Every step I take, every move I make. Глава 5. Потери

Карин закончила свое выступление и стала медленно уходить со сцены, достойно принимая аплодисменты и одобрительные выкрики публики. Заведение было элитным, а посему свистеть и совать наличные в трусики танцовщиц среди клиентов считалось проявлением дурного тона. Здесь вечерами собирались ценители женской красоты и танцев, а не извращенцы-вуайеристы.
Через аплодирующую толпу быстро пробирался высокий темноволосый мужчина, расталкивая широкими плечами попадавшихся на его пути людей. Подойдя к левому краю сцены, самому ближайшему к гримеркам, он столкнулся с рыжеволосым охранником.
— Учиха, ты что здесь делаешь, у тебя же выходной сегодня? — спросил Гаара.
— Да вот, мимо проходил. И что я вижу? Она выступает, а ты шляешься непонятно где! — Саске изо всех сил постарался не слишком уж громко орать на бывшего боевого товарища.
— Прости, но в туалет хотелось адски. Я подумал, что на глазах толпы она уж точно в безопасности, а к концу выступления вернулся, как видишь.
Саске уже готов был выдать очередную резкую фразу, когда услышал за спиной знакомый, полный сладкого сарказма голос:
— Учиха, детка, соскучился по мамочке?
— Никак нет, Карин-сан, — отчеканил он. Однако же, при слове «детка» у него нервно дернулась бровь. «Боже, она, что, никогда не слышала о профессиональной этике»?
— Тогда что же ты здесь делаешь? — спросила Осаго, приняв эффектную позу и уперев руку с аккуратными ярко красными ноготками в бок. Надо сказать, выглядела она что надо в этих коротких шортиках и простой белой майке без рукавов. Изюминку образу добавляли ярко-красные туфли.
— Инспектирую, — односложно ответил Саске, стараясь смотреть танцовщице в глаза и не сильно пускать слюни.
— Лучше пойди проинспектируй свое отражение в зеркале, Учиха, — заявила она, переводя взгляд куда-то в центр груди мужчины.
Саске только сейчас заметил, что на белой ткани его рубашке расцвело ярко-красное пятно.
— Ах, это… Да кто-то пролил на меня коктейль, когда я пробирался сквозь толпу.
— Ох, как я их понимаю, а будь они трезвы, плеснули бы на двадцать сантиметров выше, — рассмеялась она.
Саске изо всех сил сосредоточился на дыхании, чтобы не ляпнуть что-нибудь язвительное в ответ, но его занятие прервал чей-то громкий крик. Толпа медленно устремилась к выходу, перешептываясь и недоуменно переглядываясь.
— Что там еще? — непонятно кого спросила Осаго и направилась вслед за всеми.
Повинуясь выработанным инстинктам, Учиха и Собаку слаженным дуэтом бросились на ее защиту, взяв Карин, насколько это возможно, в кольцо своих тел.
Посетители вышли из зала на улицу и образовали плотный круг. Что же до центра этого круга, Осаго в силу своего маленького роста не смогла разглядеть, что там такое, и потому отправилась на расследование. А Саске смог. И Гаара тоже. Словно по команде оба мужчины сжали руки Карин в своих и потянули ее как арестованную прочь в сторону стоянки работников клуба.
— Какого черта? Что там? Куда вы меня тащите?
— Простите, Осаго-сан, там для вас небезопасно.
— Ты что там бомбу увидел, Учиха? Очнись, мы не на войне, мы всего лишь…
— Там труп, — будничным тоном заявил он.
— Чтооооо?

***

Вокруг тела медленно, но верно собиралась толпа. Интересно, как бы отнеслась Конан к тому факту, что для того, чтобы на нее захотело посмотреть больше людей, чем на Карин, ей всего лишь надо было умереть?

***

Темари тошнило. В желудке давно не осталось ни грамма еды, но рвотные позывы снова и снова накатывали волнами, заставляя буквально выворачиваться наизнанку в служебном туалете клуба. За дверью то и дело раздавался стук, это инспектор пришел допросить ее по делу об убийстве, ведь именно Собаку нашла тело. Она пыталась ответить что-то этому человеку, но вместо слов изо рта вырывалось совсем другое. В сотый раз умываясь, размазывая потоки туши по бледным щекам, она попыталась успокоиться и взять себя в руки. Эх, да, руки… Карин отчаянно надавила на устройство для подачи жидкого мыла. Одна, две порции, три, пока целая ароматная лужица не образовалась в сложенной ковшиком ладони. Затем она стала лихорадочно тереть пальцы, овалы ногтей, запястья. Сколько она не прилагала усилий, все никак не могла избавиться от ощущения чего-то деревянного и холодного у себя под руками — именно так ощущался труп. Ни тепла, ни мягкости тела, словно жесткий каркас, обтянутый тонкой, как пергамент, кожей. Все те же молекулы и атомы, те же жидкости и субстанции, но без той частички, вдыхающей в нас жизнь, ощущение было абсолютно другим.

В замочной скважине раздался звук поворачивающегося ключа, и Теми взмолилась, чтоб ее оставили в покое, чтоб дали прийти в себя в этой маленькой, наполненной шумом воды комнате.

***

Карин ненавидела похороны! Хотя разве бывает иначе? Натягивая строгое черное платье длиной ниже колена, она все искала отговорки, чтобы не явиться на церемонию погребения.
Заведя руки за спину, девушка начала резко тянуть собачку змейки. Дойдя до середины, противная маленькая железочка отломилась, и красноволосая испустила разъяренный вздох. В ярости, причины которой она не могла определить, девушка схватила платье за тонкие плечики и дернула в разные стороны, словно пытаясь порвать его пополам. Но добротная ткань не поддалась, и красноволосая рванула снова, а потом еще раз. Не достигнув необходимого результата, она схватила с полки большие портняжьи ножницы, резкими движениями неумело кромсая черный хлопок. Ткнув слегка поржавевшим концом прямо себе в плечо, девушка зарычала, вложив в этот отрывистый звук весь свой гнев и боль. Теплая кровь заструилась по предплечью к тонким изящным пальцам, медленно капая на пол. Неуверенно сжав покалеченной рукой ножницы, Карин взялась за второе плечо. Платье, словно удавка, мешало дышать, резало кожу, давило. Девушка разрезала второе плечико платья, на этот раз не задев собственную плоть, и, издав победный рык, принялась тянуть его вниз. Но мерзкий покрой одежды не позволял сделать этого в застегнутом виде.
Карин пропустила тихий стук в дверь. Когда мужчина в идеально отглаженном черном костюме с темно-синим галстуком спросил разрешения войти, она так же не услышала его. Продолжая свой неравный бой с мерзким куском когда-то шикарной удавки, она все пыталась порвать его, ломая ногти и злобно сопя от усилия. Увидев, что хозяйка не одета, Учиха поспешил выйти из комнаты, но резко обернулся, услышав тихий равномерный звук падающих на пол капель. Он слишком хорошо знал этот звук и не спутал бы его ни с чем другим. Кровь.
— Все в порядке, Карин-сан? — учтиво поинтересовался он.
— Сними его! — выкрикнула девушка, указывая на останки платья на своем теле. — Пожалуйста, — более спокойно добавила она, взяв себя в руки и протянув охраннику ножницы.
Учиха осторожно разрезал плотную ткань на спине Карин, и ненавистный предмет одежды упал к ее ногам. Девушка осталась перед ним в одних лишь черных кружевных стрингах, но это было для обоих не в первой, поэтому она не почувствовала неловкости. Мужчина осторожно развернул танцовщицу к себе лицом, попутно отмечая все прелести ее тела и следя за тем, чтоб этого не было заметно со стороны. Осмотрев рану на плече, Саске потянул охраняемую особу в кухню, туда, где находилась аптечка.
Обычно молчаливый охранник, орудуя ватным тампоном, смоченным в антисептике, ощутил острую потребность что-нибудь сказать или сделать. Прежде он никогда не вмешивался в ее жизнь, если только это не касалось непосредственно его работы, сегодня же ему пришлось прикусить кончик языка, чтоб не задать один из крутящихся в голове вопросов.
— С-саске? — робко нарушила возникшую тишину Карин.
Он невольно вздрогнул. Трудно было припомнить, называла ли она его когда-нибудь просто по имени.
— Да, Осаго-сан? — учтиво ответил он.
— Саске, не мог бы ты… — она прервалась, уставившись на ватный тампон в его руке, покривилась от боли и продолжила, — я знаю, у тебя смена заканчивается через час, но, может, ты поработаешь еще сутки? Или хотя бы часов шесть? — голос звучал безразлично, но в глубине красивых глаз проглядывала отчаянная мольба.
«Не хочу идти на кладбище с этим незнакомцем Гаарой», — подумала она.
Саске почувствовал облегчение. Он отчаянно хотел чем-то ей помочь, утешить, хотя так и не понимал, с чего вдруг Карин так расстроилась из-за какой-то девицы.
Он спокойно кивнул и девушка зачем-то кивнула в ответ. Учиха не переставал себе удивляться. Раньше он никогда не испытывал такой разнообразной гаммы чувств по отношению к охраняемому клиенту. Возможно, дело заключалось в том, что он никогда не работал с молодыми девушками, или что никогда не задерживался на одном месте так долго, но он чувствовал какое-то родство душ, странное согласие, несмотря на то, что они почти ничего не говорили друг другу.

«Как глупо выряжаться на чьи-то похороны», — устало подумала Карин, доставая из шкафа помятую черную футболку с надписью «Обмани меня однажды — позор тебе. Обмани меня дважды — абзац тебе». Одев ее и такие же помятые черные джинсы, девушка подошла к зеркалу и стерла с лица весь макияж. Резинка для волос стянула красные пряди в высокий хвост, темные очки прикрыли следы недавних слез.
Через несколько часов с букетом великолепных темно-бардовых роз на длинных ножках Осаго стояла у гроба единственного в Токио человека, кто хоть немного приблизился для нее к понятию «друг». Бросая цветы на гладкую полированную поверхность крышки, она внезапно почувствовала собственные отрешенность от остального мира и одиночество. Оглядывая небольшую группу выряженных в черное танцовщиц и мужчин из администрации клуба, она невольно задумалась, сколько человек пришло бы, будь это ее собственные похороны. Отойдя подальше от гроба, Карин оглядела немногочисленных скорбящих еще раз. Кто-то даже выдавил пару слезинок, но большинство явно скучали, нетерпеливо ожидая, когда же с формальностями будет покончено, и они смогут отправиться по своим делам. В клубе работали полицейские, и потому пара человек радовалась неожиданному выходному, даже не пытаясь скрыть улыбок. Казалось, что все тут же забыли, что за повод привел их на это тихое кладбище. Ни родственников, ни друзей у покойной не было. Никто не стенал, никто не сожалел. Даже сама Карин ощущала по этому поводу лишь легкую грусть. Только вот черным свинцом на душу внезапно навалилось чувство отчужденности. Зачем она так усердно старалась убежать от собственной семьи? Новые города, сотни мелькающих лиц и ни одной живой души, с которой можно было просто поговорить.
Из раздумий Карин вырвало ощущение чьей-то сильной теплой ладони, тянущей ее в сторону стоянки для автомобилей. Учиха словно почувствовал, как тяжело находиться на кладбище его хозяйке, и потому поспешил ее увезти. Он ожидал бурных возражений, но их не последовало. Лишь только легкое неудовольствие на лице, когда он убрал свою руку с ее ледяной ладони, чтобы достать ключи от машины.
— С-саске? — тихонько спросила она.
— Да, Осаго-сан?
— Что, произойдет конец света, если ты хоть раз назовешь меня по имени? — спросила она, но фраза явно не потянула на колкость из-за ее тихого и слабого голоса.
— Я буду называть вас Карин, только если перестанете звать меня Учиха, — улыбнувшись лишь уголком губы, ответил он.
— По рукам, и пожалуйста на ты, — Осаго заворочалась на сиденье. Она придвинулась ближе к спинке и подтянула колени к груди, словно пытаясь защититься.
— Куда поедем, Карин? Домой?
Звук собственного имени, произнесенный его низким голосом, заставил ее слегка вздрогнуть. Впрочем, она уже итак дрожала. Кладбище словно наполнило внутренности девушки льдом, заморозило кровь в венах. Увидев, что охранник все еще ожидает ответа, она лишь кивнула. И тут что-то черное и теплое укутало ее, оставив торчать лишь глаза и макушку. Этим чем-то оказался пиджак охранника. Запах мужского одеколона и тепло сразу же погрузили девушку в состояние полусна.
Саске посмотрел на пассажирское сиденье, где, свернувшись клубочком под учиховским пиджаком, спала его начальница. Так не хотелось ее будить. Открыв дверь машины, он осторожно взял девушку на руки, и тихонько закрыв машину, отправился с ценной ношей домой.
Карин давно не чувствовала себя такой спокойной и защищенной. Где-то под ее щекой гулко и равномерно билось чье-то сердце. Осторожно высвободив ладонь, девушка обхватила ею сильную шею охранника. Неправильно истолковав ее реакцию, тот пробурчал:
— Не беспокойся, я тебя не уроню! — стараясь не обращать внимания на будоражащее прикосновение тонких холодных пальчиков к горячей коже.
Наконец они достигли квартиры Карин, где мужчина осторожно уложил ее на кровать и развернулся, чтобы уходить.
— Но я не хочу быть одна! — словно капризный ребенок, невпопад заявила Осаго.
Ослабляя на ходу тугой узел галстука и расстегивая верхнюю пуговицу рубашки, охранник осторожно присел на краешек кровати. Глядя на него, Карин откинула в сторону черный пиджак, сбросила на пол кеды и похлопала по кровати радом с собой. Учиха постарался, чтоб лицо ничего не выразило, но внутренне чертыхнулся. Когда-нибудь он отучит эту девчонку разбрасывать повсюду свои и его, между прочим, вещи!
Осторожно развязав шнурки своих идеально начищенных дорогих ботинок, он поставил обувь у кровати и прилег на предложенное место.
— Первый раз лежу в постели с мужчиной абсолютно одетая, — усмехнулась Карин.
Живот Саске мгновенно отреагировал на эту почти безобидную фразу. Черт, он, наверно, полный идиот. Даже не задумался перед тем, как лечь в ее кровать! А как же держать дистанцию? Как же сохранять отношения работодатель-подчиненный? Саске почувствовал острые позывы тут же подскочить и ретироваться в другую комнату и одновременно остаться здесь подольше. Карин стало дискомфортно от его молчания:
— Тебе не бывает одиноко? Ты в новом городе, без друзей, все время уделяешь работе.
— Нет, — абсолютно искренне ответил он.
— Почему же?
— Я не люблю людей, — сказал Учиха и тут же пожалел об этом. Черт, лучше б уж молчал.
— Да?
— Да.
Она перевернулась на живот и заглянула в глаза охраннику:
— Мне тоже так казалось когда-то, но вот сегодня я вдруг ощутила себя очень одинокой. Знаешь, я где-то слышала одну очень умную фразу. В мире слишком много одиноких людей, так что быть одинокими в одиночку — уж слишком эгоистично, — она протянула ладонь и осторожно коснулась белоснежной гладко выбритой щеки, — возможно, мы могли бы сегодня немного скрасить наше одиночество?
Одно невинное прикосновение, но его кожа уже горела. Он словно давно ждал знака, малейшего намека. Вмиг оказавшись над ней, молодой мужчина выдохнул прямо в ее раскрытые губы:
— Да!
И магия началась.

***

Долгие годы жизни в интернате и отсутствие карманных денег отнюдь не способствуют развитию коммерческой жилки в людях. Наличные текут сквозь пальцы, тысячи абсолютно необходимых мелочей проедают дыры в бюджете гораздо быстрее, чем крупные покупки.
Снова и снова Сакура подводила итоги, подсчитывала, умножала и делила, но ее скромной зарплаты кладовщика не хватало даже на еду и оплату квартиры. Яманака как ни старалась, не могла найти себе работу. Казалось бы, в огромном Токио непременно должна была быть хоть одна вакансия, но Ино день за днем слышала в офисах вежливое «Мы позвоним вам позже». Они не звонили.
Собираясь утром на работу, Сакура натянула на ногу ботинок и порвала змейку. Такая ерунда послужила последней каплей. Усевшись на старый порванный линолеум, давно нуждавшийся в замене, она разрыдалась.
Услышав тихие всхлипывания подруги, в прихожую выбежала Яманака. На ней была старая футболка бледно-голубого цвета, доходившая до середины бедра, и плотные шерстяные носки. Длинные светлые волосы Ино стянула в высокий конский хвост.
— Что случилось, милая? — поинтересовалась она, садясь на пол рядом с подругой и обнимая ее за плечи.
— Все катится к чертям, И-ино, разве ты не видишь? — спросила, шмыгая носом, розоволосая. — У нас кончились деньги, и если не случится чудо, то вскоре мы останемся на улице.
— Ну, все не так уж плохо, Сакура, — улыбнулась Яманака. - Посмотри, у нас все еще есть этот милый дом, - стараясь не смотреть на дырку в линолеуме, утешала она. - И мы есть у друг друга, что самое важное. К тому же, Сакура, я все еще умею танцевать, и нам предложили неплохую высокооплачиваемую работу.
— Мы уже говорили об этом, - сурово сжав губы, оборвала Харуно.
— Но теперь мы точно знаем, что тут нет никакого подвоха, что никто нас не обидит, и к тому же мы не в том положении, мы больше не можем позволить себе быть гордыми — как оказалось, гордость — привилегия богачей.
— Что бы ты запела, Ино, знай ты, что предложил мне Умино Ирука…

***
Вчера:
— Сакура, милая, зайди в мой кабинет.
Девушка недовольно посмотрела на недоделанную опись склада, но отложила ее в сторону и поднялась со старого деревянного ящика из-под стеклотары. Отряхнув темно-синие рабочие брюки от складской пыли, она отправилась в кабинет хореографа Умино Ируки. «Неужели он меня уволит? Я тщательно и ответственно выполняла все поручения Шикамару, не скандалила, не опаздывала на работу» — пронеслось в розоволосой голове. Харуно не видела объективных причин для волнения, но слишком уж плохая финансовая ситуация у нее сложилась, и она подсознательно ожидала, что обязательно станет еще хуже.
— Вызывали, Ирука-сан? — осторожно просочившись в кабинет шефа и притворив за собой тяжелую дверь, произнесла Сакура.
— Да-да, проходи, располагайся, — молодой мужчина указал на черное кожаное кресло для посетителей.
— Это насчет моей работы, да? — присаживаясь на самый краешек, спросила Харуно. — Вы мной недовольны? Я что-то сделала не так?
— Что ты, что ты! — мужчина в подтверждение своих слов отрицательно помотал головой. — Все замечательно, ты очень трудолюбива, это заметили все, можешь не сомневаться.
— А что тогда? — на лице работницы отразилось недоумение. Она села в кресле удобнее, спокойно откинувшись на мягкую кожаную спинку.
— Помнишь о моем давнем предложении? — спросил после некоторой паузы хореограф. — Ты же слышала, одну из наших девушек убили, — он сделал одновременно грустное, испуганное и недоуменное выражение лица, — и мы ищем кого-нибудь на ее место. Вот я и подумал…
— Я же уже говорила, что не заинтересована, — оборвала Ируку Сакура.
— Постой! Не отказывайся, пока не дослушала мое предложение до конца! — тоном миротворца продолжил он.
Харуно закатила глаза и пробурчала:
— Ладно, выкладывайте, что там у Вас.
Мужчина улыбнулся этому милому упрямому созданию и продолжил:
— Итак, Сакура, предлагаю тебе сделку. Ты начинаешь танцевать в клубе, а я и Цунаде-сама трижды в неделю тренируем тебя для повторного прослушивания в Королевский балет. К тому же обещаю замолвить за тебя словечко перед приемной комиссией, в которой, как ты помнишь, я состою, — выложив это блестящее, по его мнению, предложение, Умино замолчал, ожидая бурной радости и громких выкриков «Да!», но стоит ли говорить, что подчиненная не оправдала его ожиданий?
— Стоп-стоп! Во-первых, я соглашусь только при условии, что тренировать будут не только меня, но и Ино, а вот подачек со стороны приемной комиссии мне не нужно, — сурово посмотрела на него она. — И уж если я и пройду, то исключительно своими силами!
— Ладно, пусть будет по-твоему. Так ты согласна? — улыбаясь, спросил хореограф.
— Нет, — с абсолютно каменным лицом отрезала розоволосая.
Словно невидимый ластик медленно стер улыбку с лица Умино Ируки:
— Да ладно, ты это несерьезно. Мое предложение просто великолепно! Я даю тебе приличные деньги и возможность вернуться в балет, а ты всего-то несколько раз в неделю выступаешь в клубе.
— Вот сами и танцуйте, раз такой умный, а мне пора. Пыль на полках, знаете ли, сама себя не вытрет! — с этими словами Харуно гордо вышла из кабинета и плотно закрыла за собой дверь.
Прислонившись к красивой полированной дубовой поверхности, она тихо прошептала себе под нос: «Дура, что ты делаешь?». А мужчина тем временем, набирая знакомый номер телефона, извлек из кармана две сотни баксов и с грустным видом отложил их на край стола.