Начать и вернуться.

I.
Телефон, завибрировав от поступившего звонка, начал медленно приближаться к краю стола. Его путь был относительно недолог, а после он познал все прелести полета и горести приземления.

Проснувшись от довольно громкого удара, девушка еще некоторое время недоуменно буравила взглядом потолок; вскоре, когда дымка сна окончательно рассеялась, она с вымученным вздохом вновь прикрыла глаза, начиная непроизвольно прислушиваться к себе. Почему-то именно сейчас к ней в голову пришла эта мысль, что сейчас именно тот день и именно то время для осуществления в жизнь идеи; идеи, которая уже продолжительное время проскальзывала в ее голове. Она лишь проскальзывала, ни на чем не настаивая, но все равно умудрилась-таки пустить свои корни.

Встав с кровати, Харуно начала собирать части своего средства связи. Немного позже, включив его, выяснилось, что звонила ее лучшая подруга; бывшая лучшая подруга, если быть точнее. Странное сочетание слов, не находите? Это сочетание имеет способность резать сердце, как говорится, без ножа. Так просто, и без всяких усилий. Вот и сейчас что-то с мучительной вязкостью отдалось в сердце еще довольно-таки юной девушки. На один миг ей даже показалось, что у нее за ночь, вероятно, поднялась температура, и все это теперь лишь бред воспаленного разума; но эта мысль не успела даже толком развиться, как уже была затушена более вероятными доводами, – доводами суровой реальности.

Простояв недвижно с минуту, Харуно была побеспокоена нежданным появлением гостя. Дверь в ее комнату, резко распахнувшись, врезалась в стену; в дверном проеме показался отец, находившийся в крайне нетрезвом состоянии.
– Сакура, ты чего это тут опять в трусах ходишь? Оденься быстро! Сколько раз я буду тебя это повторять?
Харуно не сдвинулась с места и, даже не наградив человека, именуемого отцом, взглядом, ответила, чеканя каждое слово:
– Если ты не заметил, то я, во-первых, только встала, во-вторых, это и мой дом тоже, следовательно, я имею право ходить так, как захочу. А теперь выйди, пожалуйста, я оденусь.

Отец, удивленный холодным и даже немного грубым тоном дочери, решил пойти продолжить пьянствовать, дабы и в правду не мешать, но также мысленно пообещал себе, что обязательно накажет девчонку за дерзость; позже, но накажет.

Не прошло и четверти минуты с ухода родителя из комнаты, как телефон, до сих пор находившийся в руке, снова начал вибрировать. Его дрожь мгновенно передалась девушке и быстрой волной распространилась по всему телу. Она как-то испуганно дернулась и быстро посмотрела на экран своего совсем уж старенького товарища: звонивший был лучшим другом нашей героини. Сильнее сжав руку и выдавив ироничную усмешку, ей подумалось, что теперь он также по заслугам является бывшим.

«Они оба не имели никакого права так поступать со мной, – это было подло и низко с их стороны, – втянуть меня в свои мерзкие делишки, а потом бросить, просто оставить на растерзание судьбы… а как же их пресловутое: «Вместе на дело – вместе обратно»? Очередная пафосная чушь, на которую я имела глупость повестись», – подумала она в порыве какой-то в миг образовавшейся злобы.

На кухне послышался шум от разбитых бутылок и отборная брань.
Повертев телефон в руках еще некоторое время, Сакура пришла к каким-то своим мысленным соглашениям и, достав сим-карту, разломала ее на две части. При этом сердце ее вдруг начало биться с утроенной силой, а руки дрожали как будто в припадке; отчего дикий, почти что животный страх начал заполнять всю ее без остатка. Она безумным взглядом уставилась на дверь, откуда опять послышалась громкая ругань вперемешку со смехом (по всему видимому к отцу пожаловали собутыльники) и бросилась было к кровати, решаясь переждать там, или хоть немного успокоиться. Но потом вдруг вспомнив, что не закрыла на защелку дверь, почему-то еще со вчерашнего вечера она оставила ее открытой, – опять вскочила, дабы уже точно остаться в безопасности и одиночестве. Все эти действия, неожиданно для нее самой, отняли чуть ли не все накопленные во сне силы, половину так точно; рассудок как-то в раз помутился – воздуха стало катастрофически мало. В последний раз, заставив себя куда-либо передвинуться, она дошла до окна и распахнула его настежь, после чего уже смогла наконец-то лечь; и наскоро набросив на себя одеяло, Харуно зашлась в беспокойном и, даже можно сказать, бредовом сне.

И все время мерещилось ей, что она от кого-то бежит; бежит и абсолютно не видит: от кого именно. За спиной ей казались то огромные, диковинные тени, которые не давали ей остановиться хоть на секунду, – они загоняли ее в разные углы, при этом с каждым разом было все сложнее искать лазейки отступления; то вдруг эти тени сменялись адскими псами, большими и трехглавыми; а потом и котами – домашними любимцами самой старушки Смерти. И все время ей приходилось безвылазно бежать, как говорится, куда глаза глядят, даже если на время она оказывалась в полной темноте. Потом ей вдруг начал мерещиться шум набата; настолько громкий, что хотелось вырвать себе барабанные перепонки с корнем. Затем набат резко сменялся «шаманским» барабанном, как будто бы какой-то жертвенный обряд проводился. Несколько раз она просыпалась, но как-то очень резко, в один момент широко, с неким испугом раскрывая глаза, но тут же, зажмуривая их обратно, так как свет, проникавший в комнату с улицы, был слишком ярок и красочен.

Окончательно очнулась она, лишь когда за окном сгущались вечерние сумерки, обливаясь горячим потом и горючими слезами; дома стояла столь необычная и редка для их семьи тишина. Харуно встала и на цыпочках, постоянно прислушиваясь и то и дело, замирая, пошла в единственную в их квартире ванную комнату, находившуюся близ кухни. Проходя мимо, девушка заметила отца, пьяно похрапывающего и спавшего прямо на полу. Окинув его презренным и немного брезгливым взглядом, она зашла в ванную и прикрыла за собой двери.

Теперь, после проведенной в бреду ночи, разум ее стал необычайно чист и свеж. И хоть спать до сих пор хотелось, она решилась на довольно отчаянный шаг, по ее, конечно же, меркам. Хорошенько вымывшись и приведя себя в божеский, что говорится, вид, Харуно воротилась обратно в свою комнату, где, достав свой старый, с былых уже школьных лет, рюкзак, начала суматошно складывать в него свои немногочисленные вещи: немного самой необходимой одежды, пару небольшого размера книг, а также средства личной гигиены и имеющиеся документы. Дальше, надев брюки и толстовку, она напихала в карманы разных мелочей, которые всегда и при любых обстоятельствах были с ней. Напоследок, взяв телефон, зарядку от него и наушники, девушка вышла из комнаты. Оставив рюкзак у входной двери, она тенью прошла на кухню.

На столе стояла только начатая, но, по-видимому, не осиленная бутылка саке и полбуханки хлеба; в холодильнике только несколько огурцов. Недолго обдумывая свое положение, Харуно взяла и огурцы, и хлеб; затем, склонившись над отцом, она осторожно отдернула край его засаленной рубашки и, заметив карман, из которого торчало несколько мятых купюр, медленно, буквально по миллиметрам, достала их. Он все равно пропьет, а ей надо было еще выжить. Выпрямившись и спрятав деньги, она поспешно вышла в коридор, но, только сделав шаг к выходу, остановилась; неуверенно обернувшись и закусив губу от какой-то неясной досады, она, мысленно сплюнув, вошла обратно на кухню. Мельком посмотрев на завозившегося отца, она протянула руку и взяла со стола саке, после чего еще более поспешно выскочила в коридор, гонимая чувством стыда.
Еле вместив скудный запас продуктов и пол-литровую бутылку с алкоголем в рюкзак, она, закинув свою ношу за спину, вышла из дому.

Зайдя в ближайший ларек, она приобрела самые дешевые сигареты и, так как жила в районе небольшого городка, отправилась прямиком на трассу (и нет, не зарабатывать), гонимая желанием поскорее убраться от этого гнилого и смрадного места. Харуно вообще по природе своей крайне отрицательно относилась, что к курящим, что к выпивающим людям, но, тем не менее, сейчас решила, что обстоятельства просто вынуждают ее попробовать и то, и другое, а может прямо все за один раз.
Шла она в каком-то неясном молчании разума и с полной пустотой сердца; абсолютно механически переставляя ноги и изредка что-то бормоча себе под нос.
Так продолжалось несколько часов кряду, пока вымученный стрессом организм не решил сдаться. Харуно, не имея уже даже моральных сил сопротивляться, свернула в лесополосу, бросила под дерево рюкзак и, осмотревшись на наличие кого бы то ни было, легла, тут же подмяв его себе под голову и забывшись теперь уже абсолютно нормальным сном.