Бесплатный билет

Дедушка смеялся, когда я рассказывал ему о местном торговце, который был одним из самых богатых людей в городе.

— Я многое слышал о нём, мальчик, — говорил дед, тепло мне улыбаясь и поглаживая облезлого кота по спине. Животное скрипуче урчало, перебирая когтистыми лапами по коленям дедушки. — Он знаменит.

— Он всего лишь грязный мошенник, — недовольно отвечал я, поглядывая на то, что творилось за забором.

Весна наступила месяц назад, но изредка улицы всё равно засыпало тонким слоем снега. Ветер недружелюбно скрёбся в окна, расшатывал незапертые двери заброшенных домов, срывал с голов соседских девчонок шляпки и задиристо утаскивал за собой.
Я сидел на крыльце с дедушкой: я — на нижней ступеньке, он — в своём кресле, у которого ножка почти вся была заклеена скотчем. Мы оба молчали и смотрели за тем, что происходило вокруг. Дед всегда улыбался, смотря плохо видящими глазами вдаль, а я только время от времени фыркал.

Когда я приезжал погостить к деду, я постоянно натыкался глазами на высокого мужчину, в чьей густой темной бороде могла бы затеряться детская голова. Глаза незнакомца всегда казались мне пустыми, безжизненными, по-рыбьи выпученными. Этот мужчина был торговцем, о котором в городе ходило много слухов — и всегда не самых лестных.

— Почему его ещё никто не убил? — как-то не выдержав, спросил я у деда, наблюдая в который раз за тем, как торговец, самодовольно поглаживая бороду, проходит мимо нашего дома. В каждом движении этого человека была напыщенность, вычурность, гнилая актёрская игра. Будто он всем хотел продемонстрировать, какой он важный и каким влиянием он обладает. Я процедил сквозь зубы: — Если бы я постоянно жил здесь, я бы не выдержал...

Дедушка смеялся. Всегда смеялся в ответ на такие слова. Я не понимал его реакции.

— Ты многого не знаешь, мальчик, — говорил он мне, с грустью наблюдая за тем, как облезлый кот спрыгивает с его колен.

Но знал я достаточно. Этот торговец, чьё лицо заплыло жиром, подавил половину города: отнял у кого-то жильё, лишил рабочих мест, обманом вынудил расстаться с крупной суммой денег. Кто-то ему противился, кто-то с легкостью поддавался, но многие бездействовали. Просто позволяли ему и дальше вершить свои грязные дела и лишь облегчённо вздыхали, когда он уезжал куда-то из города. А когда возвращался, всё так же сохранял на своём уродливом, блестящем от пота лице гадкую ухмылку.

— Он хочет лишить вас всего! — говорил я дедушке, а он с улыбкой качал головой и молчал в ответ. Тогда я, отчаявшись, выкрикнул со злостью: — Он убил дорогого тебе человека!

Дедушка замолчал. Уже не улыбался.

Я знал эту историю. Но я не хотел знать о том, что моя семья смирилась со всем в тот момент, когда бабушка умирала, потому что необходимое ей лекарство было невозможно купить, ибо аптеку прибрала к рукам эта ныне разбогатевшая мразь. Мама говорила: «Он сказал, что больше это не продаётся — и рассмеялся». Вот так вот просто.

— Как вы это терпите? — бессильно спросил я у деда, когда мы с ним вновь сидели на крыльце, как и восемь лет назад.

— Мы не терпим, мальчик, — отозвался дедушка, держа в руках потрёпанный кошачий ошейник. Уже никому не принадлежавший. — Мы ждём.

— Ждёте чего? — в недоумении проговорил я, прикрывая лицо от ярких лучей солнца. Дедушка лишь щурился.

— Ты многого не знаешь, — в сотый раз повторил он мне. На его обветренных губах снова цвела непонятная, тёплая улыбка. Дедушка заговорил своим хриплым голосом: — Сейчас этот человек богат. Все его деньги заработаны ложью и человеческой наивностью, но представь, мальчик, какое разочарование его ожидает в конце пути, когда он осознает, что все эти богатства ему не смогут помочь.

— О чём ты говоришь?

— Мы лишь ждём, — сказал дедушка, слепыми глазами разглядывая кошачий ошейник как единственное напоминание о любимом коте. — Мы ждём, когда этот плохой человек забредёт в тупик.

— Но ведь...

Я запнулся. Отвернулся от солнца, что так упрямо светило в глаза.

— Знаешь, мальчик, хуже самой Смерти может быть только билет, который она тебе протягивает. Она может прийти к тебе с пустыми руками, осторожно положить костлявую руку на плечо — и ты поймёшь, что всё кончено. Но если она держит на ладони билет, то ты обязан будешь его взять...

— Что это за билет? — заинтересованно перебил я, а дед хмыкнул.

— Обыкновенная дешёвка. Даже, я бы сказал, бесплатная дешёвка. Она никому не нужна и в здравом уме никто не станет торговаться ради неё. Если она попадёт тебе в руки, то ты станешь её первым и последним обладателем. — Дедушка крепче сжал подлокотники кресла. — Ты будешь обречён, потому что это не что иное, как билет в Ад, который ты не сможешь продать никому даже за целое состояние. Он попросту никому не будет нужен.

Мы замолчали. Дед продолжал улыбаться, поглаживая большим пальцем металлическую табличку на ошейнике, а я пытался понять, что именно всем этим хотели мне поведать.

— Я вижу, — начал дед, — что многие в городе хотят смерти торговца. Но если бы я не знал, какая именно участь его ждёт, то поверь, мальчик, я был бы тем самым человеком, который бы отобрал у него всё.

— Почему... ты плачешь? — растерянно спросил я, но дедушка продолжал улыбаться.