Белые лилии. Часть 14

Глава шестнадцатая.

Правильно ли он поступает? И что ждет его впереди? Эти два вопроса не вылезали из головы, отравляя разум.
И да, и нет – очевидного ответа не было, сколько он ни размышлял. Саске чувствовал, что поступил неправильно, но где-то в глубине души ему подсказывало что-то неизвестное, что другого выхода нет. И счастливого будущего тоже не будет.
И все же, наперекор решениям и стремлениям Саске, память воспроизводила картины прошлой ночи. Перед мысленным взором ясно появлялось, словно из тумана, лицо Сакуры. Полуулыбка на её губах и в то же время нахмуренные, словно от боли, брови. Может, она чувствовала в тот момент, что он покинет её навсегда?
Саске знал, что лучше ему об этом не думать, но сердце не унималось. Он был удивлён, что его душа стала так остро реагировать и ощущать. Словно ожила.
Юноша стоял перед входом в аэропорт. Он ведь прекрасно знал, что ему даже билет купить не удастся. Нет документов. Какой смысл тогда было вообще сюда ехать и строить планы? Убежать не удастся.
Нет. Он не мог так просто убежать, скрыться от проблем.
Теперь парень точно понял, что поступает неправильно. Убежать от проблем не значит их решить.
Впрочем, сейчас он считал, что Сакура его проблема. Она была скорее средство, чтобы забыть эти заботы. И поэтому расставание с ней обрекало его на вечные думы об этих делах.
Он бежал от своего недавнего прошлого, думал, что сможет все так легко перечеркнуть, но теперь понял, что его руки от крови не отмоются.
Все эти мысли угнетали его, вызывали головную боль. Саске чувствовал, что ещё чуть-чуть - и мозг взорвется. Он попытался вновь обдумать то, как ему достать билеты или найти другой способ покинуть Токио, но эти мысли нисколько не унимали воспаленный мозг - только создавали лишние проблемы.
К тому же толпа людей, снующих мимо него, лишь добавляла масла в огонь. Саске чувствовал во всем теле небывалую слабость, в душе – опустошение, в голове – тяжесть.
В такие минуты стоило умереть.
Надо было умереть.
Мучительно хотелось это сделать.
Он подумал о вокзале. Вновь и вновь разум возвращался к этой мысли, находил её само собою разумеющеюся. Она не выходила из головы, сидела где-то внутри, всегда готовая вылезти на свет, когда душу мучила безысходность. И вот теперь эта мысль опять прорвала себе путь, сквозь тысячу хаотически пляшущих в его голове догадок. Такая обыденная, простая, привычная мысль.
Он всегда считал, что нет ничего проще, чем броситься под поезд. Парень также знал, что когда эта фантазия возникала у него в голове, он не мог её осуществить. Но все же она почему-то непрестанно появлялась и, словно железные оковы, овладевала им.
Он повернулся спиной ко входу в аэропорт, смирившись с тем, что билет ему все равно не удастся купить.
А теперь куда? На вокзал? Прийти туда непонятно для какой цели, простоять час, два, до вечера и так не решиться покончить с собой?
Юноша глубоко вздохнул. Апатия ко всему завладела им. Невероятная усталость и раздражение отразились на лице.
Может зря он ушел, порвав все связи с прошлым? Может, стоило просто оставить Сакуру?
Но толку от сожалений никакого не было. Надо было что-то делать, нельзя просто так стоять и жалеть о случившемся. Ему просто надо уехать отсюда. Навсегда.
Он шёл, смотря под ноги, на сказочный белоснежный покров, устилавший всю землю. Да, вчера пошёл снег, окутал весь город холодом. Саске смотрел на этот снег словно в бреду, этот белый цвет больно резал взгляд, но не видеть парень не мог. Он и сам не знал, почему его так привлёк этот снег.
Он стал идти быстрее. Нервно шагал, среди серых безразличных спин толпы. Словно призраки, они появлялись из ниоткуда и мгновенно растворялись.
Это ведь был самообман. Всё это. Жалкий предлог, что ему всё надоело и пора всё бросить. На самом деле, он просто себя обманывал. Хотел бросить её, хотел уйти не от своей никчемной жизни, а от Сакуры. Но бросить её так просто, без какого-либо предлога не мог.
И теперь, признавшись себе в этом, он был в замешательстве. Ноги шагали, несли его куда-то вперед, а в голове была полная сумятица. Что он делает, что теперь с ним будет? С жизнью, точнее, с его существованием?
Иного выхода не было. Теперь надо было только уехать, оставив всё, как есть. То есть окончательно бросить всё, что его держит в этом городе. Пустые поиски своего прошлого ничего, кроме лишней боли, не принесут, возвращение к своей деятельности вселит в душу ещё большую ненависть к себе и ко всему миру, а возобновление бесплодных встреч с Сакурой просто-напросто погубит обоих.
Но как всё это объяснить сдавленному в тисках сердцу, которое отчаянно бьется, разрываясь изнутри? Саске вдруг захотелось крепко схватиться за ткань куртки в области груди. Может, этот жест как-то уймёт рвущую на части боль?
Да, ему было больно, и он перестал это от себя скрывать. Он давно с этим свыкся, но ещё никогда не поддавался этим тяжелым приступам. Приступам неконтролируемой ноющей в груди боли, которая рвёт на куски всё существо, которая, как припадки эпилепсии, длится долго, желая задушить, уничтожить сердце.
Ему нужно, просто жизненно необходимо попасть на вокзал. И неважно, что там сейчас много людей: никого не волнует его состояние.
Внутри что-то надломилось, словно кто-то взломал крепко запертую дверь и выпустил из клетки страшного дикого зверя. И сейчас этот зверь бушевал у него внутри, громко рычал, рвал на мелкие кусочки душу. Саске было мучительно больно. Будто к коже прикладывали раскаленное железо, протыкали всё тело иглами. Медленная, мучительно убивающая боль.
Ко всему этому примешивалось внезапно возникшее дикое желание быть с кем-то. Сейчас он больше остального нуждался в ком-то.
А рассудок заставлял за это себя ненавидеть. Все рухнуло в один миг. Он сорвался. Позволил себе маленькую слабость, которая повлекла за собой огромные последствия. Юноша стал жалеть себя, выпустил боль, долго ютившуюся в глубине его сердца, позволил тайным своим желаниям вылезти наружу, парализовав собственную волю. Он слабый. Саске совершил самую большую ошибку в своей жизни – позволил себе слабость. И ненавидел себя за это.
Он смотрел сквозь призрачную дымку боли, которая окутала мозг, на безразличный мир, полный холодных людей. Их лица-маски мелькали перед его взором, насмехаясь над ним. Ему казалось, что каждый в этой толпе знает о том, сколько всего он совершил за свой маленький год сознательной жизни. Как будто каждый знал, какой грех лежит на нём. Какой слабости он поддался и куда он сейчас направляется. Каждый знал, и, что хуже всего – каждый его за это презирал.
Попытки убедить себя в том, что всё это абсолютный бред, увенчивались неудачей, и воспаленный мозг продолжал играть с ним злую шутку.
А ноги всё куда-то его несли, сквозь этот поток тепло одетой толпы.
Зазвонил мобильный, вырвав Саске из цепких лап собственных ощущений. Словно эхо, донёсся до него звук мелодии звонка. Он вздрогнул и остановился, как будто только что проснулся. Звонят. Ему.
Не было никакого желания брать трубку, ему всё равно, кто бы там ни звонил. Однако рука сама потянулась в карман, извлекла оттуда кричащий аппарат и приложила его к уху, нажав на кнопку, принимающую вызов.
В трубке раздался ненавистный ему голос, который он надеялся забыть так же, как и его обладателя. Саске почудилось, что он сразу же увидел лицо, что всегда мечтал украсить многочисленными ушибами и синяками. Голос Кабуто, словно из пещеры, звонко и громко сообщил ему:
- Твоя девочка у нас.
Саске не сразу понял, что имел в виду этот очкарик, так как пытался справиться с чувством накатившей на него ненависти, которая заставила ладони сжаться в кулаки. Но когда смысл этих ехидно произнесенных слов дошёл до него, он застыл. Казалось, даже перестал дышать. Ведь больше всего на свете, он хотел, чтобы этого не случилось.
Он не был удивлён или напуган. Саске знал, что уходя от Орочимару вот так просто, подвергает опасности Сакуру. Но почему-то надеялся, что ей ничего не будет угрожать. Ведь никто, кроме них обоих не знал, что действительно связывает их души. Но теперь, когда всё тайное стало явным, когда этот Орочимару каким-то образом узнал обо всём, парню стало не по себе.
- Что собираешься делать? – дрожащий от сдерживаемого смеха голос, вновь послышался в трубке. Саске стиснул зубы, пытаясь сдержать рвущийся наружу, полный ненависти, крик. Больше всего на свете сейчас хотелось громко ругнуться, назвать этого очкарика непечатным словом.
Кабуто словно видел его, несмотря на большое между ними расстояние. Он ясно представлял себе реакцию на каждое сказанное им слово, поэтому решил долго не играть и произнёс:
- Ты ведь догадался, что тебе нужно сделать?
- Да, - сквозь стиснутые зубы ответил Саске.
- Вот и отлично, - произнёс Кабуто, после чего в трубке послышались гудки.
Юноша почти минуту держал телефон возле уха, слушая прерывающиеся, короткие, ненавистные гудки. То, что сейчас произошло, не могло уложиться в его голове. Он знал, что этим может всё обернуться, почему не предотвратил всё это заранее?
Да, некуда бежать. Выхода не существовало. Он не может просто так взять деньги и порвать все счёты со своей прошлой жизнью. Парень, конечно, мог наплевать на Сакуру, оставить её на произвол судьбы, но от одной только этой мысли он бесконечно себя ненавидел. Ненавидел даже за то, что подобная мысль каким-то образом уместилась у него в голове.
Он медленно отнял от уха телефон и положил его обратно в карман. А затем зашагал, как ни в чём не бывало, куда-то вперёд. Никто не должен знать, что у него сейчас творится в душе.
Саске медленно, но уверенно брёл в бесконечной толпе, смотря в непонятную точку, пытаясь собрать воедино разбежавшиеся мысли. Сакура у Орочимару. Он должен вернуться, чтобы её отпустили. Но сердце подсказывало, что не всё так просто. Тут был какой-то подвох.
Парень знал, что сейчас ноги несут его к зданию базы, находившейся почти на другом конце города, но он совершенно перестал понимать, как они ещё могут двигаться. Он был парализован. Не от удивления, а от смятения; от незнания, что теперь ему делать. Он не хотел возвращаться туда, но обстоятельства вынуждали.
Саске привык вытягивать эту слабую, никчёмную девушку из неприятностей, привык постоянно её защищать, но почему-то сейчас он шёл на её помощь как будто нехотя.

Сакура очнулась неожиданно. Она распахнула глаза и мгновенно поморщилась от увиденного резкого света бледной лазерной лампы, что была прикреплена к потолку. Девушку тут же атаковала головная боль, и руки заныли оттого, что были связаны. Она лежала на спине со связанными запястьями. Жесткая верёвка сильно натирала кожу, мешала циркулировать крови, поэтому Харуно вскоре почувствовала, как пальцы начинают неметь. Она попыталась сесть, но головная боль помешала делать какие-либо движения. Девушка просто вздохнула и закрыла глаза.
Хотелось умереть. Прямо тут, на этом холодном грязном полу какого-то подвала. Она опять попала в какую-то передрягу и теперь могла себя смело называть магнитом для неприятностей. Её волновал только один вопрос. Почему она здесь оказалась? Что она сделала, кому напакостила?
Саске не придёт. Не защитит. Второго чуда не будет.
Она почувствовала, как из глаз потекли слёзы. Тут она и умрёт, наверное.
И теперь, лёжа на грязном, пыльном и холодном полу, с закрытыми глазами, с мокрыми от слёз ресницами, она вспоминала его особенный запах, его мягкие холодные руки, его лицо, его голос. А что ей ещё оставалось делать?
Она подумала о том, что они, наверное, могли бы провести вместе ещё немного времени. Хотя бы на пять секунду больше, чем им предназначалось. Но он ушёл навсегда, и она теперь умрёт здесь. Лучше смерть, чем это вечное прозябание в сломанной жизни.
Пальцы немели, она пыталась их сжимать, чтобы кровь вновь стала циркулировать, но движения получались настолько вялыми, что Сакура вскоре бросила это занятие. Смысла она не видела. Зачем крови бежать по венам, зачем сердцу биться, зачем ощущать пульс, если не будет рядом человека, с которым она хотела прожить вечность?
Голова начинала болеть, так как уже достаточно долгое время ощущала под собой лишь твёрдый холодный пол маленького подвала. Сакура не понимала, где она находится и даже не хотела это знать. В сущности, ей было всё равно. Она думала о том, сколько часов она была вместе с Саске. И жалела сейчас, что не считала секунды, проведённые с ним. Ведь эти секунды так быстро растворились, исчезли, их уничтожило время, как атомная бомба уничтожает всё живое.
Это её последняя зима. Она была в этом почему-то уверена. И больше всего она сейчас желала, чтобы её поскорее убили.
Зачем думать, зачем о нём вспоминать, зачём проживать эту бессмысленную жизнь, которая отнимает все силы? Уж лучше пусть всё её существо обратится в пепел, чем так бессмысленно будет существовать.
Она ни о чём не жалела. В голову не закрадывалось ни единой мысли о сожалении. Было только убеждение, что её жизнь была такой же, как и у других. Зачем о ней тогда жалеть?
Хотя и было в её жизни то, что, наверное, выделалось на фоне других. Какая ещё девушка может похвастаться тем, что её возлюбленный - преступник? Сакура горько усмехнулась. Она так и не поняла до конца истинных мотивов Саске. Он ушёл от неё, а зачем? Почему не мог иначе, и почему она так легко смирилась с этим?
Она любила его. Но только сейчас поняла, что была эгоисткой в своей любви, что старалась всё делать лишь для своего блага. Она нуждалась в нём. Он нуждался в ней. И они были вместе только потому, что оба являлись эгоистами. Саске, словно вампир, высасывал из неё все жизненные силы. Когда он обнимал её, ей всегда помимо любви, казалось, что она испытывает боль. А после того, как он уходил, ничего, кроме усталости, девушка не ощущала.
Но пусть даже так. Пусть у них и были отношения, основанные на эгоизме, но она до сих пор в нём нуждалась. Ей было тяжело дышать не из-за спертого воздуха этого ужасного, нагоняющего отчаяние подвала, а от того, что Саске не было рядом.
Да, лучше умереть, чем жить так.
Страх сковывал сердце, холод обволакивал тело. Сколько ей ещё вот так лежать, ожидая своей участи? Поскорее бы её избавили от этих мучений, ведь разум упрямо сопротивлялся, то и дело твердя, что надо выбираться.
Сакура услышала чьи-то внезапные шаги. В бреду или на самом деле – она не знала. Только сердце забилось тревожнее, в глазах загорелся воинственный огонёк, в теле проснулось последнее желание – просто жить. Девушка попыталась пошевелить онемевшими конечностями, но было тщетно. Она просто уставилась в потолок, терпеливо ожидая своей участи.
А между тем шаги приближались, становились всё громче и отчётливей. Незнакомые, чужие и от того более устрашающие, пугающие до дрожи.
Она вздрогнула, когда дверь открылась. Её голова, словно у куклы безучастно повернулась в сторону лязгающего звука. Харуно увидела фигуру незнакомого человека. Дикий оскал играл на его губах, судя по всему, этот оскал заменял улыбку. Он был высок и производил впечатление безбашенного маньяка. Сакура содрогнулась и испуганно смотрела на незнакомца.
Парень внезапно присвистнул с неодобряющим видом и проговорил себе под нос:
- Я всегда знал, что у Саске ужасный вкус.
Упоминание дорогого имени заставило Сакуру вздрогнуть. Она напряглась и в упор взглянула на незнакомца. Он знает Саске.
Парень вновь оскалился, запер дверь в комнату изнутри и сел на стул, стоящий возле стены. Он скрестил руки на груди и презрительно уставился на Сакуру, изучая её взглядом.
Девушка чувствовала себя неуютно под этим пронзающим её насквозь взором, в котором ясно читались насмешка и пренебрежение. Сакура злилась. Как он смеет смотреть так на неё? Кто он вообще такой? С какой стати он здесь уселся?
- Ничего личного, мне поручили за тобой приглядеть, - словно увидев в её глазах вопросы, которые она задавала сейчас себе, ответил парень, улыбаясь.
Сакура недоверчиво нахмурилась и поспешила отвести взгляд от этого нахального человека. Что её ждёт впереди? Когда уже она умрёт?
Ей пришло в голову, что стоило бы спросить у этого «надзирателя», зачем она здесь и кому понадобилась, но говорить с этим человеком не хотелось после всех его косых взглядов и оскорблений исподтишка.
- Так ты девчонка Саске? – прервал тишину всё тот же ехидный голос. Сакура резко повернулась в сторону его обладателя и, заливаясь краской, старалась уничтожить парня взглядом. Но он только улыбался всё шире, а потом, смеясь, произнёс: - Да, судя по всему, всё так и есть.
Вновь повисла тишина, в течение которой юноша, ехидно скалясь, сверлил взглядом связанную Сакуру, устало сидевшую на холодном твёрдом полу. Девушка, в свою очередь, старалась как можно более дерзко смотреть на незнакомца.
- Я Суйгецу, - наконец, произнёс парень, улыбаясь. – А тебя как зовут?
Сакура с минуту раздумывала, что ответить на это внезапное проявление вежливости. И в итоге решила, что лучше промолчать. Она угрюмо посмотрела на Суйгецу, всем своим видом показывая, что отвечать не собирается.
- Неразговорчивая какая, - прыснув от смеха, произнёс парень.
- Какая есть, - вырвалось у Сакуры. Она тут же спохватилась и, поняв, что натворила, жалобно пискнула «ой».
Суйгецу громко засмеялся. Его явно забавило всё происходящее здесь.
«Что за клоун?» - подумала Харуно, заливаясь краской.
- Тебе, наверное, интересно, почему ты здесь? – успокоившись, произнёс парень.
Сакура твёрдо себе поклялась после своего прокола не разговаривать с этим типом, но любопытство пересиливало. Она слабо кивнула, вся обратившись в слух.
Суйгецу снова засмеялся, но, видя, что его «собеседница» не настроена на всякое проявление весёлости, быстро успокоился и произёс:
- Нельзя мне разглашать тайны, но они сами виноваты! Знают же, что я не умею держать язык за зубами.
Сакура нахмурилась. Ей не было интересно, кто и что приказал Суйгецу. Она внимательно наблюдала за парнем, желая поскорее получить ответ на свой вопрос.
- Чтобы Саске прибежал обратно, - наконец, произнёс юноша, по-прежнему улыбаясь.
Харуно не совсем понимала, зачем им так нужен Саске, но одно она поняла ясно – она приманка. Сердце девушки забилось быстрее. Если он вернётся назад, это значит, что она ему небезразлична. Вот её шанс на спасение! Глаза Сакуры загорелись, она была почти счастлива от одной только мысли, что Саске за ней придёт. А она была уверена, что он вернётся ради неё. Он не может просто так бросить её на произвол судьбы после всего, что между ними было.
- А ты, по ходу, всерьёз в него втюрилась, - присвистнув, произнёс Суйгецу, наблюдая за тем, как девушка менялась в лице.
Сакура зло уставилась на Суйгецу, густо покраснев. Да, она любит Саске и не на шутку.
В сердце девушки поселилась надежда. Он придёт за ней, всё будет замечательно. Ей даже не пришло в голову, почему за Саске так держатся, кто главарь всей этой шайки, где она находится, она думала лишь о том, что скоро вновь встретит Саске.
Суйгецу безмолвно наблюдал за светящейся от счастья Сакурой. Он думал сейчас только о том, что мог найти Саске в этой тощей болезненной девушке, ведь даже несмотря на яркую наружность по ней не скажешь, что она красавица. Впрочем, ему всегда был непонятен Саске, так что вполне можно ожидать, что он спутается с подобной девицей. Но променять ради такой, как она, всю эту жизнь, столько денег – у него в голове не укладывалось, насколько глупым надо для этого быть. Девушки приходят и уходят, а деньги и свобода всегда будут в цене.
Парень засунул руку в карман и извлёк оттуда пачку сигарет. Только он, улыбаясь, зажал одну смертоносную палочку между зубами, как почуял на себе недобрый, пронзающий насквозь взгляд Сакуры. Он удивлённо на неё уставился, вопрошая взглядом, отчего она вдруг стала такой мрачной. А девушка, в свою очередь, нервно выдохнула и произнесла сквозь зубы:
- Не надо при мне курить.
- Ишь, какая неженка! – недовольно пробурчал Суйгецу и, встав со стула, прошёл к выходу. – Я далеко не уйду, даже не надейся улизнуть, - добавил он, скрываясь за тёмной дверью.
Сакура лишь облегчённо вздохнула. Наконец, этот шут ушёл, пускай хоть всю жизнь стоит и курит там свои сигареты. Сакура впервые была рада одиночеству. Пять минут в обществе этого жуткого человека невероятно вымотали её. Она и сама не знала, почему, но чувствовала невероятную усталость от одного только его взгляда. Не самый приятный собеседник.
Харуно не стала долго задерживаться на Суйгецу, все её мысли обратились к Саске. Она верила, она была уверена, что он придёт за ней.

А Саске тем временем мучился от непрошенных мыслей. Сердце громко стучало от волнения и тянуло его туда, где сейчас находится Сакура, а мозг выдавал нелепые, жестокие планы действий. Оставить эту девчонку на произвол судьбы и преспокойненько уехать куда-нибудь. В конце концов, у него есть деньги. И он может подкупить кого угодно. Вдобавок ему не раз доводилось угонять машины, можно сделать это и сейчас…
Парень боялся себя такого. И он быстро шагал, обуреваемый непонятными смешанными чувствами. Он не знал, почему сейчас шагает так быстро, почти срываясь на бег – то ли желая сбежать от этих ужасных мыслей, искоренить из души страх, то ли спасти девушку, которая столько ему дала. Да и не это сейчас было важно. Он просто шёл, а зачем – не имеет значения.
Не хотелось трястись в людном метро, поэтому он поймал такси. Таксист запросил вдвое больше, когда узнал, что ехать придётся на другой конец города, но Саске не волновала цена. Лишь бы поскорее оказаться в этом жутком здании из красного кирпича.
Тихий уютный салон такси постепенно успокаивал сбившиеся мысли, и Саске стал ясно всё понимать. В машине глухо работало радио, и мелодичная, шипящая от небольших помех музыка словно убаюкивала сердце и душу. Саске успокоился и впервые за всё последнее время всерьёз задумался.
Странно, он думал, что больше никогда не увидит это ужасное здание, и вот он добровольно едет туда. А зачем? Неужели он думает, что его отпустят так легко, когда он отдаст все деньги, которые взял? Нет, он так не думал, ему было всё равно. Он готов вновь стать зависимым от Орочимару, только пусть Сакуру больше не трогают. А уж он точно больше не подойдёт к ней ближе, чем на километр.
Ему нельзя любить. И сейчас Орочимару дал ему ясно это понять. Он отнял у него всё, что с самого начала Саске имел – его прошлое, его имя, его воспоминания. Он подчинил себе его жизнь. И сейчас лишний раз доказал, что Саске весь зависим. Что стоит ему только что-нибудь обрести, как это безвозвратно конфискуют.
Саске горько усмехнулся своим мыслям. Любить? А любит ли он вообще хоть что-нибудь? Способен ли он на такое чистое, возвышенное чувство? Нет, всё его желание обладать проистекает из собственного эгоизма. И это было сейчас печальнее всего.
Он сам виноват. И за совершённую ошибку теперь расплачивается. Но больше парень такого не повторит. Ему ясно дали понять, что он пленник обстоятельств. Он может обладать только остатками жалкой воли собственных мыслей. Этого у него отнять не могут, этого ему должно быть достаточно.
Вновь вернуться к прежней, бессмысленной жизни в мучениях или рискнуть ещё раз? Нет, рисковать он больше не будет. И надеяться тоже.
Ведь жил он как-то до того, как встретил Сакуру. Саске вспомнил, что это была за жизнь, и внезапное желание громко завыть тут же, в этом тихом такси, как подстреленная собака, завладело сердцем. Но выть он не стал, лишь немного нахмурил брови и продолжил созерцать движущуюся картину за окном. Хотя смотрел он, прежде всего, в пустоту своего блеклого отражения на стекле.
Вновь влечь бессмысленное существование, изо дня отгонять от себя желания своей души, полностью подчиниться чужой воле, а потом умереть в один прекрасный день, как бездомная одинокая собака – да, так будет лучше всего.
Но сердце больно сжалось, когда он представил серые, тянущиеся, длинные дни, наполненные пустыми часами. Он будет одинок и жалок. Вдвойне одинок, вдвойне жалок, чем есть сейчас.
И тут мозг стал прокручивать отдельные картины и образы вчерашней ночи. Саске словно в бреду вспоминал выражение лица Сакуры – сладостное и одновременно болезненное. Он ясно представил, как вчера она лежала рядом с ним, чувствовала его тело, бродила руками по его спине. Так ясно вспомнил её поцелуи, её мягкие податливые губы, что ему показалось, словно он вновь переживает всё это.
Юноша тряхнул головой. Он не должен вспоминать об этом. Для него не должно это так много значить. Он ведь никогда не вспоминал других девушек, которые точно так обнимали его и целовали. В конце концов, все они делали это одинаково, чем же Сакура отличается от остальных?
Но думать об этом он не мог. Надо забыть и её, и всё, что связано с ней. Полностью искоренить из сердца её образ, утопить в сознании все мысли о ней, на худой конец – загнать в дальний угол души, чтобы потом в минуты особого отчаяния воскрешать её образ и голос, нежно лелеять его и упиваться, а потом вновь прятать надолго. Может, на всю жизнь.
И как бы больно не было сердцу, Саске смирился с этим. Он должен, так надо, иначе нельзя. И единственное, что он оставит себе - это незабвенный образ, сгусток воспоминаний. Он поблекнет со временем, сгорит, обратится в пепел, а потом и вовсе исчезнет – надо лишь подождать. Так будет лучше.
Он должен, так надо, иначе нельзя…

Прошлое никогда не сотрёшь, не искоренишь. Оно рано или поздно начнёт преследовать тебя.