Изморозко

Хладнокровная и грозная, воинственная, но, тем не менее, сохраняющая свое превосходство и красоту, зима выпустила на волю осточертевшие метели с ржавых и покусанных цепей, которые шумным ветром мчались вдоль улиц, сшибая прохожих, завывая им в уши, заметая снегом-белогвардейцем глаза. Зима будто молнию расстегнула у облаков, даруя им шанс посыпать снежинками землю, чтобы предательский гололед не был виден глазам прохожих во дворах. Зима уже днем накрывала мир полотном сумрака, заставляя готовиться раньше ко сну. Зима…
Но прелести ее видела одна девочка, идущая по многолюдной улице. Например, хоровод снежинок, что обогревал землю и спрятавшихся в норах, а также, который скрывал наготу деревьев, невоспитанную и неугомонную вьюгу, которая просто не знала другого подхода к людям, напевая им свои признания. В зиме она не видела устрашающую холодную красоту, заледеневшую, омертвевшую на время властвования этой Снежной Королевы, нет. Она видела глубокий сон, от которого плавно и равномерно вздымалась грудь природы, и дыхание ее, тихое, спокойное… Как дыхание южного ветра. Игольчатый мороз не казался таким уж трескучим, как кожа в зиму, что змеистой тонкой и шершавой сеточкой покрывается, как облупившаяся краска, и собачим. В застывших льдом каплях воды, словно дождя, она видела свое отражение. В снегу, что заслонял собой любую травинку и лед на дороге, она видела ковер, который предлагал пройти по нему, а не поскользнуться на каверзной корке льдистой. Усыпанный ветвями елок путь к подъездам не напоминал чьи-то последние проводы, может, если только самого года. Даже некоторые цветы и птицы, такие как подснежники и снегири, любили это время. Время, когда природа, спящая красавица, отдыхает, но продолжает радовать глаз, когда жизнь вокруг продолжается. А кто сказал, что зима не имеет теплых чувств? Может ли быть, что сосульки – ее хрусталики-слезинки? А горки для малышни, а каток для любящих пар, а тропинки, прочерченные чьими-то лыжами и снегоходом? Да та же лепнина из снежков, чем не веселье и забота с ее стороны? Зима рождает новые картины, ей посвященные, стихи-гимны, виды спортивного, активного отдыха. Но она, как Снегурочка, тает со временем.
Девочка шумно прерывисто вдохнула, а затем заплакала. Почти что в голос. Судорожно глотнула воздуха открытым ртом, словно пробуя жизни вкус. Горьковатый? Первого числа заветного месяца все дети высыпали подобно снегу во двор из коробковых квартир с целью проверить новую машину на радио управлении, услышать топот поезда с вагонами на игрушечных сцепленных вместе шпалах…А девочка все шла, не разбирая дороги, и плакала, не утирая кулачками слезы, широко открывая рот. Ее же любимые кругляшки-пучки на русых волосах разлохматились, а один вовсе растрепался, ниспадая локонами на вздрагивающие сейчас от рыданий угловатые плечики. Причина рева на всю улицу была одна – медленное и оттого мучительное угасание надежд, погибель веры, а именно, веры в чудеса. Она с такой заботой выводила неподдающиеся ее руке буквы на бумаге, чтобы добрый дедушка зимы был ею доволен, рад и горд, она с таким отчаянием ждала подарка, о котором просила, она с такой великой радостью, на которую может способен только ребенок, распаковала, разорвала ручонками хрустящую блестящую фольгу, подбежав к елке. И она с таким же по силе непониманием уставилась на подарок, она, в карих глазах которой отражалась большая мозаика.
Но что самое худшее, так это была случайная новость до всего этого, когда она нечаянно опустила взгляд на переднее сидение машины, где лежала роковая мозаика в красивой роскошной упаковке. Тогда девочка вполне резонно подумала, что родители собираются подарить ее кому-то на день рождения, но… Стресс настолько сильным оказался для всегда спокойной и не по годам умной девочки, рассудительной, чьим недетским спокойствием всегда по-доброму потешались взрослые, что она на мгновения позабыла о внешнем мире. Да и стоит ли о нем думать, когда на глазах, на заплаканных красных глазах, таких прекрасных, что уродством кажется слезинка, рушится мозаикой внутренний мир? Однако стоит. Девочка никогда почти не показывала своих чувств, истинных эмоций, не раздражалась смеху взрослых, считающих свой рост возрастом, не плакала, а тут… Ох, это спокойствие, ох, этот ум – ей не хватало простого и обычного детского счастья. Взрослый - слишком патетичное слово, но прекрасен взрослый тот, кто мудрым стал, сохранив в себе ребенка.
Неужели та болезнь родителей, когда она писала свое послание, которая не позволила им привычно подглядеть в ее рукописи, всему виной? Девочку захлестнула волна негодования, понявшую для себя, что родители пользовались ее наивностью. Но она же, неприязнь, от которой насупились аккуратные бровки, быстро ее и отпустила, снова дав место грусти в душе.
Что-то всколыхнулось внутри, когда девочка что-то почувствовала, а затем расслышала куда более лучше.
- Что хнычешь, говорю? – раздался рассерженный голос у самого уха.
Девочка медленно подняла голову, через слезы смотря на расплывчатый силуэт мальчишки. Мальчишки, у которого были по-девичьи длинные черные роскошные волосы и серые, почти белые, белесые глаза, холодные и по-настоящему зимние, отражающие, наверное, и такую же холодную душу.
- Подарили, что ль, не то? Ну, это со всеми бывает, - как-то уж по-взрослому сказал он и снова устремил свой, как казалось девочке, злой взгляд куда-то вдаль, вдаль, где игрались с новыми игрушками его друзья. - Нет никакого Санты. Я порой смотрю на чужих родителей, которые улыбаются и умиляются счастливому ребенку, и понимаю, какими же смешными и нелепыми, неказистыми они выглядят. Хуже самих их чад. Они же лгут. Лгут бессовестно и беспросветно.
Девочка, всерьез задумавшаяся над его словами, тайком глянула в его сторону – не похоже, чтобы этот гордый молодой человечек был разговорчивым, живым душой и общительным. Наверное, у него тоже заплатана разноцветными, как светофор, надеждами душа. И много мыслей в голове скопилось.
- Ну…у нас счастье – у них счастье, - впервые подала голос девочка, наблюдая за реакцией нового знакомого.
Мальчишка хмыкнул, демонстрируя свое несогласие. А затем, не в силах скрыть удивление, повернулся к девочке, которая прикрывала рукой рот, растягивающийся против воли в улыбке – с ее стороны раздался смешок.
- У тебя такой смешной хмык, - объяснила она, смотря во все глаза на представителя сильного пола. Мальчик же, покраснев от чего-то – скорее от возмущения – встал и, театрально фыркнув, перешел улицу навстречу к друзьям. В спину ему, как нож по стеклу, раздался все тот же дружелюбный и добрый смешок, которого не могли скрыть ни воля, ни рукавички девочки. А затем…
- Я просто хотела щенка.
Девочка склонила голову, отчего порядком длинные ее пряди с одного бока накрыли лицо, как плачущая ива. Даже во сне ей снился друг, которого никогда у нее, по правде сказать, и не было. Она бы с криком удовольствия взяла первого попавшегося дворового щенка, который в зиму дрожал, спя на теплых канализационных люках, но родители были тому преградой. В свою копилку, фарфоровую толстопузую свинку, она потихоньку добавляла монет, подставляя всякий раз ухо к боку свиньи в ожидании драгоценного звона. Но ни счастливого визгливого тявканья при встрече хозяйки на пороге, ни преданных до гроба, почти человеческих глаз, ни суматошного виляния калачиком или обрубком хвоста не было.
Мальчик шел, оставляя девочку одну на тротуаре у лавки с изогнутыми ножками, негодуя про себя, вскипая от тихой ярости. Да что он разболтался? Как будто кто поймет и примет. Впервые. Каким бы умным и серьезным ни был, он – ребенок. Мальчик даже не знал, что лучше – когда с тобой сюсюкаются, перегибая палку и делая тебе неловко, или вот так, как с ним – подчеркнуто официально, сдержанно холодно, очень… неправдоподобно. Сейчас он стоял и невидящими глазами смотрел на друзей, которые, перекрикивая друг друга, споря и резвясь, осматривали и пробовали в действии свои подарки. Завидовал? Мальчик поджал губу. Нет, и ему дарили, только вот… Он никогда не просил и не намекал на то, что хотел, желая казаться независимым от чувств и прихотей. А получалось еще больнее с каждым разом. Поэтому ненавидеть он начал праздники. Но, возможно ли, что и родители мучились с ним, с его ушедшим далеко развитием, ведя с ним так, так как боялись? Боялись негативной реакции своего творения на их чересчур теплое и больно человечное поведение, отношения родителя и ребенка? Просто тогда кому-то из них следовало сделать первый шаг.
Мальчик отвернулся, чтобы не смотреть на игрушки, и, тем более, на озаренные счастьем лица друзей, при взгляде на которых каждый раз болезненно сжималось сердце. Эх, почему его нельзя вырвать из груди?
Девочка, смотря в снег под ногами, в эту рассыпчатую радугу, вновь ощутила прилив печали и тоски. Как идти по жизни, топча осколки собственной веры? Как это…И з закоулков подсознания ей вдруг что-то послышалось. Вернувшись силком в реальность, девочка различила:
- Что ревешь, говорю?
Всё тот же рассерженный голос, которому она сполна удивилась, подняв лицо. Хотя, нет, так сказать было бы неправильно – раздраженный голос.
Мальчик отвернулся, бегая взглядом по земле, ощущая странное для себя, даже диковатое чувство неловкости. Ее прерывистые тихие всхлипывания, заставляющие трястись мелкой дрожью хрупкие, в отличие от его, плечики раздражали. И вроде бы не впервой он видит плачущих маленьких девочек, которые вызывали в нем ровно ничего, и вроде бы можно было уйти… И вроде бы, и вроде бы, и вроде бы.
- Взяла снежинку и загадывала желание, когда били часы, но она растаяла. Значит, не исполнится желание?
- Глупая. Кто ж приносит снежинки домой? – не смотря на девочку, ответил он. Ведь у нее и волосы, как струящийся шоколад, и глаза, как шоколад. А ему даже сладостей в привлекающих своей яркостью и динамикой разных форм и объемов коробках вкусить не пришлось. – На, - он раскрыл ладони девочки и коснулся их руками, словно вкладывая в них что-то. – Это было мое желание, но, раз оно мне не нужно, пригодится тебе.
Девочка непонимающе хлопала ресницами, на которых засыпал сивый снежок, удивленно уставившись на отвернувшегося вновь мальчика. Который в свою очередь с трудом одолевал желание взять снега в охапку и намылить им лицо, чтобы прогнать румянец со своих бледных когда-то щек.
- Ты тоже держал снежинку? – вопрос вырвался сам. Держат снежинку, когда куранты отчитывают последние мгновения нынешнего года, предвещая новое время новых перемен. Когда дороги и улицы вдруг резко пустеют, и ветру, мчавшемуся в некуда поезду, некому шапку сорвать. Но ответом ему было все то же молчание и поза мальчика, который хотел было хмыкнуть, да вовремя передумал. Послышался шорох, который показался ему подозрительным, и, оглянувшись, он увидел горстку выпадающих из теплой голой ладони различных конфет, вынутых из карманов куртки.
- На, - девочка заглянула в его глаза цвета топленого молока.
- Не буду, - скривившись от боли, которая кольнула и произрастала из сердца, выдохнул поспешно мальчик.
- Держи! – настаивала новая знакомая, встряхивая рукой зажатые конфеты, которые от такого отношения попадали наземь.
- Не буду!
В следующий момент мальчишка вскочил со скамьи, сверля рассерженным взглядом девчонку, вытряхивая забившийся сладостями воротник. Юноша уже осторожно нагнулся, чтобы схватить заряд снега в руку, не сводя пристального взгляда со следящей за его движениями девчурки, как голос родной прервал его намерения.
- Братик! – к ним подбежала девочка, развевая на шаловливом ветру копной таких же черных густых волос, сверкая жизнерадостным огоньком в бледных глазах. – Здравствуй, - тут же слегка поклонилась она, как только заметила нового человека. – Все уже приехали, пойдем пить чай.
Она отвернулась, зашагав от них, но вдруг остановилась и, посмотрев на приятельницу брата, приветливо улыбнулась:
- Ты тоже можешь приходить.
Девочка, к которой обратились, вздрогнула, не ожидая такой концовки, не замечая благодарного взгляда мальчика, что был направлен к его младшей сестре. Хоть и длился этот миг неуловимую секунду – мальчик вспомнил о своей чести и привитой невозмутимости – он был действительно признателен сестре, которая одним предложением помогла ему в его желании пригласить на семейное чаепитие эту чудную и странную, до ужаса наивную, но этим интересную девочку. Да, мероприятие семейное, но разве семья не может увеличиться? Нагоняя же он не боялся. Схватив за руку свою подружку, он решительно потянул ее за собой.

«Так существует ли дедушка Мороз?» – мысль испарилась, убежала трусливо, поджимая хвост, когда морозный ветер прошелся по телу девочки. Когда на лице восторжествовала улыбка – нет, не холодно ей, девице, а очень даже тепло.

Много прошло с тех пор годков, как листы календаря штурмует, перелистывает капризный, переменчивый и вечно торопящийся ветер. Наверное, так он общается с книгами, как человек, не желая расставаться с ее миром, с героями, не желая верить трудной разлуке. Но этого умчавшегося времени не замечали два человека, которые и сейчас первого числа заветного для многих людей, детей в особенности, месяца стояли на тротуаре, запорошенном снежком.
- Закрой глаза. Нет, ты закрой, - требовал парень, молодой, красивый, сильный, оглядывая лицо стоящей рядом девушки.
Та поддалась на уговоры, прикрыв веки. Улыбка так и просилась на лицо.
- А теперь подставь ладони.
Девушка, вскинув брови, явно прикидывая, что может такое быть, скрываться за сим приятным наверняка сюрпризом, вытянула руки. Секунду спустя она почувствовала тяжесть в руках, пальцы которых ухватились за что-то пушистое, мягкое, теплое…шерстяное? И движущееся.
- Открывай.
В голосе парня она различила кое-как сдерживаемую улыбку. Раскрыв глаза, девушка уставилась на вислоухого щенка, мило дергающегося задними лапками. Парень долго ждал ответной реакции, но, не дождавшись, прояснил:
- Он чистопородный, я думал…
В следующий момент он чудом устоял на ногах под напором навалившейся на него с объятиями хохочущей девушки.
- Да мне и дворняжки хватило б!
Кто бы мог знать, что те слова, кинутые ею ветру, подхватил не только этот беззаботный хулиган природы? А, может, это он принес, донес до слуха ему ее слова? Ведь то желание, которое мальчик самоотверженно подарил ей, вручил, могло оказаться сердцем.
Мог ли он знать, что тогда, на чаепитии, его родители очень обходительно и гостеприимно, с какой-то трепетной нежностью отнеслись к незваной гостье? А, может, эти чувства, что увидел он в тот день, у них были всегда, просто они боялись их проявить, но не считали за дурную и вредную слабость? Тогда лед, сцепивший их узы, благополучно растаял. Как в семье изменился виток, так и в судьбе, которая сейчас стояла перед ним и почти так же, как щенок, взвизгивала от счастья, то вертя-крутя животное бережно в руках, то прижимая к сердцу.
И хоть они стояли на почтительном расстоянии друг от друга, руки их сцепленные, согревающие ладони друг друга, говорили о многом. Говорили о том, что ключи от сердца его – это не незамысловатый код, а ее улыбка, ее сияние от счастья шоколадных глаз, взгляд, ее ладонь, державшая его за руку, ее присутствие. Ощущалось тихое блаженство.
Девушка аккуратно расстегнула молнию куртки и укутала своей одеждой четвероного, запахивая его как в газету сервиз. Она хотела потянуть за руку парня, как случайно увидела на его лице борьбу с лезущей улыбкой – юноша смотрел куда-то вдаль. Повернув голову, девушка замерла на месте. Там, впереди, на другой стороне улицы у лавки с изогнутыми ножками стоял и чуть ли не переминался с ноги на ногу мальчик, стараясь не смотреть на девочку, что стояла тут же рядом с ним.
Сама не осознавая, что делает, девушка твердой поступью направилась к парочке, увлекая за собой парня. Несколько шагов – и юные ребята удивленно смотрят на них, закинув головы.
- Эй, - девушка, наклонившись, слегка дружески подтолкнула локтем в бок мальчика. – Пригласишь на чай девочку?
Лицо мальчонки покрылось красным цветом возмущения от такой наглости, но вперемежку с этим чувством недовольства прослеживалось изрядное смущение, смятение. Переведя взгляд на миловидную девочку, нарушители чужого спокойствия заметили и на ее лице блуждающую в душе смуту, посеявшую на миг пустоту, отсутствие каких-либо мыслей. Ее выбившиеся из шапки волосы напоминали пышную листву японской вишни, а глаза ее, потревоженные испугом и какой-то надеждой, почти благодарностью – почки и листочки молодого в любвеобильную весну деревца. Мягкий человек, видящий и в минусах свои плюсы, верящий, что мелкие неудачи лишь приближают к большому успеху, и другой, командный, но, может, человек широкой души с добрым сердцем? Улыбка уже не сходила с лица парня, когда на него посмотрел мальчик и, кажется, вопросительно. И ничуть ребята наши не удивились, рассмотрев во взгляде перемазанных цветом ночи глаз мальчишки среди открытого заявления так все просто не оставить, утихающей злости, бесстрастного презрения к более высшим по росту существам еле заметное волнение и некое подобие скупой благодарности. Ведь в глазах зажегся огонек, как в ночи волнующая взгляды звезда.
Победно хмыкнув, мальчик развернулся, махнув девочке рукой. Прощально? Призывно. Словами бросаться не захотел, чтобы не было «укола зонтика», ведь одно слово как нож, для которого стекло – чья-то душа, другое – как перышко, третий как камень. У слов тоже есть свои оттенки, как у цветов. Та, очнувшись из мира грез, побежала за ним, на ходу посматривая на этих странных и почему-то все понявших людей, кажется, совершенно не погрязших в быту. Они как художники, что видят в белом красное, а в синем – зеленое.
Девушка, наблюдая за уходившей парочкой, вдруг издала хрюкающий смешок, тщетно прикрывая рукой рот. Парень обернулся к ней, во взгляде которого читался вопрос. Не выдержав, та ответила:
- У него такой смешной хмык.
За ответом последовал радостный крик – на этот раз ей досталась щедрая порция молочного, седовласого снежка.
Коли жизнь – большое чудо, как не верить в чудеса?