Addicted to you. Глава 14.

Опустив глаза к полу, мужчина скользнул рукой в правый карман чёрных просторных тренировочных брюк и выудил оттуда небольшой кусочек металла, блеснувший в полумраке подвала. Словно подтверждая, что Сакура, наконец, сдала свой экзамен, старший Учиха протянул ей ключ от темницы. Харуно сжала длинные сильные пальцы, желая поддержать, забрать кусочек его боли, частичку его страданий. Он протянул пальцы свободной руки, осторожно стирая следы грязи и слез с её лица, пригладил торчащие в разные стороны розовые волосы. Итачи уже и не помнил, когда последний раз кого-то вот так касался.
Дверь слетела с петель и упала на пол.
— Я, кажется, не вовремя? — раздалось из раскуроченного дверного проёма.
— С-саске? — испуганно прошептала Харуно, отпуская ладонь Итачи.
— Собственной персоной, — мужчина отвесил присутствующим ироничный поклон.
Сакура поёжилась, словно возникшее в комнате напряжение электрическим током пробежало по её нервным окончаниям. Устремив на девушку свои полные презрения угольно-черные глаза, он тихо прошипел:
— Убирайся!
— Саске, я не думаю…
— Я сказал, убирайся! — прокричал он.
Харуно грустно хмыкнула. На секунду ей показалось, что прекрасный принц прискакал спасти принцессу. Какая глупость! Она не более чем помеха, стоящая на его пути к осуществлению долгожданной мести.
Не обращая внимания на девушку, младший из братьев Учиха обернулся к старшему:
— Она — моя, понятно? Её место — подо мной или там, где я скажу! И нигде больше!
Сакура медленно сглотнула и отправилась к выходу из темницы. Остаток разговора, громким гулом мужских голосов разносившийся по пустынному подвальному помещению, не достиг её ушей. Ноги плохо слушались, мышцы слегка задеревенели от длительного заточения, в мыслях царила щемящая пустота, на душе скребли кошки. Поднявшись по ступенькам в комнату, служившую Учиха Итачи гостиной, Сакура безошибочно направилась в сторону выхода. Не обращая ни малейшего внимания на обстановку домика, девушка дошла до простой неокрашенной деревянной двери, распахнула её. Снаружи оказался лес такой частый, что трудно было представить, как здесь вообще можно было соорудить жилище. Между стволов проглядывало недружелюбное грязно-серое небо с тонкими розовыми полосами отгоревшего заката. Темно-зеленые колючие ветви старых полуголых елей царапали нежную кожу плеч идущей, не разбирая дороги, путницы. Безвольно опустив голову вниз, она брела без всякого ориентира, все равно куда, лишь бы подальше от этого места. Где-то далеко раздавались мужские крики и звуки ломающихся досок, но ей было все равно.
— Как я могла придумать его таким? — тихо спросила саму себя бывшая пленница. Робкая одинокая слеза прочертила путь на нежном шёлке девичьей щеки. Небрежно смахнув её тыльной стороной ладони, девушка продолжила свои грустные размышления:
— Я точно больная на голову! Мазохистка, шизофреничка! Ненавижу себя, ненавижу его, ненавижу все это! — Сакура с размаху треснула кулаком по стволу ближайшего дерева, сломав его пополам. И, глядя, как на землю недалеко от неё падает огромный ствол, поняла, что не хочет смерти Саске, не может дать умереть Итачи. Что этот мир для неё столь же реален, как и тот другой — настоящий. Быстро, насколько позволяла усталость и боль в мышцах, девушка неслась обратно к месту её заточения.
Посреди руин старого дома на земле лежал Учиха Итачи. Его чёрная рубашка порвалась на груди, обнажая прекрасные мускулы и месиво кровавых ран. Тёмные волосы выбились из пучка и рассыпались по широким мужественным плечам, в прекрасных серьёзных глазах горел зловещий красный огонь шарингана, тонкая губа была разбита, все лицо представляло собой один сплошной синяк. Словно кусок сырого мяса рука младшего брата продолжала отбивать его. Никакой чакры, никаких особых навыков — только голые кулаки, кровоточащие и чёрные от приставшей земли и древесных опилок.
— Саске, остановись! — закричала Сакура. Подбежав к месту действия, она схватилась за занесённую для очередного удара руку младшего брата. Словно всепрощающий Иисус, Итачи молча сносил удар за ударом. Лишь изредка из уголков его прекрасных глаз скатывались скупые слезы, тут же теряясь в волосах у виска.
Саске выдернул руку из холодных девичьих ладоней и снова ударил старшего брата. Сквозь его сжатые зубы пронеслось: «Ненавижу!»
Сакура встала за спиной мужчины, изо всех сил обняв его, спрятав своё мокрое от слез лицо в выемке между шеей и плечом.
— Пожалуйста, не убивай его! — слезы текли, пропитывая ткань рубашки Учиха. — Он не виноват, он ни в чём не виноват! Слышишь?
— Он виноват! Я любил его! Я боготворил его, а он меня бросил, — последовал сильный удар под дых. — Он допустил, что я год прислуживал убийце собственных родителей! Ублюдок, — ещё один удар, на этот раз снова в лицо. В ответ на изумлённый вздох Сакуры Саске пояснил, — Я слышал всю его гребаную исповедь!
Младший Учиха остановился. Его руки обессиленно упали вдоль тела. Он стоял и смотрел в глаза того, кого считал своим заклятым врагом, кого ненавидел всем сердцем, хотел убить, нет, раздавить! Уничтожить! Но сейчас, глядя в полные тихой скорби и любви ониксовые озера брата, он чувствовал всю нелепость своего существования. Осторожно протянув пальцы правой руки, Саске коснулся разбитой щеки старшего брата, нежным движением стирая кровь, но тут же отдёрнул её, словно обжегшись. Слишком много всего смешалось сейчас в душе. И он уже не знал, чего хочет — убить Итачи или скользнуть в его такие надёжные и умиротворяющие объятья. Разжав обвившие его талию руки Сакуры, Саске поднялся с колен, взял её за запястье, оставляя старшего брата лежать на голой земле, уходя от всего этого беспорядка в душе.

Сев в удобное кожаное кресло, Учиха Итачи бросил на письменный стол пачку результатов анализов и устало потёр переносицу. Больницу грозился захлестнуть очередной скандал — в крови одной из пациенток обнаружили гормон ХГЧ. ХГЧ или хорионический гонадотропин человека, вырабатываемый клетками зародыша, указывал на беременность одной из больных. Она сдавала такой анализ до поступления на лечение, и ранее данного гормона не было обнаружено, то есть девушка, пролежавшая в бессознательном состоянии в общей совокупности несколько месяцев, забеременела в больнице, а так как отделение было исключительно для женщин, подозрение падало на кого-то из медперсонала, и на Итачи в частности. Тяжело вздохнув и взяв со стола телефонную трубку, Учиха набрал номер кабинета УЗИ, заказав его для Харуно Сакуры.
С помощью нескольких медбратьев кровать на колёсах вместе с бессознательной пациенткой доставили на необходимую процедуру. Молоденькая девушка, работающая в больнице совсем недавно, приветливо улыбнулась Итачи. Вспомнить её имя он не смог, но прочитал его на бейджике.
— Кана-сан, спасибо, что приняли нас вне очереди, вы же понимаете, ситуация чрезвычайная!
— Не стоит, Учиха-сан, — девушка, продолжая улыбаться, подняла белую ночную рубашку Сакуры, оголяя стройные длинные ноги, плоский животик с аккуратным маленьким пупком и простые белые хлопковые трусики. Отчего-то Итачи почувствовал себя неловко и отвернулся. Молодая доктор тем временем укрыла ноги и бедра больной простынкой, насколько это было возможно, и нанесла прозрачный прохладный гель на её живот, взяла в руку устройство для сканирования и включила экран.
Щелчок кнопки включения монитора вызвал волну страха в душе молодого врача. Разве не обещал он помощь и поддержку своей пациентке? Разве не он должен был за ней следить? Не уследил… Кровь резкими толчками разносилась по его телу, собственный пульс громко бился в ушах. Тудум, тудум, тудум. Серый экран, покрытый чёрными всполохами, показывал внутренние органы девушки. В комнате воцарилась тишина, никаких звуков, лишь биение пульса Итачи. Это не обрадовало молодого доктора, ведь он знал, что сердечко ребёнка не слышно на УЗИ в течение первых нескольких недель. Собравшись с духом, Учиха перевёл взгляд на монитор.
— Похоже, лаборанты что-то напутали, Итачи-сан, ваша пациентка не беременна! Я проведу осмотр и выпишу вам официальное подтверждение.
— Но, Кана-сан, мы сделали повторный анализ крови! Никакой ошибки быть не может! — Учиха нервно сжал руки за спиной.
— Значит, это ложная беременность, вы же видите, на УЗИ нет ни плода, ни околоплодного мешка — все чисто.

Итачи снова вернулся в свой кабинет. Что ж, он не подвёл Харуно, с ней было все в порядке, насколько это вообще возможно у человека, находящегося без сознания. Но странный анализ все никак не выходил у него из головы. Внезапно вспомнился рассказ Сакуры о её выдуманном мире. Девушка сообщила, что, узнав о своей беременности, убила ребёнка, чтобы избавиться от всяческих напоминаний о его отце. Лёгкая мигрень, начавшаяся несколько часов назад, теперь грозила перерасти в настоящий смерч головной боли. Потерев виски тонкими длинными пальцами, доктор продолжил размышлять. Что, если она действительно была беременна? Или есть, ведь гормон до сих пор в её крови? Лишь на секунду Итачи позволил себе поверить в её историю, но тут же отверг такие мысли. Говорят, что психиатры — самые чокнутые из всех врачей. Что ж, похоже, он скоро станет прямым доказательством этой утки. Но разве не ставил он недавно под сомнение диагноз девушки? Шизофрения — очень странная и ещё не до конца изученная болезнь с многообразием различных симптомов. Фантастический бред пациентки, её галлюцинации можно было считать одними из ярчайших и наиболее подходящих доказательств. Но отсутствовала какая-либо негативная симптоматика — ни апатии, ни упадка сил Итачи у девушки не наблюдал, скорей наоборот, она была полна энергии и решительности. Никаких расстройств мышления и восприятия за ней так же не наблюдалось. Так же частый признак болезни — раздвоение личности — в данном случае не присутствовал. Повинуясь внезапному порыву, доктор Учиха включил компьютер и запустил браузер. В поисковый запрос он вбил «Япония средневековье», затем «Япония начало 20 века» и принялся читать. Факты из жизни шиноби, или ниндзя — более популярное в нашей стране название, были рассказаны пациенткой с исторической точностью. Конечно, ничто не указывало на возможность с помощью чакры ломать стены или вызывать огонь, но кроме этих весьма фантастических деталей все остальное выглядело правдоподобно. Слишком правдоподобно для человека, бросившего школу, необразованного, не имеющего никаких хобби, кроме героина и экстази.
Учиха повернулся к окну, в его поле зрения попала начатая накануне ночью книга. Та самая, в которой главная героиня перемещалась по мирам. Что, если его пациентка такая же, как та женщина? Что, если она действительно перемещается между двумя реальностями? Итачи стащил резинку с длинных черных волос, дав им свободно упасть на плечи и спину. Пальцы проникли сквозь шелковистые пряди, массируя кожу головы – так доктор иногда избавлялся от головной боли. Тишину в кабинете нарушил длинный глубокий вдох – Итачи со страхом осознал, что действительно верит своей пациентке, что заставило его подумать о возможном наличии собственного психического недуга. Но разве не должен врач делать все необходимое для блага своих пациентов? Если да, то как он может указывать, какую жизнь Харуно выбрать? Но ведь он уже сделал это, он сказал, что тот, другой мир - выдуманный, и с ним нужно покончить, и лишь после этого вернуться в этот. Длинные когти угрызений совести медленно проскребли по душе мужчины, оставляя кровоточащие ссадины сомнений.

Саске держал Сакуру за руку, но не так, как это обычно делают влюблённые. Сжав свою сильную ладонь на запястье девушки, он грубо тащил её через лес, словно она была вредным надоедливым нашкодившим ребёнком. Странная апатия овладела Харуно с того момента, как ребята покинули место сражения, оставив раненого Итачи истекать кровью среди обломков его собственного дома. Сакура хотела бы ему помочь, но мрачный взгляд Саске заставил её отказаться от своей идеи. Возможно, когда младший Учиха остынет, переосмыслит все, что произошло, он найдёт в себе силы простить? Или придёт и закончит начатую битву, кто знает? Главным, что волновало девушку, было то, что оба брата остались живыми и относительно здоровыми, и для них ещё не поздно все исправить. Конечно, будут ли они что-то исправлять — это уже другой вопрос, ответ на который Харуно вряд ли узнает. Ведь первое дело она выполнила — освободилась от плена Итачи. Осталось лишь расставить все точки над «i» с Саске, но почему-то девушка уже не видела в этом смысла. «Её место — подо мной или там, где я скажу! И нигде больше!» — пронеслась в голове брошенная им недавно фраза. «Ну, вот они и точки, новенькие и свежерасставленые по всем необходимым местам — я только подстилка, ненужная игрушка маленького мальчика, брошенная в детской песочнице. Но как только эта игрушка приглянулась кому-то ещё, жадный ребёнок тут же поспешил забрать её назад», — подумала Сакура. Опустив голову пониже, позволяя растрёпанным розовым волосам упасть на бледное лицо, девушка продолжала безвольно идти туда, куда её вёл Учиха. После нескольких часов молчаливого шествия Харуно начала узнавать лес вокруг себя: огромные камни необычной формы, что оставило здесь давнее землетрясение, муравейник под большой сосной, милые жёлтые лютики, и была вовсе не удивлена, увидев на горизонте старую почти незаметную на фоне огромных сосен и елей избушку, в которой она провела самые лучшие и самые худшие дни своей жизни.
Когда путники добрались до пункта назначения, Саске вежливо пропустил Харуно внутрь, разжимая, наконец, хватку своих безжалостных пальцев.
— Думаю, нам обоим необходимо принять душ, — сказал он, оглядев свою спутницу. — Я, пожалуй, пропущу тебя вперёд! – отходя в сторону, Учиха посмотрел на свою ладонь, все еще хранящую тепло руки Харуно. Он не хотел отпускать ее, словно боясь, что она снова исчезнет.
Сакура молча открыла дверь ванной и, войдя, закрыла её за собой на шпингалет. Прислонившись к гладкой деревянной поверхности спиной, она медленно соскользнула вниз, села на пол, обхватив дрожащими руками колени. Горячие слезы обиды обожгли щеки, сорвали судорожный вздох с её губ. Переступая порог дома, Харуно слишком уж отчётливо вспомнила, как, стоя на этом самом пороге, умоляла Саске не уходить, не бросать её, кричала, что любит… Девушка погрузила пальцы в спутанную копну волос, чувствуя, как солёные волны отчаянья омывают её саднящую душу. Она медленно поднялась и подошла к зеркалу — на маленькой полочке, прикреплённой к нему, лежала разобранная бритва Саске, та самая, из которой Сакура когда-то вытащила лезвие, словно насмешка, что она так и не смогла прервать весь этот фарс, каким представлялась ей жизнь в этом мире. Интересно, стал бы Саске спать с ней, если б не это смазливое лицо, не эти зелёные глаза, печально смотрящие на девушку из зеркала? Вряд ли, ведь только это имело для него значение, только тело, только мясо, только вся эта чёртова плоть, но никогда — она сама. И сейчас как никогда омерзительными показались Сакуре её необычного розового оттенка волосы и глаза цвета прекрасной весенней листвы, нежный изгиб полных губ. От желания испортить всю эту «красоту» пальцы сжались в тугие кулаки, дыхание участилось. Осенённая внезапной идеей, Харуно наклонилась и стала искать что-то под ванной, что то, что видела, когда жила в этом доме. Вынула небольшую бутылку из тёмного стекла, на которой было написано «кислота» и медленно открутила пробку, наблюдая, как её отражение подносит горлышко к бледному заплаканному лицу. Не рассчитав, что все её действия через зеркало отражаются в другую сторону, девушка плеснула кислотой, но она попала не на лицо, а медленно потекла по державшей бутылку руке. Словно огонь лизнул обнажённую кожу, острая жгучая боль сорвала с губ истошный крик. Ладонь разжалась, и бутылка скользнула в раковину, разбиваясь и выплёскивая своё содержимое на куноичи. Хотя подсознательно Сакура хотела навредить себе, в последний момент ведомая древним инстинктом самосохранения, она выставила обе руки вперед, ту же получив сильнейший кислотный ожог, чувствуя, как медленно плавится ее кожа, истошно крича от боли.
За спиной раздался треск, выломав дверь, Саске ворвался в маленькую, ставшую внезапно ещё меньше ванную.
— Ты что наделала? — развернув Харуно к себе, закричал он в наполненное слезами и болью лицо.
— Я… — Сакура резко вздохнула, почувствовав, как от боли чернеет в глазах, — я не хотела! Я не знаю, что на меня нашло…. Мне больно, Саске! – слезы текли неконтролируемым потоком, дыхание вырывалось из груди короткими резкими вдохами.
— Все будет хорошо, — прошептал он уже более спокойным голосом, откручивая краны с водой в душе и вставая под него вместе с девушкой. Достав из кармана мокрых чёрных тренировочных брюк кунай, он медленно и осторожно разрезал верхнюю одежду Харуно, бросив ее в полную осколков и ядовитой кислоты раковину, оставив лишь розовый лифчик и небольшие шортики. Сначала вода, соприкасаясь с ожогами, приносила ещё большую боль, но потом стало легче, жгло нестерпимо, но чернота, от болевого шока заволакивающая взгляд, отступила.
Учиха вышел из душа и, осторожно обхватив Сакуру за талию ладонями, стараясь не зацепить её ран, поставил на пол рядом с собой. Покинув на минуту ванную, он вернулся назад с сухой одеждой в одной руке и аптечкой в другой. Первым делом Учиха дал Сакуре какой-то обезболивающий порошок. Стараясь не касаться ужасных бордово-красных ожогов, покрывшихся жуткими пузырями, наполненными какой-то жидкостью, мужчина внимательно осматривал кожу пострадавшей, оценивая ущерб. Несколько небольших пятен на груди и плечах, абсолютно ничего на лице, но обе руки от кончиков пальцев до локтей представляли собой ужасное зрелище. Осторожно смазав заживляющей мазью и перемотав раны чистыми бинтами, Саске протянул Харуно большую белую жилетку, расстёгивающуюся на груди, такую, которую будет легко снять и одеть, не задевая забинтованных рук. Сакура вытянула вперёд сначала правую, потом левую кисть, все еще прерывисто дыша и медленно роняя слезы, которых даже не замечала, позволяя мужчине облачить её, пока не застёгивая пуговицы.
— Сакура, я должен снять мокрую одежду и одеть сухое, ты же понимаешь? — спокойным, лишённым каких-либо эмоций голосом спросил мужчина. Она тихонько кивнула, опуская голову ниже, чтобы волосы скрыли лихорадочный румянец. Сев на корточки и сделав абсолютно нейтральное выражение лица, Саске стянул с неё мокрые чёрные шортики и белье, что было под ними, стараясь думать только о том, какую боль, должно быть, она испытывает. Заодно, взял в руки свои старые синие тренировочные штаны, оставшиеся ещё с детства и более-менее соответствующие размеру Сакуры, и осторожно одел их. Поднявшись, он развёл в стороны полы жилетки, нащупал ладонями застёжку розового девичьего лифчика и расстегнул её. Бретельки, чтобы не травмировать кожу рук, он просто разрезал. Откинув в сторону этот испорченный предмет гардероба девушки, он быстро запахнул безрукавку у неё на груди, стараясь не обращать внимания на её белую гладкость, и принялся внезапно ставшими непослушными пальцами застёгивать противные маленькие пуговички.
Саске чувствовал себя таким ничтожеством! Ведь он всегда говорил и делал то, что причиняло ей боль. Хотел спасти Сакуру, но разве не от него самого в первую очередь и стоило бы её спасти? "Наверно, приводить её в этот дом было не самой лучшей идеей», — запоздало подумал он, — «слишком много плохих воспоминаний». После всеобщего переодевания Учиха отвёл свою гостью на кухню и усадил на стул около стола. Пока он возился с ужином, Сакура попыталась использовать свою менее повреждённую левую руку для лечения правой. Чакра тонким зеленоватым свечением высвободилась из пальцев, но тут же погасла. Похоже, ладони все ещё были слишком покалечены для этого.
Девушка попросила стакан воды, так как знала, что людям с ожогами предписывается много пить, и Учиха медленно поил ее, осторожно смахивая прозрачные капельки, падающие на подбородок Сакуры.
Саске поставил на стол две тарелки, передвинув свой стул поближе к Харуно и медленно поднёс к её лицу рисовый шарик. Что-то невыносимо интимное есть в этом — когда мужчина кормит тебя с рук. И девушка доверчиво приняла то, что он ей предложил, медленно прожёвывая и глотая, стараясь пересилить чувство тошноты, рождаемое болью.
— А ты уже не такой ужасный повар, как раньше, Саске, — осторожно улыбнувшись, произнесла Сакура.
— Были хорошие учителя, — ответил он, поднося пальцы, которыми только что её кормил, ко рту и медленно их облизывая. И еле сдержал вздох облегчения, ведь если она еще способна шутить, значит, не все так плохо. Но и не так замечательно, как хотелось бы, Саске слишком хорошо понимал, что бутылка с кислотой, спрятанная подальше от глаз, оказалась в руках Сакуры не случайно. Неужели она хотела отомстить ему за то, что бросил ее когда-то? Или это еще один способ навредить себе, как тогда, в лесу? Ответы на мучившие его вопросы нужны были сейчас, незамедлительно, но Учиха много лет учился терпению, и сейчас этот навык использовал.
— Что будет дальше? — устало спросила Харуно, словно ответ и вовсе был ей неинтересен.
— Ты выздоровеешь. А пока это не произошло, позволь мне позаботиться о тебе.
— Похоже, «забота» — это новое слово в твоём словаре, не так ли?
— Как и многие другие, — загадочно ответил он, глядя куда-то вдаль. Возможно, когда-нибудь он будет готов сказать ей те слова, что она так от него ждет?