Мёртвая Царевна.

Я сижу неподвижно и с усилием вспоминаю его…

Она была красива и холодна, подобно утру ранней весны, всё ещё по-зимнему морозным и колким. Угрожающая бледность кожи не пугала своей неестественностью, а скорее приковывала к себе восхищённые взгляды окружающих. Полные, сочные, словно покрытые сладостным мёдом, губы были сомкнуты в величественном молчании. Правдивые светло-серые глаза, окаймлённые пушистыми ресницами, болезненно рассматривали искусно выложенную мозаику на прохладном полу. Черноволосая головка, обременённая тяжелой короной с россыпью крупных камней изумрудов и кроваво-красных рубинов, была склонена, а шёлк длинных волос скрывал выражение прозрачно-воскового лица. Худые руки от запястья до локтя были сокрыты под золотыми браслетами, а тонкие длинные пальцы бережно сжимали тряпичную куклу.

Нет, нет… Ни за что… Впереди ничего хорошего.

Женщина медленно приподняла голову и склонила её набок, в то время как хрустальная ломкая тишь начала пробуждать в ней приступы удушья. Рот немедленно был открыт, предпринимая безнадёжные попытки по захвату воздуха, но сие действие не возымело желаемого успеха. Чуткие полупрозрачные пальцы выпустили из своего плена игрушку и с неконтролируемой злобой впились в массивное ожерелье, сковывающее тонкую шею. В диком припадке брюнетка вцепилась ногтями в переплёты фуляря* на своём одеянии, пытаясь освободить от лишнего сжатия свою грудь, заёрзала на каменном троне украшенным мрамором и слоновой костью, пуская по залу звон платиновых браслетов.

- Царевна…

- Моя царевна…

-Наша мёртвая царевна…

Голодный шёпот, повторялся раз за разом, становился всё громче, всё настойчивее, сливаясь в единый грозный адский хор, возвращая измученной женщине возможность глубоко и влажно дышать.

- Хината…

-Царевна…

-Наша мёртвая царевна…

Люди, скрывающие свои лица за уродливыми дьявольскими масками, с разорванными ртами и чёрными провалами вместо глаз топали ногами, хватая друг друга изувеченными руками, пускались в дикий пляс, затягивая бессмысленную звонкую песню.

Кусаешь губы, жмёшься от расправы.
Болит душа, а ногти кожу рвут.
Но ты молчишь, сгорая от касаний,
Тех рук, что твоё горло пережмут.

Колоны, подпиравшие сводчатый потолок, шатались, пол содрогался под босыми ногами царевны, и та, не выдерживая сатанинского песнопения, издала жуткий крик, перебивающий собой вопли танцующих.

-Хината …

-Моя Хината…

-Наша мёртвая Хината…

Маски замерших людей озарили улыбки, подобны которых можно было наблюдать лишь в стенах сумасшедшего дома, и этот жест говорил красноречивее любых слов. Тишина зала прерывалась их тяжёлым дыханием и вздохами, под которые Хината, взяв в ладонь куклу, а второй подобрала тяжёлые складки своего платья, встала перед ними. Под режущий слух звон платиновых браслетов, с погремушками на своих ногах, госпожа двинулась на толпу, которая мгновенно расступилась, склоняясь в почтительном поклоне пред своей владычицей.

И мне бы пора. А куда? Нигде не ждут. Никому не нужна.

Она шла медленно и величаво, волоча за собой шлейф, источающий из себя терпкий аромат фиалок и безжалостное спокойствие, не смотря на знание того, какая участь ей уготовлена. За её спиной задрожало зловещее хихиканье, шлёпанье ног, скрежет зубов, потрескивание и прочая возня, зарождавшие в ней припадки неудержимого смеха. Она улыбалась, ступая сквозь расступившуюся толпу, молча, решительно, ни на кого не глядя и не оборачиваясь.

- Царевна…

- Моя царевна…

-Наша мёртвая царевна…

Продержись ещё. Вся жизнь впереди! И смерть там же…

Шелест их одеяний, волочащихся по полу, слышался всё ближе и ближе, время сжалось подобно пружине и неорганизованные вспышки гнева слившейся воедино толпы стали просто неконтролируемыми. С дикими визгами и воем, неясные, смутные силуэты столпились вокруг своей Царевны, заслоняя ссутулившимися спинами ледяные лучи заходящего солнца. Их ломало и крутило, вертело в разные стороны, выворачивало деформированные пальцы изуродованных ручонок, корявые, замотанные в тряпицы, ножки дрожали, выказывая немую взволнованность и боязнь. В маленьких, прогнивших душонках больших уродов зрело решение, от которого у них самих замирало сердце. Заламывая руки, безучастно переваливаясь с одной ступни на другую, они понимали:

Остановиться сейчас – грех…

Но никто, никто из присутствующих не хотел становиться Святым Палачом своей Царевны.

Дымчатые глаза смотрели с детским простодушием, но вот лицо с правильными и законченными чертами было строго и неподвижно, как дорогостоящая венецианская маска. Шёпот подданных казался громом. Все чувства её были обострены. Вены около глаз вздулись, и Хината подняла свой взор на стоящих напротив людей, дабы рассмотреть страх, бегущий по их венам. Под её всевидящим взглядом полутени сбились в кучу ещё плотнее, стараясь не улавливать пустыми глазницами всесокрушающую любовь и ласку, которые излучало её иссохшее сердце.

Кое-кто взял на себя роль Бога.

Единым прыжком, добравшись до застывшей Царевны, обезумевшее существо мгновенным движением руки, взметнуло прикреплённый к прочему одеянию госпожи тяжёлый шлейф и точным лёгким ударом загнало слоновый нож ей под лопатку. Веки женщины плотно сжались, сдерживая пульсирующую колкую боль, с неограниченной властью прошедшей по её телу. Зубы бездумно сжались, норовясь раскрошиться от напористой силы раненной Госпожи, сдерживающей в глодке горькие рыдания и громкие, рвущие барабанные перепонки крики о жгущей её боли.

По бледному подбородку стекла тонкая чёрно-бардовая струйка крови. Хината расцепила сжавшиеся челюсти и тихо охнула, потеряв самообладание всего на долю секунды, ошалело наблюдая за тем, как беспечные нечто начинали хороводить и радостно попискивать.

- Наруто, это ты?

Её надрывной голос можно было сравнить только с криком человека, ставшего ночью над чёрной бездной, открывающей свои смертоносные объятия для стонущей человеческой души. Только он был так смел и безрассуден, только его волосы пахли грозовым ливнем и горьким шоколадом, только его руки умели ласкать, причиняя адскую боль… Ликование толпы мгновенно стихло, а обессиленная рука госпожи с окровавленным ножом, зажатым в ладони, была вскинута в сторону подлого предателя, загнавшего жало ей в спину.

Не уже ли это ты? Любимый…

Просторы зала были мгновенно взорваны фейерверком однотонных масок, которые, порхая в воздухе, ложились на светлую мозаику пола серым холодным пеплом. Кисть, стоящего перед ней человека, опустила капюшон, скрывающий лицо, выставляя напоказ небесно-голубые глаза, плотно сжатые губы и шесть ровных симметричных полосок на щеках. Его примеру последовали остальные, и через минуту на Хинату было обращено сотни оскорбленных зелёных, карих, бирюзовых, чёрных, сверлящих её, подобно буру, глаз.

И только резкая боль… И только его глаза…

Брюнетка отшатнулась от него, будто от всепоглощающего адского пламени, пытающегося захватить её сознание в свой горячий, сводящий с ума, плен. Словно в недоумении от того, что мир всё ещё продолжает существовать, поражённая оружием своего фаворита, Царевна спросила:

-Почему?

Людишки, столпившиеся вокруг, завизжали, будто их раздирали клещами, и в нервном возбуждении зашептали:

-Зависть Царевна…

-Зависть, моя Хината…

-Зависть, наша мёртвая Царевна…

С глухим звуком нож упал на пол, пачкая светлую мозаику широкими полосами холодной крови. Рвущий одежду силуэтов, ледяной ветер мягко играл своими прохладными пальчиками с окровавленным одеянием Царевны, поднимающей свои мягкие влажные глаза на негреющее её солнце.

Я не унижусь пред тобою…

Подданные, гонимые своей ненавистью, порождённой завистью к Госпоже, ринулись на неё, подобно неудержимой стреле, выпущенной из лука искусного стрелка.
Хината не сдвинулась с места. Замерла, подобно древнеегипетскому изваянию, столь прекрасному и несокрушимому, таящему власть и вечные загадки, которые беспочвенно влекут к себе людей, принуждая их слепо приклоняться перед необъяснимой силой, плескавшейся в этой женщине.

Часть толпы, более не в силах двигаться вперёд, словно подбитая невидимым оружием, падала на пол, обхватывая себя руками, пряча в складках лохмотьев своё серо-пепельное лицо, разрываясь безумными криками, молила о прощении их мимолётной слабости.

Остальные люди бросались на Царевну, подобно голодным псам на беззащитного зверька, раздирая в лохмотья её кожу, ковыряя пальцами куски оголённого мяса, стараясь оторвать кусок от лежащёго в луже крови женского тела. С диким азартом в глазах они ломали иссохшие пальцы, резали тонкие запястья, клоками вырывали чёрные гладкие волосы и, подбрасывая их над собой, бормотали самые страшные проклятья, которые когда-либо слышала земля.
А после, обессилив, отползали в сторону, обмазывая своё лицо красной липкой жидкостью, безостановочно исходящей из открытых ран их жертвы, блаженно улыбались содеянному.
Каждый старался оставить свой штрих, заметное невооружённым глазом отличие от предыдущего ранения, что-то новое, навязчивое и совершенно дикое для восприятия.
Полутеням не было жаль, раз за разом они терзали и без того обезображенное тело, извивающееся от боли и немых страданий. Толпа, объединённая жаждой мести, превратилась во что-то безглазое, безликое, без формы и очертания, но до предела раздражённое.

А Наруто просто стоял и наблюдал за тем, как бездушно, не церемонясь, уничтожали живое воплощение богини - мягкой, чистой, верной ему женщины. В горле разлагались несказанные слова, в душе гибли сдерживаемые чувства и он медленно осел на пол, опуская голову, скрывая слёзы, когда подрагивающую руку его Госпожи поглотила толпа.

Прости меня, Хината…

Окровавленные силуэты в хаотичном порядке расположились по всему залу. Более не было слышно воплей и криков, они боялись даже дышать в этом осквернённом ими местом. Глаза их были опущены, а мозги прокручивали всё, что случилось минутой ранее. И оцепенение охватило этих существ, липкий страх обнимал вспотевшие тела, когда взгляд покорных глаз улавливал нагое тело госпожи.

Она лежала в какой-то неестественной позе, слабо дыша и немного подёргиваясь от пробивающей её боли. Ни пары из уст… До конца сдержанная, прочная и великая в своём бессилии, обезображенная душа. Теряющая последние силы, но хранящая достоинство в своём молчании, красавица, изуродованная ранее тёплыми и нежными руками, аккуратно касающимися её головы.

Один за другим силуэты падали на колени, надевая на себя маски диковинных существ, кланяясь и испуская стоны, медленно подбираясь к Царевне. Они выли подобно загнанным в угол волкам, ступали, подпрыгивая, будто пол под их ступнями был усеян раскалёнными углями и обгорелыми головешками. Было неуютно и страшно, большинство не знали куда себя деть, дабы не испытывать щемящую тоску и слишком тяжёлое для их плеч чувство вины перед ней. Перед той, в чьей душе не было тьмы и колких пороков, ненависти и злобы.

И не хотелось видеть изуродованное тело Царевны, и не хотелось хранить в себе воспоминания о произошедшем. Хотелось раствориться, разлететься на мелкие частички и исчезнуть, не возвращаясь сюда больше никогда. Никогда…

Мы развеем этот хаос…

Она кричала безумно громко охрипшим от долгого молчания голосом, иногда срываясь и переходя на осипший рёв, рыдала, цепляясь изломанными ногтями за шершавый пол, в то время, как пальцы другой руки вправлял импровизированный костоправ. Боль и отчаяние Госпожи невозможно было определить ни по одной известной шкале, она страдальчески закатывала глаза и заходилась в новом припадке рвущего тишь визга, когда обеспокоенные нечто усердно зашивали порванную в лохмотья кожу спины. Скрюченные пальцы одного из существ ловко орудовали иглой, а ладони остальных прижимали извивающуюся женщину к прохладной поверхности пола. Полутени бережно сжимали голову Хинаты, когда непоколебимая «швея» в маске безобидного кролика завязывала бантики на законченных от ушей и до уголка губ неровных швах. Они обтирали сшитую по кусочкам посиневшую кожу, источающим бесподобный запах, маслом. Шикарные ранее волосы рваными космами торчали в разные стороны, и обеспокоенные нечто осторожно распутывали их, медленно расчёсывая костяным гребнем.

Рваные лохмотья, вместо дорогого одеяния, плотно опоясывали хрупкое тело, а Царевна всё кричала, напрочь разбивая уверенность своих подданных. Они вились вокруг неё, внимательно осматривая проделанную ими «ювелирную работу» и, казалось, не понимали гремевшего на весь зал её голоса и горькие беспрерывные рыдания.

Пытаясь сжать разбитые в кровь губы, женщина старалась остановить беспорядочные слёзы, бежавшие по ободранным щекам, и искала, покрасневшими глазами с опаленными ресницами утерянную тряпичную куколку, так бережно хранимую до сего момента.
Но смогла рассмотреть лишь босые ноги, остановившиеся прямо пред её измученным лицом.

Я не хочу так…

Легко и беспечно её подняли с земли, с силой чьи-то руки прижали Хинату к своей груди и размеренными шагами мужчина с драгоценной ношей направился в сторону пустующего трона.
Темнея лицом, Царевна задрожала, и мертвящая тишина начала душить её, в висках застучало, дурман наполнил голову и, задыхаясь от неизбежности, она зашептала:

- Наруто… Наруто, убей меня! Убей меня, я тебя прошу! Убей! Убей!

Испуганная и ни чему не верящая брюнетка оглушительно кричала, извиваясь в мужских руках, с ужасом вслушиваясь в нарастающий позади неё шёпот.

- Царевна…

- Моя царевна…

- Наша мёртвая царевна…

Рыдая и моля о пощаде, Госпожа навсегда оставила обломившеюся гордость в руках любимого человека, который бережно усадил её на холодный каменный трон. Наруто осторожно целовал её обожжённый лоб, покрывшуюся испариной шею, горячие губы и счёсанные колени. Хватающее за горло отчаяние сковало её речь, и Хината беззвучно плакала, наблюдая за танцующими полутенями в лучах заходящего солнца…

Фуляр* (франц . foulard) - легкая мягкая шелковая ткань, гладкокрашеная или с набивным рисунком.