Болезнь души моей

Хаширама, скорбящий

Дождь, грязь и отвращение смешались на земле и в душе Хаширамы. Мужчина не мог точно определить, от чего его тошнит – от ситуации, от того, что всё вот так, или от самого себя. Это неважно теперь. Ему всё равно не с кем поделиться этими переживаниями: нелюбимая жена не поймёт, брат не станет слушать, дети отдалились слишком давно и далеко. Любимая внучка – единственная отрада, но Цуна-чан ещё маленькая.
Хорошо, что ему всегда хватало сил улыбаться ей.
Сенджу вздохнул. Становилось холодно, дождевая вода залилась ему за шиворот, а Мадара и подавно вымок. Домой пора.
Хаширама опустился на колени, осторожно вынул меч из плоти и оставил его валяться на земле. Пачкать им руки не хотелось; Тобирама заберёт, наверняка же, обследует место их сражения. Перевернув Мадару лицом к низкому небу, Сенджу более-менее чистым рукавом обтёр грязь с его лба и скул и бережно взял мужчину на руки.
- Вот так, держись за меня, - шёпотом. – Скоро будем дома, любимый.
Учиха молчал. Бледный, выдохшийся – что ему говорить. Даже голову не мог держать. И дыхание затихло раз и навсегда.

Дом – это не Коноха. Дом – это укромное место к северу на излучине речки. Ещё заметив, что у Мадары отношения с их мечтой складываются скверные, Хаширама начал эту стройку. Показать, правда, не успел, но всё закончил: и кухня есть, и порожек, чтоб удобно переобуваться, и подушки у очага, и ванная со спальней.
Сенджу приходил каждую неделю и отмечал здесь дни рождения Мадары. Электричество работало исправно, в холодильнике – несколько скоропортящихся продуктов, на полке – банка с рисом, на полочке у зеркала – мыло и шампунь. Вода готовая, а нагревать не следует. Мадаре вредно будет сейчас в горячей воде, хуже ему станет. Греться он его под тёплое ватное одеяло сунет.
Раздев и опустив безвольное тело в ванну, Хаширама закатал рукава и включил воду. Даже в ледяной воде шампунь отлично пенился на чёрных волосах. Потекла серо-бурая грязь, кровь. Звуки и запах трав совсем успокоили. Учиха уже не был облеплен грязью. По его телу змеились синяки и ссадины, рана на груди сильно кровила. Сенджу, как смог, исцелил её, ведь прошло меньше двух часов, ведь мужчина умел передвигаться быстро.* Остался маленький аккуратный шрамик. Со спины, должно быть, такой же.
На полке нашлось большое пушистое полотенце. Хаширама сухо на сухо обтёр Мадару и отнёс в спальню. Сенджу уложил тело на большой футон, на двоих по размеру, и дотянулся до полевой аптечки на поясе. Чистые сухие бинты легли на белую кожу аккуратной и филигранно правильной перевязкой, каждую царапину Хаширама продезинфицировал, а синяки обработал заживляющей и анестезирующей мазью. После этого мужчина хорошенько укутал Мадару и, поцеловав в лоб со словами: «Отдыхай, родной», - пошёл на кухню.
В горле стоял какой-то неприятный ком. Наверное, это он дымом от катона надышался. Или пылью, ещё до того, как начался дождь.
Из-за наличия трёх детей и одной внучки** Сенджу стал экспертом по изготовлению рисовой каши. То, что нужно истощённому и израненному Мадаре, когда он проснётся. Это как при болезни. Одновременно Хаширама поставил чайник и подогрел молока.
Мало ли, что ему захочется. Чай этот особый, смешанный из нескольких сортов, Учиха такой любит. А молоко поможет успокоиться, согреться и снова заснуть, не думая о лишнем, чтобы набираться сил.
Ком в горле набух. Трудно дышать из-за этой почки – того гляди, расцветёт и прорастёт. Руки Сенджу почти не дрожали, когда он укрывал еду и питьё полотенцами, чтобы медленней остывало.
Вдруг Мадара уже скоро очнётся и попросит кушать, пить? Беспомощный, беззащитный. О нём заботиться надо будет, присматривать, выхаживать…
В спальне Хашираму передёрнуло от вида Мадары. Слишком мёртвый. Слишком статичная и неестественная поза. Сев на край постели, Сенджу уложил его на бок, согнул не до конца чужие ноги в коленях, а одну ладонь положил под щёку. Помнится, Учиха часто спал именно в таком положении.
А ещё можно было привести в порядок его чуть подсохшие волосы. Хаширама взял со стола гребень с крупными зубчиками и запустил руки в чёрные пряди.
Ему нужно было снова успокоиться, чтобы не сорваться в истерику.

- Вот так, - кивнул Сенджу.
В его голосе чувствовалось удовлетворение от проделанной работы. Мужчина потянулся, мышцы заныли, моля об отдыхе. Правда, без снотворного не уснуть, но оно имелось, сильное.
Тщательно вымывшись, Хаширама прошёлся по дому, гася везде свет. Запер входную дверь, ключ повесил на крючок. Уже снова в комнате мужчина проглотил снотворное – горсть белых таблеток из заранее заготовленного пузырька.
Безвкусные какие оказались.
Боясь растревожить чужой сон, Сенджу не стал забираться к нему в объятья и просто тихо прилёг рядом. Любимое лицо хоть и бледное, но спокойное. Хаширама приобнял Мадару и уткнулся в ещё влажные волосы.
Всё же мужчина заплакал. Сначала тихо, слёзы потекли по щекам, но его не хватило надолго – взвыл не своим голосом, дрожа, сжимая в кулаке пряди волос, кривя лицо, задыхаясь, сжимая навеки уснувшего Мадару руками. Хаширама почти кричал от боли и не мог остановиться. Спустя полчаса ему стало совсем плохо от слёз, и Сенджу совсем потерялся в собственных эмоциях и памяти. Мужчина уже не мог разобрать, от чего плачет – от счастья или горечи, но в итоге, гладя трясущейся ладонью Мадару по голове, выбрал первое.
В конце концов, он же дома. Его любимый Мадара наконец-то дома, вернулся, дурак, а Хаширама так его ждал… Кожу лица чуть стянуло от соли.
- Дома… дома… всё хорошо… ты дома, любимый… - неровным голосом, с улыбкой сквозь истерику.
С искренней улыбкой сквозь искреннюю истерику.
Это немного успокоило, тем более, Сенджу вспомнил, что может его разбудить. Снотворное постепенно действовало, правда, Хаширама почему-то и не мог припомнить, как оно называлось и почему его необходимо принимать в таких количествах. Чуть кружилась голова.
Мужчина вытер лицо, шмыгнул носом и мягко, нежно взял Мадару за руку. Как он поправится, надо будет его вытащить к реке.
- Сладких снов, - шепнул Сенджу и прижался губами к гладкому холодному лбу. Это хорошо, температуры нет.
Хаширама закрыл глаза, чувствуя, как на смену какому-то колючему комку на месте сердца приходят счастливое тепло и покой.
И заснул.

Хаширама, счастливый.

Хаширама немного волновался. Тут такого наболтали про Мадару – и враг, и надо победить, и то, и сё. И брат добавил, но это ж Тобирама! Ему Мадара никогда не нравился. Наверное, особенно добавило то, что в итоге Сенджу всё же ушёл от жены к Мадаре.
Но ведь Учиха под Эдо Тенсей. Разумеется, им кто-то управляет. Говорил же он Тобираме – не изобретать эту технику…
Или не говорил? Хаширама отчего-то не помнил последние годы своей жизни… С момента возвращения Мадары – как туман. Но, быть может, это нормально, и другие воскрешённые тоже не всё помнят, в особенности момент своей гибели. Точно не скажешь, а спрашивать неловко.
И не к месту.
При виде Мадары из головы всё улетучилось. А потом Мадара его позвал:
- Хаширама!
Громко, ярко, враждебно немного, с вызовом на бой. Вот же неприятная техника. Ничего, он Мадаре поможет её преодолеть.
- Иду! – радостно.
Почему-то Учиха выглядел удивлённым. Что-то не так? Конечно, были ещё проблемы, но Сенджу не сомневался, что тут и без него справятся. Столько сильных шиноби, да ещё и трое Хокаге, один из которых Тобирама… Справятся они.
А вот Мадара – это его личное, тайное. Сам и разберётся.
Хаширама и сам не знал, как сдержался, чтобы не броситься к нему и не сжать руками сразу. Наверное, этого не стоило делать при всех. По правую руку выросла стена из переплетённых стволов. Странно, что ещё цветы не распустились – у Сенджу иногда случайно получались в минуты хорошего настроения.
- Не хочешь, чтобы нас видели? – немного шипяще спросил Учиха, щурясь. На дне омутов его глаз теплилось сомнение.
- Это было бы неловко… - пробормотал Хаширама, и не думая взяться за оружие.
Мадара атаковал молча, плотно сжав губы до тонкой бледной полосы. Сенджу увернулся. И снова. И снова. Удары были быстрыми, рваными, но Хаширама отлично знал, как на самом деле мог и умел сражаться его любимый Учиха.
В итоге Сенджу предпочёл просто перехватить его руки.
- Мадара, родной, посмотри на меня, - быстро заговорил он. – Нам не нужно драться, это же просто техника… Ты сильный, сопротивляйся ей.
Мадара онемел. Посмотрел невидящим взглядом. На его лице в одну секунду сменили друг друга тысячи эмоций, которые Хаширама не смог разобрать. Внезапно Учиха резко вырвался, бросился вперёд и опрокинул Сенджу на землю. Мужчина сильно ударился затылком, но то, что он не жив, свело болевые ощущения почти в ноль. Мадара стиснул его плечи, вжимая в землю, и жёстко встряхнул.
- Как ты умер?!
- Мадара…
- Как ты умер?! Говори!
Хаширама коротко вздохнул и честно попытался вспомнить.
Нет, пустота.
- Я не помню, - немного виновато произнёс Сенджу, так как Учиха спрашивал, крича, как будто бы это очень важно. – На самом деле не помню.
Мадара опустил голову, и лица стало не видно за волосами. Хашираме захотелось провести по прядям рукой – успокаивающе, мягко, говоря: «Я рядом, я на твоей стороне». Но пока Учиха так держит, ему не шевельнуться.
- Твоё последнее воспоминание, - удивительно тихо выдохнул Мадара.
- Как ты вернулся домой, - не задумываясь, ответил Сенджу. – То есть… это последнее, что я помню отчётливо… что принёс тебя, израненного, полечил раны и уложил спать. И сам улёгся. Наверное, оно просто самое яркое… Ну, эмоционально.
Мадара молчал, не отпускал.
Вдруг Учиха задрожал. Сначала ладони, но дрожь волной поднялась вверх до плеч и головы. Мадару трясло, как будто в судороге.
- Я же…я же… проснулся…т… тогда…и ты… - сипло выдавливал он из себя слово за словом. Что бы с ним ни происходило – Мадаре было сейчас очень тяжело.
Хаширама ещё успеет узнать, что с ним. Хватка чужих рук ослабла. Сенджу смог поднять руку и бережно погладить Мадару по затылку.
- Ты знаешь, что ты сумасшедший, Сенджу? – глухо. – Ты знаешь, что ты сошёл с ума, идиот безнадёжный?
- Ч-ч-ч… - ладонь соскользнула с затылка на щёку, ласково гладя. – Что такое, родной?
Впрочем, мужчина догадывался. Наверное, контроль Эдо Тенсей сбросился, и Учиха понял, что сделал много того, что не хотел.
Учиха качнул головой и взял себя в руки.
- Нет, ничего, - тихо. – Иди сюда.
Мадара сел, утягивая Хашираму за собой. Сенджу не заметил, в какой именно момент Учиха ловко вытряхнул его из доспехов и мягко прижал к себе, утыкая в плечо. Хаширама повернул голову, пряча лицо и касаясь кончиком носа его уха. Наверное, сейчас они оба холодные, но Сенджу не замечал – одна температура. Мадара опёрся спиной о возведённую Хаширамой древесную стену, и Сенджу почти лежал на нём.
- А это нормально? – осторожно спросил Хаширама спустя пару минут, вспомнив о том, где они.
- Сиди тихо, - спокойно и отрешённо. – Я что-нибудь придумаю, только не мешай.
Хаширама кивнул и закрыл глаза, ощутив ладонью у себя на голове. Мадара ласково почёсывал его загривок и за ухом. Сенджу не сомневался в том, что он снял перчатку.
Конечно же, придумает. Хаширама верил. Один раз уже засомневался, а результат вышел слишком плачевным.
Больше он не повторит этой ошибки. Теперь ему было спокойно.
- Твоё счастье, что мне всегда было жалко душевнобольных, - тихо и как бы между прочим произнёс Учиха.
- Это ты к чему? – немного удивлённо.
- Да ни к чему. Что ж мне с тобой делать-то, а?..
Мадара вздохнул. Сенджу послушно притих.

*Мышечные и жировые ткани ещё два часа (примерно, я не врач) максимум живут без кровоснабжения.
**Будем считать, что Наваки ещё не родился.