Эхо весны.

Вступление

В Селеме есть множество праздников, и, естественно, один из них посвящен Кровавой Лилии; в этот день цветы дождем льются с крыш, опьяняя своим ароматом и застилая собой грязные, пыльные дороги. Из больших и малых дворов высыпают женщины под бардовыми покрывалами, а жрицы храма, построенного в честь богини, угощают всех по случаю праздника особым фиолетовым вином.
Где-то далеко-далеко слышится звон колоколов; и кажется, что торжествующий звон должен слышать весь мир. Им радостно вторит многоголосый хор, где отдельные выкрики на миг вырываются из общего тона. Толпа ликует, и в небо летят цветы, бесчисленные ленты; а колокола все бьют, скрепляя две судьбы воедино. Скрепляя прочнее, чем смогут любые оковы, цепи, они создают незримую глазу связь. Не оспоришь, что решила судьба, никакой сторонней силе не превозмочь. Разве что смерти; но ведь она далеко, дымной тенью прячется где-то за горизонтом, а столькое предстоит сделать, успеть, узнать… да потом – кто станет о ней размышлять в день, когда вокруг так много света и улыбчивых лиц, что сам воздух, казалось бы, лучится счастьем? Солнечные лучи отражаются от стен храма, танцуют на лицах людей, и обнимают золото волос сияющим нимбом; а глаза, в сравнении с ними небо – лишь блеклая ткань, они отражают весь этот свет.
И вот она, согнувшись в коленях, сидит у Кровавого фонтана, гадая, что за жидкость его наполняет. Кровавым его назвали потому, что чаши его сделаны из ярко-красного мрамора. Прежде чем попасть в чашу, вода стекала по шести мраморным ступеням, сплошь покрытым искусной резьбой.
- Девочка, почему ты не веселишься с остальными? - раздается позади старческий голос, сопровождаемый постукиванием деревянной палки об пол.
Она не ответила. Лишь неопределенно пожала плечами и прошлась пальцами по зеркальной глади воды, чувствуя, как холодный ток пробирает до самых костей.
- Разве ты не любишь праздники? - старуха присаживается на самый край фонтана, продолжая опираться на трость. Ее маленькие водянистые глаза с небывалым интересом скользят по лицу девушки, а морщинистые губы складываются в ухмылку. Матушка Мейко уже давно принесла обет богине Лилии, и так же давно она стала Верховной жрицей. Об этом титуле говорят ее красные шелковые одеяния, простеганные серебристыми нитями, и седые волосы, зачесанные наверх и подхваченные тугой рубиновой сеткой. Простые жрицы носят блеклые платья и красные шали, которые накидываются сверху.
- Это глупо, матушка,- спустя несколько секунд отзывается девушка.
- Почему же?
- Большая часть Селема ни разу не молилась богине, не посещала храма и даже не просила благословения. Так какой же смысл в праздниках? Получается, все это, - она лениво обводит помещение рукой, - ложь?
- Кушина, - серьезно произносит старуха.- Ты неправа. Пока есть мы, жрицы, вверяющие богине свою судьбу, отдающиеся ей и телом и духом, все это имеет большой смысл. Ведь цель праздника Кровавой Лилии – поселить веру в сердцах всех женщин. Богиня – сумма всех ее верующих, всех молитв и надежд, всех проклятий и всего отчаяния, с каким к ней обращаются. Наша богиня управляет жизнью всех женщин. Темной ночью она утешает изнасилованную девочку, брошенную умирать в каком-нибудь припортовом переулке; светлым днем радуется на свадьбе самой благородной княжны. Рука богини Лилии на моем сердце – моя рука, умноженная тысячекратно. Я служу ей, как она служит мне. Я – это она, а она – это я.
Девушка резко поднимается на ноги, и дешевый шерстяной платок скользит с головы, открывая взору кровавые пряди волос.
- И где же была богиня, когда меня еще ребенком оторвали от родного дома, продали, как скотину, дабы я собственным трудом пахала землю, шила, готовила и убиралась на благо другим людям!? Почему рука богини не коснулась простой крестьянки? И даже сейчас, когда мне вот уже почти восемнадцать, я не знаю, куда лежит мой путь! Рука богини не направляет меня, а наоборот пытается сбить с нужной дороги! Вы ничего обо мне не знаете, матушка. Даже понятия не имейте! - злобно выплевывает Кушина и сбрасывает платок в фонтан; ткань тут же промокает.
Матушка Мейко тяжело вздыхает и поднимается вслед за девушкой.
- Подумай хорошенько. Куда ты пойдешь? В сердце твоем угнездился гнев, а руки жаждут лишь одного – чьей-либо смерти. На кого ты злишься, девочка? На судьбу? Поверь мне, судьба – это миф. Ты и только ты распоряжаешься своей жизнью, а сейчас ты тянешь себя на дно!
Кушина растерянно отшатывается. Она всегда боялась матушки Мейко. Пусть та уже старуха, пусть глаза ее почти не видят, а лицо покрыто сеткой морщин; она не менее опасна, чем самый искусный наемный убийца. Было в этой старухе что-то, что ломало Кушину пополам.
- Я хочу убить тех, кто повинен в мой участи, - совсем тихо шепчет девушка. Матушка Мейко тут же злорадно смеется ей в ответ.
- Девочка, что ты можешь знать об убийстве?! Ты даже понятия не имеешь, насколько тяжело это бремя, - старуха медленно приближается к девушке и, заглянув в глаза, говорит: - Запомни: убить в первый раз очень трудно. Убивать второй раз легче. На третий раз убийство превращается в привычку.
Кушина делает шаг назад. Довольно странно слушать, как женщина, годившаяся ей в бабушки, так непринужденно рассуждает о смерти. Как будто убийство – дело совершенно обычное. Она с негодованием рассматривает сгорбленную фигуру матушки Мейко. Странно, но за шесть лет, что она провела в храме Кровавой Лилии, эта старуха сделалась для нее не просто наставником - она, в какой-то мере, заменила ей отца и мать, хотя чаще всего Кушина представляет ее в роли бабушки. Своих настоящих родителей девушка не помнит, лишь отдельные детали. Размытое смуглое лицо отца, который никогда не улыбался. Бледную рыжеволосую мать; Кушина знает, что та умерла еще до того, как ее продали в рабство. Она также помнит тепло материнских рук и то, как крепко она прижимала дочь к себе. И больше ничего не осталось от родителей – совсем ничего.
Их лица навсегда сокрыты от Кушины. Она многое потеряла в этой жизни, потому что всегда спешила вперед и не оглядывалась на начало тех троп, по которым бежала. То, что ей дали взамен, кажется мелким по сравнению с яркостью тех мгновений, которые она провела дома. Память о прошлом – искусство, которое поглощает своих приверженцев и топит их в лабиринте разума. Кушину окружают воспоминания о временах не столь отдаленных, но исполненных крови, страстей, надежд и изощренных политических интриг. Из-за того, что у нее отобрали, украли в раннем детстве, ее самые первые воспоминания кажутся ей самыми ценными и светлыми по сравнению с тем, что было потом, - вот если бы все вернуть!

Глава 1. Море.

В тот день Кушина сидела у Кровавого фонтана, возносила молитву богине и просила у нее благословения. Было до тошноты обыденно каждое утро приходить сюда, видеть те же стены, расписанные искусными картинами, слышать все тот же птичий гомон, который наполнял храм с первыми лучами солнца, наблюдать за одними и теми жрицами, что без перерыва носились туда-сюда.
Девушка чувствовала, как шевелится в груди нечто прохладное, неприятное. То было настоящее раздражение. Она часто ловила себя на мысли о том, что хочет уйти из храма и жить для себя, но такие мечтания тут же пресекались по двум причинам: первая - ей было некуда идти. И вторая - у нее был брат. Возможно, с первым она бы как-нибудь справилась. Все же у нее имелись неплохие навыки в борьбе, которым ее обучила матушка Мейко, она умела приготовить настоящее пиршество и играла на четырех музыкальных инструментах. Всему этому ее обучили здесь, в храме Кровавой Лилии. Но Исами… Они не были кровными родственниками, нет, она нашла его здесь, в Селеме, через несколько дней после того, как сбежала от своего хозяина и приплыла в абсолютно чужую, незнакомую страну. Кушина нашла его умирающим с голода около таверны под вывеской, криво висящей на цепях. Надпись оглашала название забегаловки, но тогда читать она не умела; кто захочет обучать простую крестьянку?
С собой у девушки было всего два пенса. Войдя, она очутилась в просторном низком зале. Потолок подпирали грубо отесанные цельные стволы. Вокруг этих своеобразных колонн стояли столы для посетителей. В углу Кушина увидела бочку с водой, в которой плавали куски льда.
Хозяин, лысый жирный детина из местных, окликнул ее.
Она тут же очнулась и, подбежав к стойке, купила жареную перепелку да несколько кусков хлеба; а затем выбежала на улицу и с небывалой скоростью подбежала к умирающему мальчику, который в это время валялся в вонючей луже. Присев рядом, Кушина дрожащими руками начала запихивать еду в его рот, на что умирающий протестующе кашлял; жить он не хотел.
А затем все стихло.
Несколько минут девушка с интересом рассматривала бледное худое лицо, по-детски прекрасные глаза и грязные, мокрые от пота черные волосы. Было в незнакомом ей мальчишке что-то особенное – у него и Кушины была одна и та же участь.
В те мгновения девушка думала о детях. Ее украли с особой целью… Точнее, и не украли вовсе – ведь за нее заплатили отцу. Здесь, в Семеме, она часто видела стайки уличных детей. Они продавали фрукты, перетаскивали тяжести, передавали записки и поручения. Насколько они были свободны? Сколькие из них жили с родителями? Кушина знала лишь одно: если она не поможет Исами, то он умрет очень скоро. Она и сама часто ловила себя на мысли о том, что хорошо было бы умереть. А так… Если держаться вместе, иметь смысл жить ради кого-то, кроме себя… Ей казалось, что это могло бы помочь. И, впервые за двенадцать лет, она оказалась права.
Они с Исами довольно долго шныряли по городу, воровали еду, дабы хоть как-то выжить. И не подохнуть в те адские дни обоим помогала лишь мысль о том, что есть на этом свете кто-то, кто любит тебя просто так. Конечно, Кушине было тяжелее. Она и сама-то была ребенком, когда взяла под свою опеку шестилетнего мальчишку. Особенно хорошо ей запомнился день, когда Исами назвал ее мамой. После этого она весь день сидела в припортовом переулке и громко ревела. Ей хотелось умереть прямо в том темном вонючем углу, только бы не возвращаться.
Но она вернулась.
С заплаканным лицом, красными, совсем пустыми глазами и куском черствого хлеба. В те дни они с Исами жили на чердаке давным-давно заброшенного дома. Она поднялась наверх и огляделась. Из широких окон, криво прорубленных в стенах, внутрь лился лунный свет; по грудам ящиков можно было вскарабкаться вверх и посмотреть на город. Противоположный конец чердака тонул во мраке. На другом конце свет проникал в щели под большой дверью, за которой горел газовый фонарь.
Не найдя брата, Кушина почувствовала, как в районе груди жалким воробушком затрепыхалось беспокойство; но уже через секунду она успокоилась, услышав позади знакомый детский голос:
- Ты злишься на меня?
Девушка обернулась. В темноте она смогла разглядеть лишь хрупкий силуэт, да большие, блестящие от слез глаза.
- Нет! Конечно же, нет,- горячо зашептала она и, быстро подойдя к брату, обняла его.
- Тогда почему ты убежала?
- Мне стало страшно.
- Мне тоже,- сказал мальчик и с силой обнял Кушину в ответ.- Я думал, что ты больше не придешь.
- Никогда так не говори. Я бы ни за что не оставила тебя одного,- Кушина поцеловала брата в затылок и еще крепче прижала к себе.
С минуту они стояли в молчании, пока тишину не нарушило жалобное урчание желудка.
- Я хочу есть,- тихо пожаловался Исами.
- Вот,- Кушина протянула ему черствый хлеб.- Это все, что я смогла добыть.
Но Исами так проголодался, что даже не обратил внимания на ее последние слова. Он с жадностью запихивал еду в рот, не заботясь о ее пережевывании. Видя то, как брат сидит на полу и давится ничтожным куском хлеба, девушка почувствовала вину.… Да, да, вину. Ей почему-то казалось, что во всех несчастьях Исами виновата она одна. Было больно от того, что она не могла подарить ему настоящее, полное ярких красок детство. Ведь так хотелось видеть брата счастливым, но каждый день оставалось лишь снова и снова осознавать, что его судьба – это отражение ее собственной судьбы. Чтобы изменить его, ей нужно было изменить себя.

За мыслями о темном прошлом, Кушина не заметила, как сзади к ней подобралась одна из жриц храма – Шио. Милая девушка с заостренным лицом и большими фиалковыми глазами. Когда она дотронулась до плеча Кушины, та резко схватила ее за запястье и вскочила с пола. Шио испуганно забегала глазами по сторонам, но уже в следующую секунду вырвала руку из плена.
- Прости,- буркнула рыжеволосая.
- Ненормальная.
- Я извинилась!
- Неважно. Матушка Мейко просила передать, что через полчаса в главном зале будут проходить тренировки,- грубо бросила девушка и, развернувшись, пошла прочь. Кушина долго смотрела ей вслед, дивясь тому, насколько внешность может быть обманчива. Красивая, спокойная с виду Шио была внутри настоящей фурией.
Девушка тряхнула головой, возвращаясь к тому, что сказала Шио.… Ах да, тренировка. В общем-то, отличалась Кушина лишь в беге; в остальном ей не доставало познаний и навыков, которые требовались от жрицы ее возраста. Поэтому предстоящий урок по самообороне и уличных боях девушку не очень-то воодушевлял. К боли она привыкла и воспринимала ее как должное, а вот чувствовать себя неловко в плане нехватки опыта Кушина ненавидела. Не то чтобы она всегда стремилась быть первой – куда там, когда на улицах главное отхватить свой кусок - нет, просто она не хотела быть в стороне.
Но делать было нечего.
Тяжело вздохнув, девушка поднялась на ноги, чтобы переодеться в тренировочную форму.

- Девочка, когда я нападаю, уклоняйся,- терпеливо посоветовала матушка Мейко.
Теперь она была одета в блеклое платье, подол которого был подоткнут. Кушина же была категорически против занятий в таких одеяниях. Наперекор остальным жрицам она носила простые черные штаны до колен, приталенную рубаху с длинными рукавами, закатанными до локтей и сандалии. Свои длинные, почти до колен, густые рыжие волосы она собирала в высокий хвост.
Девушка рассеяно кивнула и огляделась. Тренировки обычно устраивались в самой дальней и просторной комнате храма. Шипели фонари, горевшие на газе; сырой каменный зал ярко освящался, а пол был усыпан мягким сеном. В углах стояли бочонки с прохладной водой, а рядом лежали полотенца.
В себя Кушину привел сильный удар по лицу.
- Слушай, девочка. Запоминай все, что я тебе говорю! Здесь, в храме, мы деремся между собой по правилам. Но знай: на улице тебе предстоит сражаться совсем с другими людьми, для которых наши законы – это ничто. Никто из них не будет ждать пока ты оклемаешься. Всегда будь начеку!
- Да, матушка,- сдержано кивнула Кушина и мысленно сжалась, когда услышала позади себя противные смешки других жриц.
Внезапно матушка Мейко ринулась вперед и занесла правую руку для удара. Девушка тут же отпрянула назад и, сделав не совсем удачный кувырок назад, вскочила на ноги. Она не пыталась достать старуху, нет, главной ее задачей было защищаться. И, возможно, все бы вышло, если бы она сражалась со жрицей своего возраста. Но матушка Мейко отлично изучила все ее приемы и уловки. Когда Кушина попыталась уклониться, та продемонстрировала великолепный замах ногой, которой она ударила ее в левый висок. Девушка тут же полетела вниз, но в последний момент успела ударить соперницу по второй, опорной, ноги. Две жрицы сплелись в схватке на полу, и очень скоро матушка Мейко держала Кушину за ухо.
- Очень хорошо,- кивнула она. Ухо несчастной горело от ее острых изогнутых ногтей.- Ты быстро учишься, девочка.
Морщась от боли, Кушина сидела на полу и держалась руками за голову. Все вдруг взорвалось синими искрами; какое-то время она даже дышать не могла, настолько было тяжело.
- Девочка, запомни: опора – это твое все. Если хочешь выжить, всегда стой на ногах твердо и не отвлекайся на всякие глупости. Ты прекрасно защищаешься, но нападать почти не умеешь. Надо поработать с тобой отдельно.
- Конечно, матушка,- краснея с ног до головы, тихо отозвалась Кушина; а затем, сложив руки домиком и поклонившись, отошла на задний план. Еще некоторое время она чувствовала, как внимательные глаза Верховной жрицы изучают ее спину, но, решив не зацикливаться на этом, подошла к бочке с водой и с превеликим удовольствием умылась. Обычно после таких тренировок она уходила побитой и совершенно раскисшей. Но сейчас, несмотря на то, что ее отчитали, Кушина в сердцах гордилась собой. До этого дня, сражаясь с матушкой Мейко, ей всегда казалось, что она дерется с теплым воздухом – таким же неуловимым. А сегодня она смогла впервые за долгие годы задеть учителя. Да что там задеть?! Свались ее с ног! Таким достижением могла похвастаться не каждая.
«Исами удивится», - мысленно ухмыльнулась девушка и, взяв в руки полотенце, направилась прочь из зала. У самого выхода она услышала, как матушка отчитывала уже совершенно другую ученицу, но над ней, почему-то, никто не спешил смеяться.
Поднимаясь в главную комнату, Кушина на секунду остановилась. Сверху доносился непонятный шум… драка? Она слышала лязг метала, чьи-то крики и даже отсюда смогла уловить слабый, едва ощущаемый запах крови.
Не думая больше ни минуты, девушка кинула полотенце и побежала так быстро, как только могла. С каждым шагом шум становился все сильнее и сильнее; к нему прибавился испуганный птичий гомон. Наконец, толкнув тяжелую деревянную дверь, Кушина остановилась. В горле застрял крик, а глаза расширились от ужаса.
В нескольких метрах от нее лежал окровавленный труп Шио.
Тогда Кушина впервые увидела смерть. Странно, но она узнала жрицу вовсе не по лицу.…Ту выдало бирюзовое кольцо, которое она носила не снимая. Только спустя некоторое время глаза девушки, словно испуганные птенчики, взметнулись вверх, к изрезанной глотке, искривившемуся от боли рту и, наконец, к глазам.… Во взгляде Шио она умудрялась видеть многое: радость, печаль, безразличие, злорадство.… Но такой нечеловеческий, пробирающий до дрожи в теле ужас Кушина видела впервые.
- Что здесь происхо…дит? - Видимо, и матушка Мейко с остальными жрицами услышали звуки битвы; все они уже были вооружены.
- Кто вы такие? - холодный, полный безразличия и власти голос Верховной жрицы заставил Кушину вздрогнуть. Она наконец-то подняла взгляд на убийц Шио.
Их было двадцать, не больше. Все вооруженные, высокие, с внимательными, изучающими глазами, которые словно что-то искали. На каждом из них был болотного цвета жилет, скрывающая лицо маска и бандана, с вырезанным на ней странным, неизвестным девушке до этого знаком. Один из чужаков выделялся сильнее остальных. Маски на нем не было, но даже не это привлекало внимание. Длинные, почти как и у самой Кушины, темные волосы, обветренная кожа и странные – таких девушка еще никогда не встречала – глаза; роговица и зрачок приобретали один и тот же сиреневый оттенок. Его словно окружал некий ореол – Кушина даже не подозревала, что человек может держаться так величественно и спокойно. Чужак занимал все пространство перед и вокруг жриц, как будто ему принадлежал весь мир, а они стали всего лишь мелкой помехой. Он почему-то напомнил рыжеволосой злого колдуна из сказок. Даже ветерок утих при его приближении. Даже птицы, которые до этого неугомонно кричали, затихли и застыли. Наверное, он был главарем.
Все чужаки были вооружены.
- Кто вы такие? - терпеливо повторила матушка Мейко.
- Шиноби из Скрытого Листа. Нам был дан приказ доставить в деревню Удзумаки Кушину, - холодно произнес главарь и махнул рукой в сторону девушки.
С минуту они играли в гляделки; взгляды один злее другого. Наконец тишину нарушил злорадный смех матушки Мейко. Все непонимающе уставились на старуху, которая, согнувшись пополам, громко хохотала.
- Вникни в суть своих слов, - обратилась к главарю матушка. - Ты посмел ворваться в храм богини, убить одну из моих жриц и теперь требуешь отдать эту девочку. Ты глуп, если думаешь, что я это допущу, - она обернулась к остальным жрицам. - Никто не должен уйти живым!
Тем самым она разрешала нарушать все мыслимые правила. Можно поражать любое место противника: лицо, грудь, сердце. Колоть и рубить, как угодно, лишь бы убить врага. Первой в бой вступила молоденькая Харука. Трое противников попятились назад, заманивая ее в ловушку; та купилась, и мышеловка захлопнулась. Дальше Кушина не стала смотреть и просто отвернулась. Храм огласил женский крик, который уже через секунду стих; труп Харуки валялся недалеко от Кровавого фонтана.
Вдруг матушка Мейко подпрыгнула, широко разведя ноги, и обрушила меч на голову одного из нападавших. Одним ударов она разрубила ее пополам; тот уже мертвым повалился лицом вниз. Не медля больше ни секунды, Кушина подлетела к трупу и забрала его нож. Неожиданно, совсем рядом, раздался глухой рык. Девушка едва успела увернуться от пролетевшего мимо нее странного, невиданного раньше оружия. Замахнувшись, она ударила нападавшего ногой в живот так, что тот отлетел на несколько метров. Добивать Кушина его не стала, не смогла. Краем глаза она увидела, как матушка Мейко сражалась с двумя коренастыми шиноби. Девушка хотела ринуться на помощь, как заметила у самого входа в храм сухощавую фигуру брата, видимо, он пришел ее проведать. Тот дикими глазами искал среди кровавой толпы сестру и, наконец найдя, громко окликнул ее:
- Кушина!
- ИСАМИ, БЕГИ ОТСЮДА!- истошно завопила девушка и кинулась брату, перепрыгивая через чей-то труп. Но один из чужаков оказался проворнее; оттолкнув Кушину в сторону, он схватил мальчишку за волосы и приставил к горлу нож.
- ЕСЛИ ВЫ СЕЙЧАС ЖЕ НЕ ОТДАДИТЕ НАМ ДЕВЧОНКУ, ТО Я ПЕРЕРЕЖУ ЭТОМУ МАЛЬЦУ ГЛОТКУ!!
Все замерли.
Первой бросила оружие Кушина, а затем уже и остальные. Подняв руки вверх, она тихо произнесла:
- Отпустите его, он ведь ни в чем не виноват.
- Если ты безо всяких выкидок пойдешь с нами, мы отпустим мальчишку, - спокойно кивнул главарь, попутно смахивая с катаны капли крови. Девушка с ужасом заметила, что кожа вокруг его глаз покрылась сеткой из вен, придавая особо устрашающий облик.
- Брат последует за мной.
- Это исключено.
- Тогда покончу с собой! - гневно выкрикнула девушка и, схватив первый попавшийся под руку нож, приставила к горлу.
- У нее духу не хватит, - послышался чей-то смешок.
- Вы так думайте!? Что ж, смотрите, - Кушина медленно надавила на лезвие; кожа тут же лопнула, и по шее потекла теплая, липкая, пахучая кровь, закапала на плечи.
- Стой! - холодно приказал главарь; девушка подчинилась. - Мы возьмем мальчишку с собой.
- И не причините ему вреда!
- Да.
- Девочка, ты не можешь пойти с ними, - тут же подметила матушка Мейко.
- Могу, если от этого зависит жизнь брата.
- Но…
- Мы не можем ждать вечность, - вмешался главарь. - У тебя есть два варианта: первый, ты соглашаешься идти с нами добровольно, и жертв больше не будет. Второе, ты не соглашаешься, и мы убиваем всех в этом чертовом храме, а затем забираем тебя с собой. Исход один – выбирай.
Кушина неожиданно развернулась лицом к жрицам, неловко замершим в другой части храма. Она, словно загнанная в угол собака, уставилась на матушку Мейко, ожидая, что та защитит, не даст в обиду. Но этого не произошло. Сейчас глаза старухи были незнакомы, они словно были покрыты льдистой коркой, в глубине которой угадывался знакомый зеленый оттенок.
Правильно. Перед ней стояла вовсе не матушка Мейко, а Верховная жрица.
Кушина судорожно глотнула воздуха и крепко зажмурилась, мешая слезам хлынуть из глаз, но это было бесполезно. Стоило ей только открыть глаза и один-единственный раз моргнуть, как храм стал совсем мутным, а по щекам заскользили почти непрерывным потоком крупные соленые капли. Она порывисто дышала, слово выброшенная на берег рыба, терла свое лицо, надеясь унять рыдания, пыталась сказать что-то самой себе, но из горла вместо нормальных слов вырывались жуткие, почти нечеловеческие всхлипы и вопли.
Она мечтала покинуть храм, как свободный человек, а не рабыня! У нее снова крали частичку себя, снова не спрашивали, снова убивали. «Я знаю, в один прекрасный день…» - мечтала она.
Рот исказила гримаса боли, грудь раздирала новая волна – волна гнева и разочарования. Нож полетел через всю комнату, ударился о стену и с громким стуком упал на пол. «Не настанет никакой прекрасный день! - орал жестокий голос внутри нее. - Перестань обманывать себя. Тебе не дано стать свободной!»
Девушка воспаленным взором уставилась на своих мучителей. Ни говоря ни слова, она пошла прочь, так и не обернувшись.
Давясь, Кушина глотала слезы. Она ела свое прошлое. Но дала себе зарок, что у нее еще будет будущее.

Память – штука любопытная. Хотя в ту пору Кушина была подавлена и невнимательна, она отчетливо помнила, как они проходили мимо шумных людей, лошадей, собак и телег, которые тащили буйволы. Рядом с ней плелся напуганный Исами, то и дело поглядывающий на сестру исподлобья. Никто не окликнул их, не позвал домой. Странные бледные люди тащили их вперед, по тропе, которую они для них избрали.
Кушина так же отчетливо помнила название корабля, – «Тайфун» - потому что он стал для нее очередной тюрьмой. Он был белобоким, блестящим от волн. Серебристые чайки кружили над кормой и весело гагачили. По палубе сновали матросы, которые подчинялись свисткам и непонятным приказам. Корабль стройный и красивый, из трубы шел светлый дым. Повсюду стояли какие-то ящики и тюки; кроме того, Кушина видела канаты и лебедки. Она крепко сжала руку брата, дабы не потерять его среди орущих что-то на разных языках людей.
Девушка подошла к борту и стала смотреть на отдаляющийся берег. Она никогда не любила море. Водная пустыня всегда казалась чужой и незнакомой, как если бы небо вдруг упало прямо на землю. И все же сказать, что море некрасивое, – значит, самым бесстыжим образом соврать.
- Девочка, - окликнул ее главарь. - Пойдем. Нам сюда.
Кушина подчинилась. Снова. Пару секунд она молчала, но любопытство и страх – взрывоопасная смесь – взяли верх.
- Что с вашими глазами?
- О чем ты? - непонимающе отозвался мужчина.
- Они странные…
- Ты имеешь в виду это? - тихо усмехнулся он; в ту же секунду вены устрашающе поползли вниз, а зрачки сделались белыми.
- Да, - нервно сглотнула девушка. Живя в храме, она довольно часто читала книги о мире шиноби. В основном, там описывались способности и техники, но такое – никогда.
- Это Кеккей Генкай* клана Хьюга, - сухо произнес мужчина.
- Ах вот оно что…
- Ты о таком слышала? - усмехнулся он.
- Да, читала когда-то, - холодно кивнула девушка и отчего-то еще сильнее сжала руку брата.
Наконец они оказались у небольшой деревянной двери.
- Как вас зовут? - неожиданно поинтересовался Исами.
- Хьюга Хиаши, - смотря в глаза мальчишке, ответил тот, а затем перевел взгляд на Кушину. - С завтрашнего дня я начну тренировать тебя искусству ниндзя. В деревне тебя передадут другому учителю, но будет лучше, если ты освоишь простейшие техники сейчас, - и, не говоря больше ни слова, развернулся, пошел прочь.
Кушина еще долго смотрела ему вслед. Глубокий колодец, в котором плескался ее гнев, взорвался, как будто туда плеснули масла и подожгли спичку. Тяжело вздохнув, девушка направилась в каюту и, оказавшись там, горько заплакала.
Больше не было ничего.
Лишь корабль, который вез ее навстречу темному, полному испытаний будущему.

*Кеккей Генкай - генетические коды, влияющие на ДНК носителя, которые предоставляют ему дополнительные способности. Поэтому название Кеккей Генкай обозначает как коды, так и образовавшиеся способности. Кеккей Генкай передаются из поколения в поколение внутри клана и проявляются различными способами.