Время ненавидеть. Глава 14. Рискуй. Часть 1.

Тонкое лезвие наконечника процарапало ему щеку, заставив алую жидкость течь по щеке. Но эта расторопность не стоила слишком много королю, в то время, как забрала у нескольких десятков солдат жизни. И вот, наконец-то, с другой стороны поля послышался рев.
Во главе армии стоял человек с огромным мечом. У него были острые зубы, как клыки и пепельные волосы, словно он был седым. Мужчина ухмылялся, держа руку в приказном положении. Ладонью к верху.
— Какой мы грозный, — маниакальной улыбкой отметил Суйгецу.
Теперь он посмотрел на войско Истиндора.
«Что ж, неплохо, весьма неплохо».
Про себя Суйгецу отметил, что выиграть это сражение будет очень и очень сложно.
— Ну, что ж, — проговорил он, вытаскивая огромный меч из-за спины. — Вперед, — сказал он тихо, но резко опущенную руку увидели все солдаты.
Громогласный рев армии. Застигнутый врасплох Истиндор. Но только не его король.
Обе армии смешались в этом кровавом месиве, скорее напоминая черно-синие и черно-красные волны, которые ударили друг друга в полную силу. Две огромные волны, пропитанные человеческой надеждой, мечтой в лучшую жизнь и верой в королей, смешались. Ради глупых мечт, даже не смотря на то, что каждый здесь знал, что он — пешка.
Саске недолго ждал выхода своего братца, однако даже он не ожидал такого. До сих пор Учиха младший видел лишь снисходительное отношение Итачи к нему, их прежние сражения были всего лишь пародией, игрушкой, издевкой. Теперь он это понял сполна.
Если раньше Итачи ловил его, издевался, читал нотации порой, то сейчас в ход пошла катана. Если раньше он оттягивал время и просто словно ходил вокруг, приглядывая со стороны и делая вид, что нападает, то теперь он четко показал Саске его место. Иллюзии наложились друг на друга, сплелись, и произошло то, чего маленький брат короля Истиндора никак не ожидал... Итачи взял все под свой контроль — там, где Саске видел Итачи, на самом деле уже стоял другой солдат, отбивающийся от белиадца. Там, где никого не было — его брат уже принимал нужную стойку.
«Долго держится. Лучше, чем я ожидал, браво», — эта мысль тоже была издевательской, однако со всей серьезностью и осознанием того, что он делает, Итачи, увидев слабость в обороне своего брата, нанес решающий удар.
Но что-то вдруг помешало поразить короля Белиада. Что-то быстрое и большое заслонило его от решающей атаки. Раздался утробный львино-орлиный клич, и грифон, едва сумев повернуться после такого удара (странно, что вообще устоял), мощным клювом попытался задеть руки Итачи. Ударить всей силой не получилось, но отшвырнуть старшего брата удалось на безопасное расстояние — по крайней мере, это дало бы Саске шанс немного отдышаться.
Младший Учиха, вместо того, чтобы передохнуть, покрепче сжал катану, использовав грифона в качестве опоры, оттолкнулся от него и первым после внезапного вмешательства химеры напал на брата. Жаль только, что Саске, отвлекшийся на Сакуру, не заметил, как Итачи слегка одобрительно улыбнулся грифону, а так же и то, как он поймал снова в иллюзию своего маленького брата. Именно из-за этого катана пронзила не тело человека, а землю под ногами.
«Дурак...»
Никто не замечал почти ничего. Каждый был занят своим противником, понимая отдаленно, что их может быть несколько. И появиться они могут ниоткуда. Вся эта ужасная картина так душила и давила, что невольно глаза химеры начали стремительно закрываться — зверь терял рассудок от слишком быстрой и сильной потери крови.
«Слишком быстро. Слишком... не то».
Вновь осечка. Вновь промах... Вновь иллюзия. Он понял это, но слишком поздно. Он не сумел убить Итачи, хотя столько раз пытался! Как же это возможно — все его планы, просчитанные до мельчайших деталей, провалились сразу и вновь из-за его старшего брата. Когда же он покончит с этой династией, где право жить имеет сильнейший? Почему каждый раз, когда он близок к своей цели, проходя через многочисленные тренировки и потери, он все равно в итоге оказывается ни с чем. Почему?
Стая черных воронов разлетелась в разные стороны. Иллюзия была прервана. А старший брат цел и невредим.
Саске обернулся, тяжело дыша, и посмотрел на грифона, который бесформенной тушей лежал, не двигаясь. Затем он оглядел свои полки и впервые за все время отдал прямой приказ своей армии:
— Прорывайтесь вперед!!!
Люди Белиада с оглушительным ревом кинулись что есть силы на противника. Сила воссозданного Белиада ударила с такой мощью, что враг был вынужден постепенно отступать. Но, увы, армии не хватило для следующей атаки — поскольку Истиндор был на своем поле — практически рядом с многочисленными сторожевыми заставами. Это могло бы послужить переломным моментом в сторону Истиндора, если, конечно же, войска Белиада не раздавят врага до того, как до них дойдет подкрепление.
— Саске! Я понимаю, сейчас народ окрылен победой, но надо отходить! Это ловушка! Только что мои лазутчики сообщили о надвигающихся основных силах! Нам нужно отступать! — проревел Суйгецу, пытаясь докричаться до короля.
Понимая, что он говорит так, как есть на самом деле, Саске снова посмотрел на грифона и вернулся к нему. Проведя рукой по доспеху химеры, он ощутил липкую кровь на своей руке. Сейчас нужно было сделать выбор — продолжать сражение и потерять грифона, при этом, не имея никаких шансов на победу, или же отступить и спасти того, кого он считал своим другом.
Люди Белиада, что были поблизости, услышали твердый приказ короля: «Отступаем», — но сам Саске так и не двинулся с места.
Истиндорцы гнали своих врагов все дальше и дальше, но, даже пробегая вплотную к королю Белиада, который уже стоял с готовностью защищать грифона и себя, они не трогали его. Казалось, они совершенно его не видели, и Саске понял почему — это была еще одна иллюзия его брата. Но кого он спасает? Его? Нет. Грифона? Зачем?
Саске думать долго не пришлось, да и выбора не было. Химера двинулась. Точнее сказать, дернулась от резкой боли. Затем она открыла глаза. Не сложно было заметить, что они поддернуты пленкой боли и отчаяния.
«Спасала... Кого и зачем... Правильно ты говорил... Дура я... Но теперь... Я больше не стану рисковать. Если он сам этого не поймет, тогда это его проблемы».
Грифон, несмотря на огромную потерю крови, начал вставать медленно на лапы и взмахивать слабо крыльями.
— Куда ты с такой раной? Лежи, никто тебя не тронет. Суйгецу, лекаря сюда и Какаши из замка. Немедленно! — крикнул король своему генералу.
Грифон в ответ лишь злобно зарычал, осторожно удержав равновесие, зло посмотрел на короля, при этом сильно рыкнув, будто бы теперь ставя свои условия — либо вы со мной, либо вы трупы.
Саске остановил Суйгецу жестом и, прикрыв глаза, жестко ответил:
— Делай что хочешь, но учти, что только в замке тебе помогут.
Грифон никак не отреагировал, он лишь дал пару мгновений, буквально секунды, чтобы двое мужчин забрались на него. После насколько быстро это было бы возможно, химера поднялась с земли, попеременно корчась от боли и дергая лапами.
Пока Сакура летела над сбегающей армией, она невольно отметила, что все же Белиад обошелся с наименьшими потерями, нежели Истиндор. Более того, видимо, Саске все продумал до этого. Беглецов встречало подкрепление, которое отражало атаки оставшегося войска Истиндора, пока король вражеской страны не отозвал их. Означает ли это, что он не собирался выигрывать? Ему нужен был лишь Итачи?
«Глупо... Как же это глупо...»
В последующие часы Саске и Суйгецу только и слышали тяжелое сбивчивое дыхание грифона и порой некое кряхтение, не самое приятное.
Когда они были уже почти у замка, химере стало не хватать сил. Веки грифона начали плавно закрываться.
— Спускайся, мы уже на нашей территории, — Саске очень сильно хотелось вернуться. Очень сильно хотелось вновь сразиться с Итачи, но в этот раз он уже будет готов к серьезному бою. Вот только грифон мало того, что не собирался возвращаться, так еще и был ранен.
Химера начала стремительно снижаться, плавно опускаясь над озером. Но, не рассчитав свои силы, начала касаться уже лапами воды, постепенно погружаясь в нее. Это своеобразное торможение продлилось до самого берега, где уже грифон буквально врезался в камни, процарапывая свое тело и задевая рану еще больше. И, наконец, химера остановилась на твердом каменном берегу, распластавшись в бессилии. Огромные крылья, смялись — еще одно неосторожное движение и они могут быть сломаны. Кровь стекала потоками с тела химеры и даже... Казалось, что с каждого перышка.
Саске с Суйгецу тут же соскочили с грифона, после чего король начал снимать с него доспехи. Он действовал быстро, но постоянно задевал рану, однако химере было все равно — она провалилась в беспамятный сон.
Зверь лежал на боку, потому было сложно снять последние части доспеха, но едва успел король это сделать, как химера словно окаменела, потеряла цвета перьев и шерсти, и будто песочная статуя стала осыпаться блестящим серым песком. Когда она «осыпалась», то тут же весь порошок окрасился в багровый цвет крови девушки, лежавшей теперь на месте зверя.
Саске был мягко говоря удивлен. Очень мягко. Его изумило то, что грифон подставился под меч, чтобы защитить, а теперь еще и выясняется, что это девушка... Его спасла женщина? Он все это время относился так к девушке, к человеку? Все было обманом?
«Глазам не верю...» — первым порывом Саске было прикончить ее, но потом он уловил что-то знакомое в ней — цвет ее волос. Откинув последнюю деталь доспеха в сторону и подойдя ближе, он встал на одно колено, не боясь испачкаться в крови, и перевернул ее на спину, устроив у себя на коленях. — «Дочь Какаши?!» — теперь и гнев клокотал в нем... — Суйгецу! Немедленно найди врача! Приведи сюда моего наставника! Исполняй!!! — голос Саске был настолько устрашающ в этот момент, что было ясно — приблизишься не по делу и ты — труп.
Через четверть часа — насколько это было возможно быстро добраться из замка сюда — пригнали пару лошадей, и прибыл сам наставник. Увидев, что девушка буквально утопает в крови, Хатаке склонился над ней, а все веселье из его глаз, вечно царившее доселе, испарилось, уступив место серьезности и хладнокровию.
Саске оставил Сакуру с лекарем, которого отыскали в деревне, а сам вместе с Какаши отошел в сторону.
— Ты знал, кто она?
— Нет, — твердая ложь.
— Она действительно твоя дочь?
— Нет, — твердая правда.
— Зачем?
— Она — сирота, — снова правда.
Поняв, что от него ничего не добьется, Учиха со всей злости развернулся и подошел к лошади, на которую положили истекающую кровью девушку. Взяв коня под уздцы, король повел его к ближайшему дому, где сам снял ее с коня и отнес внутрь, выгнав оттуда хозяев и пустив только доктора.
Дождавшись, когда врач закончит обрабатывать рану и перебинтует Сакуру, Саске выгнал и его, сколько бы тот не сопротивлялся, а сам присел на край кровати рядом с девушкой, наблюдая за ее судорожным больным дыханием.
«Я получу ответы на все вопросы. Спи спокойно, пока можешь».

***
Конан полулежала-полусидела за столом. Правильнее сказать ее обнаженные ножки покоились на столе у генерала. А тонкая ткань ночнушки на лямках, соскользнув с ног, обнажала немного и бедра повелительницы Трефовых гор. Окно чуть приоткрылось, и в него впорхнул крошечный бумажный журавлик, который летел прямо в руки к госпоже.
— Что ты здесь делаешь? — генерал, вошедший в эту минуту в комнату, не мог не заметить этого журавлика оригами. Он внимательно посмотрел в глаза Конан, требуя ответа на вопрос.
— Не бери в голову. Именно так ты отвечаешь мне каждый раз, когда я спрашиваю, что происходит за этими стенами, — ответила мирагонская королева.
— Мне не нравится это, Конан, — Пейн был холоден как обычно. Как было всегда до встречи с ней.
— Каждый раз, как я спрашивала тебя о том, что происходит с моей страной, ты ничего мне не говорил, или же просто отмахивался. Я не шпион, если хочешь, я покажу что это, но больше я здесь не останусь, — ответила Конан, вставая и выпуская журавлика к Пейну.
— Как хочешь, — он даже отошел в сторону, не отрывая, тем не менее, взгляда от женщины. — «Так будет лучше для нас обоих. Сейчас главное — наши цели, а не желания», — мужчина смотрел, как Конан удаляется, шагая плавно и легко, заманивая каждым движением, каждой складочкой на этой полупрозрачной ночнушке. — Но учти, что я еще приду за тобой. И когда приду, я не потерплю никого рядом с тобой и убью любого, кто посмеет встать на моем пути.
«Не продавай свою страну ради одного мужчины...»

— Ты был прав, — шепнула правительница Трефовых гор, натягивая поводья вороного коня. Она знала, что сейчас оборачиваться нельзя. Ни в коем случае. Взгляды мужчин, которые до сих пор не верили в то, что женщине позволено с ними так обращаться... Она к ним привыкла.
«Не продавай...» — кольнуло сердце. Поджав губы, Конан резко пришпорила коня, заставив его тут же пуститься в бег. — «Прощай».
Дорога была не близкой. Два дня в пути, загнанная лошадь, а даже половины не пройдено. Ближе к замку еще попадались таверны, в которых можно было остановиться, передохнуть, поесть и тронуться дальше, но чем дальше к границам — тем реже деревеньки и даже одинокие дома. На третий день женщине пришлось заночевать под открытым небом. Она упорно хотела проехать как можно больше, но сдалась, лишь только когда полная луна была уже высоко в небе. Радовало одно — туч не было.
Развести костер не составило особого труда. Устроиться на ночлег — тоже. Хоть она и была предводительницей целой страны, она слишком много времени провела в походах и действия в таких ситуациях довелись до автоматизма. Стреножить коня. Устроить легкий навес. Положить рядом оружие. Собрать хворост. Найти воду. Все было сделано в кратчайшие сроки.
Лежа под кроной густого дерева, Конан смотрела на луну, жуя травинку. Со стороны она выглядела человеком, которому на все наплевать. Но ее умело подобранная маска могла бы быть вскрыта лишь весьма внимательными людьми. Конан до сих пор не могла понять, где оступилась. Или же ошибки вовсе не ее. Или же их даже не было? Медленно сон заставил повелительницу Трефовых гор повиноваться и отправиться в свои сладкие владения.
Казалось — все под контролем. Женщина была неслабой. Она могла постоять за себя и всегда чувствовала опасность. Но на этот раз интуиция ее подвела, позволив холодному лезвию коснуться ее нежной шеи и разбудить ее.
Глаза Конан медленно открылись. Пару мгновений они привыкали к тьме и затем уже легко различили движение по правую сторону от себя.
— Плохо, Конан. Ты решила дать себя убить первому встречному? — Пейн не смог удержаться от комментария, хотя все, зачем он пришел — уж точно не разговор.
Внезапно весь мир будто бы замер на одно мгновение. Стало настолько тихо, что казалось, уши этого не выдержат. Но продлилось все недолго. Стоило Пейну моргнуть один раз и, открывая веки, он почувствовал, что холодная сталь стала касаться вовсе не кожи девушки... Под клинком уже лежали тысячи бумажных листов, которые тихо опали наземь.
— Конан, — одно имя. Одно слово, произнесенное спокойным, ровным тоном. Но сколько в него было вложено... Просьба, мольба, приказ, раскаяние, угроза. Ровный тон беспристрастия для остальных — жаркое обращение для нее одной.
— Зачем ты пришел? — cпокойно спросила она, стоя с другой стороны дерева. По ту сторону баррикад.
— Чтобы напомнить тебе, — обе руки с глухим стуком и хрустом коры уперлись в широкое дерево, а мужчина, словно из-под земли, вырос прямо перед королевой.
Он не договорил. Его губы уже жадно наслаждались сладостью ее уст, мяли их, прижимая ее голову к стволу. Его тело прижалось к ее, и постепенно руки коснулись ее волос, ее щеки, ее плеч и бедер.
— Конан... — выдох.
Немного трясущимися от напряжения и бьющегося жаром желания Пейн провел пальцами по ее лицу, задев губы, сжав прядки волос и одним движением спутав их. Его взгляд метался от глаз женщины к ее губам. Его душа — от страсти к разуму, но до последнего уже едва ли можно было достучаться.
— Знаешь, в чем твоя самая грубая ошибка? — cпросила женщина так, будто собиралась прямо сейчас покинуть это место. — В том, что ты дал мне уйти, — зло шепнула она, вновь распадаясь на тысячи листочков.
— Знаешь, почему ты решила уйти? — Пейн едва не стер в порошок это самое дерево. — Потому что ты понимаешь прекрасно, что так будет лучше. Но знаешь, — Пейн без труда нашел Конан снова, хоть и почти на другом краю опушки, и поймал за руку, словно воровку, — не я один сейчас жажду близости между нами. И мы оба это знаем, — он притянул ее к себе, заглядывая в ее глаза своими ледяными и неподступными. — Один раз едины. Один лишь раз до следующей встречи, — его уста шептали сладкие слова на ухо, щекоча, будоража, — чтобы я знал, что не зря отдаю свою жизнь.
— Ты ведь понимаешь, что я вернусь теперь лишь в одном случае, — ответила Конан, склонив голову и уткнувшись лбом в его плечо.
— В каком... — то ли спросил, то ли просто эти слова сорвались с губ.
— На этот вопрос, у тебя будет достаточно времени, найти ответ, — спокойный ответ. Пейн лишь почувствовал, как она расслабилась. Отдавая себя в последний раз.
— Хотелось бы, чтобы времени было гораздо меньше, — сказал мужчина, обнимая Конан. Он просто обвил ее руками, уткнувшись губами в изгиб ее шеи и закрыв глаза. Так хотелось забыть, кто ты есть. Так хотелось забыть свои обязательства, свое прошлое, свое настоящее. — «Помоги мне забыть, хоть на секунду», — эту мольбу невозможно было прочесть в его почти безжизненном взгляде, но она ярко была видна в его жарком дыхании, его поцелуях, прикосновениях. Язык тела — это то единственное, в чем он был искренен и открыт.