Четыре цвета

Последнее время у Сая весьма ограниченная палитра.
Четыре цвета.
Фиолетовый.
Болотный.
Белый.
Красный.
Четыре цвета завладели его разумом.
Но зато дикое количество карандашных набросков, так как он никогда раньше не рисовал по памяти, какой бы хорошей она у него ни была. Графит чертит легко, серые росчерки ложатся на бумагу, но глаза жаждут цвета, и поэтому Сай раз за разом берётся за кисть.
Пока что у него ничего не выходит.

В коридоре полумрак, но Саю не привыкать – в Корне АНБУ никто не считал нужным тратиться на лишний свет с учётом того, что шиноби, в нём состоящие, прекрасно видели ночью, хотя и не сравнимо с шаринганом; Данзо-сама справлялся самостоятельно.
Когда Кабуто заводил его в убежище, это был проход из тёмно-коричневого камня со странными узорами на стенках; Сай до сих пор думает, что это весьма занимательный орнамент.
Но здесь ничего не понять, кроме как то, что волосы Орочимару слегка бьют его по спине и не отбрасывают здорового блеска в свете редких факелов. Пряди тонкие, длинные и, рисуй их Сай углём, он бы не давил слишком сильно, чтобы не сгустить черноту.
Горящие глаза Саске не производят на него впечатления: шаринган, три томое, чёткие, ярко-красный фон – это лишь доджитсу. Но голос пробирает до кости – в нём холод, звенящая ненависть ко всему и чему-то ещё, к тому же, такое ощущение, что Орочимару тот лишь терпит.
Орочимару называет Учиха «Саске-куном», и шпион машинально фиксирует остальные его слова в памяти, так как в отчёте должно быть всё.
Сай думает о том, какие цвета надо намешать, чтобы прийти к цвету радужки Саске, и что лучше использовать, и почему-то ему кажется, что подойдет детская гуашь.
Хотя трудно сказать – темно.
Голос Орочимару не похож ни на что. Его интонации шипят в тон тысячам королевским кобрам, что живут и дышат в стенах, а отголоски растворяются где-то во мраке пещеры над головой.
Сая хлопает по локтю Кабуто – Сай уходит с ним.

Сай подбирает с пола один рисунок: кривой и неровный, там лишь силуэт человека со спины, длинные волосы и толстый узел пояса. Парень вспоминает, что где-то там, на столе, есть фиолетовый мелок для бумаги, каким рисуют дети.
Эта зарисовка старая, пару летней давности; Сай сделал её при свете чадящего факела в одной из комнат памятного убежища.
Неровные росчерки остро заточенного карандаша.
Вспышка вдохновения на территории врага – это чувство было единственно знакомым на тот момент.
Сай просто не смог его проигнорировать.
Мелок чуть пачкает пальцы воском, таким на камне не порисуешь. Сай давит им по линии пояса, вдавливает скруглённый кончик в тонкую бумагу, а после смахивает излишки на пол.
Ему не мешало бы прибраться.
Мелок отправляется в дальний ящик стола, а первый из множества рисунков с Орочимару – под кровать.
В его съемной квартире давно пора провести генеральную уборку.

При свете дня Саске ещё более неинтересный, почти такой же, как он сам, только Учиха выведен чёрными чернилами, а Сай – заточенным карандашом F-кой. Но они оба чёрно-белые, когда как Удзумаки Наруто, Наруто-кун – жёлтый, оранжевый, синий, Харуно Сакура – смешение белого и красного с каплей зелёного, капитан Ямато – зелёный и коричневый, Кабуто – просто серый.
Орочимару, стоящий там, рядом с Учиха – это много болотного цвета, хоть это лишь ткань его одежды, и пояс, как у Саске. Солнце слепит в глаза Саю, из-за чего они слезятся, поэтому он не уверен, что существуют ещё какие-либо цвета.
Саннин и цель-мечта-друг Наруто, чтобы это ни значило, исчезают.
Парень моргает и подавляет желание потереть веки.

Пару дней назад Сай увидел в магазине пластиковую палитру для детей: белая, полукруглая, с маленькими выемками по краю – десять штук, большими, но плоскими в серединке – три, а так же дыра с краю, чтобы было удобней держать. Тогда он взял её в руку, прокрутил на пальце и аккуратно положил на место.
Кусок фанеры чуть больше листа А4 был ему ближе.
У Сая кончились жёлтая и синяя масляные краски, поэтому он берёт два небольших тюбика; позавчера в кабинке дозорных он набросал в на изнанке плохого отчёта небо – примерно в десять утра – а дома извёл синий, чтобы перенести всё на холст. Жёлтым же он пользовался достаточно часто, так как любил рисовать Коноху, а здесь было много зелени.
Потом Сай берёт акварель, с которой плохо умеет работать.
И палитру из белого пластика, так как на фанере эту краску не смешать.

Свет отражается от граней стакана с водой. Акварель плохо слушается Сая, а зелёные нити краски, расплывающиеся в прозрачной жидкости, слишком легки.
Это непривычно.
Шиноби не торопится. Парень осторожно добавляет жёлтого в зелёный, следя за получающимся цветом. Попутно он вспоминает, что в какой-то книге нужный ему оттенок – или близкий к нему – называют оливковым.
Но Сай никогда не ел оливок, так что болотный.
Миссии на болотах не так уж и редки.
Наконец, первое пятно появляется на бумаге, такой же белой, как палитра; плотный холст жадно впитывает воду, но её слишком много, поэтому полупрозрачная, грязно-зеленая капля скатывается вниз. Парень следит за ней долгих двадцать пять с половиной секунд, после чего останавливает кистью.
Сай не знает, что будет рисовать.
Сай об этом не задумывается.
Сая накрывает вдохновением, и рука сама летает.
Акварель слушается, но слушается неправильно. На пять неудачных мазков, два нужных, а к низу листа скатываются капли, скатываются капли, скатываются капли...
Глаза он рисует чёрной тушью, они яркие, эти глаза. Получается не так уж и плохо, однако это ещё нельзя назвать портретом, так как даже волосы – это болотно-оливковая акварель.
Парень открывает окно, чтобы всё поскорее высохло.

Война днём – это кровь, грязь и вопли.
Война ночью – это кровь, грязь и вопли, но с налётом странной таинственности, как в фильме, который Наруто заставил его посмотреть.
Зато ничего не кажется странным или неправильным. Вот, к примеру, гигантская армия сражается против двоих Учиха. Вот на поля боя являются Каге Листа, все четверо.
И Саске с ними.
Право, в этом нет ничего удивительного, даже то, что позже вместе с Цунаде и нынешними правителями деревень появляется живой и невредимый Орочимару. Сай помнит, как держал в руках свидетельство его смерти – Данзо посылал отряд в Ото, проверять – и ему почти не интересно, как саннин выжил.
Или воскрес?
Не важно.
Так или иначе, всё кажется Саю нормальным; нормально – идеальное слово для многих жизненных ситуаций, хоть оно и было в списке слов, из-за которых у собеседника может возникнуть отторжение при душевном разговоре.
Это любимое слово Сая.
Ну, разве что он чувствует себя лишним, когда команда номер семь начинают сражаться вместе изначальным составом, и Наруто с Сакурой забывают какого-то там художника из АНБУ.
Орочимару не сражается, он лишь наблюдает со стороны. Задержав на нём взгляд слишком долго, Сай замечает, что раз или два его губы шевельнулись, что-то проговаривая про себя и для себя. А ещё он достаточно близко, не слепит в глаза солнце и темнота ночи чище и светлей, чем в подземельях, поэтому шиноби удаётся различить, что фиолетовый нужен был и для глаз тоже.
А ещё у него пергаментная кожа и волосы отчего-то начали блестеть.
Сая отворачивается и бросается в атаку.

Глаза – это самое сложное, хуже только мимика. Чёрный контур вокруг радужки, вертикальная линии зрачка, тёмно-оливковый и тёмно-болотный – для цвета, тушь – для придания нужной формы глазу, а фиолетовый ложится на веки и идёт стрелкой на переносицу.
У Сая ничего не выходит, и очередной рисунок отправляется в сторону кровати к другим черновикам.
Парень идёт на кухню, ставит чайник, затем – на балкон в одних трусах, так как вся его одежда в данный момент сушится после стирки именно на балконе, а надо проверить, не пора ли снимать. Оказывается, что мягкие штаны для сна уже высохли, поэтому Сай надевает их прямо там, а после ещё долго смотрит с небольшой высоты вниз и ждёт, пока электричество доведёт воду до состояния кипятка.
Позже, залив чайный пакетик, Сай отыскивает завалявшееся овсяное печенье и, вгрызаясь в него, подсохшее, и запивая чаем, вспоминает подарок Сакуры на его день рождения. Это была книжка про художников и, как ни странно, она ему понравилась.
Целая глава там посвящена вдохновению и загадочной музе. Последняя представлена как прекрасная дева, но судя по ощущениям, его муза – это Орочимару.
А саннин, разумеется, отнюдь не похож на всяких там дев.
Кто знает, возможно, поэтому у него не получается. Только это всё добавляло проблем – ни Наруто, ни Сакуру он теперь не может пускать к себе.
Хотя они и не стремятся...
Сай стряхивает пару крошек со стола на пол и утаскивает остатки чая с собой в комнату. Глотнув из чашки ещё немного, парень ищет на кровати самый последний набросок – новый уровень, уже цветной – и ему кажется, что когда у него выйдет удачно нарисовать Орочимару, то это будет его последняя картина.
Но до этого ещё далеко.
Самый глупый вопрос, который ему задавал Наруто – зачем нужен белый карандаш? Сай так и не ответил, но у него их целых три, и сейчас парень старательно заштриховывает одним из них кожу Орочимару на рисунке, хотя это неправильный приём.

В трупе Орочимару что-то есть. Это «что-то» убивает уверенность в том, что саннин не вернётся вновь.
Ни у кого такой уверенности и нет.
Крови много. Полуденное солнце придаёт ей цвет шарингана Саске и гуаши из маленькой баночки, а разум подсказывает – артерия.
А ещё кровь Орочимару гармонирует с его кожей, одеждой и всем остальным; эта жидкость очень уместна как на его теле, как на земле, в которую она впитывается, пачкая, как на изумрудной траве.
- Красиво...
Сая никто не слышит – оно и к лучшему.
Шиноби садится на корточки возле головы Орочимару, берёт самую мокрую от крови прядку и трёт её пальцами, запоминая ощущения.
Закрывает глаза.
Вслушивается в себя – вдруг саннин восстанет из гнилой плоти уже после смерти Сая? Или наоборот – сделает это прямо сейчас, и бракованная копия Саске в седьмой команде – бывшая - умрёт здесь, задушенная змеями или длинными, сучковатыми на суставах, пальцами?
Это было бы занятно.
Рука красная от чужой холодной крови.

Сай режет руку очень глупо – острым кухонным ножом для мяса. На подушечке пальца набухает тёмная капля, увеличивается; он дёргает ладонью, и маленький шарик скатывается к тонкой коже между пальцами.
След от него – бледно-красный, розоватый, а на кончике безымянного уже рождается следующий, чтобы продолжить пачкать. Парень быстро сует его в рот.
На языке – пряная соль.
А вот кровь Орочимару наверняка была ядовитой.
Сай помнит, что тогда, рядом с трупом, была маленькая белая змейка. Когда он бросился, чтобы схватить её, змея легко ускользнула промеж пальцев и скрылась в зарослях.
Залепив ранку пластырем, чтобы не мешалась, Сай берёт кошелёк, обувается и идёт в магазин.
За красной краской.
Вдохновение посетило его снова.

Всего четыре цвета.
Фиолетовый.
Болотный.
Белый.
Красный.