Все учтено. Глава 12.

_*_*_
Прошло несколько дней, но к ней так и никто не приходил, говорили, что врач не разрешает. Разрыв постепенно срастался, и ходить становилось легче. Сакура не выходила из палаты, лишь только любовалась своим сынишкой: «рост 52, вес 3 кг. 30.3» — числилось на бирке, но Сакуре было плевать на обычные мерки. Ее интересовали глаза — эти глаза она узнала бы из тысячи... В этом младенце не было ничего от самой Сакуры, это точно. Гены Саске оказались настолько сильны, неужели он так хотел наследника?
Сакура скупо улыбнулась, прижимая малыша к своей груди, тот смешно причмокнул беззубым ртом и принялся сосать молоко. Его было немного у Сакуры, но ему, кажется, хватало. Исами был тих и почти не плакал. Когда Сакуре дали подержать его впервые, то она сама еле сдержала слезы — это был ее ребенок! Это он томился в ее чреве, это он пинал и причинял ей боли по ночам. Из-за него она располнела и стала похожа на утку, из-за него не спала, но все это было неважно... Она любила его! Так любят только своих детей, таких, какие они есть. И если даже Исами ненавидел своих родителей, Сакура бы любила его. Нежность наполнила ее, когда она впервые посмотрела на пухлую ручку сыночка. Она смешно сжал ее в кулачок, смотря на нее черными глазищами. Сакура ему улыбнулась, и тогда сын, чувствуя маму, улыбнулся беззубым ртом и протянул к ней руки. Сам. Он тоже ее любил! Он любил ее просто так и ни за что.
А Сакуре было заранее его жаль. Он, после того, как научиться говорить и ходить, будет жить отдельно от них с Саске, ему сотрут память и будут обучать новым способностям, скорее всего, даже вживят возрастной чип, чтобы они с дочкой Наруто росли быстрее. Она все это знала, потому что сама разрабатывала эти препараты, смотрела на подопытных. Она не хотела думать о том, что ее отстранят, как заведомо интересующееся лицо. Она думала лишь том, что ее сын, да, подумайте только, ее сын, сейчас посапывает у себя в кроватке и так же сжимает кулачки во сне, словно он настоящий Воин.
_*_*_
— Мне нужно вас осмотреть, Сакура-сан, — по протоколу затарахтела медсестра. Странно, но теперь медсестра не обращалась с ней, как недавно — Сакура являлась ее куратором, хоть и была младше. Не раз именно эта медсестра оказывалась лучшей на операциях. Харуно улыбнулась — больница все же ее пока помнит. Но теперь она здесь не как большой босс, а как роженица в одиночной палате, которая ничего может не знать о таких вещах, как капельница и радиограмма.
Странно, но фамилия Учиха не пристала к Сакуре. Все называли ее по-старому, либо обращались по имени. Она не удивлялась — ведь именно Сакура как-то раз объявила всей больнице, что и слышать ничего не хочет об Учиха Саске.
Тогда Киба пригласил ее на свидание, и, может быть, все бы у них сошлось, если бы не Саске со своим планом. Может, это был бы сейчас сын Кибы. Он бы более походил на Сакуру, а не являлся бесстыжей копией своего реального отца. Но все же, как бы ни был похож Учиха Исами на Учиха Саске, Сакура любила их по-разному.
— Знаете, Сакура-сан, почему к вам не пускают? — тихонько начала Сибара-чан.
— Ну и почему же? — Заинтересовалась Сакура. С ней мало кто разговаривал. Обычно к ней заходили врачи, справлялись о том, как у нее здоровье, уходили. А ей хотелось друзей, тех, с кем она проводила время, когда была без всего этого... Ино, Сай, Чоуджи... Наверняка они все еще такие, разве нет? Вряд ли судьба изменила их больше, чем Саске и Сакуру? Все так же Ино заигрывает с Саем, а Чоуджи носит с собой чипсы.
Они казались Сакуре такими молодыми, свободными. Какой бы Ино ни была, сейчас не она родила ребенка от человека, который не заходил к ней.
— Просто Учиха-сан только сегодня возвращается с переговоров, и он сказал кое-кому даже не сметь подходить к вам. Сказал, он должен увидеть это первым, — улыбнулась Сибара-чан.
Сакура брезгливо усмехнулась. Чертов позер. Будто ему есть дело до нее самой.
_*_*_
Вечером, когда солнце садилось, и комната окрасилась в почти красный цвет, ребенок проснулся. Исами не кричал и не просил есть — Сакура покормила его совсем недавно. Пеленки она ему сменила тоже, поэтому ребенок был чист, накормлен и взирал на свет своими глазками. Сакура хотела подойти к кроватке, но услышала разговор в коридоре. Это отделение было пустым, потому что рожениц почти не было, и последние выписались совсем недавно.
— Пройдите, вы почти три часа здесь сидите! — это была Рикока-сан, заведующая. — Вы не можете отгонять это вечно. Просто зайдите и посмотрите. Они молодцы. Девочка, — черт, она почему-то называла ее девочкой, — умница. И сынишка у вас красавец и настоящий мужчина — не плачет и не хныкает.
Саске. Саске здесь... Он все-таки пришел...
Сакура взяла сына на руки и отошла к кровати. Исами рассматривал свои ладошки и громко сопел. Большую часть времени он спал, поэтому настроение у него было хорошее.
Дверь медленно отодвигалась. Что теперь будет? Что Саске скажет: «было приятно иметь с тобой дело, до свидания»? Что? Сакура напряглась. Она непроизвольно сжала сыночка, когда дверь отворилась полностью.

Саске выглядел усталым. Он был изможден, но выглядел безупречно — на этот раз на нем был новый костюм, который они приобрели перед его первой миссией в качестве посла. Сакура же была в белой больничной рубашке до колен. Накрахмаленная, но мягкая, она была очень удобной, и никак не вязалась с полупраздничным нарядом мужа.
— Привет, — голос у него был хриплый, будто он долго не разговаривал, — как ты?
Сакура не знала, что сказать? Что теперь боится, сможет ли она вырастить малыша? Что теперь ей нужно заранее прощаться с новорожденным сыном? Что она не знает, что теперь чувствует к Саске? Что? Что она должна была сказать?
— Я... — она вздохнула, — я хорошо. Все прошло нормально. Хочешь, дам подержать Исами?
Обычно мужчины отказываются, так как боятся, что младенцы хрупкие, особенно шея, где нужно держать, чтобы...
— Конечно, я бы хотел его подержать. Если ты не против, и покажешь мне, как это делается, — Саске улыбнулся ей, немного скупо, но она отметила его странную улыбку. Она назвала сына, как они и выбрали — Исами. Саске почему-то сразу понравилось это имя, хотя Сакура могла поспорить, что муж попросит назвать сына Итачи. Но теперь здесь был Исами.
— О, знаешь, я и сама научилась лишь недавно, — усмехнулась Сакура, — поддерживай его шею, только осторожно, но в то же время крепко, а так же спину. Гляди, чтобы его ножки были точно на руке, — тихонько сказала Сакура, а потом прибавила, — он — вылитый ты. Глаза один в один, — если раньше это печалило, то теперь она сказала это радостно.
Саске, казалось, задержал дыхание и осторожно взял малыша на руки.
Этот момент Сакура будет помнить всю свою жизнь. Она никогда не видела чего-то столь органичного. Отец и сын, боже, как хотелось заплакать от счастья! Она увидела, как загорелись глаза Саске, как он глубоко вздохнул, и она могла поспорить, что на глаза Саске навернулись непрошенные слезы-гости. В лучах заката это было настолько хрупким, что Сакура не решалась нарушить эту гармонию: Саске, нежно глядящий в лицо своему сыну, который схватился за папин рукав, закат и нежные цвета стен.
— Иди к нам, — тихо сказал Саске.
Сакура по мановению слова встала с кровати и медленно подошла к ним. Саске, осторожно придерживая Исами, передал его в руки матери. Сакура подумала: «Неужели я теперь тоже часть... семьи?».
Она, видя, что сынок снова сонно закрывает глазки, положила его в кровать. Она повернулась, чтобы дойти до своей кровати, но попала в какие-то иррациональные и не для мира этого объятия Саске.
— Спасибо, — он прикоснулся губами ее горячего лба, — Ками-сама, спасибо тебе за все! — тихо прошептал он, — Прости, прости...
Глаза Сакуры наполнились слезами. Ребенок смог изменить Саске, но так им предстоит жить год-два, а потом... потом придет черед убирать все эти декорации обратно.
— Он изумителен, правда? — смущенно поинтересовалась Сакура.
— Да. Но изумительнее всех — ты.
Этот тон не мог принадлежать ему — такому холодному и контролирующему все. Этот тон был теплым и родным, но Сакура была уверена, что завтра Саске станет вновь прежним. Но сейчас она хотела немного повидать его таким. Теперь, видимо, он ощущал себя окончательно взрослым. Но так себя не ощущала Сакура.
— Ты соврала, — Сакура удивленно обернулась, но увидела лишь только то, что Саске склонился над их сыном, — он очень похож на тебя.
Может быть, каждый видел что-то свое.
— Я выпью сегодня с Шикамару, — растягивая слова, сказал Саске, — мы будем пить хорошее саке. А потом мы пойдем по домам, хорошо?
Сакура стояла в ступоре. Саске уже вышел из палаты.
_*_*_
В Конохе построили настоящий мужской ресторан. Там мужчины передавали друг другу новости, рассказывали о работе, оправданно курили и выпивали по рюмочке. Тут можно было встретить почти все население Конохи. За поведением особо развязных особ следили охранники, а шиноби только наводили страху на обычных выпивох. Поэтому обычно тут все заканчивалось тихо и мирно.
Обстановка была очень спокойная, без дамских рюшечек и драпировок: деревянная барная стойка, круглые столики по углам, где собирались небольшие компании. Обслуживание тоже состояло из мужчин, так что риск быть ухваченным за задницу был сведен к десятым долям. Негромкие разговоры, дым сигарет с хорошим табаком, звон бутылок и монет, запах остывающего рамена и ароматных фруктов или бутербродов — все говорило о том, что это действительно хорошее заведение. Чистота и порядок — как и должно быть там, где есть мужчины.
— Мы назвали его Исами, — глухо сказал Саске.
Шикамару смотрел в стакан перед собой и выдохнул дым:
— Ты же понимаешь, что теперь ты должен стать идеальным отцом и мужем?
— О чем ты? — Саске вскинул голову.
Шикамару усмехнулся, он отвел взгляд и посмотрел на посетителей: кто-то был пьян, и его выводили охранники. Обычное заведение.
К чему Саске пригласил именно его? Почему он? Видимо, Учиха не мог демонстрировать привязанность Наруто — они были близки, но так же Саске не хотел меняться в глазах давнего друга, ибо нет ничего страшнее, чем уронить маску, которую носил долгие годы, перед другом. Гораздо легче на минуту убрать ее перед тем, кого знаешь не так глубоко, не так близко.
В городах, в действительно больших городах, люди часто останавливают незнакомого человека, и все выговаривают ему в лицо. Незнакомец стоит, слушает, а потом сдержанно улыбается и идет дальше. Думаете, это из-за того, что мы стали настолько открыты, что готовы изливать эмоции любым?
Нет. Люди закрыты и тратят никому не нужные усилия на никому не нужные условия. Нам легче сказать сокровенное стенке, незнакомцу, своей подушке, но никак не тому, кому это предназначается в действительности.
— Ты ничего не знаешь, Саске. Я тебя не виню, но ты иногда так похож на Наруто... — глухо засмеялся Шикамару. Саке немного развязало ему язык, и, о, как же он хотел все сказать Саске! Им всем было обидно за Сакуру. Конечно, ни Наруто за столом хокаге, ни Саске вдалеке не видели, как она убивалась, как она сжигала себя вновь и вновь, чтобы забыть того, кто разбил, нет, вырвал сердце! Шикамару снова и снова вспоминал лицо Харуно, когда она сказала Ино, что больше так не может. Тогда Нара стоял рядом с Яманака, но Сакура словно ничего вокруг себя не видела. Она была так неожиданно тиха, так печальна... И тогда она решительно сказала, что больше не хочет убивать сама себя, — вы так похожи с ним — вы ничего не видите, кроме как желания поставить Коноху на ноги. Повторюсь, я не виню тебя, и если бы я был на твоем месте, я бы поступил точно так же. Но... Саске, ты совсем ничего не видишь? Сакура — она же словно тает, исчезает, испаряется. Ты просто пришел и забрал ее себе. Наруто тоже хорош — он был поглощен тобой, но забыл, что Сакура не должна была страдать так, потому что на самом деле она вынесла больше, чем Наруто. Да, Узумаки было сложно потерять тебя — друга. Но как было тяжело Сакуре терять любимого человека и, как она считала, друга. В конце концов, она не железная. Просто вы забыли, что слабая девочка стала сильной, но от этого ее суть не изменилась. Признайся, что ты просто наплевал. И если бы не ты, то тогда бы это мог быть ребенок Кибы.
Саске презрительно посмотрел на Шикамару.
— Послушай, у меня родился сын. Ты беспредельно тактичен. Послушай, я не знаю, какие у тебя там проблемы, но Сакура сама выбрала такой путь. Мне сложно с ней, и ей сложно со мной. Но никогда, слышишь, никогда я не позволю ей ломать себя больше. Ты видел ее дневники? Видел? — Саске говорил тихо, но его голос звенел от неприкрытой ярости. — Я не люблю ее, так как это слишком для меня — привязываться к кому-то.
Шикамару откинулся назад.
— Просто прими это и успокойся. Я это к тому, что ты должен радоваться такой жене, а не требовать от нее большего, чем она может дать. Люби своих детей, прошу тебя. Ты ведь знаешь, что такое — терять близких. Так вот, судьба дала тебе шанс — воспользуйся им.
Саске глубоко вдохнул.
— Послушай, давай не будем о глубоком. Ты же видел этот план по клану риннегана. Я недолго буду иметь сына — потом нам с Сакурой придется отдать его. Поэтому я не стараюсь сблизиться с людьми, которых мне приходится потом попросту терять.
— Послушай, смерть в любом случае разделит вас. Зачем играть в аскета, если все это бренно? Нужно наслаждаться тем, что ты можешь иметь, а не ограничивать!
Саске заметил печальный вдох Нары и спросил:
— А что у тебя с Темари? Почему вы не общаетесь. Сам же говоришь — наслаждайся...
Шикамару резко выдохнул и закашлялся, его застали врасплох.
Что он мог ответить? Что тут совсем другая ситуация, что Гаара после войны, где он не по своей воле убил своего собственного отца, стал совсем жесток к своей семье? Темари говорила, что Гаара не хочет семейных политических союзов между деревнями. Он хотел бы сделать все это на официальном и более профессиональном уровне. И что? Что теперь?
Шикамару стал загонять себя в рамки, чтобы не пострадала Темари. Ему все еще было больно оттого, что они не смогли сохранить ребенка. При каждом разговоре эта тема негласной стеной стояла меж ними. Да, были искренние слова любви и преданности. Но это слово «дитя» как дамоклов меч висело над их головами. Они старательно обходили тему, так как не могли винить кого-то одного из них. Но каждый раз видеть ее было сложней и сложней. Она была суха и вежлива с ним на экзаменах чунина. Шикамару видел ее в окружении разных людей: мужчин и женщин — и не решался подойти к ней, потому что теперь все стало таким зыбким.
Он мечтал о детях, о доме, о жене. Такой жене, как Темари. Но война забрала все это. Темари как-то рассказала, что однажды Гаара сорвался и сказал все, что думает о ней.
«Знаешь, как тяжело мне было сделать выбор? Я стоял и думал, что это не мой отец. Но это оказался он! Представляешь: мой отец, который сделал из меня урода и отщепенца, изгоя! Я ненавидел его, но когда я понял, что он любил меня... Любил, Темари! Он дал мне эту защиту, но не сказал, что с ней делать. Он любил меня странной любовью. Что смотришь, Темари? Почему такой удивленный взгляд? Да, отец был тираном, и мать защищала меня. Но он любил нас всех, Темари: тебя, меня, Канкуро. Он просто был другим... Совсем как я, понимаешь? Я люблю и буду любить маму, но тогда, когда эта правда открылась мне — я стоял у развилки: убить отца и стать предателем семьи, или я мог не убивать его и стать предателем страны. Моей страны — это все и решило, Темари. Я больше не мог стоять на месте. Мне пришлось это сделать. И знаешь, что самое страшное — мне приходилось тренироваться, чтобы убить своего собственного отца. Я не хочу тебе такой судьбы. Что Ты будешь чувствовать, когда ты будешь разрабатывать теоретические планы по уничтожению утром, а вечером бежать на свидание с Ним? Нет, я не готовлю планы по уничтожению Конохи — но в теории все это делается. У каждой страны есть такие планы, и я не хочу быть без брони из-за тебя, Темари. И ты не уйдешь с работы — это твой долг. Это твой долг перед Родиной, передо мной и Канкуро. Ты делаешь это ради мамы, и... ради отца тоже. Это не может больше продолжаться. Вы должны это прекратить, задушить в ростке. Иначе я буду действовать по-другому. Сейчас не время для романтичных серенад — война только закончилась! Темари! Ты не должна идти на поводу у своего сердца — оно у тебя слишком горячее. Ты потеряешь голову, и нам всем конец. На тебе огромная ответственность, ты один из моих главных помощников. Сестра, на наших плечах Наша Страна. Одумайся» — Темари передала слова Гаары. И ей тоже было сложно, и весь этот узел затягивал их двоих еще крепче.
_*_*_
После этой недопопойки Саске благородно предложил еще одну миссию в Суну, на что тот ответил, что вскоре его ждет соревнования между деревнями, поэтому миссия ему не нужна.
Учиха пришел домой. Не было ничего лучше, чем знать, что теперь ты — отец. Не было ничего слаще, чем слышать, как Наруто с завистью сказал «и я тоже стану отцом скоро!». Не было ничего удивительнее, чем видеть эти маленькие пальчики, мягко сжимающие его палец. Его сын был самим совершенством.
Но Саске отличался непревзойденным реализмом от других шиноби. Ни на миг он не выпускал мысли о плане из своих мыслей. Он ни разу не подумал, что сможет увидеть, как его Исами сдает экзамен на чунина. Нет, это будет не его сын. Ему уготована другая, фантастическая судьба. Безжалостная и беспросветная судьба без родителей. Ему придется взрослеть болезненно и неправильно: им вживят чипы, чтобы регулировать рост. Потом он будет вынужден завести ребенка. И все будет это делаться без учета эмоций или чувств. Вряд ли они у него разовьются в должном количестве и на должном уровне, но Саске только сейчас понял полностью и глубоко, насколько его ранит свой собственный план. Словно двусторонний клинок, он режет своего хозяина настолько глубоко, как и своего противника.
Саске еще раз вспомнил глаза Исами и глухо сполз по стене. Он был рад, но радость была печальной. Он словно опоздал на концерт великого музыканта и пришел только под конец. Неуловимая горечь проникла в него. Саске знал, что завтра он станет хладнокровным и прагматичным. Но сегодня он дал себе волю — и это было единственным отличием от Саске-мстителя — он снова ненадолго скинул каменное лицо.
И звук удара кулака о пол разнесся по дому глухим полетом.