Призрак

Их всё ещё двое. Для живота рано, а с прочими признаками Хинате пока везло. Девушка сходила в больницу ещё раз и прошла полное обследование – никаких ошибок. Через восемь месяцев в их жизни появится ещё один человек.
Мадара всё же не знал, как к этому относиться.
Учиха никогда не думал о семье, ни до, ни после. До своего добровольного оставления клана семьёй был Изуна, и больше ему никто не был нужен. В перспективе Мадара знал, что когда-то у него будет жена, чтобы появились на свет его наследники. Но любовь – какая глупость, он не полюбил бы ни одну из тех женщин, Хината тогда ещё не родилась. Жену ему бы выбрали старейшины: знатного рода, но не куноичи, а чтобы могла легко родить, или же очень дальнюю родственницу, чья кровь не задавила бы глаз Учиха. Женщина, которую он не любил бы, дала бы ему не детей, а наследников, которых он начал бы воспитывать лишь тогда, когда уже мог их чему-то научить.
А после он, разумеется, не планировал такого.
Или похожего.
Или совсем другого, так как Хината уже слишком сильно изменила его.
Хьюга походила на привидение. Целыми днями она ходила из комнаты в комнату, не зная, куда себя деть, ложилась рано и вставала с рассветом. Девушка его не будила, но Мадара сам просыпался на несколько минут, чтобы увидеть, как Хината обувается и кутается в плащ, чтобы куда-то исчезнуть на весь день.
Хьюга начала уходить так на четвёртый день после того, как он узнал. Сначала Учиха рвался с ней, после – пытался следить, но удивительно – девушка абсолютно растворялась в тумане или дожде цвета её глаз. Сама она говорила, что ей необходимо подумать.
Спустя две недели Мадара смирился и перестал ей как-то мешать. Но и не обманывался – Хината просто не хотела его видеть.
Мужчина относился к этому спокойно. Учиха никогда не был занят, когда она возвращалась домой; он перетащил в их квартирку большую часть документации. Мадара помогал ей снять плащ, наливал чай, накидывал на плечи купленный ею же синий плед и вспоминал её голос и смех.
Хьюга не говорила с ним, вообще. Слишком погрузилась в себя, пытаясь услышать, понять, ощутить, ведь ребёнок никак не давал о себе знать, а Хинату это, кажется, пугало, путало и заставляло вести себя именно так.
Впрочем, мужчина не мог её ни в чём винить.
Мадара вообще не имел права ни в чём обвинять женщину, которая добровольно согласилась носить в себе его часть. У него было многовато крови на руках, а текущая в жилах жидкость чтобы ждать подобного, просить, требовать.
Даже от Хинаты.
А она не избавилась от плода такого демона, как он.
Сегодня Хьюга пришла в четыре – это ещё рано – и с порога пошла на кухню. Готовить она Мадаре не давала, хотя порой возвращалась уставшей и с покрасневшими и припухшими веками, а по тому, как пахло с кухни, можно было понять настроение девушки. Учиха отряхнул плащ от воды, вытер грязь с пола, которая Хинате остро не нравилась и спустя полминуты опустился на диван с будничной мыслью о том, что вскоре пружины совсем придут в негодность. У его не-жены будет болеть спина.
Тишина. Ему не нравилась тишина.
С кухни потянуло корицей. Хороший признак – Хьюга собралась что-то печь. Мадара прикрыл глаза, вслушиваясь.
Это напряжённое ожидание неизвестно чего ему тоже не нравилось. Учиха дождаться не мог его окончания.
Мужчина не слышал, как Хината вышла с кухни, но ощутил вес её тела рядом. Не открывая глаз, Мадара обнял её за талию, прижимая к себе и, повернув голову, уткнулся носом в её волосы. Запах шампуня глушился корицей, видимо, девушка запачкала волосы.
- Обед вчерашний доешь, хорошо? – шёпотом спросила Хьюга.
- Там мало.
- Я ела.
Учиха кивнул. Допытываться о чём-то смысла не было: где ела, когда, что, с кем, если не одна. Хината вздохнула, ей было тяжело. Не физически, но ей нет и двадцати пяти. А Мадара слышал, что в это время женщины носят детей гораздо позднее, чем в годы его взросления и не одинокой прошлой жизни.
Сидели.
Молчали.
Рано или поздно Учиха не выдержит.
Мужчина чуть наклонился вперёд и посмотрел на её лицо. Что-то было не так – Хината морщилась, а её щёки чуть потеряли здоровый цвет.
- Что-то не так? – спросил он, хмурясь.
Хьюга хотела было что-то сказать, но зажала рот рукой. И, выпалив, что её тошнит, вскочила и бросилась в ванную. Мадара по дурости тоже подорвался и едва не получил но носу дверью; не рефлексы хромают, но Хината шустрая.

Еда кончилась, духовку он выключил. Нервничал. Пару раз Мадара стучался к девушке, но открывать Хьюга отказывалась.
Но теперь занять себя было решительно нечем, и Учиха вновь вернулся к шальной мысли, что дверь хлипкая и выбивается с одного удара.
Однако твёрдо решиться на порчу собственного имущества он не успел, так как Хината пришла на кухню сама. Мужчина удивлённо посмотрел на неё, узнавая и не совсем: девушка робко улыбалась, теребя руками край майки, смотрела не на него, но от неё на Мадару накатывало теплом.
Как в самые-самые первые их обговорённые и осознанные до конца встречи.
Как же давно это было…
Хьюга медленно опустилась на стул и тихонько вздохнула. С облечением.
- Ну вот. Началось, - произнесла она с облегчением, поймав вопросительный взгляд. – Я уж думала, что так ничего и не будет.
Хината выглядела беспечно; она потянулась к нему, прижалась губами к скуле и за что-то попросила прощения. Кто бы мог подумать, что Хьюга придёт в себя благодаря токсикозу. Учиха не понял, за что она извиняется.
Теперь их уже не двое. Призрак подал голос, оживив свою мать и заявляя свои права на существование в их маленьком мирке. Они уже решили впустить его к себе и принять в свои руки, а Хината, наконец-то, до конца это осознала. На счёт себя Мадара был не уверен, но ему рано – у ребёнка сейчас только один родитель, только мать. Это тоже непривычно, Хината уже не была только его женщиной.
Всё изменится, всё менялось.
Но Учиха надеялся, что они как-нибудь это переживут.