Алая нить. Любящее отчаяние.

Ханаби судорожно дышит и несколько секунд тупо смотрит на белую стену напротив, приходя в себя. Но потом перетянутая бинтами рана на животе напоминает о себе такой болью, словно кто-то решил сделать ещё одну тупым каменным ножом, и девушка крайне осторожно, стараясь не делать лишних движений, ложится обратно на смятую подушку. И поделом - нечего так вскакивать. Ещё удивительно, как рана от этого не вскрылась. Всё же в Конохе очень хорошие медики.
В открытое окно влетают несколько тёмно-зелёных древесных листьев; с оживленной улицы доносятся голоса. Младшая Хьюга пересчитывает мелкие трещинки на потолке. Хочется закрыть окно – ей надо подумать, а сторонний шум сильно мешается – но так как голова тоже обвязана двумя-тремя полосками бинтов, то рисковать, поднимаясь, она не будет.
Девушка прокручивает в голове слова Рикудо снова и снова и, несмотря на то, что в точности их помнит, не может понять их смысла. Вроде бы и звучание знакомое, и слоги, но складывается это всё в отменную чушь, будто сеннин говорил на другом языке.
Вполне возможно, что так оно и было. Как только встанет на ноги, надо будет не забыть заглянуть в библиотеку.
Шаги, а точнее, слоновий топот нескольких пар ног быстро выводят её из задумчивости.
Первым в палату врывается Конохомару, и именно его голос первым ударяет по перепонкам. За ним прибегает Моэги, после смущённо улыбающийся Удон. Комната наполняется гомоном, под который Хьюга узнает, как Сарутоби сидел возле неё сутками, без умолку болтая, рассказывая, что произошло в деревне. Как все они волновались и как Конохомару из-за шума вышвырнули из больницы. И как они потом лазили к ней через окно, пока клон Моэги забалтывал дежурящую Харуно.
Жизнь бьёт вокруг ключом, проносится вихрем, и это настолько заразительно, что сопротивляться сил противиться этому не остаётся. Ханаби привычно хмурится, неодобрительно поглядывает на слишком шумного Конохомару и отмахивается от сыплющихся на неё вопросов.
Через некоторое время, когда все более-менее унимаются, проходит сестра, молниеносно подлетает к ней и заключает в осторожные объятья, боясь повредить ранение. Когда Хината отстраняется, в её глазах блестят слёзы, вот-вот расплачется. Но в это же время сам господин Шестой Хокаге поощряет их своим присутствием, так как по всей Конохе искал будущую жену, и девушка быстро вытирает непрошенную влагу рукавом. Наруто искренне рад, что с ней всё в порядке – кажется, ему вполне достаточно того, что она дорога Хинате; с другой стороны, он одинаково переживает чуть ли не за каждого жителя порученного ему селения.
Поэтому вновь становится дико шумно.
- Что здесь происходит? – спрашивает Шизуне, вероятно, пришедшая на звук. Позади неё маячит Сакура.
- Это же больница, имейте совесть, - возмущается она.
За Сакуру говорит её репутация, поэтому все быстро затыкаются. Ну, почти все...
- Конохомару!!!
- Наруто!!!
- Наруто-кун!
- Ох...
Двойной удар с последующим двойным нокаутом становится кульминационной частью пробуждения Ханаби. Кажется, и Моэги, и Харуно слегка перестарались.
- Ну зачем ты так? – спрашивает Шизуне у Сакуры. – Он же молчал.
- Не знаю, - девушка пожимает плечами. – Рефлекс?
- И что теперь делать? Ему ж работать надо...
- Я тут в соседней комнате нашатырь видела... – заминаясь, смущённо шаркая ножкой, говорит Моэги. - Можно попробовать привести их в чувство.
- Можно, - соглашается Сакура. – Бери этого.
И Удзумаки Наруто покидает поле боя, утащенный за шкирку в коридор. Моэги по-тихому смывается следом, унося с собой Конохомару. Хината виновато улыбается и спешит их догонять, пообещав зайти ещё.
- И откуда, интересно, она знает про нашатырь? – задумчиво произносит Шизуне, после чего обречённо вздыхает и, запретив Ханаби вставать с постели, уходит.
Младшая Хьюга ещё некоторое время болтает с Удоном, пока тот, пожелав ей поскорее выздороветь, не выходит через окно. Оставшись в одиночестве, девушка смотрит ему вслед и ругает себя за то, что забыла попросить притворить раму.

Ханаби выписывают через два дня. В перерывах между перевязками, девушка всё это время мучает себя, пытаясь понять, что могли означать услышанные во вспышке света слова, но без толку.
И поэтому после выписки, отчитавшись дома перед отцом, младшая Хьюга наскоро принимает душ и переодевается на своей небольшой квартирке, в которую съехала от клана и большого количества людей около месяца назад, и буквально несётся в библиотеку.
Женщина, до этого копающаяся в гигантских фолиантах, внимательно выслушивает её и заправляет прядь светлых волос за ухо. Потом, что-то бормоча, уходит куда-то вглубь. Чем-то она напоминает Удона: то ли очками, толи характерной сутулостью. Только вот очки ей совершенно не идут, а ещё она очень бледная от постоянного сиденья над книгами.
Возвращается она быстро; в руках у неё вместо свитка, книги или чего-либо подобного находится кассета, которую женщина вставляет в допотопный магнитофон. После длительных безликих помех, из динамиков начинает говорить дребезжащий старческий голос, но Ханаби не понимает ни слова. Правда, речь довольно знакомая.
- Это... очень старый диалект. Запись тоже старая – ей уже лет двадцать.
- Кто это говорит? – Хьюга кивает на магнитофон. Женщина пожимает плечами.
- Не знаю. Вроде, был какой-то старик... Слышала, что запись сделали, когда ему уже за сотню перевалило. Как сделали запись, так он и помер.
- Ясно, - сухо говорит Ханаби и, коротко поблагодарив, выметается раньше, чем у неё успевают что-либо выспросить.
Получается, что сейчас нет ни одного человека, говорящего на этом древнем диалекте. А если и есть, то найти его не представляется никакой возможности.
И вдруг девушка останавливается. Замирает на месте, ухватываясь за эту последнюю ниточку.

Рикудо, Великий Мудрец Шести Путей.
Носитель десятихвостого, разделивший этого сильнейшего демона на девять частей, обладающих личностью и сознанием.
Девять частей...

У кабинета Хокаге младшей Хьюга удаётся взять себя в руки, подавив лихорадочное волнение.
Короткий стук, и она входит, не дожидаясь ответа. Наруто поднимает голову от кипы бумаг: выглядит он несчастно и озадаченно.
- Хокаге-сама, можно обратиться к вам с немного... – пауза, - необычной просьбой?
Удзумаки краснеет, до сих пор не привыкнув к такому официальному обращению.
- Ну... давай.
- Можно мне переговорить с девятихвостым лисом?
- С Курамой?
- С Курамой.
Наверное, к Наруто не часто обращаются с такими просьбами. Хотя скорее всего, это первый такой случай, а она – второй человек, который вообще пожелал вступать с демоном огня в какие-то разговоры. Поэтому молчание несколько затягивается.
Вдруг взгляд Шестого становится расфокусированным. Но, к счастью, ненадолго.
- Валяй, болтайте.
- Правда можно? – удивляется Ханаби
- Ага. Ну...
Парень откидывается назад и закрывает глаза. А когда открывает, Хьюга видит огненно-алую радужку.
- Чего тебе?
Девушка вздрагивает от неожиданности. Голос лиса, хриплый, низкий, с интонациями насмешки и нескрываемого превосходства, пробирает до самых костей.
- Вы не можете кое-что перевести, Курама-сан? – в должным почтением просит она.
Удзумаки вопросительно приподнимает бровь. Кажется, лис заинтересовался.
- А ведь этот придурок никогда меня так не называл...
- Что?
- Ничего. Что переводить?
Ханаби повторяет всё слово в слово, надеясь, что нигде не ошиблась и не перепутала ударение.
В этот раз глаза Курамы выражают искреннее удивление.
- Откуда... А, чёрт с тобой! - он нашаривает на столе какую-то бумажку и вслепую рисует на ней несколько иероглифов. – Забирай и проваливай!
- Эй! – возмущается Наруто. Со стороны это выглядит так, будто парень перебивает сам себя.
Завязывается спор. Зрелище крайне занимательное, так как перенести всю перепалку в своё подсознание у Наруто либо не получается, либо он просто увлёкся.
Когда руки Удзумаки складываются в печать, и появляется клон, Ханаби понимает, что пора сваливать. Девушка берёт злополучную бумажку и под шумок намечающейся драки незамеченной выскальзывает за дверь. Там она прячет её в сумку с оружие и делает знак стоящим у дверей АНБУ быть осторожней, на что они понимающе кивают. Видимо, такие стычки возникают уже не первый раз.

И этот человек – глава деревни?
Хотя Ханаби уже давно убедилась в том, что легендарные личности проявляют свою легендарность лишь в минуты долга или опасности.

Перед тем, как узнать содержимое той бумажки, младшая Хьюга закрывает дверь дома на ключ изнутри. На всякий случай.
Достаёт бумажку. Читает.
Читает снова. Читает много-много раз, а самой хочется взвыть.
Идиот.
Девушка хочет разорвать этот клочок, разрезать на крохотные кусочки. Но не может и никогда не сможет, о чём прекрасно знает.

Рикудо, ты идиот! Ненавижу тебя!
Ненавижу-ненавижу-ненавижу!
Зачем ты это сделал?
Мог бы и промолчать...
Мог бы подумать, как я с этим жить буду!
А?!

Ханаби и не замечает, как мягко сползает по двери на пол, а уж как прячет записку в карман и вовсе забывает.

Ханаби не выходит из дома весь день, и следующий, и ещё два дня, не ощущая желание что-либо делать, кроме как бессмысленно пялиться в потолок. К ней кто-то приходит, стучится и пытается выяснить, что произошло, но Хьюга всем говорит, что всё в порядке.
В порядке ведь, правда?
Ранним утром четвёртого дня Конохомару с грохотом выламывает дверь.