Потеря приличий

Мадара сидел на подоконнике и подставлял лицо ветерку, щурясь, как кот: Коноха росла, старая мечта оживала, а любимый его брат наконец-то пошёл на поправку. Дела в клане Учиха -Хаширама точно это знал – шли в гору во многом от того, что глава некоторое время не поднимал носа от бумаг, договоров и поставил свою почти семью на уши. Встряска пошла им на пользу, и в целом у Мадары было благодушное настроение. От мужчины веяло пылью, сквозняком и сражениями...
Сенджу едва зубами не скрипел от досады: они так давно не виделись, так хотелось подойти к нему, притянуть к себе, чувствуя, что Учиха невероятно доверчиво расслабляется в руках, не надолго, но всё же. Уткнуться в волосы, с упоением вдыхая их запах, ощутить вечный жар крепкого, а порою поразительно гибкого тела.
Хорошо так...
Даймё страны Огня вот-вот прибудет, всё уже готово к переговорам: и комната, и бумаги, и тушь с несколькими кистями, и специальный стол, чуть выше, чем обычный, так как у рекомого даймё был радикулит. Догадливый Тобирама даже накрыл его чем-то, вроде скатерти, чтоб остальные присутствующие не заметили; впрочем, сидеть за таким столом всё равно не слишком удобно, так как непривычно.
К слову говоря, Мадара перестал беситься на него как раз после того, как побыл наблюдателем над тренировками Хаширамы сидеть нормально.
Затем, отсмеявшись и придав своему лицу выражение небрежного равнодушия, сказал будничным тоном:
- Я тебя хочу. Сейчас.
И, бросив на Сенджу короткий маслянистый взгляд, как ни в чём ни бывало, уселся на подоконник. Только теперь было уже поздно – Хашираму повело.
Сейчас бы хоть чуть смять тонкие бледные губы своими, глотнуть его дыхания...
Но нельзя.
И вообще, как это ни прискорбно, но пора бы Мадаре уходить, так как даймё не желал видеть никого из «вот этого вашего клана... ну... волосы у них такие чёрные». Знать бы ещё, откуда такая личная неприязнь.
Учиха оставался недвижим.
- Эй, Мадара...
Мужчина вздрогнул, выныривая из своих мыслей.
- Что? А, извини, задумался...
Послышался звучный голос Тобирамы; брат разговаривал подчёркнуто-вежливым, идеальным для политики тоном. Мадара невозмутимо повертел головой, рассматривая комнату; Хаширама занервничал – он уже различал шарканье шагов.
Вдруг брюнет, гаденько ухмыльнувшись, рухнул на пол вертикально вниз и закатился под стол. Сенджу поперхнулся и вытаращился на столешницу, но вытаскивать его оттуда было поздно – сёдзи распахнулись, и мужчина увидел знакомую белую макушку.
Вздохнул.
Отмёл лишние мысли.
И приветливо улыбнулся гостям.

В комнате было жарко, даже душно, и открытое окно не спасало. К счастью, послов было меньше, чем они рассчитывали, так что расселись достаточно просторно; Хашираме удачно досталась узкая, в некотором смысле почётная, сторона столешницы, и он был рад отсутствию чьего-либо соседства.
Вообще-то, все важные вопросы были уже оговорены, и не раз: с даймё, с Учиха и без них. Сейчас оговаривались лишь последние юридические детали, хотя на самом деле Сенджу проверяли на прочность.
Влияет ли клан Учиха на политику клана Сенджу?
Кто главный в их союзе?
Как к нему пришли?
Каковы позиции Сенджу и Учиха относительно селения и друг друга? Осталась ли былая вражда?
Каковы планы на ближайшее будущее?
Что вы надеетесь вынести из отношений между кланами?
Разумеется, всё завуалировано.
Отвечал Хаширама точно так же, но если вкратце: нет, права равные, обе стороны устали от боевых действий и вовремя осознали благотворность союза, выгодное сотрудничество, никакой вражды, так как новая война не нужна никому, а планы – оглянитесь вокруг и посмотрите на прекрасную Конохагакурэ но Сато. Это же есть результат, и то, что они смогли вынести из выгодного всем мира.
Это он сказал вслух.
В голове же вертелось примерно следующее, злое и неприятное: не ваше дело, не ваше дело, друзья детства, только нас сильно долбануло головой, главы кланов трахаются друг с другом, поэтому ни о какой вражде речи быть не может.
Планы и вынести из отношений...
Будь Мадара, что так плохо повлиял на его образ мыслей, женщиной, Хаширама подумал бы о детях, которых бы он любил даже при похожести на свою страшненькую плоскогрудую ворчливую мать.
Ну, а так – лишь бы этот засранец Учиха никуда от него не делся, в одиночку или же прихватив за собой людей. Когда Хаширама перешагнул ту грань, которая позволяла ещё называть их друзьями, он был вусмерть пьян, зато проснувшись ночью у себя мужчина осознал, что рядом ничком лежит по-тихому сотрясающийся в сухих рыданиях Мадара.
Вот тогда-то ему стало страшно.
Вот тогда Сенджу с каким-то отчаянием обнял своего то ли пока друга, то ли опять врага, то ли уже любовника и боялся, что либо уйдёт, либо возненавидит его. А Учиха, успокоившись, его послал, сказал, что это естественная реакция организма на сильную боль «сам знаешь, где» и отвернулся, но руки его не сбросил.
Наутро он был такой же сволочью, как и всегда, и, казалось бы, чёрт с ним, но страх его исчезновения остался, а быстро оправившийся Мадара, как оказалось, стыда не знал, а совестью не пользовался.
Клонило в сон. Нить разговора перехватил Тобирама, от которого веяло колким водяным холодком, хоть это и было лишь воображение: белые волосы, белая кожа, чувствительная к жару солнца и приносившая брату одни проблемы, тёмные одежды... Хаширама нервно поёрзал, благо, его место за столом это позволяло, и ребячески подумал, что чем раньше эта муть закончится, тем лучше. Мозги плавились, мысли возвращались к Мадаре.
Нет, Сенджу смог уверить себя в том, что под столом был клон и что его, этого клона, уже давно там нет, ведь даже теплолюбивый, любящий, пока его никто не видит, купаться в солнечных лучах, Учиха не смог бы просидеть там долго.
Или смог бы?
Засады и не такие бывают...
Хаширама чуть не подпрыгнул, когда его внезапно ухватили за лодыжку. Быстро взяв себя в руки, мужчина на автомате отметил, что мозолистые пальцы Мадары даже сейчас слегка прохладные, поэтому, когда удивление поутихло, лёгкое прикосновение к выступающей косточке стало приятным.
Учиха всё же сидел там.
Псих ненормальный. Впрочем, скорее всего, Мадара был в курсе своего статуса и в полной мере гордился им.
Из-под стола донеслось тихое шебуршание, пальцы исчезли, но ступню щекотнуло что-то очень лёгкое. Секунда на осознание – волосы. Поймав нужный момент, Сенджу поднял край скатерти или что это на самом деле было. Румяный от нахождения в тесном пространстве Мадара, как-то уж очень двусмысленно устроившийся у его ног, глянул не скрытым чёлкой глазом снизу вверх, продемонстрировал средний палец – тут уж никакого второго дна не было, всё прямолинейно и без подтекста – и задёрнул «занавеску» обратно.
Шатен придвинулся к столешнице и, нервничая, незаметно вжался в острую сбоку поверхность животом. Уши уловили обрывок какой-то фразы, Хаширама в нужный момент кивнул, а всё его существо занимала мысль: лишь бы никто не заметил... Даже если его умения убеждать людей хватит, Мадара успеет исчезнуть куда-нибудь подальше, а Тобирама вовремя вырубит послов, то всё равно – срамота-то какая!
Копошение возобновилось. На этот раз касания были куда более откровенные, а сквозь лёгкую ткань летних хакама всё чувствовалось, как по живому. Сенджу дал воображению посвоевольничать, дополняя ощущения новыми красками, пока Учиха ограничивался поглаживанием голеней и ступней, но ему ж мало, он же максималист – широкие ладони по-хозяйски огладили внутреннюю сторону разведённых при сиденье бёдер.* Хаширама гулко сглотнул и вслепую пнул увлёкшегося любовника.
К сожалению, а может, и к счастью, не вышло – Учиха увернулся, и тогда Сенджу, надеясь его тупо отпихнуть, незаметно запустил руку под стол. Правда, тот факт, что оппонент и без шарингана видит в темноте лучше рыси, а под столом было не так уж и непроглядно, мужчина не учёл, чем Мадара и воспользовался, перехватив его ладонь. Его дыхание опалило пальцы; Хаширама нервно дёрнулся, когда он несколько раз быстро прижался сухими губами к костяшкам и стал играться языком с пальцами.
Сенджу замер, как изваяние - выдернуть руку сил не было. Учиха аккуратно прикусывал кожу, вбирал в рот средний и указательный пальцы и развратно их посасывал; Хаширама и сам не заметил, как начал вторить его действиям, поглаживая подушечками мякоть языка, так как слишком хорошо знал, насколько это по-блядски выглядит.
Манипуляции с рукой были отвлекающим манёвром, хотя, стоило догадаться на долю мгновения раньше того, как Мадара дёрнул за завязки его пояса. Не вовремя подумалось о том, как высокий Учиха уместил свои сто восемьдесят сантиметров роста под длинным, но определённо не настолько, столом. Ноги что ль подогнул? А как именно? А удобно ли так вообще лежать, не затекает ничего?
Мысли, и лишние, и важные, спутались, стоило только Мадаре взять в рот его полутвёрдый член и сделать пару движений, заглатывая под корень. К паху прилила кровь, а Сенджу накрыло столь оглушающей волной возбуждения, что он, неслышно всхлипнув, вцепился в жёсткие пряди. Их обладатель осторожно подул на головку, а затем мучительно медленно обвёл её языком. Чтобы не застонать, Хаширама прикусил щёку изнутри.
Чё-ё-ёрт...
Как же он допустил... такое? Это ведь Учиха с приличиями хоть и знаком, но соблюдает их лишь в крайнем случае, но это...
Телу было плевать на обстоятельства. Мадара ласкал бесшумно, умело и так самозабвенно, что вскоре рот Сенджу наполнился металлическим вкусом, так как он прокусил щёку. Боли мужчина, мысленно метаясь от охватившего тело пожара, не заметил, более того – она органично вплелась в каскад прочих ощущений, обострившихся от пикантности всей ситуации. Несмотря ни на что, Хаширама смог держать лицо, стараясь верить в то, что изменения в его лице можно списать на жару; рука же под столом, массирующая чужой затылок, со стороны смотрелась как просто лежащая на коленях.
Время шло. Учиха, издеваясь, несколько раз прерывался и ограничивался тем, что невесомо касался его живота, негласно напоминая о своём присутствии. Два раза Сенджу благодарил его за возможность перевести дыхание и мнимый шанс всё прекратить, но в третий он протестующе притянул лохматую голову обратно. Мадара, прекрасно знающий тело любовника, лизнул уздечку и провёл языком вдоль вздутых вен.
Мужчина не выдержал:
- Да...
- Что, простите? Вы за то, чтобы западные территории отошли к Кусе?
Хашираму согнуло пополам. Реальность вторглась в голову, пробившись сквозь затянувшую сознание муть, но ненадолго – Учиха не собирался прекращать из-за подобных мелочей и, кажется, наоборот стал энергичней.
- Нет, что вы, боюсь, вам послышалось.
Вышло уверенно и убедительно – поверили, а то, что голос стал на пару октав ниже, заметил только брат, но с Тобирамой можно будет разобраться потом.
Всё потом.
Сенджу сдался и развёл ноги шире. Горячий шершавый язык, влажные от слюны губы, мозолистые пальцы – это сводило с ума. Внизу живота что-то сладко скрутилось в узел, и какие высшие силы помогли ему не выдавать себя, мужчина не знал. Было б хорошо, если все ушли, хотя поначалу чужое присутствие щедро добавляло огня. Но сейчас хотелось убрать пресловутый стол куда подальше, чтобы видеть мельчайшие подробности, и откинуться назад, зарывшись в копну смоляных волос обеими руками.
Кажется, те самые высшие силы его услышали – даймё, кряхтя, засобирался. Мадара вовремя прервался, однако вставать в таком виде не было никакой возможности. Хаширама понадеялся на средство для экстренных ситуаций и послал брату самый многозначительный взгляд, на который был способен.
Тобирама понял. Что он наговорил послам, старший Сенджу не слышал, хотя и понимал, что такое прощание недопустимо.
Но позже, позже, уйдите уже...
Обещанных самому себе тридцать секунд Хаширама не выдержал, тем более, что Учиха выбрался из-под отодвинутого в сторону стола самостоятельно. Не давая опомниться, брюнет сгорбился над его пахом, предварительно толкнув в грудь. Упав на спину, Сенджу подался бёрдами вперёд и громко застонал, так как Мадара, привычно расслабившись, пропустил его глубоко в узкую глотку. Мужчина зажмурился от невыносимого удовольствия.
Само собой вырвалось:
- Ещё...
- Что-что? – Учиха оторвался. – Я не расслышал.
Хашираме хватило одного взгляда на растрёпанного, с припухшими алыми губами, Мадару. Мужчина потерял над собой контроль.
Первое, что он сделал – властно впился в эти самые губы, которые секундой ранее искривились в довольной ухмылке. Сенджу было не важно, что Учиха касался ими его члена, подобное только подхлёстывало, а эту ухмылку хотелось сцеловать, выпить до дна, забираясь руками под просторную одежду их клана.
Второе – завалил на злосчастный стол, небрежно смахнув мусор, казавшийся важными бумагам ещё с утра. Мадара извивался в руках, как змея, больше мешая, чем помогая избавлять себя от тряпок, поэтому пока что Хаширама махнул на них рукой. Учиха потёрся о него стояком и всем телом и от вспыхивающих на шее грубых засосов гортанно, самодовольно рассмеялся; от этого звука словно прошило электрическим током.
Чёрт, он знал.
Эта сволочь – он знал, что так и будет.
Сенджу приспустил его брюки, обхватил твёрдый член любовника рукой и растёр по головке выступившую каплю смазки; Мадара ахнул и, выгнувшись, прижался ещё теснее, рефлекторно скрещивая ноги у Хаширамы за спиной. Кажется, брюнет ещё более на взводе.
Без нормальной подготовки или же смазки было тупо и неприятно обоим – проверили уже. Впрочем, на подобное терпения не хватило бы, так как Сенджу уже был на грани. Судя по всему, Учиха тоже. Мужчина прижал к члену Мадары свой, придерживая ладонью, и качнулся, имитируя движение при сексе. Всё такие же прохладные пальцы опустились поверх, помогая и сжимая плотнее.
Им хватило несколько рваных толчков: глаза в глаза, губы к губам, бёдра к бёдрам. Хаширама кончил первым, Учиха – после грубого поцелуя и нескольких неловких, скользких от спермы, ласк Сенджу.
У Хаширамы перед глазами плясали чёрные мушки. Это было, это было... нечто. И, кажется, он тоже растерял где-то все приличия, иначе был бы сейчас зол. А так он всего лишь прикидывал свои шансы привязать сегодняшней ночью Мадару к чему-нибудь и мучить так долго, чтоб «жертва» умолять начала.
Всё же Сенджу имел право на маленькую компенсацию.
Ну, или месть.

*Хаширама сидит не традиционно на коленях (сэйдза), а скрестив ноги, так как хоть это переговоры, но обстановка достаточно неформальная. К тому же если стол чуть выше, сидеть, как «надо», действительно очень неудобно. Да и автору просто необходимо было, чтоб Сенджу сидел так, уж простите меня.