Расцепить руки. Часть 4. Глава 5.1

Итачи помолчал немного, собираясь с мыслями.

- Скажи мне… Что ты знаешь об истории нашего клана?

Саске задумался.

- Ну, я знаю, что Учиха в союзе с семьей Сенджу основали Коноху, потом организовали полицейский корпус… А до этого просто были одним из самых могущественных кланов ниндзя. Я прав?

- Прав, - наклонил голову Итачи. – Собственно, все и началось в те времена, когда Учиха были лишь одной из воюющих семей шиноби. Главой клана тогда был человек по имени Учиха Мадара.

- Впервые слышу.

- Неудивительно, - Итачи прикрыл глаза. – В Конохе его имя не упоминают. Так случилось, что, когда деревня была основана, Первым Хокаге выбрали главу клана Сенджу - Хашираму; Мадара тогда был чуть ли не единственным, кто отчаянно возражал. Некоторые считают, что из властолюбия, некоторые – потому что он боялся утраты влияния Учиха. Как бы то ни было, Мадара покинул деревню, принялся плести интриги против Хаширамы и в итоге встретился с бывшим соратником в бою. В Конохе считается, что тогда он и погиб.

- Считается? – Саске слегка подался вперед.

- Погоди, об этом дальше. Видишь ли, - Итачи устало откинулся на спинку кресла, - у Учихи Мадары был брат. Младший брат.

На этих словах по телу Саске словно пробежал холодок от дурного предчувствия.

- Они очень любили друг друга, Мадара и Изуна – так звали его брата, - продолжал тем временем Итачи. Слова лились ровно и размеренно, а голос его почти полностью был лишен выражения. – Они продолжали друг друга в мыслях и поступках, словно выступая единым существом. Вместе тренировались, вместе сражались, и однажды они вместе получили Мангекьо Шаринган – глаза, способные управлять Девятихвостым Лисом. Первые люди в истории клана, достигшие такого. Как, почему – мне неизвестно. Очень скоро Мадара встал во главе Учиха, а Изуна сделался его правой рукой, ближайшим помощником. О союзе с Сенджу тогда никто еще не помышлял, и братья оказались огромной поддержкой для своих родичей. Однако…

Итачи сделал паузу; ало-черно-белое пространство вокруг него еле заметно дрогнуло и смазалось, точно отвечая на мысли хозяина.

- Однако помимо силы, Мангекьо Шаринган таил в себе и страшную угрозу – можно сказать, своеобразную плату за могущество. Со временем зрение покидает владельца, чем больше он использует эти глаза, тем быстрее, – пока свет не угаснет для него навсегда.

Почему-то от этих несколько пафосных слов, сказанных так спокойно и просто, Саске бросило в холодный пот.

- Но это значит, что и ты тоже… - голос младшего Учихи стих; Итачи только молча наклонил голову в ответ, а потом так же спокойно продолжил:

- Почти ослепший, Мадара исходил ужасом. Для Учиха глаза – это все, а на нем, к тому же, лежала ответственность за весь клан. В то время сила требовалась ему больше всего: Учиха постоянно сталкивались в бою с Сенджу. И тогда Мадара принял решение: забрать глаза своего брата.

Саске заметно вздрогнул. А Итачи, словно не видя этого, продолжал:

- Многие говорят, что он силой вырвал глаза у доверчивого Изуны, сам же Мадара утверждает, что тот отдал их добровольно, ради спасения клана. Как бы то ни было, но Мадара и представить не мог, что обретет. Зрение вернулось к нему и больше уже не покидало, однако это было только начало: новые глаза неожиданно дали ему невероятную силу, какой Учиха до этого не знали. Но главное – они подарили Мадаре вечную жизнь.

- Вечную жизнь? – переспросил Саске почти скептически. Нет, он слышал о Змеином саннине Орочимару, но все же… Бессмертие, даруемое природным геномом клана Учиха? Слишком дикое заявление, чтобы в него поверить. Однако Итачи выглядел абсолютно уверенным:

- Эти новые глаза получили название Вечного Мангекьо; и теперь Учиха знали, как можно получить их. Два брата с обычным Мангекьо, один из которых лишает глаз второго – простая формула, не так ли? С тех пор Учиха не знали покоя: Вечный Мангекьо стал их священной целью, оружием, за которым они гнались, не жалея сил. Поколение за поколением они растили детей, способных активировать Шаринган, среди них выбирали тех, кто мог бы пробудить и вторую ступень, стравливали друзей в погоне за Мангекьо. Они молились, чтобы женщины рожали больше сыновей, в надежде, что однажды вновь в одной семье появятся два мальчика, которые обретут Мангекьо Шаринган, а один из них – и Вечный Мангекьо. Десятилетия братоубийственных сражений во славу Учиха – вот история нашего клана, Саске.

- Я не верю, - Саске сжимал покрывало вспотевшими ладонями. – Не может быть. Ты хочешь сказать, что и мы?.. – внезапно его захлестнул порыв холодного липкого страха. – Нии-сан, отец бы никогда!.. Он не заставил бы нас драться!

Взгляд Итачи был печальным.

- Нет, Саске, отец не заставил бы. Видишь ли, именно он когда-то отменил эту традицию. Как ты знаешь, далеко не каждый, родившийся в клане Учиха, способен пробудить Шаринган, и уж совсем единицы имеют шанс когда-либо активировать и Мангекьо; наша история знала множество напрасных убийств. К моменту нашего рождения клан очень сильно уменьшился – погоня за силой привела Учиха только к гибели. Решение отца было вполне закономерным.

- Тецуо-сан! – Саске внезапно вскочил с постели, широко распахнув глаза. – Я учил в свое время генеалогию нашего клана; у Тецуо-сана, отца Юдзу, когда-то был брат! Мне говорили, что он погиб на миссии, а Кохаку-сан все время вспоминал его как лучшего друга…

- Верно, брат Тецуо-сана погиб не на миссии. Как и отец дяди Теяки, как и кузен Яширо-сана. Все они – жертвы попыток добыть Мангекьо.

- И... Кому-нибудь удалось? – тихо спросил Саске.

- Нет. Никому, - Итачи вздохнул. – Наш клан вырождался, Саске. Учиха потеряли в битвах между собой слишком много людей, кровь оставшихся перемешивалась, свежей почти не поступало – неудивительно, что все меньше и меньше человек могли активировать и простой Шаринган, не говоря уже о Мангекьо – в который уже попросту перестали верить. Теперь ты понимаешь, сколько надежд в клане возлагали на нас с тобой?

Саске нахмурился.

- Но почему тогда…

- Терпение; вернемся во времена Мадары. Как я уже сказал, он не погиб во время боя с Первым Хокаге. Преданный собственным кланом, занявшим сторону Сенджу – кланом, ради которого он столько сделал, ради которого его брат пожертвовал глазами, - Мадара возненавидел как самих Учиха, так и Коноху. Поклявшись отомстить, он скрылся. Однако его уход стал причиной тех самых событий, о которых он предупреждал своих родичей: Сенджу перестали доверять Учиха. А при том, что и Первый, и Второй Хокаге были Сенджу… Сам понимаешь, - Итачи чуть качнул головой. – Мы получили почетную должность хранителей мира в деревне, был создан полицейский корпус. Поначалу это помогло, но в дальнейшем лишь усилило напряжение: за Учиха, сконцентрированными в одном месте, было легче наблюдать, а сами Учиха превратились в некий анклав, военизированную группировку внутри Конохи. Однако видимость мира сохранялась, чему способствовала мягкая политика Третьего Хокаге. Он был хорошим человеком, старик Сарутоби, - Итачи прикрыл глаза, на несколько секунд задумавшись.

- И что же дальше? – не выдержав, нервно спросил Саске.

- Дальше? Недовольство Учиха копилось, правительство Конохи доверяло им все меньше, а из тени за ними неусыпно наблюдал бессмертный обладатель Вечного Мангекьо. И вот, выбрав время, Мадара нанес свой удар – думаю, ты и сам прекрасно догадался, какой.

- Нападение Девятихвостого, - ошеломленно проговорил Саске.

- Именно, - Итачи кивнул. – В этом бою погибли Четвертый Хокаге и все члены клана Сенджу – удобно, не правда ли? Разумеется, подозрения сразу пали на клан Учиха – только они обладали оружием, способным управлять Девятихвостым. К тому же, у них были все мотивы.

- Ищи, кому выгодно, - пробормотал Саске.

- Верно. После этого Совет начал действовать решительно: всех Учиха выселили в небольшой квартал на окраине Конохи – раньше там находилось только поместье главы клана; ты этого не помнишь – ты был еще грудным младенцем. За нами установили слежку АНБУ. И этими действиями Совет добился окончательного разрыва: отныне Учиха стали их врагами. Некоторые горячие головы в клане вообще предлагали организовать переворот, однако отец оказался достаточно умен, чтобы отвергнуть эту идею: он сознавал, что клан слишком ослаб, и все, чего они добьются таким способом – это гражданской войны и полного истребления Учиха. Поэтому было решено ждать: пока поулягутся страсти, пока клан поднаберет сил, пока не изменится обстановка. Хотя порой мне кажется, что отец уже тогда в глубине души сознавал безнадежность ситуации – вырождающийся, загнанный в изоляцию, пухнущий от гордыни и самолюбия клан никогда не выберется к верхам.

Саске вздрогнул – он помнил, что говорил Итачи под разбитым гербом давным-давно, но сейчас, посреди неторопливого рассказа, естественность и плавность, с которой Итачи перешел к этим словам, вызывала мурашки по коже.

С его братом всегда было что-то не то, и в ало-черных переливах безумного мира Цукиеми он выглядел пугающе… на месте.

- Отец, должно быть, совсем отчаялся, - тихо сказал Саске. – Он так цеплялся за тебя… Ты был его знаменем надежды, обещанием того, что клан Учиха еще поднимется. Но он никогда не мог тебя понять. Он говорил мне об этом, - вдруг Саске стало невыносимо, мучительно больно; в груди все словно свернулось жгутом, а глаза обожгло не выступившими слезами, когда он вспомнил суровое, сдержанное лицо отца с вечно нахмуренными бровями. – Ты был тем, что поддерживало его, не давало сломаться, помогало вести за собой людей, которые доверяли ему! Но ты оказался чем-то совсем чуждым.

- Знамя надежды? – уголки губ Итачи приподнялись в грустной улыбке. – Поэтичное сравнение, маленький брат; только что за ним скрывается? Чтобы вылепить из живого человека послушное хозяину орудие, нужно большое умение; нашему отцу это не удалось. В «Корне» с этим справляются лучше.

Саске чуть подался назад в недоумении.

- Итачи, ты… злишься? Или, наоборот, сожалеешь?

- Я не знаю, Саске. Если помнишь, я говорил тебе, что не испытываю ненависти к нашему клану. Мои взгляды и желания так или иначе, но сформировались под влиянием того, как меня воспитали. Как ты сам только что прекрасно заметил, для отца я был в первую очередь драгоценным орудием, мостом, связывающим Учиха с будущим; и отец изо всех сил старался растить меня, как угодно ему. При этом попытки завладеть Мангекьо, как я уже говорил, были прекращены: оказавшийся в тяжелом положении клан считал бессмысленным терять воинов зря, тем более что в возможность получения Мангекьо уже почти никто не верил – со времен Мадары это не удалось никому. В итоге отец сумел добиться для меня разрешения поступить в АНБУ – несмотря на то, что в обязанности этой организации входила слежка за Учиха. В клане это считали великой победой, мне же было… все равно.

Тут Итачи на минуту умолк, точно задумавшись. Алые глаза странно мерцали, точно повторяя смутно ощущающееся биение жизни густого алого воздуха вокруг.

- Знаешь, я ведь тогда весьма смутно представлял себе свое будущее. Все, что я знал – это бесконечные тренировки и ясно начерченный передо мной путь к вящей славе нашего клана; ничего другого я не желал, потому что попросту не представлял себе, какое это, другое. То, что я делал, не вызывало у меня ярких эмоций – только спокойное удовлетворение, когда все получалось, и непонимание, почему взрослые так суетятся вокруг моих достижений. Все это было… так мелко. Друзей у меня не было, как и близких людей – я не видел в них нужды, люди были мне неинтересны. За одним исключением, - Итачи сделал паузу и взглянул прямо в глаза Саске.

– Ты был непохож на них, и твое отношение ко мне – тоже. Ты делал столько нелогичных и бесполезных вещей, так отличался от меня самого в твоем возрасте… Пожалуй, ты был первым, кто показал мне, что путь, предназначенный мне кланом, - не единственный возможный.

Саске почувствовал, что его щеки невольно запылали. Если бы он не знал Итачи хорошо, это напоминало бы пышную лесть. А так… Приятно. Приятно!

- Ты был первым – но не единственным. Спустя некоторое время после того, как я впервые активировал Шаринган, я встретил человека, навсегда перевернувшего мою жизнь. Этим человеком был Учиха Мадара.

- Что?! – Саске задохнулся собственными словами.

- Очевидно, он счел меня достойным своих планов; начав с осторожных разговоров, он постепенно сделал меня своим учеником. Не сказать, чтобы он мне нравился – Мадара всегда вызывал у меня странное чувство, будто неприятный холодок по спине. Но его рассказы окупали все: если ты был для меня привязкой к реальному миру, то он стал символом жажды большего. Благодаря Мадаре я особенно ясно понял, насколько бедной и ограниченной была моя жизнь в узких рамках клана: служа ему, я обрекал себя на вечное исполнение чужих амбиций, ничего не стоящих, сиюминутных желаний отца и старейшин Учиха. Мадара правильно подобрал ко мне ключик: он показал мне свободу, которую дарует сила, свободу менять свою судьбу. С этих пор я навсегда перестал быть тем послушным орудием, которое выковывал отец; я стал следовать собственным целям, а он не мог понять, что же изменилось и почему его попытки влиять на меня уже не действуют.

- Целям, каким целям? – Саске напрягся, точно охотничий пес, учуявший добычу. - А смерть Шисуи-сана, он…

- Терпение, Саске, все по порядку. Но ты вовремя вспомнил о Шисуи. В тот год, когда меня зачислили в АНБУ, у меня появился первый в моей жизни друг - он. Спустя несколько месяцев он признался мне, что его приставили следить за мной; впрочем, я и сам об этом догадывался. Тем не менее, Шисуи оказался больше другом, чем членом клана – он поставлял старейшинам Учиха лживые отчеты, приправленные небольшим количеством правды, так, чтобы в них верили. Нам с ним… было о чем поговорить. Он ничего не знал о Мадаре, но я делился с ним многими своими мыслями – включая те, которые скрывал от Мадары. Шисуи тоже мечтал о свободе; вот только… Он был сильно старше меня, и был очень… усталым. Сломленным, пожалуй. Примирившись когда-то с дорогой, ограниченной для него кланом, он словно обрел новое дыхание в дружбе со мной. Мы много говорили о Мангекьо Шарингане.

- То есть вы сознательно планировали сразиться насмерть? – Саске попытался представить, как они с Наруто договариваются о том, как похоронить проигравшего, - и не смог.

- Можно сказать и так. Мы не строили конкретных планов, мы просто понимали, что однажды кто-то из нас сделает это. В ночь своей смерти Шисуи знал, зачем идет со мной на берег реки, но я не ожидал, что он и драться не станет. Он… позволил мне взять то, зачем я пришел, объяснив это тем, что сам не решился на подобное, - Итачи со вздохом опустил взгляд в пол. – Он дал мне оружие, чтобы дойти туда, куда не дошел сам. В нем было много горечи, в Шисуи.

Итачи помолчал немного, рассеянно поглаживая кончиками пальцев резные подлокотники; Саске ему не мешал.

- Мадара был доволен моей дружбой с Шисуи, особенно ее завершением – это идеально подходило его плану. У него были три цели: отомстить Учиха, отомстить Конохе – и третья, главная цель, венчающая все прочие. Смерть близкого человека с Шаринганом дает Мангекьо; глаза брата с Мангекьо дают Вечный Мангекьо. Мадара желает узнать, какую силу сможет обрести, забрав чужой Вечный Мангекьо.

- То есть… - Саске подался назад. – То есть, он хотел, чтобы Вечный Мангекьо получил… ты?

- Верно, - Итачи кивнул, бесстрастно глядя брату в лицо.

- А для этого тебе нужно, чтобы Мангекьо получил я… А потом ты бы вырвал у меня глаза. Так? – Саске заговорил быстро, щеки его горели в лихорадочном возбуждении.

- Мадару вполне устроит, и если ты вырвешь глаза у меня, - спокойно ответил Итачи.

- А ты, что бы ты предпочел?!

- Я предпочел бы, чтобы ты остался невредим, - мягко сказал Итачи.

Пыл Саске вмиг утих, точно смытый водой.

- Ты когда-нибудь собирался забрать мои глаза? – помолчав, угрюмо спросил он.

- Нет. Более того… - Итачи на миг умолк, слегка улыбнувшись. – Одно время я вообще готов был отказаться от всего, к чему стремился. Из-за тебя… - он оборвал себя, возвращаясь к нити рассказа. – После смерти Шисуи Мадара оставил меня, дав мне, по его собственному выражению, свободу для решения. Я мог бы последовать за ним, и гибель лишившегося достоинства и силы клана Учиха, как он намекнул, стала бы достаточным доказательством моей верности его идеям.

- Погоди, про Мадару я понял, - Саске внимательно всмотрелся в глаза брата, казавшиеся еще более алыми, чем обычно, словно фосфорецирующими, - но ты? Чего хочешь ты?

- Чего хочу? – Итачи откинулся на спинку кресла, задумчиво глядя в пространство. – Всего лишь того, в чем мне всегда отказывали: свободы. Клан, Мадара – всем им нужны только мои способности, мои глаза, - чтобы исполнять собственные амбиции. Знаешь, почему отец и прочие Учиха так насторожились, когда заподозрили, что я приобрел Мангекьо? Потому что прекрасно сознавали, что оружием такой силы они не смогут управлять. Оружием, Саске. Никто, ни они, ни даже Мадара – никто из них так и не понял, что такое Мангекьо Шаринган.

Голос Итачи вдруг наполнился силой, вдохновением, алые радужки вспыхнули.

- Каждая его техника словно возносит тебя над миром, словно… Я не могу это объяснить, но эти глаза… Они позволяют по-настоящему видеть. Не просто смотреть, а видеть, - то, что действительно важно, то, что составляет саму сущность происходящего вокруг, истину, скрытую за каждым событием, за каждым движением. Этот мир, все в нем строится на лжи, на незнании, на неуверенности. Мангекьо словно делает тебя частью чего-то большего, позволяет видеть не как человек, а как нечто высшее, другое, позволяет чувствовать, словно мир пронизывает тебя насквозь. Я знаю, наверное, это звучит странно – ведь мы говорим просто о техниках. Мадара дал мне узнать силу за пределами человеческой, и я начал желать ее; я не мог больше оставаться тем же, что и раньше. Но сам Мадара, хоть и показал мне эту силу, не чувствует ее: он думает только о власти, о мести, о собственных амбициях – мелочные, бессмысленные желания. Какое значение имеет земная власть перед лицом вечности? Мадара использует свою бесконечную жизнь и могущество для того, чтобы, прикрываясь Акацуки, управлять всеми странами, отомстить своим врагам, доказать собственное превосходство. Это даже грустно, что человек такой силы так глупо использует ее… - Итачи замолчал.

- Обычный Мангекьо убивает, - Саске скрестил руки на груди. – Я видел, как истощают организм его техники, а из-за них ты еще и слепнешь. Насколько я понял, избежать этого можно, если забрать мои глаза; но ты этого не желаешь. Так чего ты желаешь, Нии-сан, а? Какой твой план?

- План? Сокрушить Мадару.

- Зачем?

- Это вопрос выживания, Саске.

Учиха-младший яростно сжал кулаки, скрипнув зубами.

- Ты болен. Ты умираешь. Твой драгоценный Мангекьо лишает тебя зрения. Тебе неоткуда взять Вечный Мангекьо, потому что я не собираюсь никого убивать ради какого-то там истинного мира. О каком выживании ты говоришь?!

- Я оказался втянут в эту историю с рождения, Саске. Мадара заметил меня, выточил из меня подходящую деталь для его плана. Не встреть я его – кто знает, может, мои стремления повернулись бы иначе; я никогда бы не попробовал добыть Мангекьо, никогда бы не узнал, что может быть что-то большее, нежели обычная жизнь обычного человека. Теперь же это - игра на двоих.

- Игра на двоих… А кто тогда я, Итачи? – Саске внимательно заглянул ему в глаза. – Кто я? Тоже – деталь?

- Нет, Саске, - Итачи встретил его взгляд и неожиданно очень тепло, ярко улыбнулся, - ты не деталь. Ты – дополнительная переменная, третий игрок, которого Мадара не коснулся, на которого не влиял. Свободная единица. И – то, что дает мне шанс на победу. Тогда, много лет назад… Я ведь не вырезал клан из-за тебя: ты любил их, ты был привязан к ним, а я… Я не понимал, что со мной творится. Потому что я, ища свободы, желая сравняться со стрелой в полете, я – как теперь понимаю – любил тебя. Привязанность к тебе была единственным, что удерживало меня от того, чтобы не бросить все и не кинуться в погоню за тем божественным миром, который ускользал от меня каждый раз, когда я деактивировал Мангекьо.

- Странное признание в любви, - криво усмехнулся Саске, - впрочем, вполне в твоем духе.

Руки у младшего Учихи дрожали.

- Все эти годы я метался, не зная, куда идти, что выбрать, - Итачи отвел взгляд. - На одной чаше весов был ты – и жизнь в паутине человеческих законов, обязанностей и масок. На другой – безграничная свобода и идеальное одиночество. А тут еще и наша с тобой… не совсем правильная связь. В мире людей она невозможна – но отказаться от него значило отказаться от тебя, - Итачи опустил ресницы, иронично приподнимая уголки губ. – Я был похож на запутавшегося ребенка… Смешно. Для тебя же все было так прямо и просто… Я всегда немного завидовал тебе в этом.

В голосе Итачи на мгновение послышалась такая отчаянная печаль, что в груди у Саске что-то перевернулось. Захотелось обнять брата, погладить его по волосам, утешить.

- Ничего себе, мой гениальный аники завидовал мне, - младший Учиха несколько дергано усмехнулся, надеясь, что это не вышло слишком неловко. – Знать бы это в детстве!

Взгляд светящихся алых глаз из-под длинных ресниц был благодарным и понимающим; Саске вздрогнул и упер взгляд в свои колени. Действительно, пронеслось у него в голове, этот мир принадлежит Итачи, они – одно целое… Разумеется, он почувствовал, что пытался сделать его глупый маленький братик.

- Как я могу тебе верить? – тихо спросил он. – Как я могу верить иллюзии, к тому же полностью послушной тебе, как могу верить, что ты не лжешь мне, как лгал раньше?

- Это решать тебе, Саске.

Некоторое время они молчали. Младший Учиха по-прежнему не поднимал взгляда, только пальцы его отсутствующе перебирали складки расшитого покрывала. Слишком много нового на него свалилось, слишком много...

И все же в глубине души у Саске настал покой. Объяснения Итачи, странные, путаные, со стороны способные показаться бредом сумасшедшего, удивительно плавно сошлись со всем тем, что Саске знал и видел до того; образ его брата словно обрел цельность, стал… реальным. Да, это – Итачи. Его Итачи. Настоящий. Любимый.

Ведь так, Цукиеми? Чуть улыбаясь, Саске прикрыл глаза; дышащее, живое пространство иллюзии словно обнимало его, окутывая невидимыми нитями, проникало в него вместе с дыханием, вылетало наружу вместе со словами.

Да. Так.

И если для того, чтобы Итачи мог быть таким, как здесь, – близким, открытым, свободным – нужно что-то там сделать, Саске узнает, что для этого требуется. И если цена будет приемлемой – Саске сделает все, чтобы добиться победы.

- Поговорим о цене, - он открыл глаза и посмотрел на Итачи. Тот выглядел умиротворенным и… радостным? – Как именно ты собираешься действовать? А главное – когда?

- Ты волнуешься за своего друга, - Итачи наклонил голову, сцепляя руки в замок.

- Акацуки собирают Хвостатых зверей. Придурочность Наруто, конечно, непобедима, но с учетом описанной тобой силы Мадары… Я хочу знать, каких жертв потребует твоя акция. Это ведь ты рассказал им о том, что Джинчуурики Девятихвостого - Наруто? – агрессивно закончил Саске.

- Нет, не я.

- Что?.. – Саске не ожидал такого ответа.

- Я не говорил им, - спокойно повторил Итачи. – Когда Лис напал на деревню, мне было всего пять лет; я вполне мог и не знать.

- Ты… - Саске вдруг растерял слова. Радость, вмиг забурлившая в нем, смешалась с неверием и надеждой, грозя вырваться наружу.

- Не беспокойся за Наруто-куна, - мягко сказал Итачи. - Я никогда не хотел зла ни ему, ни Конохе. Мадара и Акацуки являются угрозой для них; они только выиграют от его смерти.

- Ой, только не говори мне, что хочешь спасти Коноху! – поморщился Саске. – Ты настолько эгоистичен, что вырезал собственную семью ради брата-любовника.

- Ты поверишь мне, если я скажу, что хочу спасти тебя?

Саске вздохнул, слегка покачав головой, и снова прикрыл веки.

Невидимые дуновения странного, живущего по своим законам воздуха ласково касались его кожи, будто пробегая по ней призрачными пальцами. Вдох, выдох. Мелодичный звон на границе слуха. Прозрачные ало-черные потоки обрисовывали его, проницали насквозь и струились вместе с течением чакры.

Шепот Лунного Бога тихим шелестом звучал в ушах.

Саске улыбнулся и открыл глаза.

«Я вижу тебя, Итачи».

- Поверю. Вот только Какаши и Наруто – они и твои друзья тоже, верно? – он искоса взглянул на брата. – Ты не хотел бы их смерти, как не хотел бы и гибели Конохи. Потому что… - он замолчал, зажмурившись и напрягая все ощущения. – Потому что свобода для тебя – не одиночество. Свобода для тебя – это…

Мир Цукиеми пел вокруг Саске.

«Гармония».

* * *

Несмотря на то, что команда номер 7 отправилась в путь сразу же, стоило придти известию о появлении Акацуки на границе, они опоздали: когда Наруто первым вылетел на поляну, от которой незадолго до того исходили всплески чакры, Джинчуурики здесь уже не было. Развороченная земля и облепленные ею камни указывали на то, что тайник, созданный с помощью Дотона, уже был опустошен.

- А-а, явились, спасатели, хм-м, - раздался насмешливый голос, и из-за деревьев появился человек в форменном плаще Акацуки. Золотистые волосы нукэнина были собраны в высокий хвост на макушке, а густая челка полностью закрывала левую половину лица.

- Где Джинчуурики? – Наруто выступил вперед; его кулаки подрагивали, в голосе слышалась с трудом сдерживаемая ярость.

- А ты, как видно, и есть Девятихвостый, м-м, - пропел Акацуки, склонив голову к плечу. – Похож, похож… Итачи мне тебя очень точно описал. «Ты его сразу узнаешь, Дейдара, - он первый заорет и набросится на тебя», да, так он сказал.

- Итачи?.. – Наруто на миг даже забыл о несчастном Джинчуурики. У Сакуры перехватило дыхание.

- Как давно ты его видел? – девушка вмиг оказалась рядом с Наруто.

- Как давно? Да какая вам разница, м-м? – Акацуки улыбнулся, точно радуясь увлекательной игре. – Погодите-ка… Вы уж не братишку ли его ищете? – при виде изменившихся лиц коноховцев голубой глаз Дейдары вспыхнул восторгом. – А-а, значит, его. Волнуетесь, м-м?

- Что с ним?! – Наруто был готов кинуться на противника, но Ямато вовремя ухватил его за плечо. – Отвечай!

- А он дорог тебе, а, Девятихвостый? – Дейдара склонил голову к другому плечу. – О, не волнуйся о нем, у него все в порядке. Греет братику постельку, миссии с ним выполняет…

- Что? – Сакура пошатнулась, будто ее неожиданно ударили под дых.

- Неправда, - Наруто стоял прямо, застыв, словно перетянутая струна, и сжав зубы. – Ты лжешь. Саске никогда не станет помогать Акацуки!

Дейдара рассмеялся.

- Если братик скажет – будет помогать как миленький. Он же послушная шлюшка! А вы, я смотрю, и не удивлены почти. Ожидали этого, м-м? Знаете, что плевать ваш Саске хотел и на вас, и на деревню вашу…

- Заткнись! – Сакура сжала кулаки, по которым уже пробегали голубоватые сполохи чакры. – Заткнись, или я заставлю тебя замолчать!

- Попробуй, попробуй, девочка, - Дейдара вновь смеялся; руки его скользнули в сумки на поясе. – Вы, коноховцы, глупы до невозможного! Доверять Учиха – что может быть глупее? – несколько печатей, хлопок – и Дейдара уже парил в воздухе, сидя на спине огромной глиняной птицы.

- Наруто, Сакура, прекратите, - пальцы Какаши сильно сжали плечи бывших учеников. – Сейчас нам надо думать о Джинчуурики. Совершенно очевидно, что этот Дейдара остался, чтобы задержать нас и позволить напарнику с добычей уйти. Ямато, Сакура, бегите по следу – Паккун проведет вас; Наруто, останешься со мной – мы займемся этим.

- Да, сенсей, - процедила Сакура, собравшись и взяв себя в руки. Наруто не ответил – только сложил печать для Теневых Клонов.

* * *

- Да когда в этих чертовых краях начинается весна? – раздраженно пробормотал Саске, растирая замерзшие руки.

- Она уже началась, братец Итачи-сана, - хмыкнул Кисаме. – Не чувствуешь, что ли?

В воздухе и вправду пахло долгожданной весной; подул влажный восточный ветер, и даже невзрачные северные птицы, казалось, пели громче и веселей. Земля, однако, все еще была покрыта снегом, и не собиравшимся в ближайшее время таять, лиственные деревья стояли голые и черные, а воздух оставался морозным.

Саске, Кисаме и Итачи возвращались с успешно завершенной миссии в замке; нужный свиток был надежно спрятан под одеждой у Итачи. К счастью, никто из них сильно не пострадал – объяснения Дейдары пришлись очень кстати, как и знание Кисаме водных техник. Начальник стражи замка рвал на себе волосы – пока был жив.

Что ж, по крайней мере, теперь они шли на юг – Лидер Акацуки затребовал их присутствия на границе со страной Водопада. По очевидной причине: после того, как будут запечатаны Четырех- и Восьмихвостый, из всех Зверей на свободе останется только Девятихвостый. По подсчетам Саске, это должно было случиться со дня на день.

Сасори и Дейдара покинули гостиницу Торы в то же утро, когда Итачи применил на брате Цукиеми. Сам Саске тогда отлеживался в своей постели – перед тем, как развеять иллюзию, старший Учиха для достоверности ударил его волной боли (разумеется, договорившись об этом с братом).

Тем не менее, они втроем успели преодолеть уже знакомый перевал и спуститься в предгорья, когда Итачи и Кисаме настиг зов Лидера: настало время запечатывать Зверя, причем не одного, а двух – Хидан с Какузу тоже подсуетились и притащили Восьмихвостого.

- Шесть дней мы не сможем двигаться, - объяснял младшему Учихе Итачи, - поэтому прости, братик, но придется погрузить тебя в сон. Мало ли что придет тебе в голову, а рисковать своими шеями мы не можем.

Саске повозмущался для виду, но в итоге был вынужден согласиться – выбора у него не было. В конце концов, следовало поддерживать видимость настороженности между ним и братом.

* * *

- Этого просто не может быть. Я не верю.

Наруто мерил шагами единственную комнату выделенного им домика в лагере на границе, временами нервно вцепляясь в растрепанные волосы на затылке здоровой рукой – вторая была повреждена одним из взрывов Дейдары. Сакура сидела за столом в углу, поджав ноги и упершись взглядом в пол; Ямато устроился на своем футоне, стараясь вести себя потише, – он знал, что членов бывшей седьмой команды связывают особые узы, и не желал лезть не в свое дело. Какаши лежал в постели – ему пришлось слишком много использовать его Шаринган, что истощило все его силы.

Бой с Акацуки закончился ни так ни сяк: обоих врагов изрядно потрепало, но им удалось уйти, унеся с собой Джинчуурики. Из-за этого начались проблемы с властями страны Земли – обрадованные возможностью найти козла отпущения, они обвинили во всем шиноби Листа, умолчав о медлительности подкреплений (а также о том, что коноховцы выступали в конфликте как миротворцы, а не спасатели всех и вся). Однако политическая ситуация была последним, что волновало сейчас членов команды номер 7.

- Я знала, - тихо произнесла Сакура, сминая в пальцах ткань юбки, - я знала, что встреча Саске с Итачи не закончится ничем хорошим. Да, он стремился отомстить, но это… Это пересилило, и… Я не понимаю, - она зажмурилась, сгоняя слезы. – Как можно… Как можно простить кого-то, кто убил всю твою семью?! Эта их «любовь», которую вы так защищали… Посмотрите, к чему она привела!

- Сакура, - голос Какаши звучал слабо, слова выходили с трудом, - Саске вовсе не обязательно предавал Коноху. Не стоит слепо верить всему, что говорит преступник S-класса. Он вполне мог лгать, чтобы вывести нас из себя.

- Нет, он не лгал, – Наруто мрачно смотрел куда-то сквозь стену из-под упавших на лоб прядей. – Он мог преувеличить что-то, но говорил искренне, от души. Саске действительно с Итачи. С Акацуки, - тут его голос чуть сорвался, но Наруто быстро овладел собой. – И все же я не верю, что он предал нас, - уверенно сказал он. – Саске, конечно, эгоистичный мерзавец и псих одержимый, но он не предатель. Я не знаю, зачем он держится рядом с Акацуки – может, ради любви, или ради мести, или он их пленник, - но его надо найти! В любом случае.

- Пленник, - саркастически бросила Сакура, вытирая тыльной стороной ладони слезы, - знаю я, какой он там пленник! Он болен, всегда был болен, а вы защищали его, не давали и возможности что-то исправить. Получайте теперь результат, терпимые вы наши! Саске предал память своей семьи ради этого ублюдка, своего брата, - чего ему стоит предать и своих друзей?!

Наруто резко развернулся на каблуках и в один миг оказался рядом с ойкнувшей и сжавшейся от неожиданности Сакурой. Наклонившись к ней, он вгляделся ей в лицо дикими, сузившимися глазами и раздельно, хрипло произнес:

- Не смей. Говорить. Так. О Саске.

Какаши с трудом приподнялся на локте, пытаясь что-то сказать или сделать, Ямато едва заметно подался вперед, но тут Сакура, без страха встретившая взгляд друга, едва слышно прошептала:

- Наруто… Ты же Джинчуурики… Они… Они убьют тебя… - она закрыла лицо ладонями и горько разрыдалась.

Злость мгновенно улетучилась из глаз Наруто; он вновь выпрямился, растерянно и виновато глядя на девушку, не зная, куда деть руки и что сказать.

- Сакура-чан… Ну не надо, прости меня, я не хотел, прости, - он неловко коснулся ее плеч. – Я правда не хотел, я просто… Я вас обоих очень люблю, тебя и Саске. Сакура-чан, посмотри на меня, - он присел рядом с ней, осторожно отнял ее ладони от лица и серьезно заглянул ей в глаза. – Я больше не отдам Акацуки ни одного человека. Клянусь.

Сакура вздрогнула всем телом, сглотнула слезы и кивнула, не слишком успешно стараясь взять тело под контроль; сказалось общая усталость. Она попыталась улыбнуться, но прямой, искренний и заботливый взгляд Наруто вызывал желание вновь расплакаться, но уже не от страха и отчаяния, а… Сакура сама не знала, от чего. Наверное, от слишком сильных чувств.

- Наруто-кун, у тебя повязка с руки съехала.

Спокойный и, как всегда, вежливо-дружелюбный голос Ямато пришелся как нельзя кстати.

- И правда; а ну ложись в постель немедленно, - Сакура пересилила себя и встала, утерев слезы; в ней проснулся профессиональный медик. – Сейчас перебинтую, заодно и мазь еще раз наложу. Разбегался тут, так никогда не выздоровеешь!

- Но Сакура-ча-ан!

- Мне применить кулачную анестезию?

Ставшие привычными еще с детства роли в перепалках помогли отвлечься от нежелательных мыслей. Надо будет поблагодарить потом Ямато-сана, думала Сакура, доставая из сумки мазь для ожогов и бинт. Как ни странно, этому замкнутому мужчине удивительным образом удавалось поддерживать мир среди своих подопечных – то, в чем так и не сумел преуспеть Какаши.