Алая нить. Ночное бессилие.

С одной стороны – холодно. С другой стороны – на ней такой слой грязи, что Ханаби всё же не выдерживает, перестаёт ёрзать и плетётся к мелкой речке неподалёку.
Главное – обойти как можно дальше и незаметнее костровище, вокруг которого вповалку спят все старшие шиноби, кроме Нара Шикамару. У сорвавшегося Нара Шикамару отдельные пряди выбиваются из общего хвоста, а взгляд, безумный, пронзённый полузабытой злостью и болью, блуждает по темнеющим в сумраке ранней ночи ветвям. Трём пленным повезёт, если Ибики не позволит Шикамару участвовать в допросе.
А Морино позволит, потому что ему наверняка интересно узнать что-то новое о таинственных силах состоявшего в стёртой с лица земли организации Акацуки фанатика.
Нара Шикамару сейчас слишком похож на главу отдела пыток и допросов, в особенности после того, как, избивая, убил четвёртого пленника, поэтому никому не хочется приближаться к нему без надобности.
Младшей Хьюга тоже не хочется, поэтому она активирует Бьякуган и делает длинный крюк вокруг джонина, от усталости всё равно спотыкаясь в темноте.

Если бы в её маленькие ручки попал бы ослабленный и связанный Учиха Обито, то Ханаби применила бы всю свою фантазию.
Если бы перед ней вдруг появился бессильный, но состоящий из плоти и крови Учиха Мадара, то Ханаби применила бы нечто необычное.
Тонкие пластинки под ногти.
Выдирание нервов.
Воздействие на тенкецу.
Хьюга гораздо более мстительны, чем Учиха.

В долине гораздо теплее, чем было в крепости, но, когда Ханаби сбрасывает с себя одежду и быстро, не давая мурашкам побежать по спине, прыгает с камня в воду, то первые несколько мгновений е неё сводит зубы.
Девушка выныривает из тёмных вод, за пару вздохов учится заново дышать и быстро проплывает до другого берега. А потом обратно. И так несколько раз, два круга, три, семь, пока конечности не перестаёт жечь холодом, а к Хьюга не возвращается способность нормально мыслить.
Кинув взгляд на алеющее на западе небо, Ханаби ныряет. На этот раз, когда она привыкла к воде, гораздо лучше, но теперь всё ещё работающее доджитсу улавливает, как от её кожи воде расходятся мутные грязные круги. Девушка кривится и ожесточённо трёт руку. Муть становится больше.
Ханаби плавает настолько хорошо, насколько это необходимо рядовому шиноби, поэтому неторопливое скольжение в водной глади ничуть не утомляет. Периодически она останавливается, ныряет и трёт волосы, надеясь сделать их хоть немного чище.
Когда Хьюга заканчивает с соблюдением личной гигиены, уже совсем темно и ещё более холодно, но, даже натягивая прямо на мокрое тело – вытереться-то нечем – лёгкую одежду и подпрыгивая на месте, чтобы согреться, она не жалеет.
Девушка считает, что холод – это достойная плата за чистоту тела и мыслей.

Вода уже не стекает с волос за шиворот, но голова всё ещё мокрая, поэтому ничего удивительного в том, что мёртвый сон Ханаби разрушен простым ознобом, нет, но просыпаться ей было очень досадно, так как снилось что-то хорошее и тёплое, неуловимо солнечное.
А теперь девушка вынуждена выбивать зубами барабанную дробь и, нахохлившись, ждать далёкого утра, изредка проваливаясь в зыбкую полудрёму.
Конохомару может передвигаться тихо, когда надо, Хьюга точно это знает, но когда это не надо, он шаркает нарочито громко.
- Замёрзла? – без предисловий спрашивает он, после чего, не дожидаясь её ответа, плюхается рядом и сгребает в охапку. У Ханаби нет ни сил, ни желания возражать, к тому же врождённое благоразумие подсказывает, что это единственный способ согреться. Сарутоби окутывает тонкий запах грецкий орехов, пробивающийся сквозь пыль и кровь на руках, а так же запах дыма.
Концы потрёпанного шарфа щекочут девушке нос, и она громко чихает.
Конохомару улыбается. Он всегда улыбается.
- Опять курил, - не спрашивает, но утверждает Хьюга.
- Да ну... не то, чтобы...
- Тебе идёт.
Это не комплимент – это её личное мнение. Просто Конохомару так выглядит серьёзней и старше.
Почти красивый.
К тому же, внук Третьего Хокаге никогда не курит просто так, и именно поэтому ни один человек, будь то гражданский или шиноби, ничего ему не скажет по этому поводу, несмотря на его возраст.

Шиноби рано перестают быть детьми – общеизвестный факт.
Некоторые детьми никогда и не были – пережиток прошлого, хотя не такого уж и дальнего.
«Это потому что помрём раньше, зато не постареем», - ещё одна глупая джонинская шуточка, над которой все смеются с преувеличенной искренностью.

Руки Сарутоби чуть вздрагивают, а изначально не дружеское объятие становится чуть крепче, чем следовало бы.
- В порядке? – буднично спрашивает Ханаби.
Парень коротко кивает и кусает нижнюю губу, поэтому девушка утыкается носом ему в грудь, чтобы не видеть этой разбитости.
Хьюга не дура.
Хьюга не будет обманывать себя, так же как и не будет давать ложных знаков и надежд.
Просто день получился очень длинным, и Ханаби уста-а-ала – жуть, с места не сдвинуться; а Конохомару нужно за что-то уцепиться, чтобы не думать ни о жутком знаке проклятого бога, ни о смерти Асумы, поэтому парень путается пальцами в её отросших до середины лопаток волосах и мёртвой хваткой прижимает к себе трясущимися руками.
Хьюга клянётся самой себе, что никогда не будет об этом вспоминать, и проваливается в беспробудный сон без сновидений, который обязан продлиться, по крайней мере, до начала нового дня.