Трое. Глава 3

Сакура бродила по дому, пробегая влажной тряпкой по полкам и машинально переставляя предметы, возвращая их на свои места. Вообще-то убираться самой ей было не нужно – раз в несколько дней этим занимались приходящие слуги (держать постоянную прислугу Саске отказался – он бы не потерпел круглосуточного присутствия в его доме посторонних). Но Сакура все равно периодически проходила по всем комнатам, на случай, если что-то было пропущено, и приводила их в первоначальный вид. Она знала, что муж очень щепетилен в этом плане – Саске не терпел даже малейших изменений интерьера. Сакура не винила его – после всего, что случилось, она могла понять его отчаянную боязнь, что его тщательно выстроенная новая жизнь может быть разрушена.

Сакура прошла по залитой солнцем галерее, с наслаждением вдыхая терпкий сентябрьский воздух. Листья еще не начали желтеть, а ночи – холодать, и дни все еще были по-летнему жаркими. Впрочем, в Конохе редко когда случались суровые зимы.

Розоволосая куноичи улыбнулась, ощущая под босыми ногами теплое ароматное дерево, и собиралась было завершить уборку, когда взгляд ее случайно упал на легкую раздвижную дверь в конце галереи.

В эту комнату она никогда не заходила. Не заходили туда и слуги, потому что Саске строго-настрого им это запретил. Спорить с молодым Учихой побоялся бы любой, что уж тут говорить о насмерть перепуганных уборщиках, под ледяным пронизывающим взглядом двух Шаринганов трепетавших, словно перед ними стоял не глава полиции и герой Конохи, а сам Король Змей. Сакура их не осуждала.

Комната когда-то принадлежала Итачи.

Сакура медленно подошла к двери и коснулась гладкой поверхности. Саске сейчас, скорее всего, был у брата, так что вернуться он должен поздно. Бояться, стыдиться или сомневаться Сакура перестала уже давно.

Она мягко отодвинула дверь и вошла в полутемное помещение. Так же мягко закрыла ее за собой, нащупала на стене выключатель и зажгла свет.

Обычная комната, просторная и не обремененная большим количеством мебели. Сложенный футон в углу, несколько книжных шкафов, настольная лампа на полу и все. Девушка огляделась. Внезапно она почувствовала, что из всех комнат поместья Учиха только эта осталась по-настоящему неизменной, будто сам воздух здесь застыл. Здесь царила поразительная чистота – так же, как и в доме в переулке возле Ичираку, - и все здесь хранило отпечаток личности ее хозяина, словно Итачи только сегодня покинул ее, отправляясь на какую-нибудь миссию. Комната, посвященная ее бывшему обладателю.

Словно алтарь.

Движимая любопытством, Сакура прошлась по комнате, осматриваясь. Взгляд ее сам собой остановился на книжном шкафу, и она протянула руку, скользнув пальцами по корешкам. Исторические очерки, описания техник, кое-что из классики… А это что? Сакура осторожно взяла в руки небольшую потрепанную книжку и наугад раскрыла ее где-то посередине. Стихи? Итачи не был похож на человека, который любил бы поэзию. Однако, пробежав глазами по строчкам, Сакура вздрогнула. Странные, жутковатые стихи… Непонятные, на первый взгляд почти бессвязные потоки мыслей, сплетающиеся в пугающие сюрреалистические образы. Девушка резко захлопнула книгу, запоминая мимоходом имя автора (раньше она его никогда не встречала), и вернула ее на место.

Желая отвлечься от неприятных ощущений, оставленных стихами, Сакура перешла ко второму шкафу, и здесь ее внимание привлекла стопка альбомов, сложенных на полупустой нижней полке. Стопка была достаточно неаккуратной и казалась в этой комнате лишней, чужой. Наверное, ее перенес сюда Саске.

Она присела, бережно взяла в руки верхний альбом, положив его себе на колени, и открыла.

Фотографии. Старые фотографии.

Свадьба родителей Саске – их звали Фугаку и Микото, Сакура помнила. Улыбающиеся лица незнакомых ей людей, черноволосых и темноглазых, и в каждом – что-то, напоминавшее ей о Саске или его брате. Мужчины, женщины, пожилые и юные, маленькие дети и глубокие старики. Мертвый клан Учиха.

Сакура перевернула очередную страницу и замерла.

Фотография изображала родителей Саске, стоящих у главного входа в больницу, а на руках у Микото был маленький сверток, из которого виднелся только короткий чубчик черных волос. Сердце Сакуры дрогнуло и забилось быстрее.

Она перевернула страницу.

Микото держит на руках младенца от силы нескольких месяцев от роду. Она смеется, а большие темные глаза ребенка смотрят в камеру с удивлением и легким интересом. А вот он же – учится ходить. А вот Фугаку присел рядом с тем же мальчиком, но уже лет двух-трех, держащим в руках сюрикен. Вид у старшего Учихи гордый, а у его сына – удивительно серьезный и немного печальный.

Сакура переворачивала страницы. Фотографий первенца Фугаку и Микото было мало – Итачи явно не относился к числу детей, которых хочется фотографировать. На всех карточках его лицо всегда оставалось спокойным и бесстрастным, а в глазах скрывалась несвойственная детям странная грусть, как будто он видел куда больше, чем все окружающие, и понимал что-то такое, что было недоступно им.

Сакура перевернула еще одну страницу и не смогла сдержать изумленного и радостного возгласа: на большой, во весь лист, фотографии, усталая Микото полулежала в постели, прижимая к груди что-то крошечное, завернутое в пеленки. Маленький Итачи, облокотившись на край кровати, удивленно разглядывал это нечто, широко распахнув черные глаза.

Сакура улыбнулась, чувствуя, как что-то тепло трепещет в груди.

Саске.

Она переворачивала страницы.

В отличие от старшего брата, Саске определенно был из тех детей, которых часто и с удовольствием фотографируют. Он был милым, смешливым и абсолютно нормальным ребенком. Вот он в обнимку с родителями, вот – качается на качелях, вот – Сакура хихикнула – купается в ванне… Улыбается, играет, тренируется…

Иногда попадался и Итачи – чаще всего на общих или официальных фотографиях, вроде той, где он только получил звание чунина.

Сакура листала семейные альбомы.

В самом низу стопки, под последним, тоненьким и потрепанным альбомом, лежала отдельная фотография в простой деревянной рамке. Сакура осторожно взяла ее в руки, чувствуя, как к горлу подкатывает комок.

Маленький Саске – на вид ему тут лет семь-восемь – обнимает Итачи за шею, повиснув на нем сзади. Он смеется, по-детски пухлые щеки раскраснелись, а черные глаза сияют. И его старший брат улыбается вместе с ним – той самой отрешенной, едва заметной улыбкой, какую он подарил ей.

И, глядя на эту фотографию, Сакура вдруг ощутила, как светлая дымка, окружавшая ее все эти дни, исчезла, рассеянная одним простым, до ужаса четким и ясным осознанием.

Он любит Саске.

«Тогда почему..?»

Сакура осторожно положила фотографию на место и аккуратно сложила альбомы назад на полку, стараясь привести все в первоначальный вид. Резко поднялась на ноги, окинула комнату цепким взглядом, проверяя, все ли на месте, и быстро вышла, на ходу выключив свет.

* * *

На этот раз Саске должен был задержаться у Цунаде – разбираться с ежемесячным отчетом, постоянной головной болью любого высокопоставленного административного работника Конохи. Больше всех, разумеется, страдала сама Xокаге, но и другим приходилось несладко.

Впрочем, Сакура была только рада – как раз сейчас она шла по дороге к дому Итачи, погруженная в свои мысли. Возле небольшого магазинчика она остановилась и задумчиво покосилась на витрину.

«Надо бы что-нибудь купить, - подумала она, заходя внутрь и разглядывая прилавок, - а то я, наверное, уже несколько пачек чая у Итачи-сана выдула. Кажется, он жасминовый любит…»

Она купила чай, а к нему – она мысленно ухмыльнулась - коробку сладостей. Общаясь с Итачи, Сакура, к своему удивлению, начала замечать в нем мелкие черты, недоступные поверхностному взгляду случайного знакомого. Крошечные детали, делавшие из идеального шиноби человека. Кто бы, например, мог подумать, что бессердечный Учиха Итачи любит сладкое!

А дальше все знакомо – звонок, его шаги, звук отпирающегося засова, темный коридор, привычный стул в ярко освещенной кухне (Сакура теперь всегда зажигала свет, приходя сюда). Их редкие и недолгие встречи, ставшие для нее неотъемлемой частью жизни.

Однако сегодня у нее была определенная цель визита. Она хотела задать ему один вопрос.

- Итачи-сан.

- Да?

- Вы любите своего брата?

Молчание. Слышен гомон птиц за окном, отдаленный шум улицы.

- Да.

- А свою семью? Вы любили ваших родителей? Ваших друзей?

Снова тишина.

- К чему вы это спрашиваете?

Сакура тряхнула головой.

- Потому что я… не понимаю, - она подняла взгляд на Итачи, сидевшего с обычным спокойным выражением лица. – Вы убили их. Вы убили самых близких вам людей, вашу семью, вашу кровь – и оставили в живых брата, маленького мальчика. Почему? Что вами двигало? Вы говорите, что любите его; и это – проявление вашей любви?!

Сакура сама не заметила, как в голосе появились повышенные тона, а она сама привстала со стула. Перед ее глазами проносились воспоминания – Саске говорит, что живет ради мести, Саске уходит из Конохи, огромное опустевшее поместье, фотографии в альбомах, счастливое лицо Саске, обнимающего брата… Все это – творения одного человека, и он сейчас говорит ей, что любит юного Учиху!

- Да, верно.

- Что? – Сакура, не веря своим ушам, изумленно уставилась на Итачи.

Он слегка вздохнул, беря в руки отставленную было чашку.

- Сакура-сан, не хочу вас обидеть, но боюсь, это не ваше дело. Вы не поймете.

- То есть… То есть как это не мое дело?! Саске – мой муж! Я могу знать, я обязана знать! Вы говорите – я не пойму, так объясните мне! Пожалуйста… - закончила она почти робко, вновь опускаясь на стул.

Некоторое время Итачи молчал, словно раздумывая над ее словами. Потом снова вздохнул и, очевидно, придя к окончательному решению, начал:

- Скажите, Сакура-сан, знаете ли вы, что значит быть… уникальным? Не просто быть в чем-то непохожим на других, а абсолютно отличаться? Вряд ли. Видите ли, и я, и Саске были именно такими – единственными в своем роде братьями. Гениями клана Учиха. Правда, он всегда находился позади в силу своего возраста и позднее проявившихся способностей, но это еще больше придавало ему желания догнать меня, опередить меня, победить. Мы были не такими как все, мы могли достичь вершин, но была одна большая проблема.

Повсюду нас окружают пределы, Сакура-сан. Ограничения, преграждающие путь к следующей ступени. Иногда это высокие могучие стены, которые нужно преодолеть, а иногда – это отвратительное, гнилое болото, медленно затягивающее нас в трясину. Вы понимаете, о чем я говорю?

Она медленно кивнула, не сразу сообразив, что он не может ее видеть.

- Да… Да, понимаю.

- Клан Учиха… Он был таким болотом. Прикрываясь хвастовством о своем «величии», они прозябали в пустоте и каждодневной рутине, служа бессмысленным, глупым целям. Сборище слабых, безнадежных неудачников, заперших самих себя в клетке из собственной воображаемой исключительности. «Великий клан Учиха», душащий своими лже-правилами тех, кто мог бы достичь большего. Поэтому, когда я достиг того, чего они уже много лет боялись и избегали – когда я обрел Мангекьо Шаринган – я уничтожил этот бесполезный клан. Я избавился от цепей, сковывающих нас в стремлении к совершенству – от ничего не значащих, бессмысленных привязанностей. Я преодолел этот предел, разбил клетку, освободив путь вперед – я проверил и доказал свою силу.

Вы спрашиваете, почему я оставил в живых Саске. Но разве это не очевидно? В нем, как и во мне, проявились все дары, которыми могла обеспечить кровь Учиха. Да, он был мал, слаб, во многом изуродован проклятым болотом, которое именовали кланом, но он был моим братом, моей ровней. Я сделал все, чтобы направить его по нужной дороге. Я не мог объяснить этого ему так, как объясняю вам: он слишком горяч и полон страстей. Мной управлял разум, им – ненависть. Победа надо мной должна была стать целью его жизни, и тогда однажды он стал бы мне достойным противником, он вознесся бы над всеми преградами.

Вы понимаете, Сакура-сан? Он и я – мы были пределами друг друга. Последней ступенью к вершине, вечным напоминанием о том, что надо идти вперед. Мы были – два гения клана Учиха, и однажды кто-то из нас должен был пасть – а второй обрел бы свободу. Случилось так, что пал я.

Сакура слушала его и не могла придти в себя. Итачи говорил ровно, уверенно, как будто объяснял непреложную истину, и самое страшное – для него это и было истиной!

«Он безумен, - в ужасе подумала Сакура, цепляясь побелевшими пальцами за сиденье. – Он безумен – ведь он свято верит в то, что говорит! Боги, как это возможно..? Убить собственных родителей ради проверки своих сил, сделать такое с младшим братом!»

Страх, удушающий страх перед Итачи, совсем оставивший ее в последние недели, вновь вернулся, и ее сердце бешено колотилось в груди.

А потом в ней проснулась ненависть.

Ее воспоминания: боль, тоска, слезы, которые она пролила из-за Саске, его избитое тело – тогда, после первой его встречи с братом, его одержимость, его холодность…

Его безумие.

- Вы… - Сакура вновь привстала, ее голос дрожал от ярости. – Это вы сделали его таким! Из-за ваших больных идей он отвергал дружбу, любовь, поддержку, из-за вас он чуть было не лишился тела, отдав его Орочимару, из-за вас, все из-за вас…

Ее кулаки сжались, в глазаx стояли слезы, но она этого не замечала. Гнев переполнял ее, и она задыхалась, выкрикивая рвущиеся на свободу слова.

- Вы свели его с ума, вы сделали из него свое подобие, безумца, одержимого лишь силой! «Слишком горяч», вы говорите?! Вы убили его родителей, всю его семью, вы отравили его ненавистью! Вы… Вы… Я вас ненавижу!!

Выражение точеного лица не изменилось – он лишь слегка поднял голову, ориентируясь на звук ее голоса.

- Я говорил вам, что вы не поймете, - мягко произнес он.

И, глядя в слепые, полускрытые волосами глаза, Сакура не выдержала. Она придушенно всхлипнула, опустилась на стул и закрыла лицо руками.

Она не могла его ненавидеть. Убийцу, безумца, гения, человека, искалечившего ее мужа, – она просто не могла. Слишком странное место он занимал в ее жизни.

Она и сама не понимала, какое.

Так они сидели некоторое время – в тишине, каждый погруженный в свои мысли.

- Он должен был убить вас… - прошептала куноичи, ни к кому конкретно не обращаясь.

То, что она сказала это вслух, Сакура поняла слишком поздно.

Итачи молчал, но выражение лица у него было сосредоточенное и… печальное? Сакура вмиг вышла из состояния оцепенения и внимательно всмотрелась в его черты, надеясь понять, что вдруг изменилось.

- Я ошибся, - тихо сказал Итачи – тоже, похоже, не столько ей, сколько себе. – Глупый младший брат. Слишком зависим от привязанностей… Слишком много эмоций.

Он замолчал, задумавшись.

- Вы любите его… - так же тихо проговорила Сакура. – Не как «предел». Как брата. Хоть и странной любовью.

Итачи слегка шевельнулся, но промолчал.

За окном сгущались сумерки.

- Итачи-сан?

Он поднял голову.

- Хотите, я вам волосы подстригу? У вас челка уже совсем глаза закрывает.

Ей показалось, или он улыбнулся?

- Не стоит. Но спасибо вам.

- Не за что.

Молчание.

- Я, наверное, пойду.

- Как скажете.

Темный коридор, щелчок отпираемой двери, дымчато-синее небо с первыми звездами.

- До свидания.

- До свидания…

Она повернулась, чтобы уйти, но в последний момент остановилась и прикоснулась к его руке.

- Итачи-сан… Я рада, что он вас не убил.

Она отпускает его руку, спускается и бежит вниз по переулку. Теплый вечерний воздух мягко гладит ее по щекам.

* * *

Осень все больше вступала в свои права. Листья начинали желтеть, ветер – холодать, а небо все чаще бывало покрыто тучами. Сакура еще пару раз заходила к Итачи, когда выпадала возможность. После того памятного разговора, когда она сорвалась и накричала на него, их отношения, к ее удивлению, ничуть не ухудшились, а, пожалуй, даже улучшились. Ей стало… спокойней. Она поняла и приняла его и его философию, как принимают точку зрения оппонента в споре. В конце концов, трудно было называть сумасшедшим человека, не выглядящего таковым.

Да, теперь Сакура не понаслышке знала, чего нужно бояться в Итачи, но его объяснения странным образом успокоили ее. Именно там, в его мыслях, и было настоящее безумие, но там же скрывались и его чувства и эмоции, его любовь. Итачи рассказал ей об этом, и она была благодарна ему за подобное доверие.

Пожалуй, она была счастлива. И пусть ее счастье потеряло ту неуловимую легкость и невесомость, какой она наслаждалась еще недавно, но теперь оно стало более понятным, более земным.

Ее отношения с Саске тоже изменились, хотя вряд ли сам Учиха это заметил. Она по-прежнему пыталась пробудить в нем любовь, но теперь иногда она смотрела на него словно со стороны, изучая его и оценивая. Она пыталась понять уже не столько его, сколько его и Итачи. Как получилось, что этот невысокий молодой мужчина был единственным, кого бывший Акацуки любил? Как получилось, что он стал чем-то большим, чем просто «предел»?

И как это связано с поведением самого Саске?

* * *

Это был самый обычный осенний вечер – пасмурный, но теплый. Солнце, скрытое облаками, казалось расплывчатым желтым пятном, постепенно клонясь к закату. Воздух после по-летнему жаркого дня был влажный и душный – признак надвигающейся грозы.

В особняке Учиха горели все огни – Саске собирался на задание. Союзной стране Травы срочно требовалась подмога – на их территорию вторглась группа шиноби-ренегатов, а своей скрытой деревни в этом маленьком государстве не было. Коноха собирала крупный отряд, и путешествовать им предстояло под покровом ночи, чтобы не быть замеченными вражеской разведкой. Саске, как главе полицейского корпуса и искусному ниндзя, предстояло возглавить миссию, и сейчас Сакура вместе со своим мужем в последний раз перепроверяла снаряжение.

- И все-таки мне бы стоило пойти с вами, - сказала она, затягивая ремешки на походной аптечке, - Вам бы пригодился хороший медик, тем более что и в битве я небесполезна. Думаю, Цунаде-сама должна была тебе это предложить.

- Она и предложила, - согласился Саске, в последний раз просматривающий свитки призыва.

- И что? По-моему, отличная идея.

- Это исключено, - Саске упаковал свитки в сумку на поясе. - Я так и ответил Цунаде.

- Что, прямо так и заявил? – скептически посмотрела на него Сакура.

- Ну, не совсем так, конечно. Но я объяснил ей, что не позволю своей жене участвовать в столь опасном походе. Достаточно беготни с кунаем наперевес, ты – замужняя женщина, у тебя другие заботы.

- Ага, например, терпеть мужа, который все решает за меня.

- Сакура, - Саске поднял взгляд и проникновенно посмотрел ей в глаза, - Я не хочу потерять тебя. Я не могу, находясь посреди сражения, постоянно волноваться и оглядываться в поисках тебя.

«Почему-то восемь лет назад тебе это не мешало», - скептически подумала Сакура.

- Так что, я отправляюсь один. Не скучай, - он коротко поцеловал ее и закинул рюкзак на плечи.

- Береги себя, - с внезапно проснувшейся нежностью ответила Сакура. При взгляде на его сосредоточенное лицо ее сердце вдруг дрогнуло, а ядовитый сарказм растворился без следа.

Я люблю тебя, Саске.

* * *

Сакура быстро привела в порядок комнаты, в которых после сборов царил небольшой бардак, и спустилась на первый этаж, выключая на ходу свет. Прощание с Саске подняло ей настроение, и она улыбалась, тихонько мурлыкая что-то себе под нос. Она словно вдруг вспомнила, что любит его, и в груди разливалось живительное тепло. Бросив взгляд на часы, она решила, что еще слишком рано, чтобы проводить весь вечер дома, да и усидеть на месте было трудно. А потому Сакура быстро обулась и выскочила на улицу.

Тучи сгущались, становилось все темнее. Собирался дождь. Прохожих на улице было мало – все спешили укрыться под крышей, и Сакура легко бежала по мягкой, нагретой за день пыли. «Пересижу дождь у Итачи-сана», - подумала она.

Она свернула в знакомый переулок, подошла к дому и уже собиралась нажать на звонок, когда ее остановил какой-то стук и раздавшийся следом звук голосов. Сакура удивленно застыла с занесенной рукой – голоса доносились как будто бы из дома, но не из-за двери. Вновь прислушавшись, она быстро огляделась и, уловив, как ей показалось, источник звука, неуверенно подошла к боковой стене, вступив на густую траву неухоженного палисадника. Обойдя дом, она оказалась на небольшом, заросшем участке земли, отделяющем дом Итачи от соседнего, и замерла в изумлении.

Открытое окно, льющийся из него свет, падающий на глухую стену дома напротив, колышущиеся на ветру занавески (В чем дело? Окна у Итачи всегда закрыты)... И голос – теперь Сакура узнала этот голос, хоть и не могла разобрать слов.

Саске.

Миллион мыслей сразу пронеслось у нее в голове. Это он открыл окно? Что он здесь делает? Разве он не ушел на задание? Они собирались путешествовать ночью… Он вышел заранее? Саске пришел к Итачи? Зачем? Попрощаться..?

Наверное, в этом не было ничего удивительного – Саске и так часто ходил сюда, почему бы ему не зайти к брату перед опасной миссией? – но что-то заставило Сакуру нервно затаить дыхание, словно в предчувствии беды.

Он здесь – совсем рядом, через стену. Он наедине с братом. И он не знает, что Сакура тут. А значит…

Искушение, лихорадочный соблазн узнать, проникнуть, наконец, в его тайну, накрыл Сакуру могучей горько-соленой волной.

Пошел дождь. Она не обратила на это внимания и бесшумно подошла к окну. Некоторое время она прислушивалась к звукам, доносящимся изнутри. Голос Саске – до странного неуверенный, какой-то сдавленный и… умоляющий?

- Нии-сан… Ты знаешь, это задание… Я не могу больше… Нии-сан, - тишина, какой-то шелест. – Почему ты… - голос сбивается. – Я… Пожалуйста!

Он замолкает, и Сакура некоторое время стоит, напряженно вслушиваясь, влажными пальцами сжимая подол юбки. Эта тишина ее пугает, словно что-то тяжелое давит на нее, и она не в силах больше просто так стоять. Она осторожно подходит вплотную к распахнутым ставням, заглядывает внутрь, и ее сердце падает.

Они стоят посреди залитой ярким желтым светом комнаты. Саске обнимает брата за шею, привстав на цыпочки, прижавшись к нему всем телом, - и целует его. Его глаза закрыты, голова запрокинута, на лице - выражение непереносимой муки, а Итачи стоит, не шевелясь, и пустые черные глаза смотрят в никуда поверх головы брата.

Сакуре кажется, что мир вокруг нее разлетается на тысячи острых осколков. Она хочет кричать – но слова застревают в горле, она хочет бежать, но ноги ей не повинуются. Она хочет кинуться туда, к ним, отшвырнуть их друг от друга, избить их, и кричать, кричать, кричать… Но она не может пошевелиться, и в ужасе смотрит, как ее муж целует собственного старшего брата.

Саске, наконец, отпускает его губы и заглядывает ему в лицо.

- Итачи… - шепчет он хриплым от страсти голосом, и в глазах его плещутся отчаяние, тоска и жаркое, неприкрытое желание. Итачи не отвечает, но черты его вдруг смягчаются, а уголок рта дергается, словно в горько-печальной усмешке. Саске морщится, будто от боли, из его горла вырывается судорожный стон, и он снова прижимается к губам брата своими. Его руки распускают шнурок, стягивающий волосы Итачи, и зарываются пальцами в густые черные пряди, так схожие с его собственными. Он целует его, и в промежутках между поцелуями он шепчет его имя.

Итачи не двигается, никак не реагируя на действия брата, но потом его рука медленно поднимается и легко, почти снисходительно опускается на затылок Саске.

И вот тут тело подводит Сакуру. Она падает на колени, цепляясь за мокрую траву, и ее скручивает приступ тошноты. Она рыдает, беззвучно, закусив губу, не позволяя ни одному всхлипу вырваться из содрогающейся от боли груди, ее трясет, а предательский слух улавливает каждый звук, доносящийся из окна. Она слышит, как Саске повторяет имя Итачи, под конец уже срываясь на полустон-полукрик, и каждое восклицание словно хлещет ее, еще ниже пригибая к земле, пока она не перестает ощущать что-либо.

Она не помнила, что они говорили потом, да и говорили ли вообще. Краем уха она слышала, как хлопнула входная дверь, но не обратила на это внимания. Она просто сидела, прижавшись спиной к холодной каменной стене, опустив голову и обхватив колени руками. Ледяные струи били ее по плечам, мокрые волосы свисали уродливыми прядями, капли дождя стекали по лицу, смешиваясь со слезами, но ей было все равно.

Она не знала, сколько сидела вот так, не замечая ничего вокруг, – может, пару минут, а может – час. Внезапно рядом послышались шаги; они прошелестели по мокрой траве и замерли возле нее. Преодолевая оцепенение, Сакура вяло приподняла голову и повернула ее. Первое, что она увидела, были обычные сандалии шиноби; она подняла взгляд вверх, на их обладателя.

Рядом с ней стоял Итачи. Распущенные волосы рассыпались по плечам, черные глаза смотрят сквозь нее. Капли дождя не долетали до него, разбиваясь о зонт, который он держал в руке.

Наверное, она должна была что-то почувствовать - гнев, отвращение, страх – но внутри было пусто и глухо. Серая пелена дождя вымыла из нее все.

Он присел, протянул руку, нащупав ее плечо, и поднял ее на ноги, прикрыв зонтом. Сакура вяло попыталась сопротивляться, но он держал ее крепко, а его тело излучало притягательное тепло, и она вскоре сдалась, покорно позволив ему, слегка подталкивая, провести себя в дом.