In pieces

- Так, что вы делали вчера вечером, после того как покинули здание главного корпуса?
Этот забег по кругу продолжался уже три часа: толстый розовощекий инспектор, которого ждала такая же толстая розовощекая жена в компании двух-трех ребятишек, вместо того, чтобы отправится домой, съесть вкусно приготовленный ужин, посмотреть по телевизору пятый решающий матч между Филадельфией и Ютой, или поиграть с ребятней в твистер, сидел в своем душном кабинете и задавал мне уже в десятый раз один и тот же вопрос. А я давала такой же точно ответ, потому что не могла придумать ничего нового.
Да, мы поссорились. Да, он меня ударил. Да, он меня бил. Нет, не часто. Да, я обещала его убить – такое обещают все влюбленные при серьезной ссоре, это в порядке вещей. Да, провела всю ночь на пляже. Нет, меня никто не видел.
Он меня практически ненавидел и не сомневался, что убийца именно я. Это очень легко почувствовать. Для него так было бы намного проще: еще одно раскрытое убийство повысило бы его шансы на продвижение по карьерной лестнице, а тогда, можно было бы избавиться от этой коморки, которую их начальник-латиноамериканец называл гордым словом “despacho” (исп. кабинет), и съездить на Ниагару, о чем уже так давно просят дети, и купить жене автомобиль. И еще много чего. И для этого нужно всего лишь мое признание в убийстве.
Только вот я не собиралась признаваться в том, чего не совершала. Мне было даже немного его жаль, ровно настолько, насколько я вообще могла испытывать сочувствие в этот момент. Больше ста человек на очередном банкете, посвященном университетским достижениям. Празднество, на котором присутствовали лучшие из лучших, каждый из которых мог убить. И только у меня была причина. И только я знала, что не делала этого.

Из полицейского участка я вышла довольно поздно – около десяти часов. Был уже конец августа, поэтому воздух к концу вечера становился довольно холодным, но я не обращала на это никакого внимания, медленно спускаясь к набережной. Океан сейчас было единственным, что могло меня спасти. Океан и музыка.
Истерика, дикая, пугающая; Наруто не успевал бегать за антидепрессантами. Я не плакала. Смеялась, прижимая к груди осколок стекла; даже прибежавшие вслед за мной полицейские не смогли его отобрать. Еще одна улика в мою пользу – намеренно стерла все отпечатки убийцы, если они, конечно, были. Ведь для большинства убийцей была я.
Сегодня океан был на редкость спокоен; видимо, даже такая мощная стихия смогла почувствовать мое состояние и решила помочь своей вечной поклоннице. Я села у самой воды и наблюдала, как месяц играет бликами по поверхности океана; очень красивое зрелище, особенно когда не знаешь, доведется ли тебе увидеть его еще раз.
Жесткая ткань любимой спортивной куртки Наруто накрыла мои плечи. Он молча сел рядом и устремил свой взгляд на почти незаметную линию горизонта. Я лишь вынула один наушник и передала ему – нам всегда нравилась одна и та же музыка.
Я даже не знаю, сколько мы так просидели – час? Два? А может, еще дольше? Какая разница. Я плакала: слезы опять потоком хлынули из глаз, а он даже не пытался меня утешать. Он слишком хорошо меня знал, чтобы делать это. Я так и заснула, изредка всхлипывая, уткнувшись носом в теплое живое плечо.

Через два дня были похороны Саске – самый ужасный день в моей жизнь. Блестящий студент, отличный спортсмен, гордость университета. Страшно, когда погибают молодые, да еще и уходят лучшие из нас. Никогда не понимала этой фразы, вроде как мы все, кто остался на земле, никому не нужные отбросы.
Огромное количество людей. Надменные чопорные преподаватели во главе с директором изредка смахивают дежурную слезу специально подготовленными платочками. Футбольная команда, в которой не хватает лишь капитана – Наруто стоял рядом со мной – двадцать крепких здоровых парней искренне переживают смерть своего товарища. Молоденькие студентки в неподобающе коротких черных платья, сбившись в стайки, бросают полные ненависти взгляды в мою сторону. Еще должен был быть брат, но он почему-то не приехал.
Потом были какие-то банальные слова и громкие рыдания – одна из девиц из-за переизбытка чувств бросилась на гроб, так что ее еле оттащили. Девчонка лишь смотрела на меня и сыпала проклятьями – мне было все равно. Игра, просто бездарная игра. Как-то отрешенно я вдруг поняла, что, если бы захотела, то смогла бы гораздо лучше.
Я отошла в сторону, прогуливаясь вдоль могил – мне надо было побыть одной. В нескольких метрах послышались приглушенные голоса: ругались явно девушка с парнем.
- Сколько можно за ней бегать! Я твоя девушка!
- Хината, прекрати! Неужели, ты не понимаешь, как ей сейчас сложно.
- Сложно? Да ладно. Все отлично знают, что она сама его и убила.
Я очень хотела услышать, что скажет Наруто, но ноги сами понесли меня прочь. Мне жизненно необходима надежда. И только он может мне ее дать.

- Харуно Сакура? – ко мне приближался высокий светловолосый человек в темных джинсах и светлом джемпере. – Вы не могли бы уделить мне минутку?
- Да, конечно, - последнее время я только и делала, что с кем-то разговаривала, давала интервью, показания, рассказывала о нашей с Саске совместной жизни. Еще бы, насильственная смерть одного из наследников влиятельнейшей семьи была лакомым кусочком не только для местных журналистов, более того, представители этой древнейшей профессии слетелись сюда как стервятники со всех уголков нашей страны.
Вот и этот начнет задавать вопросы, которые я за последнюю неделю слышала сотни, а может и тысячи раз. Как давно вы встречались? Правда ли, что ваши отношения нельзя было назвать идеальными? Почему вы в тот вечер остались ночевать на пляже?
Парень все еще молчал, выжидательно смотря на меня, я не выдержала первой:
- Слушайте, задавайте свои вопросы, я очень устала. Что вас интересует? Как он меня бил? Об этом можете поинтересоваться у любого студента – наши ссоры имели возможность лицезреть все без исключения. Саске, знаете ли, доставляло удовольствие унижать меня на людях. А может, вам интересно, как я его убила? Об этом меня тоже постоянно спрашивают. Тут я вам, боюсь, помочь не смогу – я сама не знаю. Все в этом долбанном университете знают, а я нет.
Я чувствовала, что у меня начинается истерика. Все напряжение, накопившееся за несколько дней, вдруг выплеснулось наружу: долгие утомительные допросы, жуткие пафосные похороны, горы таблеток и сотни лицемерных соболезнований. Я должна была перенести это одна. Даже Наруто не мог мне помочь.
Человек же продолжал спокойно смотреть, дожидаясь, когда у меня иссякнуть силы. Надо признать, хватило меня всего лишь на десять минут. Я взяла предусмотрительно протянутый платок и вытерла лицо, равнодушно отмечая, что белоснежная ткань безнадежно испорчена – разводы от туши уже ничем было нельзя отстирать.
- Спасибо. Так кто вы?
- Хатаке Какаши, отдел по расследованию убийств, - он протянул мне какую-то корочку. Я еще раз внимательно взглянула на его лицо и только тут заметила, что через весь левый глаз проходит глубокий шрам.
- Что-то не очень похожи.
- Старею, наверно, - улыбка ему очень шла. – Вы можете со мной сейчас говорить? Просто ваше состояние…
- Какой-то вы больно добрый для полицейского; другие со мной особо не церемонились. Я могу; только не понимаю зачем, я уже рассказала все, что могла.
- И все-таки, я хотел бы задать вам пару вопросов. Может, выпьем кофе?
- Нет, давайте лучше пойдем на набережную.
Возле океана я всегда чувствовала себя расслабленно, ничего и никого не боялась. Наверно, вода – моя стихия; может, в прошлой жизни я была какой-нибудь русалкой? Мы молча шли по берегу, видимо, он решил дать мне отдохнуть и собраться с мыслями перед очередным допросом. Я была за это ему благодарна, никто до этого даже не подумал дать мне передышку, и я как бегун-стайер наматывала круги этого ада, задыхаясь от усталости и боли, подгоняемая не прощающими ошибок конкурентами. Когда же, наконец, финиш?
- Итак? – я села на песке и похлопала рукой рядом с собой, приглашая полицейского сесть. Странно, он не внушал мне ни страха, на отчаяния, ни даже легкой неприязни.
- Хорошо. Вопрос первый. Куда вы дели осколок стекла, которым был впоследствии убит Учиха Саске?
- Куда? – странно, но этот вопрос мне задавали впервые, хотя он был чуть ли не самым важным. – Я схватила его, защищаясь от Саске. Он меня ударил, я отлетела к шкафу. Там хранились разные награды…Ох, видели бы вы физиономию директора. Это что-то с чем-то. Я даже пообещала убить его, Саске, а не директора, если он меня тронет еще хоть раз… Ну, как это бывает, не всерьез, конечно. А потом побежала из корпуса…до пляжа…там у меня стекла уже не было, значит, я его выронила где-то по дороге. А кто-то потом поднял и убил Саске, - черт, даже я сама понимала, что это звучит совсем неправдоподобно.
- А точнее вспомнить не можете? - он мне не верил, это было видно по прищуренным внимательным темным глазам и легкой ухмылке на лице. – Вы же понимаете, что нам необходимо понять, как этот осколок оказался у убийцы.
- Я не знаю… Правда.
- Понятно, тогда еще один вопрос. Зачем вы взяли стекло, когда прибежали в комнату убитого? Неужели никогда не слышали, что улики нельзя брать с места преступления?
Я опустила глаза, потому что снова не могла найти ответ. Зачем? И опять я покачала головой и ответила.
- Не знаю.
- Послушайте, Сакура. Вы поймите, сейчас все улики против вас: повод для убийства, отсутствие алиби, опять же, орудие убийства кроме вас никто в руках не держал. А если и держал, то вы сами стерли все отпечатки.
- Но я его не убивала!
Парень покачал головой и поднялся:
- Знаете, я почему-то вам верю. Но ничем помочь не смогу, пока вы сами мне все не расскажите.
Рассказать. Как я могу рассказать? Никогда.

- Отдай мне их, слышишь!
- А если не отдам, тогда что? – он стоял на кровати, высоко подняв руку, в которой держал бумагу. За нее я готова была душу продать.
Я, наконец, дотянулась кончиками пальцев до края документа и, подпрыгнув на кровати, выхватила его из рук. Затем быстро подбежала к столу, схватила зажигалку и подпалила тонкую бумагу. Он лишь спокойно смотрел, как языки пламени пожирают остатки документа.
- Зря стараешься, это всего лишь копия!
Я замерла, даже не замечая, что огонь добрался до моих пальцев. Почувствовав острую боль, откинула горящую бумагу и побежала в ванную. Включила холодную воду на полную мощность и подставила под нее палец.
Как же я его тогда ненавидела!