Пацанка (Глава 13)

Она сидела в небольшом кабинете и нервно курила. Сколько она не обещала себе бросить, но все равно возвращалась к этой дурной привычке.

- Сакура, нам ничего не остается! Это единственный шанс вывести нашу труппу на мировой уровень! - молодой человек с протезами вместо рук сидел, откинувшись, в глубоком мягком кресле. – Пойми, оно того стоит.

Девушка отрицательно помотала головой, вспоминая, чего ей стоило худо-бедно наладить их с Сасори жизнь в Париже. Существует множество фильмов о том, как легко все получается у юных барышень, как легко они находят себе принца, выходят за него замуж и живут долго и счастливо. Однако эта сказка была не про неё.

- Сасори, я не могу вернуться в Японию, как ты этого не можешь понять?! Мне стоила слишком многого жизнь в этой стране, чтобы опять нестись куда-то за океан в надежде на эфемерную славу, – девушка говорила достаточно жестко, но лицо оставалось спокойным. – И теперь ты вдруг решаешь сорваться со всех ног в Токио?

- Сакура, - молодой человек глубоко вдохнул, чтобы хоть как-то собраться с силами и уговорить сестру. - Сакура, это единственный выход из сложившейся ситуации. Если мы не выйдем на уровень мировых артистов, то мы можем списывать это все к чертям.

Девушка замолчала, раздраженно постукивая пальцами по поверхности стола. Она многое могла еще сказать, но, возможно, было не место и не время.
И она ушла, тихо прикрыв за собой дверь. Сакура шла медленно, в голове стучала кровь, словно колокол, ударяя в затылок. С каждым шагом идти становилось все сложнее, особенно теперь, когда перед ней встал такой выбор.
С каждым шагом она возвращалась к тому момент у, как летела сюда, во Францию, как вышла из аэропорта и направилась в больницу, куда увезли Сасори. Она помнила каждое мгновение, проведенное у постели брата, помнила, как тяжело ему было, с каким трудом получалось молодому человеку свыкнуться с мыслью, что теперь он - инвалид.

Через несколько месяцев после их с Сасори приезда в Париж у Сакуры кончились все деньги, что она выручила с продажи акций и дома. Несколько месяцев девушка проработала нянечкой, но следить за сворой детишек и успевать навещать брата было невозможно. Ей пришлось съехать со съемной квартиры, частично продать вещи. Она осталась без дома, без средств к существованию.

Но она не была бы Харуно Сакурой, если бы не разыскала выход из ситуации. И она нашла - нашла дом, семью и работу на все эти пять лет. Цирк стал ей пристанищем.

Скоро и Сасори оценил находку сестры: самодельная труппа была не профессиональна, но энтузиазма хватало вполне. Став руководителем по финансовой части, Сасори быстро поставил на лад выступления этого циркового ансамбля, и через какие-то пять лет уже каждый знал, что цирк «Арлекин и Пьеро» - один из самых лучших во всей Франции.

Сакура наткнулась на циркачей случайно, читая объявления о найме на работу. Она согласилась. Это было что-то новое, фееричное: красота и блеск, яркие краски грима, костюмы акробатов и клоунов.

Этот маленький начинающий цирк совместил в себе невозможное, совместил так четко и слаженно, что у девушки не осталось сомнений – это её дом.
Театр и цирк слились во что-то единое, цельное, неразделимое. Театральные образы сочетались с цирковыми этюдами, также как и юный взбалмошный Арлекин сочетался с грустным плачущим Пьеро.

Она одевала почти каждый вечер облегающий разноцветный костюм, маску, треуголку. Она вжилась в роль, или это роль влилась в неё. Она, возможно, могла бы стать самой счастливой на свете, но только одно ей не давало покоя - Саске.

Сакура сделала все, что было в её силах, чтобы забыть Учиху, но так и не смогла. Ночью, когда на её лице не было масок, когда она не выступала в роли Арлекина, образ того, кого она любила всем сердцем, вставал перед её глазами. Он мерещился ей везде, это было похоже на одержимость, на паранойю.

Девушка исхудала, под глазами появились синяки, даже здесь, за тысячи километров от Токио, Саске умудрялся мучить её. Сакура не могла видеть рядом с собой ни одного мужчину. Порой она горько усмехалась, понимая, что уготовила самой себе роль старой девы.

В те моменты, когда она видела улыбающиеся лица детишек, идущих за руку с мамой и папой, что-то щемило за грудиной, становилось так больно и обидно. Кем она является теперь в жизни? То ли придатком образа, который заставляет улыбаться даже тогда, когда плохо, то ли вообще никем.

Пусть она и никто, пусть только образ, но она заслуживает хотя бы такого счастья - счастья, скрашенного минутами слабости, выкуренными сигаретами, поддержкой брата.

Иногда, когда становилось совсем дурно от грима, от софитов, от блеска сверкающих бусин, она закрывалась у себя в комнатушке и бредила. Ей вспоминались нежные объятья, ласковые губы, нежный взгляд темных глаз. Она закрывала глаза и проваливалась в этот омут.

Ей хотелось плакать, но она лишь широко улыбалась. Казалось, что жизнь уже прожита, что уже все свершилось, что только могло быть. И порой, втайне от самой себя, Сакура хотела, чтобы Учиха Саске на миг оказался рядом, чтобы хоть на мгновение коснуться ладонью его щеки.
Но с утренними лучами эти желания покидали её голову, Сакура становилась уже таким привычным Арлекином, и все окружающие верили в этот образ, все, кроме Сасори. Молодой человек знал, что сестра страдает, знал, чего стоило этой девчушке все то, что на нее свалилось. И однажды он захотел все исправить.

Уже год в его почтовом ящике висело письмо от Учихи Итачи. Он не находил в себе сил для того, чтобы его прочитать. Но в один день письмо оказалось прочитанным, и началась переписка. Сасори, к своему удивлению, не держал ни зла, ни обиды на Итачи.
Но то, что рассказал ему Учиха-старший, стало для Сасори некоторым потрясением…

«Саске исполнилось двадцать пять лет. Пять лет прошло с тех пор, как вы уехали. Пять лет прошло с тех пор, как Саске решил поменять всю свою жизнь, ведь прежним оставаться после того, что было, он не мог. Пять лет он пытался измениться. Все такой же холодный и отчужденный, казалось, что ничего не могло нарушить его покой, ну, почти ничего. Маленький мальчик, сын, смог вызвать на лице моего брата нежную улыбку.

Сын. Не верится, что такой человек, как Саске, решил жениться. Никому не верилось, Сасори, но этот остолоп четко решил, что изменит всю свою жизнь. И изменил в одночасье, благо, что желающих стать его супругой было много.
Супруга Учихи Саске – звучит, по крайней мере, очень гордо. Действительно, девушка на эту роль нашлась буквально сразу. Саске особо-то и не выбирал, не присматривался, не сомневался. Он просто купил два кольца, сыграл свадьбу и был таков.

К слову, свадьба была великолепна: белые лимузины, красивейшая церковь, шикарные платья, костюмы, ресторан. Мой брат сделал все или, по крайней мере, ему так казалось.

Позволю заметить, девушка была действительно не дурна собой: темно-каштановые пряди были уложены в тот знаменательный день в красивую прическу, серые глаза густо подведены, платье открывало миру стройную фигурку новоиспеченной миссис Учихи.
Да и характер, к слову, был достаточно мил, если можно так выразиться. Не было особых притязаний на богатство, на дорогие платье и прочую атрибутику, присущую дамам из высшего света.

Её звали Илорой. Это имя вполне подходило этой юной особе. Но даже для её взгляда в тот самый прекрасный день её жизни не укрылось то, что её муж ни разу на неё не взглянул, не подарил ей даже тени улыбки. Нет, она, безусловно, что-то слышала о романтической истории, случившейся с Саске, но не придавала той большого значения.

Каждый вечер, приходя домой, Саске не выходил к ужину, не спускался даже для того, чтобы поприветствовать свою жену, он запирался в своем кабинете, что-то постоянно там просматривая, о чем-то бесконечно думая.
Саске порой злился на все на свете, но в первую очередь на себя, ведь что он только не делал, чтобы вычеркнуть свою прошлую жизнь из памяти, но ничего из этого не получилось, ровным счетом ничего, что его безумно злило.

Сложно даже подумать, чем бы закончилось для Саске подобное самотерзание, если бы дом в какой-то теплый вечер не облетела счастливая новость. Илора ждала ребенка. Саске на какое-то время забыл про свои мысли, отдавшись радости. Он всегда мечтал, что когда-нибудь у него родится наследник.

Но счастье от того, что Саске, наконец, начал обращать внимание на жизнь в доме, для девушки сменилось горьким разочарованием, ведь внимание ей уделялось только потому, что под сердцем она носила ребенка клана Учих. На этом все и закончилось. То есть, быть точным, закончилась размеренная жизнь. Начались скандалы с битьем посуды, с грохотом ударов кулака о стенки, с криками и руганью.

Как-то юная госпожа Учиха решила перестроить комнату на верхнем этаже, что была закрыта на ключ уже долгое время. Эта комната с самого начала её жизни в особняке находилась под запретом для ремонта, да и попросту для входа в неё.
Стоило только сломать замок, внести ведерко с краской, как пришедший домой Саске устроил скандал. Хотя, нет, вряд ли это можно было назвать скандалом, просто он никогда еще не говорил со своей молодой женой таким голосом, что у той случился нервный срыв.
И дверь снова была закрыта. И та дверь, что вела в таинственную комнату, и та, что вела в сердце Саске.

Дни шли своим чередом, то есть чередом истерик и припадков у молодой девушки, которая хотела, как ни странно, простого семейного счастья. Ничто уже не радовало, и только оставалась смутная надежда на то, после рождения ребенка все сможет измениться. Глупо, конечно, но у Илоры не было другого выхода, кроме как верить в эту сказку.

Но, увы, девушке так и не суждено было узнать, сбылась ли бы эта сказка или нет. Илора Учиха умерла при родах, подарив этому миру и Саске наследника.

Вот, Сасори, вот вся история этих пяти лет. Увы, я многого и сам не знаю, отношения между мной и Саске почти такой же теплоты, как температура в холодильнике. Я ушел с его свадьбы, просто не мог там находиться, не мог терпеть весь этот маскарад. Иногда я прихожу в его дом, но лишь для того, чтобы пообщаться с племянником.

Сасори, я знаю, что Саске сам виноват во всем, что случилось между ним и Сакурой, но, прошу, ему без неё не выжить, по крайней мере, с каждым днем я все больше в этом убеждаюсь.
Как бы он не пытался вновь стать тем Учихой Саске, которым был до их с Сакурой встречи – все тщетно. Твоя сестра что-то смогла поменять в нем, зажечь в нем огонь, который оказалось не под силу потушить ни обиде, ни злости, ни женитьбе, ни времени.

Я буду надеяться, что то предложение, которое я тебе озвучивал насчет вашего цирка, тебя заинтересует.
Я не смог в свое время ничем помочь, но приходит время, когда и старые ошибки надо исправлять»

Сасори долго смотрел на экран монитора и молчал, осмысливая все то, что написал Итачи. Было ли ему больно? Было. Да, он выступал лишь как сторонний наблюдатель, но припоминая тот курьез, случившийся в первый день знакомства его сестры с Саске, он понимал, что эти двое будут одинаково несчастны друг без друга, одинаково одиноки, даже женившись и родив детей не вместе. Есть что-то в этом мире, созданное для того, чтобы быть одним целым.

И Акасуна верил, что эта история не может закончиться так. Оставался на повестке дня только один вопрос: как уговорить Сакуру поехать в Токио, но так, чтобы она ничего не заподозрила. Сасори понимал риск того, что когда его сестра обо всем узнает – у него будут огромные проблемы. Но это будет потом, а сейчас нужно что-то решать, нужно толкать этих упершихся баранов друг к другу, иначе они сделают несчастными не только себя самих, но и тех, кто их окружает.

- Мисс Харуно! Мисс Харуно! – навстречу розоволосой девушке бежал мальчишка, который вместе со своим братом жонглировал зажженными факелами, заставляя зрителей содрогаться от игры пламени. – Мисс Харуно, а правда, что мы едем в Японию?! Я бы очень хотел побывать в Токио, говорят, этот город – восьмое чудо света!

Сакура остановилась как вкопанная. Она не знала, что весть о возможных заграничных гастролях разнесется настолько быстро.

- Какой Токио, Льюис? – девушка натянула на свое лицо привычную улыбку.

- Как какой? – губы мальчугана обиженно надулись, словно весь смысл его жизни лежал сейчас в чемоданах. – Мама с папой уже собирают чемоданы!

Улыбку, непоколебимую до этого момента, все-таки хорошенько перекосило. Веко задергалось, а зубы заныли. Сакура не понимала, за что это все ей свалилось на голову. Если труппа уже на чемоданах – то они полетят с ней, или без неё. Нет, все же с ней, но предварительно ей заткнут рот и засунут в чемодан.

Краем глаза девушка подметила, что в её сторону направляются родители этих сорванцов, которые уже разнесли благую весть по всей округе.

- О, мисс Харуно, мы уже собрались. Остальные пакуют костюмы и инвентарь. Очень рада, что вы все-таки решились с мистером Акасуна на такой рискованный шаг. Возможно, перед нами откроются все двери мира! – худенькая мать семейства говорила настолько же восторженно, как и её сын.

Харуно Сакура была готова растерзать своего брата. Сасори прекрасно понимал, что она не сможет отказать людям, для которых эта поездка могла стать билетом к известности. Акасуна, сразу после ухода Сакуры из кабинета, всех известил об отъезде, предварительно заперев дверь на ключ. И не зря он это сделал…

- Сасори! Открой, кому говорят! Открой, пока эта чертова дверь с этим чертовым косяком и петлями весит в этом чертовом проеме! – Сакура сама не знала, сколько раз она повторила за пару минут производные от слова «черт».

- Пока ты не остынешь, сестричка, я не открою и даже не выпущу из рук огнетушитель. Ты неуправляема, – Акасуна давно не смеялся так открыто. Он прекрасно понимал гнев Сакуры, но где-то в глубине души холил надежду на то, что потом его за это поблагодарят.

- Тебе не жить, Акасуна но Сасори, и советую тебе спрятаться где-нибудь, пока я собираю вещи, – Сакура ушла, оставив скособоченную дверь обиженно висеть с облупившейся от ударов краской.

А Сасори… Он улыбался, прислонившись спиной к двери. Он соскучился по Японии, по Токио, по несносным Учихам. Всего каких-то одиннадцать часов перелета отделяло его от Родины.

Всего одиннадцать часов отделяло Сакуру от того кошмара, который преследовал её каждую ночь. Она была готова отдать полжизни за то, чтобы не повстречать Учих. Но другая её половина отдала бы все эти же полжизни лишь за то, чтобы мимолетно, одним глазком взглянуть в омуты черных глаз Учихи Саске.

Последнее, что сделал Сасори перед тем, как закрыть кабинет на ключ, так это отправил письмо Учихе Итачи. Он по уши влип в эту авантюру, но отступать уже некуда.

«Итачи, мы вылетаем. Через несколько часов будем в Токио. Свою роль ты помнишь. Надеюсь, что все у нас с тобой, мой друг, получится».

- Уважаемые пассажиры, пристегните, пожалуйста, ремни безопасности. Самолет взлетает. Всем счастливого пути! – молодая стюардесса лучезарно улыбалась многочисленным людям, собравшимся в салоне самолета.

Сакура скрипнула зубами - она могла поклясться, что к милому лицу стюардессы очень пошли бы гвоздики, но только в четном числе. Хотя, может это был лишь страх перемен.

Самолет взлетал медленно, словно усталая сова с ветки: урчали моторы, шасси оторвались от асфальта взлетной полосы. Она чего-то ждала от этого дня, но чего – сама не знала.

- Все будет хорошо, Сакура, не волнуйся. Это всего неделя-другая гастролей. Время пролетит, и ты не успеешь оглянуться, как будешь уже в Париже, – Сасори знал, что врет. Но он хотел, чтобы до самого последнего момента его сестра не догадывалась о том, что он задумал.

Сакура ничего не ответила на слова брата. Её взгляд следил за кучевыми облаками, которые причудливо меняли свою форму. Когда Харуно была совсем маленькой, она часто мечтала о том, чтобы зачерпнуть облака рукой. Девочке казалось, что они непременно должны быть мягкими. Но есть такие желания, которые никогда не сбываются, чего бы человек не делал.

В салоне самолета стоял шум и гам, но это было естественно, коли такая концентрация циркачей была сосредоточена в таком маленьком месте. Льюис со своим братом уже пытались захватить самолет, но мальчишек дальше туалетов не пустили, что вызвало их бурное и правдивое возмущение. Сакура улыбалась, смотря на этих сорванцов.

Иногда девушка мечтала о том, что у неё будет ребенок, что она отдаст малышу всю свою нежность, всю любовь, которую никому не была нужна. Ну, если быть совсем точным, то это Сакура считала неподходящими всех мужчин для того, чтобы подарить им хоть частичку того тепла, что было у неё в сердце.

Много раз её пальцы немели, когда им оставалось набрать на телефоне последние две цифры номера Учихи Саске. Она хотела, но не могла. Она сама уехала, она оставила Саске, она не смогла на тот момент его простить, и поэтому телефон летел в стенку, а сама девушка яростно кусала свои губы, ненавидя себя за слабость, за неумение отвечать за свои поступки.

Сакура надеялась, что с течением времени, вдалеке от Японии, она сможет Его забыть и жить дальше, не оглядываясь на прошлое. Но это оказалось не под силу даже ей. В первое время все валилось из рук, было невыносимо горько и тяжело, а все следующие четыре года она пряталась за маской Арлекина. Да, может показаться, что это неправильно, что нужно было что-то менять. Возможно и так, но она не могла.

Теперь же она в самолете, можно сказать, что добровольно летит на Родину, домой. Девушка испытывала невообразимую смесь из страха, отчаяния, радости и предвкушения. Сакура себе сказала, что не будет искать встречи с Учихой, ни за что не будет, что бы не случилось, дала себе сто клятв и тысячи обещаний. Но никак не могла отделаться от мысли, что бы она делала, если бы встретила Саске, если бы смогла посмотреть в его глаза? Харуно не находила ответа на этот вопрос. В её голове воображение, вооружившись самыми яркими красками, искусно рисовало его лицо: тонкие губы, черные брови, глубокие, всепоглощающие глаза, обволакивающие каждый миллиметр её тела дурманящей мягкостью бархата.

Девушка потрясла головой, стараясь выкинуть из головы этот образ, стараясь унять сердце, что билось с такой частотой, как будто она уже встретила его.

- О чем ты думаешь, сестренка? О полном зале народа? Об одной из лучших арен Японии? – Сасори нежно улыбнулся побледневшей сестре и понял, какие глупые вопросы он ей задает. Он видел, что все её мысли были заняты лишь Учихой Саске. Видел и знал, что готов сделать все, что в его силах, для того, чтобы эти глаза больше не сквозили такой всепоглощающей и невыносимой тоской.

Сакура лишь удобнее пристроилась на плече брата и уснула. Что снилось этой усталой от всего девушке – никто не знал. Только иногда она вздрагивала и крепче прижималась к брату, словно надеясь, что он её от всего защитит.
Сасори задумался о том, что могло быть, если он был бы осторожнее, если бы тогда его не поймали за передачей информации Джирайе. Он уже много лет корил себя за то, что одним лишь поступком смог испортить все: и свою жизнь, и жизнь любимой сестры, и жизнь Учих.

- Сасори-сама, можно вас спросить? – сидевшая впереди Акасуна женщина развернулась, с интересом разглядывая задумчивое лицо финансового руководителя.
Молодой человек вздрогнул, но улыбнулся, вежливо соглашаясь на последующие расспросы.

- А как так получилось, что нашу труппу, к слову, не самую известную, пригласили в Японию, да еще и в такой известный цирк? – глаза мадам лукаво прищурились, словно она готова была разоблачить Сасори.

- Не знаю, может, кто-то из руководителей японского цирка был на нашем представлении, может, молва дошла. Но вы ведь хотите услышать, что я на самом деле богатый принц, которому ничего не стоило сделать ваши мечты и желания былью? - Акасуна позволил себе улыбнуться чуть шире. Его давно мучило сомнение на счет того, что артисты считают его волшебником, способным по взмаху волшебной палочки сделать очередное чудо.

- Ахахаха, нет, Сасори-сама, не совсем так, просто, я думала, что у вас там, наверное, есть какие-то связи, ведь, насколько мне известно, до приезда в Париж вы были не последним человеком в Токио.

Улыбка померкла, и в ореховых глазах зажглись огоньки сомнения. Его терзал только один вопрос: откуда этой уважаемой мадам столько про него известно?

- Да, не беспокойтесь, Сасори-сама, я шучу. Уверена, что просто какой-нибудь японский посол увидел, как мои мальчики жонглируют, вот и пригласил нас всех в Токио.

- Так, наверняка, все и было, – Сасори облегченно выдохнул и закрыл глаза, решив, что если он проспит оставшееся время, то никаких больше двусмысленных вопросов не последует.

Самолет же упорно и четко летел по заданному курсу: Париж-Токио. Высокоточную технику нисколько не волновало, какие мысли терзали его пассажиров. Хотя, если бы он мог хоть на миг почувствовать то, что было в голове у Сакуры или Сасори – все датчики бы моментально сбились, унося всех людей в темно-синюю бездну океана.

- Уважаемые пассажиры, наш самолет прибыл в Токио. Спасибо, что выбрали нашу авиакомпанию, – все та же стюардесса все с такой же очаровательной улыбкой прощалась с пассажирами, принимая редкие благодарности за хорошую работу.

Сакура резко открыла глаза, она словно чувствовала, что воздух был пропитан чем-то таким знакомым, таким любимым. Она дома. За последние пять лет она сможет увидеть свой родной город.

- Сасори, вставай, мы прилетели! Или ты хочешь улететь обратно, даже не проснувшись? – девушка ласково потрепала брата по отросшим за последние годы волосам.

Молодой человек сразу открыл глаза, недоверчиво посмотрев на тот пейзаж, что раскинулся за пределами самолета.

- Вот мы и дома, Сакура. Пошли…

Стоило им только выйти из самолета – оба уже поняли, что все-таки соскучились по этой стране. Сколько бы несчастий у них здесь не было – но это их дом, и никуда от этого не деться.

Автобус, предназначавшийся для их труппы, уже ждал своих гостей около аэропорта. Они ехали по улочкам, по громкоговорителю экскурсовод рассказывал им про Японию, про Токио, про культуру и обычаи этого народа. То и дело люди поворачивались к Сасори и Сакуре за разъяснениями того или иного события.

Сакура внимательно следила за тем, что происходило на улице: кто-то переходил дорогу, велосипедисты разъезжали по дорожкам, дети шли за руку с родителями. Её взгляд наткнулся на афишу. “Только две недели! Французский цирк «Арлекин и Пьеро». Вы можете понаблюдать за игрой французских мастеров. Только две недели!” Яркая афиша вызвала целый всплеск эмоций у труппы артистов, пока еще не привыкших к такой официальности.

У них оставалось всего несколько часов до первого выступления. Сакура волновалась. Она уже успела позабыть это чувство. Но теперь что-то изменилось, она знала, что что-то будет, но только не знала, что именно. Какая-то тревога поселилась в её голове, заставляющая девушку как ребенок грызть ногти.

- Сакура, надо подняться в номер, а потом сразу же ехать в цирк, времени осталось не так много, а вам всем надо еще подготовиться, переодеться. И хватит грызть ногти! Я что-то раньше за тобой такого не замечал, – Сасори с удивлением посмотрел на съеденные ногти на двух пальцах и с тоской подумал, что будь у него руки – он бы сейчас наказал свою сестру, пусть даже в шутку, но оно того стоило.

- Я проголодалась, Сасори, ты же меня не кормишь – приходится хоть так выходить из положения, – девушка улыбнулась, взглянув на обиженно-удивленное лицо брата, - да-да, и не спорь, Акасуна.

Милая перепалка между братом и сестрой затянулась на все время, пока артисты разгружали свои вещи, пока собирали нужные костюмы и атрибутику, пока ехали в цирк.

- И все равно, Сасори, ты был всегда вредным мальчишкой! – Сакура рассмеялась, когда брат шутливо укусил её за ухо.
Увидев гримерку, девушка отчего-то погрустнела. Вновь она будет не она, а Арлекин, вечно неунывающий остряк. Она любила эту роль, эта маска помогала ей выжить, но она устала, она хотела когда-нибудь просто расплакаться, не слыша в ответ: «Арлекин не должен плакать!» Вздохнув, девушка поцеловала брата в щеку и закрылась в комнатке наедине с собой и костюмом Арлекина.

Она медленно переодевалась в облегающий костюм, сшитый из разноцветных ромбиков, красилась, и сделала последний штрих, после которого не стало Харуно Сакуры, а был лишь неунывающий Арлекин.
Маска закрывала пол-лица, но так было даже лучше, никто не поверит шутнику с синяками под глазами, с отекшими от бессонницы веками, с усталыми, безжизненными глазами.

- Ты шут, и ты не можешь плакать! – слова прозвучали в полной тишине как приговор, четкий и ясный и не оставляющий надежды на помилование.

Сакура знала, что она, рано или поздно, должна принять решение: либо быть собой и мучиться всю оставшуюся жизнь, либо играть роль шута и как-то жить, улыбаясь любым невзгодам и несчастьям. И чем раньше она примет это решение - тем будет лучше для всех.

Сасори закрыл дверь кабинета и с улыбкой оглянулся.

- Здравствуй, Итачи, давно не виделись, – Сасори улыбался искренне, он не догадывался, насколько соскучился по высокомерному Учихе.

- Здравствуй, Сасори. Ты все-таки ответил… - Итачи подошел ближе и по-братски обнял друга. – Ты истощал, Акасуна, не уж-то Сакура не кормит?

Сасори только хмыкнул, кивком приглашая друга сесть в кресло. Пять лет нужно было им двоим для того, чтобы решиться и взять все дело в свои руки. Они походили на злоумышленников, которые создают свой очередной кровавый план по захвату мира. Но, скажу вам, захватить мир было куда легче, чем свести Сакуру и Саске. Эта миссия казалась невыполнимой.

- Он будет сегодня на представлении, об этом я позаботился, но что будет дальше – ума не приложу. Ты же знаешь этих двоих – могут сами все испортить, а потом жалеть об этом всю оставшуюся жизнь, – Итачи задумчиво крутил в пальцах бокал с вином.

- Согласен. Но мы сделали все, что могли. И если наш план не сработает, тогда у нас есть еще две недели для того, чтобы придумать новый.

Учиха-старший улыбнулся уголком рта, внимательно рассматривая своего друга. Итачи был поражен, как изменился Сасори: он больше не походил на взбалмошного паренька, способного на необдуманные решения, теперь каждое его слово было обдуманно, каждый жест был выверен. Но, тем не менее, Итачи все равно чувствовал какое-то облегчение, радость от того, что, наконец, его друг здесь.

- Нам остается только ждать, Итачи…

- Папа! Папа! – маленький черноволосый мальчик, спотыкаясь, бежал к стоящему неподалеку мужчине лет двадцати пяти, который скучающим взглядом следил за многочисленными прохожими. – Папа, цирк! Папа, давай пойдем в цирк!
Ребенок подбежал к мужчине и умоляющим взглядом посмотрел в его черные глаза.

- Рикуро, не сегодня, давай на следующей неделе, - Саске, а это был именно он, решил для себя, что сегодня проведет вечер дома с сыном, и в его планы никак не входил поход в цирк.

- Папа, но дядя Итачи подарил мне два билета в цирк! – мальчик вынул из кармана аккуратно сложенные пригласительные.

- Вот пусть дядя Итачи сам туда и ведет! – Саске поздно понял, что слишком резко разговаривает с ребенком, он в последнее время постоянно срывался, особенно тогда, когда Рикуро заводил разговор о маме.

Малыш обиженно надул губки и демонстративно зашмыгал носом.

- Хорошо. Рикуро, хорошо, мы пойдем сегодня в цирк, – Учиха Саске много раз себя ругал за то, что слишком уступчив, слишком балует сына, но ничего не мог с этим поделать.

Саске задавал себе все чаще один вопрос: что бы было, если бы он тогда, пять лет назад, на все плюнул и поехал во Францию? Но так и не находилось ответа. Порой, когда больше не было сил терпеть, он поднимался в ту самую комнату, где когда-то жила Сакура, подолгу сидел на подоконнике, вспоминая её улыбку, её нежные руки, глаза, где всегда горела задорная искорка. Он вспоминал её измученное лицо в тот самый миг, когда её вывел Орочимару. Он готов был многое отдать, чтобы вернуться обратно и все изменить.

Но потом он всегда вспоминал, что у него есть сын, что он его любит, что готов на все ради этого маленького человечка. Но ему было тяжело, особенно тогда, когда Рикуро просил найти маму, плакал и умолял его, что хочет к ней.
Саске не рассказывал ему про Илору, да и стоило ли? Её уже давно нет, а мальчику нужна живая мама, которая всегда приголубит, пожалеет, порадуется вместе с ним. Но он не мог терпеть ни одну женщину больше суток. Да, были связи, были романы – но все они заканчивались чрезвычайно быстро.

Во снах он видел только Её, девушку, которую потерял навсегда, и которую ему не хватило мужества и сил вернуть. Порой он хотел её найти, но боялся, что найдет счастливую семейную пару с детишками. Его передергивало от мысли, что она его даже не узнает.

Поэтому год от года все оставалось по-прежнему. Но его запас сил был на исходе, он все чаще срывался на прислуге, на подчиненных, даже, к сожалению, на сыне. Он, как и любой человек, хотел счастья, хотя только разве что Итачи знал, как выглядело для него счастье.

Для многих он был гадом, высокомерным ублюдком, бесчувственным кошельком, но кем был он на самом деле – никто не знал, даже он сам.

Их места были в первом ряду, откуда можно было увидеть все в мельчайших деталях. Рикуро ерзал в кресле, то и дело оглядываясь на верхние ряды. Оставалось всего несколько минут до начала спектакля, но мальчику уже не терпелось погрузиться в сказочный мир.

И вот свет погас, вступительный аккорд взяли музыканты. Через мгновение феерия разлилась по арене цирка. Жонглеры, акробаты, театральные вставки – все заняло свое место в сказочной истории, над которой зрители то смеялись, то плакали. Словно художник разрисовал цирк этим вечером всевозможными красками, которые переливались и светились. Изумительная пластика гимнастов, работающих под куполом, разноцветные костюмы акробатов, которые умело балансировали на куче всяких цилиндров, палочек, кубиков - каждый момент этого выступления откладывался в коробку долгой памяти присутствующих. Дети то и дело вскакивали со своих мест, пытаясь поближе разглядеть то, что происходило на арене.

И вот началась разыгрываться сценка между королем, придворными и Арлекином. Арлекин выбежал из-за кулис, что-то весело рассказывая про короля.

Но в какой-то момент Сакура остановилась, в ушах зазвенело. Она не хотела верить своим глазам. В первом ряду она увидела до жгучей боли знакомое лицо, которое пыталась забыть все эти годы.
Девушка понимала, что возникла заминка, должна быть её реплика, но просто не могла произнести ни слова. К горлу подкатил комок, если бы она сейчас могла убежать – она бы это сделала. Но ноги словно приросли к полу.

- Сакура, в чем дело? – как бы невзначай одна из артисток подошла поближе к Арлекину.

Сакура закрыла глаза, улыбнулась и продолжила читать свои слова. Она смотрела только на декорации, боясь сойти с ума и еще раз увидеть в первом ряду Его лицо.

Саске, сам того не ожидая, с интересом следил за тем, что происходило на сцене. Но последние полчаса его взгляд был прикован к тому, кто играл Арлекина. Он не знал, что именно его притягивало, но он не мог оторвать глаз.
Через некоторое время загорелись люстры, извещая зрителей о том, что представление закончилось. Зал рукоплескал.

- Папа, а, может, здесь мы найдем маму? Она точно бы пошла на такое представление. Она где-то здесь! – Рикуро стал метаться в разные стороны, пытаясь увидеть ту, которую он хоть и не видел, но безумно любил.

- Брось. Её здесь нет, пошли, – Саске взял сына за руку и пошел к выходу, но внезапно мальчик вырвался.

- Ты просто хочешь, чтобы я был один!

Саске не успел ничего сказать, как мальчик растворился в толпе людей, идущих к выходу. Молодой человек сделал звонок водителю, что бы тот искал ребенка на улице, а сам, проталкиваясь и протискиваясь в толпе, пытался разглядеть черную макушку.

- Рикуро! Рикуро!

Сакура стояла, прислонившись к стене, выкуривая уже вторую сигарету. Она не знала, что и думать, да и как тут можно вообще о чем-то думать?! На мгновение она хотела забыть обо всем и броситься к нему, но не смогла. А вдруг это был не он? Может она себе все придумала? Может, это больной разум над ней потешается?

Хотя она могла поклясться, что это был он. Но разве он, Учиха Саске, пришел бы на цирковое представление? Нет, конечно же, нет.

- Бред, Сакура… Ты больна, тебе нужно к психиатру. Его здесь не было, это тебе так хотелось увидеть Учиху, только и всего, – она впервые разговаривала сама с собой, но почему-то ей стало легче, ведь так легко было поверить, что это всего лишь игра воображения.
Резкий удар пришелся девушке по ноге, она вскрикнула, от испуга сломав незажженную сигарету.

- Да что…

Перед нею стоял мальчик лет пяти, стоял и плакал, закрыв глаза ладошками. Её сердце сжалось, словно это был её сын. Сакура присела на корточки и обняла малыша.

- Тише, тише, чего ты плачешь? - Харуно ласково гладила мальчика по голове, убаюкивая его. – Где твои родители?

- Ты будешь моей мамой? – заплаканные черные глазки твердо посмотрели на неё, заставив Сакуру содрогнуться. – Ты точно моя мама!
Девушка отпрянула, не зная, что и сказать.

- Малыш, где твои родители? – только на эти слова у неё остались силы, захотелось расплакаться и, правда, быть для этого мальчика мамой.

- У меня только папа. А ты – мама. Я тебя нашел, – маленькие ручки обвились вокруг её шеи, сделав невозможным отказ. Она с годами стала жестче, но сейчас она не могла сказать ничего, что могло бы заставить мальчика заплакать.

- Рикуро-кун! Вот вы где! Ваш отец за вас волнуется! – к ним подбежал человек и тот час набрал какой-то номер. – Спасибо вам, мадмуазель, что нашли мальчика.

- Это моя мама! – малыш прижался к Сакуре крепче, не желая расставаться с найденной мамой.

Сакура умоляюще посмотрела на мужчину, словно прося, чтобы тот ничего не говорил сейчас. Но тот и не собирался говорить, он решил, что хозяин сам разберется. Послышались шаги.

- Рикуро! Ты будешь наказан! – Саске с поджатыми и белыми губами стоял за спиною девушки, строго и гневно глядя на притихшего сына.

- Папа, я нашел маму! – Рикуро хотел сказать что-то еще, но его отец в гневе резко поднял и развернул к себе лицом неизвестную циркачку.

От резкого разворота треуголка упала на пол, а розовые пряди упали на плечи, заняв своё привычное место. Зеленые глаза с ужасом взирали на бледное лицо Учихи Саске. Это был он.

- Харики, увезите Рикуро домой. Я буду позже… - он говорил как во сне, не различая ни слов, ни тона.

А Сакура не слышала, как кричал мальчик, как плакал и бился в руках у водителя. Она заворожено, как кролик на удава, смотрела в те глаза, о которых так долго мечтала.

- Сакура. Я не ошибся. Этот голос был мне знаком, твой голос…

Она же ничего не отвечала, продолжая сжимать в руке сломанную сигарету, сжимать до того, что ногти врезались ей в ладони. Девушке казалось, что все уходит из-под ног, что если она сейчас не придет в себя – она уже никогда этого не сделает.

Маска Арлекина, которую она холила и лелеяла, которая служила ей защитой от всего – треснула. Она осталась беззащитной перед тем, чего так хотела. Хотела безумно, всем сердцем, но и боялась этого не меньше.

Сейчас Сакура видела в его глазах то, что могло заставить её тогда остаться. Осознание того, насколько сильно она его любит, не заставило себя ждать. Саске рядом – и это не сон, не фантазия – реальность.

Саске же впервые в жизни растерялся, не зная, как поступить: то ли прижать исхудавшую, но все же такую любимую женщину, или же сломать все то последнее в себе, что помогало ему держаться, и уйти.

Он мог отвернуться, попытаться забыть то, что видел. Но разве он мог это сделать? Столько мыслей о том, что ничего не исправить, что Сакура для него потеряна раз и навсегда, что теперь, смотря в большие, наполненные слезами глаза, он не мог поверить, что не спит.

Может им стоило все рассказать друг другу, поговорить. Но было не время. Не было ни желания, ни сил выслушивать и говорить. Было только всепоглощающее желание не отпускать друг друга. Не засыпать, чтобы это не оказалось сном.

- Я ждал, – возможно, Саске делал ошибку, возможно, он раскается потом, что не ушел. Но еще большей ошибкой будет то, что он отпустит Её. Отпустит ту, которая навеки поселилась у него в сердце.

- Саске… - она хотела сказать больше, хотела обнять, но не могла. Пелена слез не позволяла ей разглядеть ни его лица, ни еще чего другого.

Девушка обмякла. Саске подловил побледневшую Харуно и вызвал машину. Пусть тогда, пять лет назад, он сделал недопустимую ошибку, но теперь он её не повторит. Пусть она будет против, пусть будет против Сасори, но она будет с ним, чего бы ему это не стоило.

Машина, уже стоявшая у цирка, стремительно умчалась по темным улицам города, увозя, наконец, тех, которые долго убегали от судьбы, но не смогли с ней бороться. Сейчас в голове Саске царил хаос: мысли то появлялись, то исчезали. Но он понял главное – её голова на его коленях. И он ни за что не упустит Сакуру из рук.

- Сасори, они уехали.
- Поздравляю, Итачи…

Эпилог

Уже второй день номер в отеле был закрыт. Но чего только не наслушались проходящие мимо него: слезы, истерики, крики, ругань, поцелуи, стоны – можно перечислять до бесконечности.

- Саске, нет! У тебя сын, бизнес, я ни к чему тебе. У меня своя жизнь, у меня работа, брат. Зачем сейчас, через столько лет, все менять? – она сидела на кровати, прижавшись к нему спиной, вдыхай аромат его тела. Чувствуя, как сильные руки обнимают её за талию.
Саске прижался к исхудавшей девушке, зарываясь в отросшие волосы лицом. Она пахла также. Ничего не изменилось за эти пять лет.

- Харуно, тебе придется носить платья, каблуки, краситься и…
Её острый локоть с силой ударил его по ребрам.

- Учиха! Никаких платьев! – но в то же мгновенье она развернулась и прижалась к нему всем телом, понимая, что готова на все, лишь бы ничего сейчас не изменилось.

Вот так, весьма странно, да? Часто такие истории заканчиваются сосем не так, заканчиваются пышными свадьбами, лимузинами, детьми. Но я не знаю, что произошло с Сакурой и Саске дальше, однако уверена, что эти двое, испытав на себе разлуку, никогда больше не упустят друг друга. Порой бывает нужно всего одно слово, один взгляд, чтобы все изменить. Слишком долгим было расставание, слишком большое расстояние разделяло их, но они все равно вместе. Хватило только взгляда, только слова, чтобы понять все, что они могли потерять…