Час Конца

От самого рождения ее преследовала Судьба. Сжимала ее тело, сковывала движения, напирала на грудную клетку, мешая дышать. Порой зажимала нос, и она задыхалась, отчаянно молотя руками воздух. Такой доступный и далекий одновременно. Закрывала рот, и она утопала в информации, силясь издать хоть звук. Захлебывалась в слезах, глохла от беззвучного крика. Судьба накрывала ладонями уши, и она умирала от отчаянья услышать хоть что-то. Пусть даже предсмертный хрип.
Судьба никогда не снимала с нее цепей. Они всегда мешали, отягощали борьбу за свободу, часто душили. Она всегда была на привязи. Как последняя шавка. Но никогда не скулила. Изо дня в день молча грызла путы, рвалась на волю, сносила стены приказов. Боролась. И никогда не задумывалась умереть.
Медея родилась править. С первых минут понесла тяжесть венца. Она всегда привязана к трону, окроплённому годами кровопролитных войн и дворцовых переворотов. Ее всегда держат люди. Нищие, богатые, мертвые и живые. По обе стороны. Она навеки заперта в стенах призрачного замка.
Она – Королева.
Она – Проклятье.
Она – Кара.

Медея родилась в полночь. За окном хлестал ветер, ветки голых деревьев были в стекло. Грянул гром, небо на мгновенье вспыхнуло. Погасло. Слуги и челядь зашептались в коридоре. Тихие голоса наперебой тарабанили что-то друг другу. Высказывались.
Небо располосовало молнией, загрохотало. Слуги испуганно притихли. Послышались шаги и постукивание. Звон цепей.
Во дворе завыли собаки. Истошно и надрывно. Снова загремело. Лай усилился, стали слышны рычание и возня. Визг!
– Она пришла! Явилась! Проклятая!
Загремели двери, затопали ноги, пропали шепотки. Тихое дыхание слуг, до того нервирующее хозяев, исчезло. Повеяло холодом, и почуялся жуткий смрад. Собаки заскулили.
Малышка в колыбели замерла фарфоровой куклой. Повитуха склонилась ближе к девочке, проверить, дышит ли юная наследница. Дышит.
Шаги раздались совсем близко, остановились около дверей королевской спальни. Звякнули цепи, и дверь отворилась с мерзким скрипом, в очередной раз предвещающим беду. В темноте дверного проема загорелись огоньки: голубой и зеленый.
Повитуха испуганно попятилась. Она знает – нельзя мешать Судьбе. Когда она приходит, нужно уходить. Бежать! Чтобы не случилось беды. Чтобы дети не остались сиротами. Чтобы не умерли с голоду. Чтобы не замерзли в одну из морозных ночей в белом сугробе снега. Ибо Судьба, коли подарила их, может и забрать.
Огоньки приблизились к колыбели. Загремело, и небо засветилось. Всего на несколько секунд, но этого хватило, чтобы рассмотреть Ее. Маленькую сморщенную старуху, опирающуюся на кривую трость. Ее вязаная хламида свисает к половицам. На Ее шее, руках и ногах стальные цепи. Толстые и длинные, ставшие ее шлейфом за долгие годы. Ее сморщенное лицо изоткано морщинами и царапинами, волосы совсем седые, собранные в тугую косу. И глаза. Горящие ярко, выразительные, пугающие. Жесткие и властные. Мудрые.
Судьба протянула руку к девочке, громко зазвенели цепи. Она будто погладила воздух над Медеей, перебирая пространство пальцами. Так, словно все вокруг, – это нити. Словно под ее ладонью мягкая глина, способная принимать любую форму.
– Пощадите! – повитуха бухнулась на колени. Ей этого не простят. Это дитя не должно стать добычей Судьбы. Не должно!
Старуха перевела взгляд на женщину. На мгновение бедняге показалось, что глаза Судьбы вспыхнули красным. Нет, ярко-алым. Всего на миг. Короткий, мимолетный, незаметный.
Старуха отвернулась. Холод усилился. По полу вокруг Нее забелел иней. Изо рта повитухи выскользнуло облачко пара, на миг зависло и осыпалось на пол. Стекла покрылись морозными узорами, живые цветы осыпались.
Загремели цепи, старуха начала шептать. Сначала неразборчиво, потом четче и четче. Она что-то надрывно пела глухим и скрипучим голосом. Словно скрипела как давешние двери.
Снова вспыхнула молния, гром загремел совсем близко. Над самыми головами. Старуха вскрикнула и застучала кривой палкой по полу. Дважды.
Стук-стук.
За окном поднялся ветер, жалобно забренчали стекла, пытаясь выпасть из рамы. Ветки царапают окно, собаки во дворе скулят и шумят. Им вторят волки. Протяжный вой берет за душу, наводит страх, первозданный ужас.
– Ты – королева. Ты – моя рабыня. Ты – моя Гончая.
Лязг цепей поддержал вой ветра. Старуха склонилась и поцеловала Медею. А потом исчезла. Растворилась в холоде и ужасе людей. Улетела, оседлала ветер. Стала небом и грозой.
На мгновение все замолкло. Звуки исчезли. Не было ни дыхания повитухи, ни грома, ни ветра за окном.
Тишина.
А потом все ударило разом. Резкий порыв ветра ударил в окно, и стекла глухо звякнули, разлетевшись по комнате. Грохнул гром и, наконец, начался дождь. Завыли собаки. Зашептались люди.
Она не выдержала, впервые за свою короткую жизнь разразилась плачем.
Не выдержала, впервые открыла глаза.
Красные, кровавые глаза демоненка.

Говорят, что Судьба является лишь тогда, когда рождаются убийцы и короли. Судьба всегда приходит внезапно. Всегда выглядит по-разному. Всегда творит особенных детей.
Медея выросла целеустремлённой и свободолюбивой. Она всегда жаждала сбежать от обязательств. Хотела выбраться из клетки власти.
Хотела.
Медею заставляли править. Принуждали казнить и миловать. Насильно быть королевой. А она не желала. Не могла понять, почему именно она родилась в ту ночь. Почему к ней пришла старуха, звенящая цепями. Почему заковала ее в свою власть.
Королева, рожденная повелевать и править, стала рабой Судьбы.
Медея вольна лишь размышлять.
Мыслить.
Она рождена стать великой королевой. Должна сделать свой народ великим. Запечатлеть его на века. Создать из сброда легенду. Добиться рождения народа, сумевшего стать всесильным.
И убить его.
Ибо легенды не живут. Они витают. Становятся воздухом. Напутствием для будущего.
В будущем.
Ее народ должен стать предостережением. Примером. Границей на стыке настоящего и будущего. Ибо людям нужна причина верить и бояться.

Она не умеет улыбаться. Не понимает смысла в глупой вычурности и претенциозности. Не делает высоких причесок, больше напоминающих птичье гнездо. Не надевает пышных платьев, обильно украшенных кринолином. Не носит высокий каблук.
Ей больше по душе штаны и рубашка. Распущенные волосы, высокие сапоги. Никаких украшений! Только ненавистная корона. И, о Дьявол, она – символ власти. Без нее она никто.
Никто.
Просто ненормальная, не понимающая красоты. Глупая молчаливая девица, прямо смотрящая мужчинам в глаза. Презирающая правила приличия, пристойности, культуру. Ничего, по сути, не умеющая, только…
…Править.
Поднимать страну, долго и упорно стоящую на коленях. Привыкшую быть ведомой. Лишь орудием. Западной границей с врагом для одного соседа. И достойной коровой для другого. Ее страна – отброс. Клочок земли, гниющий от чумы. Свора шавок, уничтожающая объедки.
Шавки!
Она их ненавидит лишь на йоту меньше, чем саму Судьбу. Эти люди, они… Шваль! Отбросы! Дерьмо на пути к вечности. И Медея не может его переступить. Она непременно должна изваляться в дерьме. Всенепременно.
И эта демоница не отпустит, пока Медея не сделает из болота с утопленниками страну с войском и людьми. Пока она не станет легендой, притчей во языцех.
Но она не умеет принимать условия чужой игры. Всегда навязывает свои.

–Ты не можешь отменить торговое соглашение, глупая девчонка! – огромный, будто скала, король покраснел от злости.
Медея заявилась к соседу без приглашения. Встала на заре, оседлала коня и к обеду была в тронном зале короля Арнонда. Не здоровалась, не кланялась в ноги. Заявила прямо, смотря в глаза пьяному королю. Даже побрезговала сесть и вкусить обед вместе с ним. Так и осталась стоять, снизу вверх гипнотизирую мужчину взглядом красных глаз.
– Мне плевать на ваше мнение. Вы стоите перед фактом. Моя страна больше не будет поставлять зерно и хлеб. Всего доброго.
Она развернула, гордо расправила плечи и ушла. Ее черные волосы черными змеями вились по спине, двигались в такт движениям
– Шлюха. Натянула мужские шмотки и считаешь себя равной мне? Мужчине? Запомни, тварь, ты сдохнешь в чужой потели! – он раздраженно бухнул по столу кубком с вином. Мужики вокруг заржали, то и дело бросая сальные шуточки.
Она обернулась. Ее глаза заблестели, потемнели от гнева. Никто не смеет оскорблять раба Судьбы. Пускай и невольного. Непокорного до кончиков ногтей.
Не смеет!
В детстве Медею не обучали фехтованию, самозащите, борьбе, метанию ножей и тому подобному. Зачем? Медея раб Судьбы, ее Гончая. Медея не умрет, пока Судьба не позволит.
– Считай минуты, через семь ты начнешь задыхаться. Через семь с половиной потянешься за кубком с пивом. Через восемь захлебнешься. Две минуты тебя будут спасать. Через десять минут, Арнонд, ты умрешь.
Она блеснула красным и ушла.

Этой ночью ее разрывало изнутри. Рвало кровью. Жар спровоцировал галлюцинации. Ей казалось, что видит себя со стороны. Что ее тело лежит на царском ложе, истекает буреющей кровью. Глаза медленно стекленеют, затуманиваются белым маревом. В них навеки застыло безразличие, и…
…Благодарность.
Белые простыни напитываются бурой жижей, теряют свою невинную чистоту. Девственность. А она не успела. Думала, полюбит позже, когда Судьба отпустит, думала, что еще все успеет. Ошиблась.
Медея часто представляет, как обретет свободу. Но никогда раньше она не думала о смерти. Раньше, но что мешает сейчас? Почему бы не вонзить нож в сердце и не осесть тряпичной куклой на пол. Почему бы не выпить яду и не умереть прямо на ненавистном троне?
Она не желает умирать рабом.
Мы родились свободными и умирать должны такими же. Ибо человека нельзя неволить. Он сам свободен, выбирать свою судьбу – именно в этом таится свобода. Именно в этом сокрыта человечность. И пускай в промежутке между рождением и смертью мы можем побывать в шкуре чужого имения, но умереть должны, принадлежа самим себе.
Она проснулась под утро. Побеждая жар, оделась и пошла в тронный зал.
Совсем скоро.

Страна Медеи Великой за семнадцать лет заняла практически весь континент. Она сумела поднять с колен каждого, сумела внушить равенство и силу в глупые головы. Сумела воспитать настоящих воинов и защитников. Гениев.
Создала страну, не понимающую, что границу существуют. Стала угрозой, которую не по силам устранить или победить.
Она словно фурия, словно ураган пронеслась по земле. Отменила классовые предрассудки, каноны и правила. Создала Эдем. То, что не должно быть на земле живых.
Медее было жалко делать страну легендой, но во сто крат больше она хотела на волю. Она боготворила ее. Считала, что только кровью целого народа может отобрать у Судьбы то, что ее по праву с самого рождения, – свободу.
Еще чуть-чуть – и она больше не будет преследовать цели мифической старухи, не будет ощущать холодок меж лопаток. Ей перестанет слышаться жуткий смрад погубленных Судьбой жизней.
Сегодня она обязана освободиться, иначе борьба потеряет вкус, жизнь – краски. А стремления окажутся пустыми домыслами.

Медея оделась в белое платье. Аккуратно надела диадему, стараясь не испортить замысловатой прически, ненароком не вытащив прядку. Ее шея и руки увиты белым золотом.
Она сияет: блестят гранаты в диадеме, сияют глаза, будто два солнца, переливаются бликами красивые браслеты и золотая нить в вышивке платья.
Медея вышла на балкон. На площади, под ее ногами, уже собрались люди. Парадно одеты, с сияющими лицами. Улыбающиеся.
Ей внезапно подумалось, что она не научилась жить. Что умеет править, но не понимает, как это – жить. Что никогда не ощущала радости, чувства долга или боль из-за утраты. Она ни разу не чувствовала объятий смерти. Не хмелела. Не узнала плоских утех.
Она – ничто.
– Я создала сказку. Мир, в котором не нужно думать о завтрашнем дне. И я сделаю его легендой. Страшной повестью для тех, кто будет жить на этих землях после. Пускай это будет назиданием и предупреждением. – Она взяла кинжал и сделала разрез на левой руке. – Я – Королева. Я – Проклятье. Я – ваша Кара. Да будет так.
Кровь капля за каплей полетела вниз, тихо разбилась о землю. Вдруг поднялся сильный ветер, небо заволокло тучами. Ясный солнечный день превратился в Час Конца.
По мостовой площади побежали трещины, скалы, на которых расположен город, начали осыпаться в море. Волны поднятой воды накатывают на землю, смывают людей и дома.
Ударил гром и грянул дождь. Поднялся сильный ветер. А земля начала разверзаться. Ломаться. Изнутри поднялись волны магмы.
Мир вокруг утоп в криках и плаче. Поднялась паника и неразбериха.
Мир вокруг умирает. Гибнет по воле невидимой Судьбы. А может, и ее дочери. Ее слуге, ее Гончей.
А Медея силится убежать, отступить. Прекратить боль и страдания. Но не может. Ее рот зажат. Ее ноги скованны. И она бессильна.
Она – ничто!
Ей подумалось, что все-таки сумела заслужить смерть вольным человеком, а человеком ли?
Внутри Медеи родилась злость. Настоящая, необузданная. Свойственная только живым, отчаянно осознающим, что смысл жить остался. Она в едином порыве срывает браслеты и бусы, распускает волосы, срезает проклятое платье. Она потянулась к короне, но на миг ее рука остановилась. Всего на миг! Она сорвала диадему, символ ее власти, и бросила в черный провал. В трещину посреди площади. Прямо в желтую вязкую жижу.
– Я была свободна и раньше! Была слепой, не видела! Была рабой предубеждения!
Она повернулась и бежала. Долго, пока не поняла, что все закончилось. Что ее страны больше не существует, что это был дикий сон.

Медея умерла зимой. Совсем продрогшая, в белом разодранном платье упала на подушку мягкого снега. Долго смотрела на звездное небо. Пыталась найти смысл, суть в своем существовании. Хотела понять, как она стала рабой. Почему раньше не отказалась от навеянной участи?
Она так устала искать выход, что не заметила – клетки просто не существует.
Медея умерла быстро. Так и осталась с открытыми кроваво-красными глазами, из которых плавно потекли слезы. Кровавые слезы. За всех тех, что она сделала легендой.
В последнем порыве она успела попросить прощение у неба. Искренне извиниться, отчаянно пытаясь искупить грех.
Искупила.
Ее бренное тело веками остается лежать на снегу, а вокруг нее летают огромные бабочки Махаоны. И их ровно столько, сколько Медея погубила в тот день. В Час Конца.
Она никогда не изменится, никогда не закроет красные глаза, никогда не причешет черных густых волос, не вытрет кровавые слезы с белой кожи.
Ибо она свободна.

– Итак, дети, раньше на Земле был один сверхконтинент – Пангея. Двести лет назад он раскололся на Лавразию и Гондвану.
– Но почему?
– Просто наступил Час Конца…