содержание: История - странная вещь. Сухая, чёрствая, она всегда лишь перечисляет голые факты и никогда не говорит о людях, живших в то или иное время, об их взглядах, вере, мечтах. Для неё они не больше, чем пешки в одной большой шахматной партии, сыгравших в определённый период времени ту или иную роль. Киригакуре времён Йондайме Мизукаге всегда считали оплотом жестокости и ненависти, а её шиноби - бездушными роботами, не имевшими своей воли и желаний. А что если и они, бездушные роботы, умели жить?
Автор: Lady Katarios
Фэндом: Naruto
Дисклеймер: МК
Жанр(ы): Ангст, Драма, Экшн (action)
Тип(ы): Гет, Джен
Персонажи: Ринго Амеюри, Хозуки Мангецу, Ягура, Теруми Мей + много ОЖП и ОМП
Рейтинг: R
Предупреждение(я): Смерть персонажа, Насилие, ОМП, ОЖП
Размер: макси
Размещение: запрещено
Содержание: История - странная вещь. Сухая, чёрствая, она всегда лишь перечисляет голые факты и никогда не говорит о людях, живших в то или иное время, об их взглядах, вере, мечтах. Для неё они не больше, чем пешки в одной большой шахматной партии, сыгравших в определённый период времени ту или иную роль. Киригакуре времён Йондайме Мизукаге всегда считали оплотом жестокости и ненависти, а её шиноби - бездушными роботами, не имевшими своей воли и желаний. А что если и они, бездушные роботы, умели жить?
Глава Вторая. Со школьной скамьи
- Ты когда-нибудь встречал шиноби?
- Да, довелось. К сожалению.
- Почему «к сожалению»?
- Я видел много разных ниндзя. Принадлежавших и Конохе, и Суне, и Иве. Но последнюю встречу я никогда не забуду. Держу пари, она мне до старости будет в кошмарах сниться.
- А что произошло тогда?
- Я случайно, когда ещё принадлежал гильдии пекарей, по дороге в Суйдзин наткнулся на группу шиноби Киригакуре. Клянусь, никогда до этого не встречал таких злых детей. Это же надо, ребят двенадцати-тринадцати лет обучать способам убийства!
- Что же тебя так напугало, раз ты сожалеешь о том, что встречал ниндзя?
- Их взгляд. Как видишь, они мне ничего не сделали, но смотрели они на меня так, будто прикидывали, как лучше меня на тот свет отправить: задушить или живот вспороть. До этого мне казалось, что все дети чисты и невинны, а тут меня так жестоко обломали. Хотя... я, наверное, всё-таки прав. Это ведь не дети. Это машины для убийства.
<i><right>Надо учиться в школе, но ещё гораздо больше надо учиться по выходе из школы, и это второе учение по своим последствиям, по своему влиянию на человека и на общество неизмеримо важнее первого. Д. И. Писарев</right></i>
Май, 496 год.
После каждой войны всегда запоздало приходит осознание: зачем она нужна была? Ради чего сыны Отечества клали свои головы? И смотря на результат всего, невольно горько усмехаешься. А воевали-то, получается, за аристократию, зажравшуюся где-то в верхах общества, да за военных, что уже и перестали на самом деле быть военными – про войну только в книгах читали или от таких же учителей-генералов, никогда воочию боёв не видевших, слышали. Выгоду, пользу от всех жертв получали только представители высших сословий: знать, военные, капиталисты, - низшим, напротив, приходилось все последствия баталий терпеть и своими силами пытаться их как-то уменьшить. Все оставшиеся средства уходили в и без того богатые регионы и районы страны, которые война даже своим дыханием не опалила, - пострадавшим феодам говорили, мол, все финансы ушли на фронт, где их и похоронили в братской могиле.
В последней Великой Войне пробелы в системе стали видны отчётливее. Всё больше в народе стали роптать, появились опасные для государства сепаратистские группировки. Если военные действия в Стране Дождя и Стране Камня мало волновали изнеженных аристократов, то возможное восстание, а то и гражданская война не на шутку встревожили всю верхушку Мизу но Куни. Однако нашёлся удачный предлог всё провернуть в свою сторону: умер феодал. Верховный Даймё Страны Воды, что довёл её до такого плачевного состояния, позволив тратить впустую деньги из казны ведущим феодам Минамото и Тайра, скончался, оставив своему преемнику величайшую радость разбирать все проблемы, накопившиеся за долгие двадцать шесть лет. Покойный Хироши не был женат, и детей, что могли бы возглавить державу, он не завёл. Были, конечно, бастарды от его многочисленных фавориток, но им власть Совет Даймё отдать не решился.
Наследников у предыдущего феодала не было, но была старшая сестра, имевшая здорового и очень активного сына. Семнадцатилетнего принца Акайо в народе очень любили, хотя в высших кругах он не мог похвастаться всеобъемлющим обожанием. Где это видано, чтобы родственник правителя ходил на чёрные фестивали, как простолюдин? Старики не понимали его стремление быть обычным человеком, чувствовать себя своим среди простых крестьян, рабочих и мелких представителей интеллигенции, и всячески осуждали его хождения в народ. Но именно своей непосредственностью, простотой, любовью к труду и познаванию нового он и покорил сердца жителей Страны Воды. Брюзгливым ветеранам прошлой эпохи пришлось отступить и пойти на уступки, чтобы не лишиться всего, что они имели.
И вот, в феврале четыреста девяносто третьего, за месяц до окончания Второй Великой Войны, на трон взошёл новый феодал – Китамура Акайо. Это не только новый человек встал во главе страны – это новая династия взяла руль Мизу но Куни. Сравнительно молодой род ещё не успел закостенеть в консервативных традициях предшествующих семейств, и народ возлагал на нового правителя большие надежды.
И феодал их оправдал. В самом начале его правления вышли указы и новые законы, значительно облегчившие жизнь простых людей. Для начала в пострадавшие регионы из столицы в первый же день отправили несколько траншей гуманитарной и финансовой помощи. Выплачивали компенсации, сирот устраивали в лагеря, где они потом жили, учились и работали на благо общества. Значительно урезали поток средств в самые обеспеченные регионы, а богатейшие кланы в добровольно-принудительном порядке отправили заниматься благотворительностью.
Люди ликовали. Более того, внутриполитические изменения сопровождались хотя и печальными, но долгожданными вестями из-за рубежа: война заканчивается. Говорили: ещё дней пять-шесть и объявят о заключении мира. Пусть они проиграли, но это всё же конец. Конец бесполезным убийствам и смертям.
Так и вышло. В середине марта из Киригакуре пришло письмо: их сторона понесла огромные потери, автономия шиноби на грани банкротства, и в довершение всему погиб Третий Мизукаге. Со стороны Токугава пришли сухой отчёт о проделанных военных действиях и возвещение о намерении вернуться в свой край. Акайо не стал ставить им палки в колёса и вызывать к себе: пусть отдыхают, они заслужили. Тем более, не до них феодалу сейчас.
Волнения пришли оттуда, откуда не ждали: взбунтовались высшие сословия. Знать из Тайра, Минамото и некоторых других феодов была недовольна проведёнными реформами, которые лишили её многих приятных привилегий. Самым скверным в этой ситуации было то, что один из сильнейших кланов шиноби поддержал представителей голубой крови, и теперь над Страной Воды опять нависла реальная угроза гражданской войны. Компромисс в этой ситуации не был решением: главы фамилий заранее объявили ультиматум через своих представителей.
В апреле этот конфликт достиг своего апогея: полки военных окружили и отрезали от всей страны столичный феод. Связь с главным городом была полностью утеряна, все входы и выходы в столицу были закрыты, торговля во всей Мизу но Куни остановилась. Казалось, будто организм, коим была Страна Воды, разом впал в кому, ибо голова его перестала работать. Всё замерло в ожидании решающего хода одной из сторон.
Неизвестно, чем бы закончилась эта история и сколько бы ещё времени Акайо носил головной убор феодала, если бы совершенно неожиданно главу государства не поддержали лидеры автономий, нагрянувшие как гром среди ясного неба со своими небольшими полками в столицу и ставшие силой, способной разрешить конфликт. Это стало сюрпризом и для молодого феодала, и для уже успевшей насладиться успехом знати, которая, к сожалению или к счастью, не была готова дать отпор этой маленькой, но уже имевшей опыт сражений армии. Аристократы уступили во второй раз, а Акайо заручился поддержкой лидеров, что по факту были с ним наравне. Новоизбранный Мизукаге, глава клана Токугава и губернатор автономии свободной экономики публично заявили о своей приверженности курсу нового главы государства, а также о своём намерении защищать «путь спасения» (как они сами его назвали), по которому пошла Мизу но Куни.
Всё успокоилось. Военные покинули столицу, а вслед за ними двинулись в свои края и шиноби. У них самих было много незаконченных и неотложных дел, и решение совершить визит к высшим мира сего принялось как-то спонтанно. Не было даже суточной подготовки к такому походу. Как только Йондайме узнал о раздирающих столицу и некоторые феоды волнениях, то сразу дал приказ выступать. Времени просто не было. Ягура и так боялся, что придёт слишком поздно, когда аристократишки (уж очень не любил он знать!) уже совершат переворот. И каково же было его удивление, когда на подходе к столице они случайно встретили полк из Токугава во главе с их лидером, идущим в город с той же целью, что и они. А после своего объединения увидели корабли из третьего автономного края, движущимся туда же и по этой же причине. Слава Ками, всё удалось.
Через неделю после этих событий отряд Мизукаге вернулся в родные земли. Всё пошло своим чередом. Ниндзя, как и раньше, стали ходить на миссии, приносить деньги в казну и поднимать край, Академия шиноби заработала в штатном режиме. От войны в Киригакуре остались только воспоминания и свежие могилы на кладбище.
Однако, несмотря на вроде как оставшееся прежним положение дел, Кири изменилась. Фасад остался таким же, но интерьер, внутренний и настоящий Туман, стал иным. Будто что-то незримое стало витать в воздухе, и это что-то очень сильно повлияло на саму сущность скрытой деревни. Шиноби стали злее, агрессивнее, недоверчивее. Если раньше конфликты, ссоры внутри команды были редкостью, то теперь это стало обыденностью. Бывало, доходило до летальных исходов. Но убийцы обычно оставались безнаказанными, хотя число шиноби Киригакуре сократилось чуть ли не в два раза. Вопреки всему были положительные стороны этого коллапса: качество, скорость выполнения миссий рангов A и S увеличились. А впрочем, на это была ещё одна причина: других миссий просто не было - люди стали бояться по пустякам вызывать шиноби, потому и нанимали их только в том случае, когда без них уж совсем никак. Не хотелось им лишний раз смотреть в глаза этим существам. Бездушным и беспощадным.
А с чего всё началось? Почему вдруг всё так резко поменялось? Что стало причиной таких резких перемен? Спроси об этом кого из шиноби, он бы вряд ли смог ответить. Скажет, мол, так нам говорили, и он будет отчасти прав, так как действительно это им начинали вколачивать в голову с первых курсов Академии. «Не будь обузой для напарников». «Убивай безжалостно, но так, чтобы тебя не заметили». И главное: «Прячь свои эмоции от всех, ибо они – причина всех неудач и поражений».
Многие отмечали эффективность таких внушений. Ниндзя стали терпеливее, сильнее и даже умнее. Подрастающие поколения стали выглядеть так, какими должны быть шиноби – скрытными убийцами-наёмниками, что всегда превосходно выполняют свои задания. Детей уже в Академии учили своему ремеслу с жизненной жестокостью – планки прохождения на следующий курс, зачётов и других проверочных заданий были завышены до предела, поэтому каждому ученику приходилось усердно работать над собой, чтобы услышать желаемое «Сдал» и спокойно жить дальше. Хотя... Понятие «спокойно» в этом случае относительно: преподаватели умели делать сюрпризы, и, зная эту патологическую любовь учителей к неожиданностям, волей-неволей дети становились бдительнее.
По выходе из Академии все умения и навыки ниндзя проверялись на экзамене, на котором, как бы это жестоко ни звучало, слабые отсеивались. Вылетали из Академии и навсегда лишались возможности быть шиноби? Нет, всё гораздо прозаичнее - они лишались жизни. Сразу после пробного экзамена, проведённого в первом июне правления Ягуры, из-за границы посыпались в его адрес обвинения. Жестоко! Бесчеловечно! Как так можно! Читая все эти записки, Мизукаге тихонько посмеивался и недобро улыбался – значит, всё правильно он сделал! Как говорится, слушай других и делай всё наоборот – тогда и добьёшься успеха. Новоизбранный каге всегда следовал этому принципу.
Просматривая отчёты, Ягура ещё в первый раз обратил внимание на то, что среди сдавших этот финальный экзамен очень много детей-сирот. Зачастую бесфамильных, без каких-либо экстраординарных способностей, не помнящих своих семей. В тот первый экзамен из двенадцати выживших только четверо были выходцами из кланов. Остальными были дети из неблагополучных семей или детдома. Мизукаге это объяснял просто: эти ребята ещё задолго до сдачи последней своей контрольной в будничной жизни были вынуждены научиться выгрызать у жизни лучший кусок и крутиться, чтобы не остаться ни с чем, да и просто выжить. Мужчина сам вырос в таких условиях. Он до сих пор помнил, как ему приходилось прятать по тайникам еду, чтобы другие не съели, оружие, книги, постоянно проверять свою кровать на наличие взрывных печатей и яда, запирать и защищать все свои вещи с помощью фуиндзюцу. Зато теперь он каге. И не без тех трудностей в детстве и юности он добился признания.
Ягура был уверен: этот год обещает быть интересным. Мизукаге и его окружение не могли предсказать исхода итогового экзамена, но они догадывались, что битва будет жестокой. Ещё бы! Столько талантов в одном выпуске, вряд ли кто из них не будет бороться до конца. А самым интригующим было то, что в этот раз дети из кланов и сироты в равном положении: выходцы фамилий не были зазнавшимися снобами, ставившими всех вокруг ниже себя, что были до них, напротив – они были собранными, дисциплинированными ребятами. Видимо, позаботились об их обучении родители и главы кланов. Дети из детдома тоже были не промах, и на некоторых Ягура возлагал большие надежды.
До экзамена оставался ровно месяц. Месяц, свободный от посещения Академии, личных заданий и всего прочего. Данное им время ученики должны были потратить на тренировки и подготовку к последней своей сессии, но это было сугубо добровольно, и принуждать никто никого не собирался. Однако лучше всё-таки этот месяц посвятить совершенствованию себя: это не афишировалось, но оинины, некоторые джонины и сам Мизукаге наблюдали за ходом тренировок подрастающей смены. Усердие, тягу к силе и знаниям они отмечали, и если ученик добивался звания генина, ему это засчитывалось. Плюс в карму, говоря проще.
Этот день официально считался последним днём в Академии у выпускников. Первое мая. Уже не было ни лекций, ни тренировок – только сдавали книги с теорией, забирали свои вещи. Преподаватели не давили так сильно, как обычно: знали, что в данный момент это бесполезно и неуместно. Другие ученики смотрели на них с лёгкой завистью и даже будто прощались – видно, успели их уже заранее похоронить.
Однако виновникам всего было не до этого. Многие даже не думали о предстоящем экзамене; последние недели так утомили их, что в голове не осталось для него места – только ответы на вопросы устных зачётов ещё роем кружились в мыслях ребят.
Они сидели в аудитории на последнем своём учебном часу в Академии. Их курсовой руководитель, тридцатилетний тюнин, служивший некогда в представительстве их края в столице, лениво зачитывал последние свои наставления. Тот факт, что его мало кто слушал, шиноби не смущал - выберутся как-нибудь, а эти инструкции нужны только для галочки, даже он это признавал. Эти правила и советы его уже бывшие ученики с уроков вынесли и так, а как именно – забыли или запомнили – уже не его проблемы.
Половина мест пустовала. Пусть с первого взгляда это не было очевидным из-за того, что все ребята не стремились садиться рядом друг с другом, но через некоторое время сознание уныло (а может, и нет) констатировало сей факт. Некогда мест всем не хватало, а теперь все могли спокойно по два стола занять, при этом свободные парты ещё остались бы. В самом начале пути их поколения в Академии их было тридцать восемь, теперь – семнадцать. Выжили за всё время обучения только действительно сильные.
И всё-таки была ещё одна странность. Все сидели разрозненно, но двое упорно выбивались из общей картины. Эти двое занимали соседние парты на заднем ряду, изредка переговариваясь и даже посмеиваясь над очередным пунктом из обращения бывшего сенсея. Это были мальчик и девочка, выходец одного из влиятельнейших кланов Киригакуре и круглая сирота. Оба относились к разным кругам и встречались в основном только в Академии, и, казалось бы, ничего не должно их связывать, но что-то ещё во время знакомства привлекло их в друг друге, и это что-то не могло позволить им прекратить общение. Им нравилось быть вместе, нравилось вместе тренироваться и гулять по окрестностям Кири по вечерам. Эти двое были единственными, кто мог смело назвать друг друга товарищами, единственными, кто в присутствии другого мог не бояться за свою спину. Их звали Хозуки Мангецу и Ринго Амеюри.
Они познакомились на второй год войны. Случайно, в каком-то смысле даже нелепо. Родители Амеюри уже месяц были на фронте, и она в тот день ждала вестей от них. Был ноябрь, и Ринго, закутанная в материнский кардиган и шерстяной платок, доходивший ей до пят, ждала приезда почтового эшелона. Люди проходили мимо, и никто не останавливался, даже не глядел в сторону одинокого маленького ребёнка. Кому интересен очередной маленький оборвыш? Таких во время войны много, и всех не пожалеешь. Жестоко, негуманно, но никого общечеловеческие ценности в военное время не трогают. Себя бы спасти. В то время Кири уже начала испытывать экономические трудности – люди стали черствее и холоднее, поэтому маленькая никем не замеченная девочка продолжала оставаться таковой и, возможно, стояла бы так ещё долго, если бы случайно не стала мишенью для тяжёлого кожаного мяча. Амеюри упала, падением добавив себе ещё несколько синяков, и зло посмотрела на своего обидчика. Им оказался довольно высокий для их возраста, крепкий на вид, но вместе с тем худощавый беловолосый мальчик, хитро и несколько заинтересованно смотревший в её сторону. Казалось, сейчас его волновал только один вопрос: встанет или не встанет? Амеюри это заметила. Он даже не пытался подойти к ней, не то что помочь! Только продолжал ухмыляться, демонстрируя свои кривые острые резцы. Ринго и не ожидала такого благородного шага, но уязвленная гордость надрывала в исступлении горло. Мерзавец. Девочка почувствовала влагу на своих пальцах и опустила взгляд. Её правая рука принимала ванночку из полезной, возможно, даже лечебной глины дороги Киригакуре. Со стороны послышался неприятный смех: этот недоумок начал ржать, запрокинув голову и распахнув рот. Губы в ответ исказились в ухмылке, и Амеюри, быстро-быстро слепив из грязи комок, кинула его прямо в этого пацана. Бросок оказался метким: миг – и паренёк удивлённо замолк, озадаченно хлопая глазами. Грязь ручейками струилась по его лицу, падая на одежду, затекая в рот и нос. Ринго не смогла удержаться от смешка, но повторять его ошибку не стала, помня слова одного из их сенсеев: «Не недооценивайте врага. Побеждённый может оказаться победителем». Девочка встала на ноги и прошла мимо своего на данный момент врага, гордо подняв подбородок. Мальчик сердито следил за ней взглядом и, как только Амеюри отошла от него, побежал за ней, схватив нахалку за предплечье. Ринго зло зыркнула на него, а дальше... Дальше была грязевая баталия, описывать которую смысла особого нет. Победителя не оказалось: окончилась схватка перемирием. После того случая они ещё несколько раз пересекались, и в конце концов встречи стали обязательным пунктом в их жизни. Они и не заметили, как стали доверять друг другу. С тех пор они стали близкими людьми.
Менее чем за месяц своего существования этот тандем стал известен на всю скрытую деревню. Не знать его не мог уже никто. В основном на это не обращали внимания, но кто-то из джонинов, как, например, Ягура, не одобрял этого. Однако власти тогда нынешний Йондайме не имел, а после своего назначения у него появились дела куда важнее двух студентов Академии. Он думал: кто знает, может, и не доживут эти двое до выпуска. Но время шло, подходил к концу этот выпускной год, а Ринго и Хозуки до сих пор были живы. Устранить их, конечно, было бы выходом, весьма заманчивым, кстати, но Ягура лично знал родителей этих двоих, и, отдавая дань уважения уже ушедшим из жизни супругам Ринго и не желая ссориться с ещё живым главой одного из кланов-основателей Кири, Мизукаге закрыл на подростков-девиантов глаза.
- Ну вот и всё, - устало заявил сенсей, положив планшет с бумагами на стол. – Больше мне вам нечего сказать и пожелать. Надеюсь, все всё поняли и вопросов ко мне нет. Можете быть свободны.
Они не заставили себя ждать - быстро накинули на спины рюкзаки и сумки и поплелись к выходу. Когда за последними закрылась дверь, мужчина глубоко вздохнул и утомлённо потёр переносицу пальцами. Всё. Он сделал всё, что мог и должен был. Больше от него ничего не зависит. Теперь им нужно полагаться только на собственные силы. В голове молнией пронеслись их лица, и шиноби не смог сдержаться от усмешки. Всё-таки он к ним привязался. Правильно говорят, первых всегда тяжелее отпускать. «Удачи, ребята», - подумал он и улыбнулся.
С того самого момента, как их отпустили, они ещё не проронили ни слова. Желания разговаривать, повода просто не было; кроме того, их после длинной-предлинной и очень скучной речи сенсея настойчиво тянуло на боковую - ребята периодически обменивались зевками и сонными взглядами. Но кровать должна и может подождать, первостепенное сейчас – тренировка.
- Сразу на полигон или сначала по домам? – прикрыв рот ладонью, спросила Амеюри.
Мангецу поморщился и почесал рукой голову. Глаза потеряли сонливость, и взгляд на секунду стал осмысленным.
- По домам, - протянул он, едва сдержав очередной зевок. – Потом встретимся, где-нибудь через часик.
- Как скажешь.
Дойдя до перекрёстка, они повернули в разные стороны: он – на окраину, к своему поместью, она – в переулки Нижней Деревни. Несколько минут, и они оба скрылись из виду.
Ринго Амеюри после смерти родителей и всех родственников, в день похорон всех погибших на войне, определили на постоянное место жительства в краевой детский дом. До этого она полтора года жила в больничном общежитии вместе с медсёстрами, братьями, врачами, санитарами и такими же оставшимися без крова детьми. Утром учёба, потом так называемая «помощь деревне», и вечером, если оставалось время, меддети шли работать в больницу. Их никто не спрашивал, хотят они помогать работать с больными или нет – они просто шли и работали, не задавая лишних вопросов. Для будущих шиноби это было в каком-то смысле дополнительной школой, так как там их приучили выполнять всё, что бы ни приказали. Надо так надо - Амеюри это поняла в те тяжёлые времена. И когда ей сказали собирать свои скромные вещички и отправляться в детдом, она молча последовала вместе со всеми в своё новое жилище, хотя перспективы были не самыми радужными: приют практически с самого основания деревни пользовался дурной славой. Недодавали продуктов, текстиль привозили не первой свежести, но это, по сравнению с человеческим фактором, мелочи. Выжить было очень трудно; приходилось чуть ли не зубами выгрызать себе лучший кусок и занимать место под солнцем, и Ринго, ставшей частью этого дома ужасов, пришлось прогнуться под желания судьбы.
Здание детдома было девятиэтажным, пять ярусов из девяти занимали гражданские, остальные – шиноби. Амеюри подселили в комнату с замечательным номером «66» к её однокурснице-одногодке, входившей в ту же группу, что и Ринго. Имя у неё для куноичи Тумана было самым что ни на есть подходящим – Акеми. «Ослепительно красивая». Лучше имечко было только у другой их одноклассницы, означавшее примерно то же. Обеих «красавиц» Амеюри недолюбливала, но с соседкой отношения имела хорошие или даже, если не сказать лучше, приятельские. Подлянок и гадостей друг другу они не делали, ничего друг у дружки не воровали. Со временем, отметив их взаимное расположение, другие стали называть их комнату «Жилищем двух А» и никак иначе. Один раз кто-то, шутя, табличку с цифрами поменял на дощечку с «А» из разных азбук*, под каждой подразумевая одну из жительниц этой комнаты.
А вот и дом! Амеюри в очередной раз окинула его взглядом перед тем как войти внутрь. Она и сама не могла объяснить, зачем теперь ей надо было сначала посмотреть на его фасад – эта привычка выработалась у неё почти сразу после заселения. Может, будучи ещё ребёнком, она не верила, что это здание будет её домом, а потом вдруг это стало обязательным ритуалом. Опять оглядев экстерьер и не найдя чего-то, чего она сама не знала, Ринго открыла дверь и вошла. Привычно кивнув старой вахтёрше Усаги, девочка отправилась на свой этаж.
- O-o mai ga! Oo mai ga! Kinou no shippai...**
- Опять поёшь? – холодно поинтересовалась с порога Амеюри. Соседка оборвала на полуслове предложение и недовольно посмотрела на пришедшую. Ринго поморщилась. Громко хлопнув дверью, она прошла мимо скривившейся «А» и кинула сумку с конспектами на кровать. Опытным движением расшнуровав сандалии, скинула их на пол и раскинулась на постели.
Акеми скептически на неё посмотрела и, хмыкнув, заявила:
- А что? Тебя что-то не устраивает?
- Да, - тут же откликнулась, не открывая глаз, Амеюри. – Ты не устраиваешь. Как можно быть такой беспечной?
- А что такого? Экзамен ведь только через месяц. Пройду его, и дело с концом. Держу пари, попадётся мне какая-нибудь простофиля вроде Оренжи...
- Тогда ставлю на Тайо, - Ринго открыла глаза и повернула голову к фыркающей соседке. – Ты что, забыла, что Ягура нам говорил в первый год? «Не зазнавайтесь и не ставьте своего врага ниже себя...
- ...Бывали случаи, когда генины, только что закончившие Академию, одерживали верх над опытнейшими оининами», - закончила фразу Акеми и снова пренебрежительно хмыкнула. – Чушь всё это! Как генин может победить оинина?
- Понятия не имею, - сухо сказала Амеюри и села. – Но эти слова говорил Ягура, который сейчас, между прочим, носит шапку каге. Я ему больше доверяю, чем тебе и даже себе. И не факт, - она резко встала и, расстегнув молнию на куртке, кинула её на стул, - что тебе достанется именно, как ты думаешь, слабачка Оренжи. А вдруг тебе достанется на жеребьёвке мой клыкастый друг или даже я сама? – Девочка, оставшись в одном только белье, посмотрела на соседку сверху вниз. – Вполне вероятно. Я обедать. – И, накинув на себя халат, Ринго покинула комнату.
Напоминание об экзамене как рукой смело сон. Амеюри после слов недалёкой «красавицы» почувствовала, как злость, до этого мирно дремавшая где-то в потаённых глубинах её души, всплыла на поверхность и потребовала выхода. Незамедлительного выхода. Девочка знала, что это раздражение появляется тогда, когда она либо слышала несусветную чушь из уст вроде как нормального человека, либо что-то, что дорого ей, смеют как-то понизить, унизить или растоптать. Ринго слишком уважала Четвёртого Мизукаге, чтобы позволить кому-то сомневаться в его словах и силе, даже такой глупой Акеми.
Пообедала она быстро. Людей в столовой было ещё немного, всю вкусную еду растащить не успели, и Амеюри, пока было не поздно, быстро отхватила себе тарелку мясного супа (хотя какого мясного? Из мяса в нём были только кусочки старого фарша), капустный салат и небольшую порцию суши. Не очень, конечно, сытный и вкусный обед, но лучше уж это, чем совсем ничего. Сильно выпендривающиеся и опоздавшие, как правило, оставались голодными, и младшим приходилось тащиться к старшим выклянчивать у них еды. Воровать было строго запрещено, а нарушившим этот запрет в лучшем случае отрубали кисть или, если ещё лучше, то палец. Девочка не понаслышке знала это, поэтому предпочитала считать эту пародию на обед обедом.
Времени до встречи было ещё много. Провести его в компании Акеми, которая наверняка будет донимать её слух своим пением или разговорами о визите очередной супермегазвезды в их страну, Ринго не горела желанием. И так наслушалась всей этой ереси во времена бурь, цунами и ураганов, и теперь могла дать фору многим своим ровесницам в знании звёзд шоу-бизнеса (хотя никогда этими знаниями и не пользовалась) благодаря своей соседке. Идти уже? Нет-е-ет, полигон далеко, а идти на него в одиночку скучновато.
«Может, сначала к дому Мангецу, а там вместе и отправимся?» - спросила сама себя Амеюри. А что? Хорошая идея. Тем более, она никогда не видела, как он живёт. Слышала, что у его семьи на берегу озера есть большое поместье, но никогда сама его не видела. Девочка хотела несколько раз напроситься в гости, но Хозуки почему-то сразу бледнел и начинал втирать ей, что это плохая идея, что мать не любит гостей, а отец сразу же прогонит незваных визитёров. Ну и в итоге у Ринго никогда не выходило посетить его жилище.
«Сюрприз», - ухмыльнувшись, подумала она. Быстро собравшись и взяв всё своё снаряжение, Амеюри отправилась на окраину, в другой конец деревни.
С каждым кварталом Кири всё больше менялась. Магазины становились дороже, кафе и пабы сменялись ресторанами, а улицы были чище. Что и говорить, одним словом – Верхняя Деревня. Эта часть Киригакуре считалась фешенебельным районом, где жили в основном только обеспеченные и влиятельные фамилии и гражданских, и шиноби. Мангецу в этом смысле повезло: его клан был основателем деревни, и огромная территория Хозуки причиталась, хотя самым богатым и влиятельным кланом, каким он был при Нидайме, теперь его считать было нельзя. Тем не менее, их до сих пор уважали и считались с их мнением.
Амеюри наконец покинула жилые высотные кварталы и оказалась в микрорайоне частных земель, раскинувшихся на берегу озера. Как же здесь жили! Девочка с обидой сглотнула, увидев всё великолепие этой местности. Поместья, разумеется, были шикарными: ухоженные цветущие сады, красивые архитектурные комплексы, выглядывающие из густой зелени деревьев, богатый декор общих фасадов - всё это красноречиво говорило о статусе и положении семей, живущих в них. И как это всё отличалось от тех мест, где она провела своё детство. Амеюри почувствовала одновременно обиду и злость. Как можно допускать такое?! Как смеют эти зажравшиеся снобы так шиковать, когда многие даже недоедают? Ринго так думала о всех жителях этого района, однако почему-то не включала в этот список Мангецу и его семью.
Неожиданно она ощутила на себе чей-то внимательный взгляд. Амеюри очнулась от охватившего её негодования и тут же неутешительно для себя заключила: всё это время она стояла на месте, уткнувшись взглядом в землю и сжав кулаки. Иной прохожий решил бы, что она пытается справиться с агрессией, и благоразумно обошёл бы стороной. И правильно бы сделал. Девочка резко подняла голову. На крыльце поместья, на дороге перед которым она стояла, за ней наблюдал, прислонившись к стене, мальчик. Амеюри сузила глаза. Кажется, он учился с ней в одной группе. Да. Она даже вспомнила, что он был одним из лучших на практике.
- Чего тебе? – грубо поинтересовалась Ринго.
- Мне? Ничего. – С этими словами он развернулся и, мягко отодвинув створку сёдзи, скрылся внутри дома.
Девочка хмуро продолжала смотреть в закрывшуюся дверь. Как его зовут? Она не помнила.
«Да и чёрт с тобой!» - раздражённо подумала она и пошла дальше.
Следующие участки бедностью и скупостью также не отличались, но Амеюри на них уже не смотрела. Не хотелось лишний раз злить себя. Кидала только украдкой взгляды на гербы, вывешенные на флагштоках. Несмотря на то, что девочка прошла уже большую часть этого микрорайона, герба клана Хозуки она пока не видела. Видела герб их местных церковников, но клана Мангецу... Нет, его пока не было. Она уже подумала, что идёт не в ту степь, и собралась поворачивать обратно, но вдруг услышала что-то странное. Конечно, в их деревне странности не редкость, но этот звук, по мнению Ринго, даже в Тумане был из ряда вон выходящим. Амеюри резко остановилась. Этот звук... Что это такое? Нечто среднее между волчьим воем и кошачьим мяуканьем. Девочка медленно скосила глаза на здание, откуда он доносился, и остолбенела. Это было поместье семьи Мангецу.
Как и все участки вокруг, площадь земель Хозуки и дом были достаточно большими. Был и сад, в котором начинали зацветать яблони и уже отцветала вишня. На первый взгляд поместье ничем не отличалось от таких же архитектурных комплексов, принадлежащих другим семьям, но что-то было не то. Амеюри присмотрелась и поняла, что её так смутило в этом здании помимо того утробного воя, вот только вопросов меньше не стало.
- У-а-а-ва-ва-а!
В саду царил хаос. Почти все деревья были отмечены чьими-то зубами, оставившими на коре длинные следы: многие ветки были поломаны и брошены на клумбы или каменные дорожки. Некоторые статуи были опрокинуты набок. Грязные куски ткани побросаны на лужайки или завязаны на стволы и ветви сакур.
«Что это всё значит?»
Раньше Амеюри думала, что Мангецу не хочет её приглашать из-за того, что не хотел хвастаться, мол, это испортит отношения между ними; но теперь что-то ей подсказывало, что причиной его отговорок был источник этого воя. Может, у него какой-то опасный зверь живёт, а он не хочет подвергать её опасности? Бред! Шиноби Тумана не будут заботиться о других, раз другие не могут себя защитить и только висят балластом. Вот только якорем себя Амеюри не считала, и потому решила, что выскажет ему всё в лицо. Считает её слабачкой? Лицемер!
Девочка аккуратно перелезла через изгородь, чтобы не зацепиться о корень или не уколоться о шипы растущего на заборе вьюна, и подошла к пристройке, из которой доносились эти странные завывания. Приложив ухо к стене, она, прикрыв глаза, прислушалась к этим звукам и попыталась определить, кому они могут принадлежать.
- У-у-у! У-ва-а! Вш-ши-вш-ш!
Амеюри едва не осела. Да что это за существо такое?! Воет, как волк, а теперь ползает, как змея? Может, ещё что-нибудь?
Получите – распишитесь. Что-то очень сильное ударило в стену, у которой стояла Ринго, и вся пристройка зашевелилась и закачалась. Амеюри рефлекторно отошла назад.
- Что ты здесь делаешь?!
Она обернулась. Мангецу.
- Тебя пришла навестить, - как ни в чём не бывало, ответила Амеюри.
Хозуки горько фыркнул и отвернул голову в сторону. Руки у него подрагивали, лицо выглядело каким-то растерянным, и вообще он был каким-то нервным и бледным – таким Ринго его видела впервые.
- Ты какой-то белый, - заметила она.
- Правда? – Мангецу сделал вид, что сильно удивился: приложив палец к губами, он задумчиво устремил взгляд вверх. Амеюри скептически посмотрела на него. Перестарался. Не быть ему актёром.
- Не вижу ничего такого, что могло бы заставить тебя так испугаться, - заявила девочка, скрестив руки на груди.
Хозуки усмехнулся краем губ, но уже менее напряжённо, чем раньше.
- Аме, - тихо позвал он, - пообещай мне кое-что.
- Я тебя слушаю.
- Аме, - он поднял глаза и уставился на неё так пронзительно, что Ринго невольно стало не по себе. – Аме, - повторил он, - пообещай мне, что никогда больше не придёшь ко мне домой.
Странная какая-то просьба. Как и сокращение её имени. Так он её обычно называл, когда хотел сказать что-то важное или когда оставались одни. Имя-то у неё длинное, не «наамеюрикаешься» много. Но всё-таки странно то, о чём он просит. Почему ей нельзя к нему приходить? Неужели шум в пристройке тому причина? Если бы в этом сарае было действительно что-то страшное, наверняка это бы под личный контроль взял Мизукаге. Хотя... Она в этом мало что понимает, так что лучше вообще об этом не думать.
- Всё из-за этого? – Она кивнула подбородком в сторону пристройки.
- Отчасти, - признался Мангецу и стал серьёзным. – Пообещай. Никто не должен знать об этом.
- Смеёшься, что ли?
- Нет. Пообещай.
Амеюри вздохнула.
- Ладно. Обещаю.
- Вот и славно. Тогда пошли, - и, улыбнувшись своей фирменной улыбкой, пошёл к изгороди, но Ринго почему-то показалось, что не «к изгороди», а «от воющего строения». И слишком уж он играет энтузиазм. Ох, не быть ему актёром, не быть. И лазутчиком тоже. Сразу всё выдаст врагам.
- Что-то мне говорит, что ты боишься этого, - Амеюри, поравнявшись в ним, снова кивнула на сарай. Они пошли в сторону деревни.
- Да? Тебе показалось. – Мангецу поспешил переменить тему.
Они разговаривали о многом. Об Академии, об экзамене, высказывали предположения относительно будущих шиноби. Себя в генины они уже записали и теперь думали над тем, кому бы ещё это звание присудить. По их раскладу, «красавицы» вылетали точно. Амеюри рассказала ему об Акеми. И Мангецу с ней согласился – такая, как она, не пройдёт. Не такими должны быть шиноби Кири.
- Я вот ещё о чём подумал, - протянул Хозуки. – Должно быть чётное количество экзаменуемых. А нас семнадцать. Кто будет восемнадцатым?
- Может, кто-нибудь не доживёт до июня? – предположила девочка. – Может, кого-нибудь, ну-у, того? – она провела большим пальцем по горлу.
- Не-е-ет, вряд ли, - отмахнулся Мангецу.
Они подходили к деревне. Полигоны были на северной окраине, и, чтобы до них дойти, нужно было снова завернуть в центр. Амеюри и Мангецу должны были встретиться на Центральной площади, но Ринго предпочла сделать кружок, навестив своего «кореша». Хотя, по её мнению, это было лучше, чем сорок минут в компании болтливой Акеми.
Они вышли на главную улицу Кири и вдруг встали: идти было просто некуда. Прохожие стояли вдоль домов, образуя таким образом для кого-то коридор.
«Неужели феодал приехал?» - удивлённо подумала Амеюри и пошла пробираться вслед за уже ушедшим Хозуки в толпу. И вскоре ей это удалось. Да, приехал. Но не феодал.
Сначала она удивилась, когда увидела, для кого расступаются люди. Да кем же должен быть этот мужчина, чтобы на него так смотрели и чтобы перед ним расходились в стороны? Внешне он ничего из себя не представлял: высокий, жилистый, не сказать, что мускулистый, - словом, непрезентабельный и не внушающий с первого взгляда абсолютно никакого уважения или трепетного почтения. Но ещё больше Амеюри удивилась, когда увидела, на кого на самом деле устремлено всеобщее внимание.
Это был худой и очень бледный паренёк примерно их возраста, устало шагавший вслед за седовласым мужчиной. Лицо его практически потеряло краску, отчего синие круги под глазами и покрасневшие белки от полопавшихся сосудов выделялись отчётливее. Его чёрные волосы были неопрятно взлохмачены, будто их давным-давно не расчёсывали, и, наверное, из-за этого они и потеряли блеск и лоск, несомненно им присущий. Одежда тоже шиком не отличалась: старое и выцветшее кимоно неопрятной тряпкой висело на его побитом жизнью теле. А взгляд… взгляд... Это был взгляд взрослого человека, пережившего много плохого в жизни и много потерявшего. Усталость, тоска – вот, вот что было в его глазах.
Амеюри он чем-то привлёк. Нет, он ей не понравился и не повелась она на его смазливую мордашку, но почему-то у неё сложилось впечатление, что он необычный шиноби. Да, именно шиноби. Что-то в нём говорило об этом, даже буквально кричало, но… но... Всё это тщательно скрывалось за стеной равнодушия, воздвигнутой им между жителями Кири и ним. Наверное, в будущем этот паренёк добьётся многого.
Эх, что ни говори, а Ринго он чем-то запомнился, она, возможно, даже хотела бы поговорить с ним, но, как это обычно бывает, сморозила последнюю глупость.
- Это ещё кто? – громко поинтересовалась она, тут же став новым центром внимания прохожих. И его. Он даже остановился, застыв на месте с немым вопросом в глазах. Амеюри смотрела на него колко и дерзко, но внутренне себя корила. «Дура, какая же я дура…».
дура...».
- Сразу видно, что ты необразованная бестолочь, Ринго, - с пренебрежением хмыкнул кто-то над ухом.
Девочка недобро скосила глаза.
- Рада, что ты такая… такая... умная, «красавица», - процедила в ответ она. – Хоть кто-то из нас осветит мир своими мозгами.
- Уж явно не ты.
Прохожие начали расходиться. Тот мужчина потянул со собой бледнолицего паренька.
- Сусаноо-сама, нам пора, - мягко сказал он, взяв мальца за руку. Бледный парень молча продолжал следить за ними равнодушным взглядом, пока не скрылся в толпе.
Они втроём остались стоять посередине главной улицы. Мангецу молча стоял между двумя закипающими девчонками, не зная, что делать, а Амеюри зло сверлила соперницу взглядом, надеясь таким образом прожечь в ней дыру. Или испепелить. Как получится.
Мей снисходительно фыркнула.
- Конечно, наша же маленькая Аме-тян не училась в Академии, поэтому не может определить с первого взгляда представителей высших сословий нашей страны.
- Каких ещё представителей? – сузила глаза Ринго. – Этот пацан, по-твоему, из высшего общества?
- Не по-моему, а так и есть! – Теруми высокомерно задрала подбородок. – Ах да, ты же не учила основы строения общества, откуда тебе знать?
- Девочки, не ссорьтесь… ссорьтесь... - жалобно протянул Хозуки, но его открыто проигнорировали. В этом противостоянии он был бессилен: в женском общении действуют другие правила и законы, где мужское присутствие не то что нежелательно, скорее, ненужно. Мангецу это понимал, как и понимал то, что надо этих двух как-то успокоить. Но как?
- Не считаю необходимым засорять голову всякой дрянью, - заявила Амеюри.
- О да! Один из ведущих кланов шиноби Страны Воды – это дрянь? Вряд ли ему об этом будет приятно услышать!
- Мне как-то плевать на его мнение.
- Как и на остальных.
- Такими и должны быть шиноби Кири.
- Хватит! – Мангецу встрял между ними и успокаивающе обнял приятельницу за плечи. – Приятно было повидаться, Мей!
Теруми ласково улыбнулась.
- И мне… мне... с тобой, - нежно проговорила она, послав Хозуки воздушный поцелуй.
- Ничего не говори, - с угрозой сказала Амеюри, когда они отошли от Теруми на достаточное расстояние. Мальчик сильно удивился.
- О чём? – Мангецу так невинно хлопал глазами, будто действительно не знал, что имела в виду его приятельница.
Девочка с облегчением выдохнула.
- Ни о чём.
Больше происшествий на пути к полигону не было. Они довольно быстро добрались до тренировочной площадки, где провели весь оставшийся день, тренируясь в тайдзюцу и метании оружия. И никто из них не заметил, что за их занятием тайком на дереве наблюдал человек в маске.
Амеюри и Мангецу закончили, когда по-дневному серое небо стало по-вечернему сизым. Возвращались они не спеша: на ужин Ринго безнадёжно опоздала, так что спешить и торопиться смысла не было. Мангецу тоже не особо горел желанием мчаться домой, но уже по своим соображениям. Они так и шли – рука об руку - и негромко переговаривались, обсуждая тактики ведения боя и правила экзамена, которые – как им сказали – объявят прямо перед выходом. Как-то незаметно они вспомнили о приезде из их таинственного ровесника и начали строить предположения о причинах, заставивших его покинуть родные места.
- Может, он будет восемнадцатым? – задумчиво бросил в воздух вопрос Хозуки.
- Всё может быть. – Амеюри устало выдохнула и подняла голову, смотря в темнеющее небо. Дышать стало тяжелее: в Кири начиналась буря – это же подтверждали и нависшие и постепенно наливающиеся свинцом тяжёлые дождевые тучи. Помнится Помнится, в тот день было так же: душно, тяжело, противно. Но, увы, погода не была причиной, чтобы увильнуть.
Они вошли в деревню, однако уже по-другому. Тогда они вышли через Среднюю Деревню, но возвращаться почему-то решили через Верхнюю, хотя оба её не жаловали. Фешенебельные районы Кири стали к вечеру ещё ярче, засверкав всеми вывесками и фонарями. Несмотря на то, что приближалась гроза, богатая часть деревни не пустовала, хотя привычного вечернего наплыва гостей не было. Казалось, что впервые за последнее время этот вечный улей впал в спячку.
Амеюри устало и даже как-то безразлично следила за ленивым потоком этого роя. Непривычно было как-то наблюдать здесь такую апатию. Но, в принципе, верно думают те, кто сидят дома: бури здесь страшные и последствия от них разгребать приходится долго. Ей, наверное, тоже следует побыстрее добраться до детдома до получения каких-либо телесных увечий от ветра или его пешек, таких как отломанные ветви, падающие с фасадов камни и листья - от последних, между прочим, остаются дикие и глубокие порезы.
Как-то сами по себе мысли опять повернулись в сторону черноволосого незнакомца. И вдруг Ринго осенило.
- Ты знаешь его? - подозрительно спросила она Мангецу.
Хозуки нервно погонял слюну во рту, словно думая, что лучше сказать. Через несколько секунд, приняв соломоново решение, он проглотил и, пожав плечами, ответил:
- Его – нет. Его клан – возможно.
- Что за клан?
- По-моему, Токугава. Им, как и нам, принадлежит целая автономия. Больше ничего не знаю.
- Понятно.
Но тут Амеюри лукавила: ничего понятно ей не было. Даже такая на первый взгляд звучная и известная фамилия поставила её в тупик. В чём-то была права Мей, когда говорила, что Ринго ничего не знает о высших слоях общества. Благодаря усилиям Акеми и её непрестанному повествованию о певцах и о актёрах, актёрах она знала всю развлекательную сторону верхушки Мизу но Куни, но сторона, управляющая государственным аппаратом, была так же ей известна, как политические верхи тех же Стран Ветра или Земли, а именно - никак. Единственное знание по этому поводу в её голове: страной управляет феодал. И всё.
Они остановились на Мемориальной площади Кири, второй по значимости площади в деревне после Центральной, и неловко замолчали.
- Ну-у, наверное, пока, - промямлил Хозуки, переминаясь с ноги на ногу.
- Угу, - кивнула Амеюри. – До завтра.
Мангецу пошёл в сторону озера, но почему-то ноги девочки не поворачивались в сторону детдома. Будто приклеились к брусчатке. Почему-то возвращаться к себе совсем не хотелось, а ещё эта гроза, невольно навевавшая плохие воспоминания. И тут ей на лоб упала капля.
Девочка подняла голову и застыла. От чего: неожиданности, испуга, - вряд ли она потом могла сказать, но в тот момент её обуял дикий потусторонний ужас. Столько совпадений, конечно, не могло не заставить её почувствовать неприятный холодок, змеёй проползший по позвоночнику. На балконе третьего этажа, в упор глядя на неё, стоял он. Токугава Сусаноо.
Как и тогда, несколько часов назад, его взгляд был равнодушным и безразличным, но это не умаляло другого: Сусаноо смотрел только на неё, и уже эта выборочность ставила под сомнение его показушное безразличие. Он стоял, облокотившись о перила балкона, - Амеюри бы даже сказала, - несколько утомлённо. И вообще весь его вид говорил о смертельной усталости.
Паренёк внешне уже не был таким задавленным, как днём. Он сменил видавшее мир кимоно на удобный синий махровый халат, волосы теперь были помыты и расчёсаны, и, как Ринго и ожидала, выглядеть он стал гораздо внушительнее. Так, как и должен выглядеть наследник клана - хоть о Токугава ей не было ничего известно, она догадывалась, что этот род влиятелен и знатен.
С неба упала ещё одна капля, потом ещё, и начался ливень. Сусаноо равнодушно посмотрел вверх и, увидев, что потревожило его мирное стояние, медленно развернулся и скрылся внутри квартиры. Хлопнула дверь. Амеюри молча продолжала стоять под окнами, сотрясаясь всем телом.
Мимо пробегали спешащие домой прохожие, но Ринго продолжала стоять. Одинокая, никому не нужная. Сейчас не прилетит мячик, случайно кинутый в неё Хозуки, Мангецу не устроит вместе с ней грязевые бои. Наверняка он сейчас уже на полпути к дому, если не подбегает. Там его встретят мать и отец, дадут ему сухую одежду, разогреют ужин. А её никто не ждёт, и ждать ей нечего, и надеяться не на кого.
Ливень усиливался, ветер уже срывал с крыш плохо закреплённые куски железа. Сверкнула молния, бахнул гром.
- Что-то случилось…
случилось...
Амеюри не заметила, как сказала эти слова, как и то, что медленно побрела в сторону детского дома. Ноги шли сами по себе, не отдавая отчёт о своих действиях голове. Настроение было плохим, внутри будто скребли кошки, а в душе шёл такой же дождь, что и вокруг. Интуиция настойчиво шептала: «Произошло что-то плохое…».
плохое...».
Очнулась девочка только тогда, когда уже стояла у дверей приюта. Привычно посмотрев вверх и опять-таки ничего не увидев (да и что можно разглядеть в такую погоду?), она вошла в здание. Вахтёрша мирно посапывала под звуки грома, открыв рот и не чувствуя слюну, тёкшую по подбородку. Счастливица. Хорошо спит. А вот Ринго вряд ли удастся сегодня выспаться.
Когда она вошла в комнату, Акеми уже видела десятый сон. Амеюри быстро скинула с себя мокрую одежду и спряталась под одеяло, слушая, как капли барабанят по подоконнику.
Сверкнула молния, бахнул гром.
* В японском языке используется три способа письменности, два из них называется кана, иначе - Хирагана и Катакана. "А" Хираганы - "あ", "А" Катаканы - "ア"
** Акеми поёт песню из восьмого эндинга Шиппудена
- Ты когда-нибудь встречал шиноби?
- Да, довелось. К сожалению.
- Почему «к сожалению»?
- Я видел много разных ниндзя. Принадлежавших и Конохе, и Суне, и Иве. Но последнюю встречу я никогда не забуду. Держу пари, она мне до старости будет в кошмарах сниться.
- А что произошло тогда?
- Я случайно, когда ещё принадлежал гильдии пекарей, по дороге в Суйдзин наткнулся на группу шиноби Киригакуре. Клянусь, никогда до этого не встречал таких злых детей. Это же надо, ребят двенадцати-тринадцати лет обучать способам убийства!
- Что же тебя так напугало, раз ты сожалеешь о том, что встречал ниндзя?
- Их взгляд. Как видишь, они мне ничего не сделали, но смотрели они на меня так, будто прикидывали, как лучше меня на тот свет отправить: задушить или живот вспороть. До этого мне казалось, что все дети чисты и невинны, а тут меня так жестоко обломали. Хотя... я, наверное, всё-таки прав. Это ведь не дети. Это машины для убийства.
<i><right>Надо учиться в школе, но ещё гораздо больше надо учиться по выходе из школы, и это второе учение по своим последствиям, по своему влиянию на человека и на общество неизмеримо важнее первого. Д. И. Писарев</right></i>
Май, 496 год.
После каждой войны всегда запоздало приходит осознание: зачем она нужна была? Ради чего сыны Отечества клали свои головы? И смотря на результат всего, невольно горько усмехаешься. А воевали-то, получается, за аристократию, зажравшуюся где-то в верхах общества, да за военных, что уже и перестали на самом деле быть военными – про войну только в книгах читали или от таких же учителей-генералов, никогда воочию боёв не видевших, слышали. Выгоду, пользу от всех жертв получали только представители высших сословий: знать, военные, капиталисты, - низшим, напротив, приходилось все последствия баталий терпеть и своими силами пытаться их как-то уменьшить. Все оставшиеся средства уходили в и без того богатые регионы и районы страны, которые война даже своим дыханием не опалила, - пострадавшим феодам говорили, мол, все финансы ушли на фронт, где их и похоронили в братской могиле.
В последней Великой Войне пробелы в системе стали видны отчётливее. Всё больше в народе стали роптать, появились опасные для государства сепаратистские группировки. Если военные действия в Стране Дождя и Стране Камня мало волновали изнеженных аристократов, то возможное восстание, а то и гражданская война не на шутку встревожили всю верхушку Мизу но Куни. Однако нашёлся удачный предлог всё провернуть в свою сторону: умер феодал. Верховный Даймё Страны Воды, что довёл её до такого плачевного состояния, позволив тратить впустую деньги из казны ведущим феодам Минамото и Тайра, скончался, оставив своему преемнику величайшую радость разбирать все проблемы, накопившиеся за долгие двадцать шесть лет. Покойный Хироши не был женат, и детей, что могли бы возглавить державу, он не завёл. Были, конечно, бастарды от его многочисленных фавориток, но им власть Совет Даймё отдать не решился.
Наследников у предыдущего феодала не было, но была старшая сестра, имевшая здорового и очень активного сына. Семнадцатилетнего принца Акайо в народе очень любили, хотя в высших кругах он не мог похвастаться всеобъемлющим обожанием. Где это видано, чтобы родственник правителя ходил на чёрные фестивали, как простолюдин? Старики не понимали его стремление быть обычным человеком, чувствовать себя своим среди простых крестьян, рабочих и мелких представителей интеллигенции, и всячески осуждали его хождения в народ. Но именно своей непосредственностью, простотой, любовью к труду и познаванию нового он и покорил сердца жителей Страны Воды. Брюзгливым ветеранам прошлой эпохи пришлось отступить и пойти на уступки, чтобы не лишиться всего, что они имели.
И вот, в феврале четыреста девяносто третьего, за месяц до окончания Второй Великой Войны, на трон взошёл новый феодал – Китамура Акайо. Это не только новый человек встал во главе страны – это новая династия взяла руль Мизу но Куни. Сравнительно молодой род ещё не успел закостенеть в консервативных традициях предшествующих семейств, и народ возлагал на нового правителя большие надежды.
И феодал их оправдал. В самом начале его правления вышли указы и новые законы, значительно облегчившие жизнь простых людей. Для начала в пострадавшие регионы из столицы в первый же день отправили несколько траншей гуманитарной и финансовой помощи. Выплачивали компенсации, сирот устраивали в лагеря, где они потом жили, учились и работали на благо общества. Значительно урезали поток средств в самые обеспеченные регионы, а богатейшие кланы в добровольно-принудительном порядке отправили заниматься благотворительностью.
Люди ликовали. Более того, внутриполитические изменения сопровождались хотя и печальными, но долгожданными вестями из-за рубежа: война заканчивается. Говорили: ещё дней пять-шесть и объявят о заключении мира. Пусть они проиграли, но это всё же конец. Конец бесполезным убийствам и смертям.
Так и вышло. В середине марта из Киригакуре пришло письмо: их сторона понесла огромные потери, автономия шиноби на грани банкротства, и в довершение всему погиб Третий Мизукаге. Со стороны Токугава пришли сухой отчёт о проделанных военных действиях и возвещение о намерении вернуться в свой край. Акайо не стал ставить им палки в колёса и вызывать к себе: пусть отдыхают, они заслужили. Тем более, не до них феодалу сейчас.
Волнения пришли оттуда, откуда не ждали: взбунтовались высшие сословия. Знать из Тайра, Минамото и некоторых других феодов была недовольна проведёнными реформами, которые лишили её многих приятных привилегий. Самым скверным в этой ситуации было то, что один из сильнейших кланов шиноби поддержал представителей голубой крови, и теперь над Страной Воды опять нависла реальная угроза гражданской войны. Компромисс в этой ситуации не был решением: главы фамилий заранее объявили ультиматум через своих представителей.
В апреле этот конфликт достиг своего апогея: полки военных окружили и отрезали от всей страны столичный феод. Связь с главным городом была полностью утеряна, все входы и выходы в столицу были закрыты, торговля во всей Мизу но Куни остановилась. Казалось, будто организм, коим была Страна Воды, разом впал в кому, ибо голова его перестала работать. Всё замерло в ожидании решающего хода одной из сторон.
Неизвестно, чем бы закончилась эта история и сколько бы ещё времени Акайо носил головной убор феодала, если бы совершенно неожиданно главу государства не поддержали лидеры автономий, нагрянувшие как гром среди ясного неба со своими небольшими полками в столицу и ставшие силой, способной разрешить конфликт. Это стало сюрпризом и для молодого феодала, и для уже успевшей насладиться успехом знати, которая, к сожалению или к счастью, не была готова дать отпор этой маленькой, но уже имевшей опыт сражений армии. Аристократы уступили во второй раз, а Акайо заручился поддержкой лидеров, что по факту были с ним наравне. Новоизбранный Мизукаге, глава клана Токугава и губернатор автономии свободной экономики публично заявили о своей приверженности курсу нового главы государства, а также о своём намерении защищать «путь спасения» (как они сами его назвали), по которому пошла Мизу но Куни.
Всё успокоилось. Военные покинули столицу, а вслед за ними двинулись в свои края и шиноби. У них самих было много незаконченных и неотложных дел, и решение совершить визит к высшим мира сего принялось как-то спонтанно. Не было даже суточной подготовки к такому походу. Как только Йондайме узнал о раздирающих столицу и некоторые феоды волнениях, то сразу дал приказ выступать. Времени просто не было. Ягура и так боялся, что придёт слишком поздно, когда аристократишки (уж очень не любил он знать!) уже совершат переворот. И каково же было его удивление, когда на подходе к столице они случайно встретили полк из Токугава во главе с их лидером, идущим в город с той же целью, что и они. А после своего объединения увидели корабли из третьего автономного края, движущимся туда же и по этой же причине. Слава Ками, всё удалось.
Через неделю после этих событий отряд Мизукаге вернулся в родные земли. Всё пошло своим чередом. Ниндзя, как и раньше, стали ходить на миссии, приносить деньги в казну и поднимать край, Академия шиноби заработала в штатном режиме. От войны в Киригакуре остались только воспоминания и свежие могилы на кладбище.
Однако, несмотря на вроде как оставшееся прежним положение дел, Кири изменилась. Фасад остался таким же, но интерьер, внутренний и настоящий Туман, стал иным. Будто что-то незримое стало витать в воздухе, и это что-то очень сильно повлияло на саму сущность скрытой деревни. Шиноби стали злее, агрессивнее, недоверчивее. Если раньше конфликты, ссоры внутри команды были редкостью, то теперь это стало обыденностью. Бывало, доходило до летальных исходов. Но убийцы обычно оставались безнаказанными, хотя число шиноби Киригакуре сократилось чуть ли не в два раза. Вопреки всему были положительные стороны этого коллапса: качество, скорость выполнения миссий рангов A и S увеличились. А впрочем, на это была ещё одна причина: других миссий просто не было - люди стали бояться по пустякам вызывать шиноби, потому и нанимали их только в том случае, когда без них уж совсем никак. Не хотелось им лишний раз смотреть в глаза этим существам. Бездушным и беспощадным.
А с чего всё началось? Почему вдруг всё так резко поменялось? Что стало причиной таких резких перемен? Спроси об этом кого из шиноби, он бы вряд ли смог ответить. Скажет, мол, так нам говорили, и он будет отчасти прав, так как действительно это им начинали вколачивать в голову с первых курсов Академии. «Не будь обузой для напарников». «Убивай безжалостно, но так, чтобы тебя не заметили». И главное: «Прячь свои эмоции от всех, ибо они – причина всех неудач и поражений».
Многие отмечали эффективность таких внушений. Ниндзя стали терпеливее, сильнее и даже умнее. Подрастающие поколения стали выглядеть так, какими должны быть шиноби – скрытными убийцами-наёмниками, что всегда превосходно выполняют свои задания. Детей уже в Академии учили своему ремеслу с жизненной жестокостью – планки прохождения на следующий курс, зачётов и других проверочных заданий были завышены до предела, поэтому каждому ученику приходилось усердно работать над собой, чтобы услышать желаемое «Сдал» и спокойно жить дальше. Хотя... Понятие «спокойно» в этом случае относительно: преподаватели умели делать сюрпризы, и, зная эту патологическую любовь учителей к неожиданностям, волей-неволей дети становились бдительнее.
По выходе из Академии все умения и навыки ниндзя проверялись на экзамене, на котором, как бы это жестоко ни звучало, слабые отсеивались. Вылетали из Академии и навсегда лишались возможности быть шиноби? Нет, всё гораздо прозаичнее - они лишались жизни. Сразу после пробного экзамена, проведённого в первом июне правления Ягуры, из-за границы посыпались в его адрес обвинения. Жестоко! Бесчеловечно! Как так можно! Читая все эти записки, Мизукаге тихонько посмеивался и недобро улыбался – значит, всё правильно он сделал! Как говорится, слушай других и делай всё наоборот – тогда и добьёшься успеха. Новоизбранный каге всегда следовал этому принципу.
Просматривая отчёты, Ягура ещё в первый раз обратил внимание на то, что среди сдавших этот финальный экзамен очень много детей-сирот. Зачастую бесфамильных, без каких-либо экстраординарных способностей, не помнящих своих семей. В тот первый экзамен из двенадцати выживших только четверо были выходцами из кланов. Остальными были дети из неблагополучных семей или детдома. Мизукаге это объяснял просто: эти ребята ещё задолго до сдачи последней своей контрольной в будничной жизни были вынуждены научиться выгрызать у жизни лучший кусок и крутиться, чтобы не остаться ни с чем, да и просто выжить. Мужчина сам вырос в таких условиях. Он до сих пор помнил, как ему приходилось прятать по тайникам еду, чтобы другие не съели, оружие, книги, постоянно проверять свою кровать на наличие взрывных печатей и яда, запирать и защищать все свои вещи с помощью фуиндзюцу. Зато теперь он каге. И не без тех трудностей в детстве и юности он добился признания.
Ягура был уверен: этот год обещает быть интересным. Мизукаге и его окружение не могли предсказать исхода итогового экзамена, но они догадывались, что битва будет жестокой. Ещё бы! Столько талантов в одном выпуске, вряд ли кто из них не будет бороться до конца. А самым интригующим было то, что в этот раз дети из кланов и сироты в равном положении: выходцы фамилий не были зазнавшимися снобами, ставившими всех вокруг ниже себя, что были до них, напротив – они были собранными, дисциплинированными ребятами. Видимо, позаботились об их обучении родители и главы кланов. Дети из детдома тоже были не промах, и на некоторых Ягура возлагал большие надежды.
До экзамена оставался ровно месяц. Месяц, свободный от посещения Академии, личных заданий и всего прочего. Данное им время ученики должны были потратить на тренировки и подготовку к последней своей сессии, но это было сугубо добровольно, и принуждать никто никого не собирался. Однако лучше всё-таки этот месяц посвятить совершенствованию себя: это не афишировалось, но оинины, некоторые джонины и сам Мизукаге наблюдали за ходом тренировок подрастающей смены. Усердие, тягу к силе и знаниям они отмечали, и если ученик добивался звания генина, ему это засчитывалось. Плюс в карму, говоря проще.
Этот день официально считался последним днём в Академии у выпускников. Первое мая. Уже не было ни лекций, ни тренировок – только сдавали книги с теорией, забирали свои вещи. Преподаватели не давили так сильно, как обычно: знали, что в данный момент это бесполезно и неуместно. Другие ученики смотрели на них с лёгкой завистью и даже будто прощались – видно, успели их уже заранее похоронить.
Однако виновникам всего было не до этого. Многие даже не думали о предстоящем экзамене; последние недели так утомили их, что в голове не осталось для него места – только ответы на вопросы устных зачётов ещё роем кружились в мыслях ребят.
Они сидели в аудитории на последнем своём учебном часу в Академии. Их курсовой руководитель, тридцатилетний тюнин, служивший некогда в представительстве их края в столице, лениво зачитывал последние свои наставления. Тот факт, что его мало кто слушал, шиноби не смущал - выберутся как-нибудь, а эти инструкции нужны только для галочки, даже он это признавал. Эти правила и советы его уже бывшие ученики с уроков вынесли и так, а как именно – забыли или запомнили – уже не его проблемы.
Половина мест пустовала. Пусть с первого взгляда это не было очевидным из-за того, что все ребята не стремились садиться рядом друг с другом, но через некоторое время сознание уныло (а может, и нет) констатировало сей факт. Некогда мест всем не хватало, а теперь все могли спокойно по два стола занять, при этом свободные парты ещё остались бы. В самом начале пути их поколения в Академии их было тридцать восемь, теперь – семнадцать. Выжили за всё время обучения только действительно сильные.
И всё-таки была ещё одна странность. Все сидели разрозненно, но двое упорно выбивались из общей картины. Эти двое занимали соседние парты на заднем ряду, изредка переговариваясь и даже посмеиваясь над очередным пунктом из обращения бывшего сенсея. Это были мальчик и девочка, выходец одного из влиятельнейших кланов Киригакуре и круглая сирота. Оба относились к разным кругам и встречались в основном только в Академии, и, казалось бы, ничего не должно их связывать, но что-то ещё во время знакомства привлекло их в друг друге, и это что-то не могло позволить им прекратить общение. Им нравилось быть вместе, нравилось вместе тренироваться и гулять по окрестностям Кири по вечерам. Эти двое были единственными, кто мог смело назвать друг друга товарищами, единственными, кто в присутствии другого мог не бояться за свою спину. Их звали Хозуки Мангецу и Ринго Амеюри.
Они познакомились на второй год войны. Случайно, в каком-то смысле даже нелепо. Родители Амеюри уже месяц были на фронте, и она в тот день ждала вестей от них. Был ноябрь, и Ринго, закутанная в материнский кардиган и шерстяной платок, доходивший ей до пят, ждала приезда почтового эшелона. Люди проходили мимо, и никто не останавливался, даже не глядел в сторону одинокого маленького ребёнка. Кому интересен очередной маленький оборвыш? Таких во время войны много, и всех не пожалеешь. Жестоко, негуманно, но никого общечеловеческие ценности в военное время не трогают. Себя бы спасти. В то время Кири уже начала испытывать экономические трудности – люди стали черствее и холоднее, поэтому маленькая никем не замеченная девочка продолжала оставаться таковой и, возможно, стояла бы так ещё долго, если бы случайно не стала мишенью для тяжёлого кожаного мяча. Амеюри упала, падением добавив себе ещё несколько синяков, и зло посмотрела на своего обидчика. Им оказался довольно высокий для их возраста, крепкий на вид, но вместе с тем худощавый беловолосый мальчик, хитро и несколько заинтересованно смотревший в её сторону. Казалось, сейчас его волновал только один вопрос: встанет или не встанет? Амеюри это заметила. Он даже не пытался подойти к ней, не то что помочь! Только продолжал ухмыляться, демонстрируя свои кривые острые резцы. Ринго и не ожидала такого благородного шага, но уязвленная гордость надрывала в исступлении горло. Мерзавец. Девочка почувствовала влагу на своих пальцах и опустила взгляд. Её правая рука принимала ванночку из полезной, возможно, даже лечебной глины дороги Киригакуре. Со стороны послышался неприятный смех: этот недоумок начал ржать, запрокинув голову и распахнув рот. Губы в ответ исказились в ухмылке, и Амеюри, быстро-быстро слепив из грязи комок, кинула его прямо в этого пацана. Бросок оказался метким: миг – и паренёк удивлённо замолк, озадаченно хлопая глазами. Грязь ручейками струилась по его лицу, падая на одежду, затекая в рот и нос. Ринго не смогла удержаться от смешка, но повторять его ошибку не стала, помня слова одного из их сенсеев: «Не недооценивайте врага. Побеждённый может оказаться победителем». Девочка встала на ноги и прошла мимо своего на данный момент врага, гордо подняв подбородок. Мальчик сердито следил за ней взглядом и, как только Амеюри отошла от него, побежал за ней, схватив нахалку за предплечье. Ринго зло зыркнула на него, а дальше... Дальше была грязевая баталия, описывать которую смысла особого нет. Победителя не оказалось: окончилась схватка перемирием. После того случая они ещё несколько раз пересекались, и в конце концов встречи стали обязательным пунктом в их жизни. Они и не заметили, как стали доверять друг другу. С тех пор они стали близкими людьми.
Менее чем за месяц своего существования этот тандем стал известен на всю скрытую деревню. Не знать его не мог уже никто. В основном на это не обращали внимания, но кто-то из джонинов, как, например, Ягура, не одобрял этого. Однако власти тогда нынешний Йондайме не имел, а после своего назначения у него появились дела куда важнее двух студентов Академии. Он думал: кто знает, может, и не доживут эти двое до выпуска. Но время шло, подходил к концу этот выпускной год, а Ринго и Хозуки до сих пор были живы. Устранить их, конечно, было бы выходом, весьма заманчивым, кстати, но Ягура лично знал родителей этих двоих, и, отдавая дань уважения уже ушедшим из жизни супругам Ринго и не желая ссориться с ещё живым главой одного из кланов-основателей Кири, Мизукаге закрыл на подростков-девиантов глаза.
- Ну вот и всё, - устало заявил сенсей, положив планшет с бумагами на стол. – Больше мне вам нечего сказать и пожелать. Надеюсь, все всё поняли и вопросов ко мне нет. Можете быть свободны.
Они не заставили себя ждать - быстро накинули на спины рюкзаки и сумки и поплелись к выходу. Когда за последними закрылась дверь, мужчина глубоко вздохнул и утомлённо потёр переносицу пальцами. Всё. Он сделал всё, что мог и должен был. Больше от него ничего не зависит. Теперь им нужно полагаться только на собственные силы. В голове молнией пронеслись их лица, и шиноби не смог сдержаться от усмешки. Всё-таки он к ним привязался. Правильно говорят, первых всегда тяжелее отпускать. «Удачи, ребята», - подумал он и улыбнулся.
С того самого момента, как их отпустили, они ещё не проронили ни слова. Желания разговаривать, повода просто не было; кроме того, их после длинной-предлинной и очень скучной речи сенсея настойчиво тянуло на боковую - ребята периодически обменивались зевками и сонными взглядами. Но кровать должна и может подождать, первостепенное сейчас – тренировка.
- Сразу на полигон или сначала по домам? – прикрыв рот ладонью, спросила Амеюри.
Мангецу поморщился и почесал рукой голову. Глаза потеряли сонливость, и взгляд на секунду стал осмысленным.
- По домам, - протянул он, едва сдержав очередной зевок. – Потом встретимся, где-нибудь через часик.
- Как скажешь.
Дойдя до перекрёстка, они повернули в разные стороны: он – на окраину, к своему поместью, она – в переулки Нижней Деревни. Несколько минут, и они оба скрылись из виду.
Ринго Амеюри после смерти родителей и всех родственников, в день похорон всех погибших на войне, определили на постоянное место жительства в краевой детский дом. До этого она полтора года жила в больничном общежитии вместе с медсёстрами, братьями, врачами, санитарами и такими же оставшимися без крова детьми. Утром учёба, потом так называемая «помощь деревне», и вечером, если оставалось время, меддети шли работать в больницу. Их никто не спрашивал, хотят они помогать работать с больными или нет – они просто шли и работали, не задавая лишних вопросов. Для будущих шиноби это было в каком-то смысле дополнительной школой, так как там их приучили выполнять всё, что бы ни приказали. Надо так надо - Амеюри это поняла в те тяжёлые времена. И когда ей сказали собирать свои скромные вещички и отправляться в детдом, она молча последовала вместе со всеми в своё новое жилище, хотя перспективы были не самыми радужными: приют практически с самого основания деревни пользовался дурной славой. Недодавали продуктов, текстиль привозили не первой свежести, но это, по сравнению с человеческим фактором, мелочи. Выжить было очень трудно; приходилось чуть ли не зубами выгрызать себе лучший кусок и занимать место под солнцем, и Ринго, ставшей частью этого дома ужасов, пришлось прогнуться под желания судьбы.
Здание детдома было девятиэтажным, пять ярусов из девяти занимали гражданские, остальные – шиноби. Амеюри подселили в комнату с замечательным номером «66» к её однокурснице-одногодке, входившей в ту же группу, что и Ринго. Имя у неё для куноичи Тумана было самым что ни на есть подходящим – Акеми. «Ослепительно красивая». Лучше имечко было только у другой их одноклассницы, означавшее примерно то же. Обеих «красавиц» Амеюри недолюбливала, но с соседкой отношения имела хорошие или даже, если не сказать лучше, приятельские. Подлянок и гадостей друг другу они не делали, ничего друг у дружки не воровали. Со временем, отметив их взаимное расположение, другие стали называть их комнату «Жилищем двух А» и никак иначе. Один раз кто-то, шутя, табличку с цифрами поменял на дощечку с «А» из разных азбук*, под каждой подразумевая одну из жительниц этой комнаты.
А вот и дом! Амеюри в очередной раз окинула его взглядом перед тем как войти внутрь. Она и сама не могла объяснить, зачем теперь ей надо было сначала посмотреть на его фасад – эта привычка выработалась у неё почти сразу после заселения. Может, будучи ещё ребёнком, она не верила, что это здание будет её домом, а потом вдруг это стало обязательным ритуалом. Опять оглядев экстерьер и не найдя чего-то, чего она сама не знала, Ринго открыла дверь и вошла. Привычно кивнув старой вахтёрше Усаги, девочка отправилась на свой этаж.
- O-o mai ga! Oo mai ga! Kinou no shippai...**
- Опять поёшь? – холодно поинтересовалась с порога Амеюри. Соседка оборвала на полуслове предложение и недовольно посмотрела на пришедшую. Ринго поморщилась. Громко хлопнув дверью, она прошла мимо скривившейся «А» и кинула сумку с конспектами на кровать. Опытным движением расшнуровав сандалии, скинула их на пол и раскинулась на постели.
Акеми скептически на неё посмотрела и, хмыкнув, заявила:
- А что? Тебя что-то не устраивает?
- Да, - тут же откликнулась, не открывая глаз, Амеюри. – Ты не устраиваешь. Как можно быть такой беспечной?
- А что такого? Экзамен ведь только через месяц. Пройду его, и дело с концом. Держу пари, попадётся мне какая-нибудь простофиля вроде Оренжи...
- Тогда ставлю на Тайо, - Ринго открыла глаза и повернула голову к фыркающей соседке. – Ты что, забыла, что Ягура нам говорил в первый год? «Не зазнавайтесь и не ставьте своего врага ниже себя...
- ...Бывали случаи, когда генины, только что закончившие Академию, одерживали верх над опытнейшими оининами», - закончила фразу Акеми и снова пренебрежительно хмыкнула. – Чушь всё это! Как генин может победить оинина?
- Понятия не имею, - сухо сказала Амеюри и села. – Но эти слова говорил Ягура, который сейчас, между прочим, носит шапку каге. Я ему больше доверяю, чем тебе и даже себе. И не факт, - она резко встала и, расстегнув молнию на куртке, кинула её на стул, - что тебе достанется именно, как ты думаешь, слабачка Оренжи. А вдруг тебе достанется на жеребьёвке мой клыкастый друг или даже я сама? – Девочка, оставшись в одном только белье, посмотрела на соседку сверху вниз. – Вполне вероятно. Я обедать. – И, накинув на себя халат, Ринго покинула комнату.
Напоминание об экзамене как рукой смело сон. Амеюри после слов недалёкой «красавицы» почувствовала, как злость, до этого мирно дремавшая где-то в потаённых глубинах её души, всплыла на поверхность и потребовала выхода. Незамедлительного выхода. Девочка знала, что это раздражение появляется тогда, когда она либо слышала несусветную чушь из уст вроде как нормального человека, либо что-то, что дорого ей, смеют как-то понизить, унизить или растоптать. Ринго слишком уважала Четвёртого Мизукаге, чтобы позволить кому-то сомневаться в его словах и силе, даже такой глупой Акеми.
Пообедала она быстро. Людей в столовой было ещё немного, всю вкусную еду растащить не успели, и Амеюри, пока было не поздно, быстро отхватила себе тарелку мясного супа (хотя какого мясного? Из мяса в нём были только кусочки старого фарша), капустный салат и небольшую порцию суши. Не очень, конечно, сытный и вкусный обед, но лучше уж это, чем совсем ничего. Сильно выпендривающиеся и опоздавшие, как правило, оставались голодными, и младшим приходилось тащиться к старшим выклянчивать у них еды. Воровать было строго запрещено, а нарушившим этот запрет в лучшем случае отрубали кисть или, если ещё лучше, то палец. Девочка не понаслышке знала это, поэтому предпочитала считать эту пародию на обед обедом.
Времени до встречи было ещё много. Провести его в компании Акеми, которая наверняка будет донимать её слух своим пением или разговорами о визите очередной супермегазвезды в их страну, Ринго не горела желанием. И так наслушалась всей этой ереси во времена бурь, цунами и ураганов, и теперь могла дать фору многим своим ровесницам в знании звёзд шоу-бизнеса (хотя никогда этими знаниями и не пользовалась) благодаря своей соседке. Идти уже? Нет-е-ет, полигон далеко, а идти на него в одиночку скучновато.
«Может, сначала к дому Мангецу, а там вместе и отправимся?» - спросила сама себя Амеюри. А что? Хорошая идея. Тем более, она никогда не видела, как он живёт. Слышала, что у его семьи на берегу озера есть большое поместье, но никогда сама его не видела. Девочка хотела несколько раз напроситься в гости, но Хозуки почему-то сразу бледнел и начинал втирать ей, что это плохая идея, что мать не любит гостей, а отец сразу же прогонит незваных визитёров. Ну и в итоге у Ринго никогда не выходило посетить его жилище.
«Сюрприз», - ухмыльнувшись, подумала она. Быстро собравшись и взяв всё своё снаряжение, Амеюри отправилась на окраину, в другой конец деревни.
С каждым кварталом Кири всё больше менялась. Магазины становились дороже, кафе и пабы сменялись ресторанами, а улицы были чище. Что и говорить, одним словом – Верхняя Деревня. Эта часть Киригакуре считалась фешенебельным районом, где жили в основном только обеспеченные и влиятельные фамилии и гражданских, и шиноби. Мангецу в этом смысле повезло: его клан был основателем деревни, и огромная территория Хозуки причиталась, хотя самым богатым и влиятельным кланом, каким он был при Нидайме, теперь его считать было нельзя. Тем не менее, их до сих пор уважали и считались с их мнением.
Амеюри наконец покинула жилые высотные кварталы и оказалась в микрорайоне частных земель, раскинувшихся на берегу озера. Как же здесь жили! Девочка с обидой сглотнула, увидев всё великолепие этой местности. Поместья, разумеется, были шикарными: ухоженные цветущие сады, красивые архитектурные комплексы, выглядывающие из густой зелени деревьев, богатый декор общих фасадов - всё это красноречиво говорило о статусе и положении семей, живущих в них. И как это всё отличалось от тех мест, где она провела своё детство. Амеюри почувствовала одновременно обиду и злость. Как можно допускать такое?! Как смеют эти зажравшиеся снобы так шиковать, когда многие даже недоедают? Ринго так думала о всех жителях этого района, однако почему-то не включала в этот список Мангецу и его семью.
Неожиданно она ощутила на себе чей-то внимательный взгляд. Амеюри очнулась от охватившего её негодования и тут же неутешительно для себя заключила: всё это время она стояла на месте, уткнувшись взглядом в землю и сжав кулаки. Иной прохожий решил бы, что она пытается справиться с агрессией, и благоразумно обошёл бы стороной. И правильно бы сделал. Девочка резко подняла голову. На крыльце поместья, на дороге перед которым она стояла, за ней наблюдал, прислонившись к стене, мальчик. Амеюри сузила глаза. Кажется, он учился с ней в одной группе. Да. Она даже вспомнила, что он был одним из лучших на практике.
- Чего тебе? – грубо поинтересовалась Ринго.
- Мне? Ничего. – С этими словами он развернулся и, мягко отодвинув створку сёдзи, скрылся внутри дома.
Девочка хмуро продолжала смотреть в закрывшуюся дверь. Как его зовут? Она не помнила.
«Да и чёрт с тобой!» - раздражённо подумала она и пошла дальше.
Следующие участки бедностью и скупостью также не отличались, но Амеюри на них уже не смотрела. Не хотелось лишний раз злить себя. Кидала только украдкой взгляды на гербы, вывешенные на флагштоках. Несмотря на то, что девочка прошла уже большую часть этого микрорайона, герба клана Хозуки она пока не видела. Видела герб их местных церковников, но клана Мангецу... Нет, его пока не было. Она уже подумала, что идёт не в ту степь, и собралась поворачивать обратно, но вдруг услышала что-то странное. Конечно, в их деревне странности не редкость, но этот звук, по мнению Ринго, даже в Тумане был из ряда вон выходящим. Амеюри резко остановилась. Этот звук... Что это такое? Нечто среднее между волчьим воем и кошачьим мяуканьем. Девочка медленно скосила глаза на здание, откуда он доносился, и остолбенела. Это было поместье семьи Мангецу.
Как и все участки вокруг, площадь земель Хозуки и дом были достаточно большими. Был и сад, в котором начинали зацветать яблони и уже отцветала вишня. На первый взгляд поместье ничем не отличалось от таких же архитектурных комплексов, принадлежащих другим семьям, но что-то было не то. Амеюри присмотрелась и поняла, что её так смутило в этом здании помимо того утробного воя, вот только вопросов меньше не стало.
- У-а-а-ва-ва-а!
В саду царил хаос. Почти все деревья были отмечены чьими-то зубами, оставившими на коре длинные следы: многие ветки были поломаны и брошены на клумбы или каменные дорожки. Некоторые статуи были опрокинуты набок. Грязные куски ткани побросаны на лужайки или завязаны на стволы и ветви сакур.
«Что это всё значит?»
Раньше Амеюри думала, что Мангецу не хочет её приглашать из-за того, что не хотел хвастаться, мол, это испортит отношения между ними; но теперь что-то ей подсказывало, что причиной его отговорок был источник этого воя. Может, у него какой-то опасный зверь живёт, а он не хочет подвергать её опасности? Бред! Шиноби Тумана не будут заботиться о других, раз другие не могут себя защитить и только висят балластом. Вот только якорем себя Амеюри не считала, и потому решила, что выскажет ему всё в лицо. Считает её слабачкой? Лицемер!
Девочка аккуратно перелезла через изгородь, чтобы не зацепиться о корень или не уколоться о шипы растущего на заборе вьюна, и подошла к пристройке, из которой доносились эти странные завывания. Приложив ухо к стене, она, прикрыв глаза, прислушалась к этим звукам и попыталась определить, кому они могут принадлежать.
- У-у-у! У-ва-а! Вш-ши-вш-ш!
Амеюри едва не осела. Да что это за существо такое?! Воет, как волк, а теперь ползает, как змея? Может, ещё что-нибудь?
Получите – распишитесь. Что-то очень сильное ударило в стену, у которой стояла Ринго, и вся пристройка зашевелилась и закачалась. Амеюри рефлекторно отошла назад.
- Что ты здесь делаешь?!
Она обернулась. Мангецу.
- Тебя пришла навестить, - как ни в чём не бывало, ответила Амеюри.
Хозуки горько фыркнул и отвернул голову в сторону. Руки у него подрагивали, лицо выглядело каким-то растерянным, и вообще он был каким-то нервным и бледным – таким Ринго его видела впервые.
- Ты какой-то белый, - заметила она.
- Правда? – Мангецу сделал вид, что сильно удивился: приложив палец к губами, он задумчиво устремил взгляд вверх. Амеюри скептически посмотрела на него. Перестарался. Не быть ему актёром.
- Не вижу ничего такого, что могло бы заставить тебя так испугаться, - заявила девочка, скрестив руки на груди.
Хозуки усмехнулся краем губ, но уже менее напряжённо, чем раньше.
- Аме, - тихо позвал он, - пообещай мне кое-что.
- Я тебя слушаю.
- Аме, - он поднял глаза и уставился на неё так пронзительно, что Ринго невольно стало не по себе. – Аме, - повторил он, - пообещай мне, что никогда больше не придёшь ко мне домой.
Странная какая-то просьба. Как и сокращение её имени. Так он её обычно называл, когда хотел сказать что-то важное или когда оставались одни. Имя-то у неё длинное, не «наамеюрикаешься» много. Но всё-таки странно то, о чём он просит. Почему ей нельзя к нему приходить? Неужели шум в пристройке тому причина? Если бы в этом сарае было действительно что-то страшное, наверняка это бы под личный контроль взял Мизукаге. Хотя... Она в этом мало что понимает, так что лучше вообще об этом не думать.
- Всё из-за этого? – Она кивнула подбородком в сторону пристройки.
- Отчасти, - признался Мангецу и стал серьёзным. – Пообещай. Никто не должен знать об этом.
- Смеёшься, что ли?
- Нет. Пообещай.
Амеюри вздохнула.
- Ладно. Обещаю.
- Вот и славно. Тогда пошли, - и, улыбнувшись своей фирменной улыбкой, пошёл к изгороди, но Ринго почему-то показалось, что не «к изгороди», а «от воющего строения». И слишком уж он играет энтузиазм. Ох, не быть ему актёром, не быть. И лазутчиком тоже. Сразу всё выдаст врагам.
- Что-то мне говорит, что ты боишься этого, - Амеюри, поравнявшись в ним, снова кивнула на сарай. Они пошли в сторону деревни.
- Да? Тебе показалось. – Мангецу поспешил переменить тему.
Они разговаривали о многом. Об Академии, об экзамене, высказывали предположения относительно будущих шиноби. Себя в генины они уже записали и теперь думали над тем, кому бы ещё это звание присудить. По их раскладу, «красавицы» вылетали точно. Амеюри рассказала ему об Акеми. И Мангецу с ней согласился – такая, как она, не пройдёт. Не такими должны быть шиноби Кири.
- Я вот ещё о чём подумал, - протянул Хозуки. – Должно быть чётное количество экзаменуемых. А нас семнадцать. Кто будет восемнадцатым?
- Может, кто-нибудь не доживёт до июня? – предположила девочка. – Может, кого-нибудь, ну-у, того? – она провела большим пальцем по горлу.
- Не-е-ет, вряд ли, - отмахнулся Мангецу.
Они подходили к деревне. Полигоны были на северной окраине, и, чтобы до них дойти, нужно было снова завернуть в центр. Амеюри и Мангецу должны были встретиться на Центральной площади, но Ринго предпочла сделать кружок, навестив своего «кореша». Хотя, по её мнению, это было лучше, чем сорок минут в компании болтливой Акеми.
Они вышли на главную улицу Кири и вдруг встали: идти было просто некуда. Прохожие стояли вдоль домов, образуя таким образом для кого-то коридор.
«Неужели феодал приехал?» - удивлённо подумала Амеюри и пошла пробираться вслед за уже ушедшим Хозуки в толпу. И вскоре ей это удалось. Да, приехал. Но не феодал.
Сначала она удивилась, когда увидела, для кого расступаются люди. Да кем же должен быть этот мужчина, чтобы на него так смотрели и чтобы перед ним расходились в стороны? Внешне он ничего из себя не представлял: высокий, жилистый, не сказать, что мускулистый, - словом, непрезентабельный и не внушающий с первого взгляда абсолютно никакого уважения или трепетного почтения. Но ещё больше Амеюри удивилась, когда увидела, на кого на самом деле устремлено всеобщее внимание.
Это был худой и очень бледный паренёк примерно их возраста, устало шагавший вслед за седовласым мужчиной. Лицо его практически потеряло краску, отчего синие круги под глазами и покрасневшие белки от полопавшихся сосудов выделялись отчётливее. Его чёрные волосы были неопрятно взлохмачены, будто их давным-давно не расчёсывали, и, наверное, из-за этого они и потеряли блеск и лоск, несомненно им присущий. Одежда тоже шиком не отличалась: старое и выцветшее кимоно неопрятной тряпкой висело на его побитом жизнью теле. А взгляд… взгляд... Это был взгляд взрослого человека, пережившего много плохого в жизни и много потерявшего. Усталость, тоска – вот, вот что было в его глазах.
Амеюри он чем-то привлёк. Нет, он ей не понравился и не повелась она на его смазливую мордашку, но почему-то у неё сложилось впечатление, что он необычный шиноби. Да, именно шиноби. Что-то в нём говорило об этом, даже буквально кричало, но… но... Всё это тщательно скрывалось за стеной равнодушия, воздвигнутой им между жителями Кири и ним. Наверное, в будущем этот паренёк добьётся многого.
Эх, что ни говори, а Ринго он чем-то запомнился, она, возможно, даже хотела бы поговорить с ним, но, как это обычно бывает, сморозила последнюю глупость.
- Это ещё кто? – громко поинтересовалась она, тут же став новым центром внимания прохожих. И его. Он даже остановился, застыв на месте с немым вопросом в глазах. Амеюри смотрела на него колко и дерзко, но внутренне себя корила. «Дура, какая же я дура…».
дура...».
- Сразу видно, что ты необразованная бестолочь, Ринго, - с пренебрежением хмыкнул кто-то над ухом.
Девочка недобро скосила глаза.
- Рада, что ты такая… такая... умная, «красавица», - процедила в ответ она. – Хоть кто-то из нас осветит мир своими мозгами.
- Уж явно не ты.
Прохожие начали расходиться. Тот мужчина потянул со собой бледнолицего паренька.
- Сусаноо-сама, нам пора, - мягко сказал он, взяв мальца за руку. Бледный парень молча продолжал следить за ними равнодушным взглядом, пока не скрылся в толпе.
Они втроём остались стоять посередине главной улицы. Мангецу молча стоял между двумя закипающими девчонками, не зная, что делать, а Амеюри зло сверлила соперницу взглядом, надеясь таким образом прожечь в ней дыру. Или испепелить. Как получится.
Мей снисходительно фыркнула.
- Конечно, наша же маленькая Аме-тян не училась в Академии, поэтому не может определить с первого взгляда представителей высших сословий нашей страны.
- Каких ещё представителей? – сузила глаза Ринго. – Этот пацан, по-твоему, из высшего общества?
- Не по-моему, а так и есть! – Теруми высокомерно задрала подбородок. – Ах да, ты же не учила основы строения общества, откуда тебе знать?
- Девочки, не ссорьтесь… ссорьтесь... - жалобно протянул Хозуки, но его открыто проигнорировали. В этом противостоянии он был бессилен: в женском общении действуют другие правила и законы, где мужское присутствие не то что нежелательно, скорее, ненужно. Мангецу это понимал, как и понимал то, что надо этих двух как-то успокоить. Но как?
- Не считаю необходимым засорять голову всякой дрянью, - заявила Амеюри.
- О да! Один из ведущих кланов шиноби Страны Воды – это дрянь? Вряд ли ему об этом будет приятно услышать!
- Мне как-то плевать на его мнение.
- Как и на остальных.
- Такими и должны быть шиноби Кири.
- Хватит! – Мангецу встрял между ними и успокаивающе обнял приятельницу за плечи. – Приятно было повидаться, Мей!
Теруми ласково улыбнулась.
- И мне… мне... с тобой, - нежно проговорила она, послав Хозуки воздушный поцелуй.
- Ничего не говори, - с угрозой сказала Амеюри, когда они отошли от Теруми на достаточное расстояние. Мальчик сильно удивился.
- О чём? – Мангецу так невинно хлопал глазами, будто действительно не знал, что имела в виду его приятельница.
Девочка с облегчением выдохнула.
- Ни о чём.
Больше происшествий на пути к полигону не было. Они довольно быстро добрались до тренировочной площадки, где провели весь оставшийся день, тренируясь в тайдзюцу и метании оружия. И никто из них не заметил, что за их занятием тайком на дереве наблюдал человек в маске.
Амеюри и Мангецу закончили, когда по-дневному серое небо стало по-вечернему сизым. Возвращались они не спеша: на ужин Ринго безнадёжно опоздала, так что спешить и торопиться смысла не было. Мангецу тоже не особо горел желанием мчаться домой, но уже по своим соображениям. Они так и шли – рука об руку - и негромко переговаривались, обсуждая тактики ведения боя и правила экзамена, которые – как им сказали – объявят прямо перед выходом. Как-то незаметно они вспомнили о приезде из их таинственного ровесника и начали строить предположения о причинах, заставивших его покинуть родные места.
- Может, он будет восемнадцатым? – задумчиво бросил в воздух вопрос Хозуки.
- Всё может быть. – Амеюри устало выдохнула и подняла голову, смотря в темнеющее небо. Дышать стало тяжелее: в Кири начиналась буря – это же подтверждали и нависшие и постепенно наливающиеся свинцом тяжёлые дождевые тучи. Помнится Помнится, в тот день было так же: душно, тяжело, противно. Но, увы, погода не была причиной, чтобы увильнуть.
Они вошли в деревню, однако уже по-другому. Тогда они вышли через Среднюю Деревню, но возвращаться почему-то решили через Верхнюю, хотя оба её не жаловали. Фешенебельные районы Кири стали к вечеру ещё ярче, засверкав всеми вывесками и фонарями. Несмотря на то, что приближалась гроза, богатая часть деревни не пустовала, хотя привычного вечернего наплыва гостей не было. Казалось, что впервые за последнее время этот вечный улей впал в спячку.
Амеюри устало и даже как-то безразлично следила за ленивым потоком этого роя. Непривычно было как-то наблюдать здесь такую апатию. Но, в принципе, верно думают те, кто сидят дома: бури здесь страшные и последствия от них разгребать приходится долго. Ей, наверное, тоже следует побыстрее добраться до детдома до получения каких-либо телесных увечий от ветра или его пешек, таких как отломанные ветви, падающие с фасадов камни и листья - от последних, между прочим, остаются дикие и глубокие порезы.
Как-то сами по себе мысли опять повернулись в сторону черноволосого незнакомца. И вдруг Ринго осенило.
- Ты знаешь его? - подозрительно спросила она Мангецу.
Хозуки нервно погонял слюну во рту, словно думая, что лучше сказать. Через несколько секунд, приняв соломоново решение, он проглотил и, пожав плечами, ответил:
- Его – нет. Его клан – возможно.
- Что за клан?
- По-моему, Токугава. Им, как и нам, принадлежит целая автономия. Больше ничего не знаю.
- Понятно.
Но тут Амеюри лукавила: ничего понятно ей не было. Даже такая на первый взгляд звучная и известная фамилия поставила её в тупик. В чём-то была права Мей, когда говорила, что Ринго ничего не знает о высших слоях общества. Благодаря усилиям Акеми и её непрестанному повествованию о певцах и о актёрах, актёрах она знала всю развлекательную сторону верхушки Мизу но Куни, но сторона, управляющая государственным аппаратом, была так же ей известна, как политические верхи тех же Стран Ветра или Земли, а именно - никак. Единственное знание по этому поводу в её голове: страной управляет феодал. И всё.
Они остановились на Мемориальной площади Кири, второй по значимости площади в деревне после Центральной, и неловко замолчали.
- Ну-у, наверное, пока, - промямлил Хозуки, переминаясь с ноги на ногу.
- Угу, - кивнула Амеюри. – До завтра.
Мангецу пошёл в сторону озера, но почему-то ноги девочки не поворачивались в сторону детдома. Будто приклеились к брусчатке. Почему-то возвращаться к себе совсем не хотелось, а ещё эта гроза, невольно навевавшая плохие воспоминания. И тут ей на лоб упала капля.
Девочка подняла голову и застыла. От чего: неожиданности, испуга, - вряд ли она потом могла сказать, но в тот момент её обуял дикий потусторонний ужас. Столько совпадений, конечно, не могло не заставить её почувствовать неприятный холодок, змеёй проползший по позвоночнику. На балконе третьего этажа, в упор глядя на неё, стоял он. Токугава Сусаноо.
Как и тогда, несколько часов назад, его взгляд был равнодушным и безразличным, но это не умаляло другого: Сусаноо смотрел только на неё, и уже эта выборочность ставила под сомнение его показушное безразличие. Он стоял, облокотившись о перила балкона, - Амеюри бы даже сказала, - несколько утомлённо. И вообще весь его вид говорил о смертельной усталости.
Паренёк внешне уже не был таким задавленным, как днём. Он сменил видавшее мир кимоно на удобный синий махровый халат, волосы теперь были помыты и расчёсаны, и, как Ринго и ожидала, выглядеть он стал гораздо внушительнее. Так, как и должен выглядеть наследник клана - хоть о Токугава ей не было ничего известно, она догадывалась, что этот род влиятелен и знатен.
С неба упала ещё одна капля, потом ещё, и начался ливень. Сусаноо равнодушно посмотрел вверх и, увидев, что потревожило его мирное стояние, медленно развернулся и скрылся внутри квартиры. Хлопнула дверь. Амеюри молча продолжала стоять под окнами, сотрясаясь всем телом.
Мимо пробегали спешащие домой прохожие, но Ринго продолжала стоять. Одинокая, никому не нужная. Сейчас не прилетит мячик, случайно кинутый в неё Хозуки, Мангецу не устроит вместе с ней грязевые бои. Наверняка он сейчас уже на полпути к дому, если не подбегает. Там его встретят мать и отец, дадут ему сухую одежду, разогреют ужин. А её никто не ждёт, и ждать ей нечего, и надеяться не на кого.
Ливень усиливался, ветер уже срывал с крыш плохо закреплённые куски железа. Сверкнула молния, бахнул гром.
- Что-то случилось…
случилось...
Амеюри не заметила, как сказала эти слова, как и то, что медленно побрела в сторону детского дома. Ноги шли сами по себе, не отдавая отчёт о своих действиях голове. Настроение было плохим, внутри будто скребли кошки, а в душе шёл такой же дождь, что и вокруг. Интуиция настойчиво шептала: «Произошло что-то плохое…».
плохое...».
Очнулась девочка только тогда, когда уже стояла у дверей приюта. Привычно посмотрев вверх и опять-таки ничего не увидев (да и что можно разглядеть в такую погоду?), она вошла в здание. Вахтёрша мирно посапывала под звуки грома, открыв рот и не чувствуя слюну, тёкшую по подбородку. Счастливица. Хорошо спит. А вот Ринго вряд ли удастся сегодня выспаться.
Когда она вошла в комнату, Акеми уже видела десятый сон. Амеюри быстро скинула с себя мокрую одежду и спряталась под одеяло, слушая, как капли барабанят по подоконнику.
Сверкнула молния, бахнул гром.
* В японском языке используется три способа письменности, два из них называется кана, иначе - Хирагана и Катакана. "А" Хираганы - "あ", "А" Катаканы - "ア"
** Акеми поёт песню из восьмого эндинга Шиппудена