Девушка из клана Кошки. Часть 1-Айко. Главы 11, 12.

Невыспавшаяся, раздраженная Айко сидела, уронив голову на лежащие на столе руки. Болело все, что только могло болеть — руки, ноги, распухший нос, разбитые губы. Впечатлительная натура опять сделала свое черное дело — из-за заполнивших голову мыслей, большую часть которых составляли мысли об этом наглом типе, Айко не удалось толком поспать даже тот короткий промежуток времени, который ей оставался до утра. Она вспоминала неприязнь, с которой Юмэ относилась к другим шиноби (клан Нэкохана она, по-видимому, шиноби не считала), называя их хладнокровными убийцами, бессердечными наемниками. Но ребята, с которыми Айко успела познакомиться совсем не производили такого впечатления. Смешливый Акиро, дружелюбный Обито, мягкая Рин, озорная Анко... Неужели они — лишенные сердца и эмоций убийцы?! От обычных детей, не считая особых знаний и возможностей, они отличаются только тем, что некоторые рассуждают взрослее, чем их гражданские сверстники. И только этот холодный, наглый, презрительный тип полностью подходит под это описание. "И тетушка еще хочет, чтобы он помогал мне тренироваться... Мне холодно только от воспоминаний об этих глазах... Но я буду не я, если не заставлю его побегать... И вообще, почему я постоянно о нем думаю?"
Кумико тоже не спалось в эту ночь. "Что я знаю про шаринган? Способность распознавать, запоминать техники почти с лету, широкий угол обзора, возможность видеть основные потоки чакры, способность к гипнозу... и это только простой шаринган, а ведь мне приходилось слышать о более высоком уровне. Способность к распознаванию и запоминанию проявилась, но в более слабой степени, требуется несколько повторений, чтобы она запомнила. Я должна изучить это додзюцу, чего бы это ни стоило... Не приведи Ками-сама, об этом узнают Учиха до того, как я смогу обезопасить девочку... Юмэ, о чем ты тогда думала, когда сошлась с одним из них? Мне необходимо в ближайшее время переговорить с Хокаге, надеюсь, Сарутоби-сама не откажет мне в этом..."
Утром Айко разбудила "тетушка", бодрая как-будто они не легли в одно время. Айко попыталась применить к себе любимой технику лечения, которую обычно использовала Юмэ, но то ли она больше подходила для животных, то ли ей не удалось спросонок добиться нужной концентрации — результат был почти нулевым. И теперь, морщась при каждом движении, девочка недоумевала, почему ее угораздило еще и прийти раньше всех.
— Эй, Айко-тян, не спи — замерзнешь. Что ты там киснешь — давай к нам!
Айко подняла голову и увидела Акиро, который указывал на пустой стул возле себя. Айко, поглощенная анализом своих болевых ощущений, не заметила, что классная комната уже заполнена "академиками", причем шум стоял такой, что надо было еще постараться, чтобы не заметить этого. Прихватив сумку, Айко пересела к Томадачи.
Сидящие перед ними две девочки обернулись — одна из них оказалась Рин, которая приветливо улыбнулась незадачливой жертве своей язвительной натуры, которая не смогла сдержать язык в присутствии агрессивных поклонниц мелкого чунина. Никаких видимых следов боя со стаей разъяренных фанаток — похоже, Акиро был прав насчет ее миротворческих талантов. А вот ее подружка, тоже с короткой стрижкой, но более темными, почти черными волосами и внимательными черными глазами, минут пять пристально изучала Айко, что-то для себя решая. Затем, переглянулась с Рин — та едва заметно кивнула.
— Айко — тян... Рин рассказала мне про тебя. Ты новенькая, тебе много надо нагонять... По книжкам ты вряд ли успеешь, так что я принесла свои тетрадки за все время учебы... Так, держи, сначала читать эту и вот эту — я поставила цифры на них, — в руки обалдевшей Айко была всунута кипа тетрадок различной толщины, — а еще я написала план, по которому ты будешь готовиться — держи.
Айко нетвердой рукой взяла несколько исписанных листков, пытаясь собрать мысли в кучу.
— Если что-то непонятно — спрашивай у меня... Чего ты ржешь, Акиро-кун, мы не на конюшне, кажется...
Акиро скорее не ржал, а хрюкал, уткнувшись в свою тетрадь.
— Ой, я забыла представиться...
Но в этот момент в класс вошла Кумико и знакомство пришлось отложить.
— Что это было? — тихонько спросила Айко, которая не могла опомниться от дикого количества валящихся на голову сэнсэев.
— Это было Шизуне-зубрилка, лучшая подружка нашей тихони. Вобщем, ты попала... Если она вцепится в тебя — проще отодрать бульдога. Слыш, а кто тебя так разукрасил?
— Так, тренировка была... с Какаши-саном.
— Ты пошла драться с Какаши!? Нет, Кошачий цветок, ты больна на всю башку!!! Хотя, раз ты пришла сегодня сама, он был в хорошем настроении, — усмехнулся Акиро, потихоньку тыкая ручкой в спину Шизуне, отчего та нервно дергалась, но не решалась дать отпор в присутствии Кумико-сэнсей.
— Зачем ты ее мучаешь? — Айко с негодованием уставила зелено-карие глазищи на насмешника.
— Так она меня сдает все время Кумико-сэнсэй. Я данго ем потихоньку, ну не успеваю на перемене — она поднимается и говорит об этом с таким невинным видом. Я тебя сюда еще и потому позвал, что теперь она тобой займется тобой и я переведу дыхание...
— Переводить дыхание, Акиро-сан, иди ко мне, — сказала незаметно подошедшая Кумико-сэнсэй, — сейчас ты озвучишь мне то, что вы с Айко -сан так оживленно готовите уже пять минут. Устанешь — она тебя поддержит. Что там еще за шум? А, Обито-сан пожаловал... Я внимательным образом слушаю причину твоей сегодняшней задержки...

Глава 12.Какаши.
Паккун сидел на удобном подоконнике маленькой квартирки, которую местное правительство позаботилось выделить Какаши от щедрот своих. Несмотря на девятилетний возраст ранг чунина позволял использовать практически все привилегии взрослого. Одна комнатка и кухня — вот и вся квартирка, как, впрочем, большинство таких же в этой трехэтажке для несемейных шиноби. Хатаке жил здесь один уже около двух лет, переехав через месяц после смерти отца. Его сэнсей Минато Намикадзе, помогая ученику обставиться здесь, не раз серьезно предлагал переехать к нему, справедливо полагая, что ребенку не следует в таком возрасте жить одному, но все было бесполезно. "Я уже достаточно взрослый, сэнсей" — переспорить это существо еще не удавалось никому. И вот сегодня, едва отдохнув после миссии (заняла одну ночь — небольшая стычка с "каменными" на границе со Страной Травы) и повыкидывав в мусорник все найденные под дверью розовые надушенные бумажки, он взялся чистить несколько кунаев.
— Опять, небось, ночная миссия на границе, — пес-ниндзя широко зевнул и почесал лапой за ухом. Можно было бы прошвырнуться на кухню и поискать что-нибудь насущное. Призывные животные не сильно любили питаться в мире людей, но никогда не мешает разнообразить вкусовые познания. Хотя, вряд ли там что-то найдется...
— Нет, хуже... Вечером тренировка с новоиспеченным кандидатом в шиноби, — процедил Какаши, не отрываясь от своего занятия, — совершенно безбашенное создание.
— А у тебя, конечно, станет шелковым, — покончив с ухом, Паккун принялся чистить подушечки на лапах — предмет своей истинной гордости, — если выживет...
— Если сдохнет — лучше на тренировке, хотя бы не подведет деревню.
— Ну это ты слишком, — подобный ответ заставил передернуться даже ко всему привыкшего пса, — еще только взялся за мальчишку...
— Девчонку. Слушай, кончай елозить там — весь подоконник когтями исцарапал!
— А мы не в духе, как я посмотрю. Неужели девчонка чем-то зацепила или понравилась(ехидно)... Ксо!!! — Паккун посмотрел на кунай, вонзившийся рядом с левой передней лапой, — еще раз так сделаешь — неделю будешь чакру на призыв впустую тратить и сам врагов вынюхивать!
— Гомен, но ты меня довел, — Какаши перевел дыхание и погасил яростный блеск в темных глазах.
Паккун спрыгнул с подоконника и, не удостоив чунина ответом, проследовал на кухню. Только там он позволил довольной улыбке расползтись по морде. "Зацепила все-таки. Таким я его давно не видел. Пытается мне тут притворяться — но я же вижу, он сам ждет этой тренировки. Если бы не знал его всю жизнь... "
Паккун действительно знал Какаши всю жизнь. Он работал еще с Белым Клыком Сакумо Хатаке и недаром являлся одним из умнейших псов-ниндзя — единственный умел самостоятельно перемещаться в мир людей, не дожидаясь использования техники призыва, что, впрочем, держал в секрете от маленького друга. И сейчас мысленно прокручивал все, что ему пришлось увидеть или узнать. Мать Какаши умерла практически сразу после рождения сына, и Сакумо всю любовь перенес на ребенка. Он постоянно пытался разглядеть в Какаши черты Саюри, но в мальчик не унаследовал практически ничего от матери — высокой голубоглазой девушки с золотистыми волосами и изящно очерченными нежными губами, возможно только что-то в разрезе глаз и линии рта. Именно после смерти жены Сакумо решил использовать уникальную способность нин-дога и поручил ему присматривать за Какаши в его отсутствие, не слишком то доверяя своей дальней родственнице, взявшейся ухаживать за ребенком. Когда Какаши исполнился год и он уже научился свободно ходить, бегать и говорить, родственница попросила освободить ее от этого дела, поскольку ей требовалось с ее же слов "подлечит голову", "поехавшую" от общества мелкого "гения" и говорящего мопса. Ее сменили друзья отца, но поскольку им было интереснее посидеть с хозяином и попить саке, те из них, которые успели жениться, приводили жен, полагая, что женщинам будет интереснее заниматься мальчиком. Однако, когда очередная женщина начинала громко умиляться очаровательным созданием с серебристыми волосами и огромными темно-серыми глазами, это создание окидывало тетю недоуменным серьезным взглядом, не понимая причины этих восторгов, и уходило на лужайку возле дома, со смехом кувыркаться с собачьей стаей отца. Наконец, уставший Сакумо решил, что Паккуна в роли няньки вполне хватит и попросил приятелей, если они будут приходить с женами, чтобы последние не приставали к Какаши с конфетами и предложениями посидеть на коленках.
В три года Какаши серьезно заинтересовался искусством ниндзя и, когда отец взялся его обучать, к четырем годам так преуспел, что Сакумо, который не мог нарадоваться таким успехам, решил, что Какаши пора учиться общаться с другими детьми и отправил его в Академию. Но не все получается как хочется. Какаши, по природе довольно приветливый и общительный, когда к нему не приставали с разными глупостями, вызвал своим появлением недоумение других "академиков", средний возраст которых был около шести-семи лет и которые еще больше интересовались играми, чем ниндзюцу. И когда среди них появился четырехлетний недомерок, из речей которого они хорошо, если понимали каждое пятое слово, недогенины стали стараться обходить эту "белую ворону" стороной. Какаши, уже в этом возрасте освоивший, что"шиноби никому не должен показывать своих слез", в Академии и виду не подавал, какую боль причиняло ему такое отношение, но это не помешало ему однажды вечером разрыдаться, уткнувшись в колени отца. Сакумо гладил сына по голове, но чем тут помочь — не знал. Возможно, занятый миссиями, он упустил момент, когда можно было безболезненно подготовить мальчика ко встрече с другими детьми.
В пять лет Какаши получил ранг генина и покинул Академию, впрочем , без всякого сожаления. Необходим был наставник-дзенин. Джирайя, один из лучших друзей Сакумо, хоть и лет на семь старше, решил, что лучше всех с этим справиться его ученик Минато, уже тогда заслуживший прозвище Желтая Молния Конохи за свою потрясающую по скорости технику перемещения. "К тому же он довольно веселый и разговорчивый, ему ведь еще только шестнадцать лет — а уже дзенин"— будущий Эро-саннин явно гордился своим учеником. Сказано — сделано, и Минато вскоре сумел стать не только сэнсеем, но и другом. Это дало такой потрясающий результат, что уже через год маленький генин выдержал сложнейший экзамен и стал самым молодым чунином. Но радоваться успехам сына Сакумо остался только год...
Паккун плохо помнит тот период своей жизни... Только вой всей собачьей стаи и огромные темно-серые глаза, в которых, казалось, умирали все чувства, сама жизнь... Нет, слез не было, по крайней мере в тот день и в день похорон тоже... Собачья стая Белого Клыка покинула мир людей навсегда, вернулся только он, верный данному слову и щемящему чувству опасности. Какаши сидел, уставившись в одну точку, а затем, как под гипнозом, подошел к висевшему на стене небольшому зеркалу и несколько минут что-то там напряженно высматривал, а затем изо всех сил впечатал кулак в стекло и, словно не чувствуя боли в изрезанной руке, двинулся в комнату отца. Страшное предчувствие подхлестнуло, и он со всей скорости, на какую был способен, понесся к дому Минато, который, не вдаваясь в расспросы, помчался за собакой. И успел как раз вовремя — Какаши, поднеся отцовский нож к лицу, уже успел провести разрез по левой щеке. Выбив нож, Минато схватил мальчика за плечи и хорошенько встряхнул. И только тогда Какаши заплакал, размазывая кровь и слезы по жилету сэнсея. Минато, подхватив мальчика на руки и сказав собаке — "Спасибо тебе. Можешь идти — он сам призовет тебя, когда будет нужно", исчез.
Паккун понадобился где-то через месяц, когда маленький чунин уже обосновывался в новой квартире. И сразу отметил новую деталь - половину лица Какаши скрывала эластичная маска. "Ну, уж лучше это, чем то, что он пытался сделать!" Другие малолетние шиноби с радостью, маскирующей нарастающую зависть, ухватились за новый предлог — предательство отца, чтобы поиздеваться над выскочкой. Но после того, как Какаши стали поручать взрослые миссии, которые тот с неизменным успехом выполнял, а также нескольких предложений помериться силами, недоброжелателям пришлось заткнуться. Сложно было сказать, насколько глубоко это ранило мальчика — больше плачущим его Паккун не видел, равно как и улыбающимся тоже. Какаши словно замерз для всех чувств. Только во сне он иногда начинал стонать и метаться, и тогда Паккун прижимался к нему, позволяя бессознательно прижать себя к груди, и спеша поутру испариться, понимая, что очнувшийся маленький друг, в силу своей непомерно развившейся гордости, ему, мягко говоря, спасибо не скажет. И вот теперь, после долгой зимы, он впервые почувствовал какие-то флюиды весны и тихо радовался, боясь спугнуть удачу.