Двое. Глава 6

Глава шестая.

Сознание возвращается волнами, приходит по кусочкам и складывается из причудливой мозаики деталей: запах озона и бензина, отвратительная липкость крови, стекающей из разбитого носа прямо в рот... Саске поворачивает голову набок и размыкает губы, позволяя соленым сгусткам вылиться наружу. Он разлепляет склеенные ресницы и пытается сфокусировать взгляд, секунда, и расплывчатые темные пятна обретают форму.
Он лежит на заднем сидении… Что он здесь делает?
Машина. Кровь. Боль. Все встает на свои места. Саске вспоминает аварию, борьбу и удар, отправивший его в нокаут. Они все еще на дороге? И что вообще произошло? Где все?
Он оглядывается и только сейчас замечает одного из своих «конвоиров», лежащего в неловкой позе. На первый взгляд кажется, что он просто без сознания, но аккуратная дырочка в виске и остекленевший взгляд не оставляют сомнений.
Когда совсем рядом слышатся отчетливые шаги, Учиха вздрагивает и судорожно дергается, но его руки все еще скованы. Он беспомощен. Саске поднимает голову и сквозь густую сеть трещин на стекле различает чей-то силуэт. Он подбирается и готовится к худшему.
Дверь дергается раз, другой – искореженный металл трется о металл и противно скрипит, но все же поддается. Саске не закрывает глаза и не начинает молиться, перед его мысленным взором не проносится вся жизнь. Он просто сидит и ждет.
- Ты в порядке? – спрашивает у него девушка с цветком в волосах и Учиха с изумлением узнает в ней незнакомку из дома Канкуро, что хотела принести ему выпить. Саске несколько раз быстро моргает: он уже умер?
- Да, - хрипит он, и в горле дерет от соли.
- Идти можешь?
Саске осторожно кивает.
- Тогда иди, - девушка исчезает из поля зрения.
Двигаясь медленно и неловко из-за ранений и скованных рук, он вываливается из автомобиля и почти минуту сидит на мокром от дождя асфальте. Запах свежести, прохлада и боль во всем теле кажутся ему вполне настоящими. Какой реалистичный сон…Его мысли вновь прерываются странной девушкой.
- Отдохнешь позже, - говорит она и обыскивает водительское место, забирая оттуда какие-то вещи и документы.
Саске, встает и чуть снова не падает: его тошнит и кружится голова… Кажется, у него сотрясение.
- Давай помогу.
Саске буквально волокут до другой машины с помятым бампером. Он с облегчением валится на сидение и откидывает голову назад, глотая кровь, обильно текущую из носа.
- Извини, что так поздно. Мы не были уверены, что это не провокация и что с тебя не сняли маячки, - говорит девушка и, быстрым жестом вынув из волос шпильку, в два счета расстегивает на нем наручники. - Через минуту поедем.
Незнакомка выходит из машины и делает пару шагов в сторону, прижимая телефонную трубку к уху. Учиха пробует пошевелить посиневшими, потерявшими всякую чувствительность запястьями, краем уха цепляя обрывки телефонного разговора.
- Все нормально, посылка у меня… Да, машина еще там, но Зецу уже выехал, ты же знаешь, он зачистит. Кстати, я везу тебе «языка».
Наконец, она возвращается и, заведя машину и включив радио, говорит:
– С возвращением. Кисаме-сан передавал тебе привет.
Он не находит в себе сил ответить – просто кивает. Кивает и отпускает себя впервые, за последний месяц.
***
Они едут долго, и Саске даже успевает вздремнуть, убаюканный мерным ходом автомобиля, стуком дождя о крышу и негромкой музыкой. Его все еще подташнивает, из носа сочится кровь, а дышать он может только через рот, но усталость похожа на плотное ватное одеяло, которое глушит и боль и чувства, оставляя лишь апатию и сонливость.
- Просыпайся, - Учиха вздрагивает и открывает глаза, когда чувствует мягкое прикосновение к плечу.
- Все? – хрипло спрашивает он.
- Почти, - девушка глушит мотор, и собирается было выйти из машины, но почему-то останавливается и оборачивается к нему. – Придвинься ближе.
Саске не горит желанием быть ближе, но выхода нет – рукоять пистолета все еще торчит из-под полы чужой кожаной куртки, поэтому он послушно сокращает расстояние между ними.
- Потерпи немножко, хорошо? – почти ласково просит она, прохладными пальцами с аккуратными черными ногтями ощупывая пульсирующий болью и жаром нос Учихи.
Саске хочет было спросить «потерпеть что?», но не успевает, потому что слышит негромкий хруст, а в следующий миг реальность взрывается ослепительной вспышкой боли, от которой на глазах наворачиваются слезы, а лицо немеет от переносицы до губ.
- Молодец, - слышит он как сквозь толщу воды, а следом – хлопок двери.
Несколько раз моргнув и утерев слезы, Учиха с удивлением понимает, что боль потихоньку отступает, а из носа наконец-то перестает течь, как из пробитого танкера, да и дышать становится значительно легче… Собравшись с силами, он вываливается из машины и оглядывается: полуразрушенное здание не то завода, не то огромного ангара смотрит на него в ответ зияющими провалами черных окон.
Его новая знакомая стоит у открытого багажника и в задумчивости разглядывает его содержимое.
- Подержи, пожалуйста, - просит она, протягивая ему те самые документы, что вытащила из разбитой машины.
Саске делает несколько шагов вперед, чтобы забрать бумаги, да так и застывает с вытянутой рукой. На краткий миг он забывает и головокружении и о боли, потому что в окровавленном, согнутом в три погибели человеке он узнает Сая. Тот смотрит на них из багажника все тем же неподвижным и непроницаемым взглядом, каким смотрел на Учиху в подвале.
С удивительной для женщины легкостью девушка вытаскивает своего пленника из багажника и, ткнув его для острастки дулом пистолета под ребра, толкает вперед. Так они и идут странной процессией по заросшей высокой травой дорожке в сторону завода, а перед самым входом в ангар, девушка останавливается и, строго глянув на Саске карими глазами в дымке длинных ресниц, говорит полушепотом:
- Говори мало, не вздумай спорить, держись Кисаме, и главное – не показывай, что тебе страшно. Тогда, возможно, ты уйдешь отсюда целым и невредимым.
Саске едва сдерживает кривую ухмылку: не показывать страха? Нельзя показать того, чего нет.
- И ради всего святого, - страдальчески морщится собеседница. – Никакого геройства, хорошо?
Учиха хмыкает, но все же кивает, его определенно начинает утомлять роль неразумной принцессы, вызволенной из башни. На секунду ему даже кажется, что в чужом взгляде мелькает тень сочувствия, почти жалости, но в следующий миг девушка толкает рукой проржавевшую дверь ангара, и та с отвратительным скрипом распахивается.
Первое, что замечает Саске, войдя внутрь – это круг света, в центре которого сидит человек, привязанный к стулу. Точнее то, что от него осталось, потому что ошметки плоти, щедро сдобренные обрывками ткани, едва ли можно назвать «человеком».
Несколько секунд, его взгляд, словно намагниченный, не может оторваться от отвратительного зрелища, но потом он замечает неясные фигуры, рассыпанные по углам ангара. Двое, трое… Сколько их здесь? Кто они? В сознании разом всплывает фраза про «уйти невредимым».
- Рад видеть тебя, Учиха, - выступает из темноты в круг света от одинокой лампы Хошигаке, вытирая окровавленные руки о тряпку.
- Взаимно, - совершенно искренне отвечает Саске. Наверное, за прошедшие сутки что-то в нем надломилось и изменилось. Его больше не пугает то, что должно пугать, и радует то, от чего следовало бы бежать.
- Вижу, вы и без меня тут неплохо справляетесь, - девушка кивает в сторону стула и толкает пленника вперед. – Получите, распишитесь.
- Поздно, - хмыкают из темноты, а потом смеются высоко и тонко, с отчетливой ноткой безумия в голосе. – Этот уже раскололся и слил все, что можно слить!
Саске даже не сомневается в том, что нечто, привязанное к стулу, «раскололось». Он сплевывает на грязный бетонный пол сгустками крови и желчи. Нет, это не рвота – просто он больше не может глотать свою кровь и его мутит от одного лишь солоноватого ее привкуса.
- Эй, ты чего тут расплевался? – спрашивает все тот же голос, и Саске, сколь бы ни щурился, не может увидеть его обладателя. – Хошигаке, какого хрена этот недомерок здесь делает? Я же говорил, что лучше остави…
- Заткнись, Хидан, - властно обрывает его Кисаме и, отбросив тряпку, хмуро смотрит на Сая. – А что с этим-то делать будем, Какудзу?
Сначала Саске слышит негромкие шаги, потом видит, как в круге света возникает мысок дорогой туфли, отутюженные брюки и, наконец, видит лицо. Видит, и тут же отводит взгляд, потому что карие, с прозеленью глаза слишком напоминают ту метафизическую бездну, что может вглядеться в любопытных и неосторожных.
- Надо подумать, - негромко говорит Какудзу и с бесстрастностью патологоанатома разглядывает Сая, обходя его по кругу. – Надо просчитать…
И Саске совсем, совсем не нравится это его холодное, веское, словно камень, брошенный на дно колодца, «просчитать».
- Аё! Харе считать уже! – опять взрывается темнота. – Заманали вату катать, «считать-просчитать», а на подрочить вам времени не дать? У нас так-то график!..
- Фанатик прав, - потерев подбородок, соглашается Кисаме и вытаскивает из-за пазухи пистолет, наставляя его на пленника. Тот, вопреки ожиданиям, стоит неподвижно и не издает ни звука.
- Подожди, - вдруг останавливает его взмахом смуглой ладони Какудзу. – У меня есть идея получше… Я хочу, чтобы юноша доказал нам, что мы не зря тратили на него время и силы... Как думаешь, Хидан?
Из темноты, словно хорек из норы, молниеносно выныривает долговязый парень в темной ветровке. Саске даже не успевает удивиться белизне чужих волос и красным, словно у лабораторной крысы, глазам, как ему в грудь больно тыкают чем-то твердым.
- Держи, парень, - скалится Хидан, обдавая Саске приторным запахом жвачки. – Покажи, что яйца есть!
Учиха переводит взгляд ниже и видит, что нечто твердое, упирающееся в грудь – рукоять пистолета.
- Давай-давай, - подбадривает его Хидан, щеря мелкие, словно у куницы, зубы. – Брательник-то твой ого-го какой! Я таких отморозков во всей стране по пальцам пересчитать могу… Вот и ты докажи, что не паршивая овца в своем стаде.
Саске едва не скрипит зубами, впиваясь взглядом в чужой подбородок, белесый, от неряшливого налета щетины.
- Доказать, что я не белая ворона? – цедит он, почти не размыкая губ, делая особый упор на «белая».
Хошигаке издает короткий смешок. Саске бросает взгляд в его сторону и ему становится еще тревожнее: те недели, что он бок обок провел с Кисаме, не прошли даром, и он научился разбирать оттенки эмоций, спрятанные за этой зубастой ухмылкой.
- Белая, не белая, насрать… – острый выступ кадыка на чужой шее приходит в движение. – Но малыш должен показать, что мы не зря жопу рвали, доставая его из подвала. К тому же… Разве ты не хочешь отомстить?
Отомстить? Саске облизывает соленые, с горечью губы и сжимает искалеченные ладони в кулаки: думать об убийстве сидя в сыром подвале или с мешком на голове, подгоняемый грубыми тычками, легко и даже приятно. Но стрелять в человека из плоти и крови, когда он так спокойно смотрит тебе прямо в глаза – совсем другое.
- Решайся, - негромко и вкрадчиво говорит Какудзу. – Или ты боишься? Неужели мальчик думал, что сможет сделать всю работу чужими руками?
Саске вдруг остро хочется разбить это бледное лицо в кровавую кашу.
- Как бы ни так, нельзя приготовить омлет, не разбив пару голов - смеется альбинос, и в его смехе вновь прорезаются дребезжащие битым стеклом нотки. – Ты думал, что выедешь отсюда чистым? Что всю грязную работу за тебя сделаем мы? Эй, Кисаме, представляешь?!
- Завались, - устало огрызается Хошигаке.
- Эй! А чего я-то?! Я просто хочу справедливости. Мы спасаем мальчишку, а взамен… Ты же не хочешь быть неблагодарным?
Когда молчание начинает затягиваться, Саске понимает, что должен что-то ответить.
- Не хочу, - осторожно говорит он.
- Умница… Значит, ты сделаешь это. К тому же… - Хидан снова смотрит на Сая. - Он бы не пощадил тебя, прикончил и закопал, как собаку.
- Не пощадил бы, - соглашается Саске, которому разом вспоминается и надрезанное ухо и «придется сделать тебе больно». Вот только что-то с этими воспоминаниями не так – в них нет ни страха, ни злости… Только странная неподвижность в чужих глазах. Таких же черных, как и у него самого. Таких же черных, как и у брата.
И все это до дикого похоже на странную болезнь, когда становится жарко и холодно одновременно, потому что от мыслей об Итачи все внутри разком вспыхивает, растекаясь маслянистым напалмом, но эти глаза… Сама мысль о том, что прямо сейчас, не сходя с места он совершит то, чего уже не исправить, сковывает внутренности льдом.
А Хидан не торопит, лишь ухмыляется хищно, смотрит зло, цепко и с интересом – так смотрят на бои ядовитых пауков, запертых в банке. Хошигаке… В его лице больше нет той раздражающей печати вечного веселья и снисходительности: губы, глаза, линия челюсти – все словно разом закаменело. И это тревожит сильнее, чем следует. Тревожит и не оставляет выбора – Кисаме едва-едва заметно кивает. Это может быть игрой теней или собственным воображением, но Саске вдруг понимает - судьба пленника уже решена. Да, он еще дышит, а его сердце бьется, но будущего уже нет, его не выпустят отсюда живым ни при каком раскладе.
И Саске решает для себя – он решается. Ведь, в конце концов, он всего лишь инструмент. Он протягивает руку, и пистолет ложится в нее согретой чужим теплом тяжелой рукоятью.
- В голову, - шепчет Хидан и отступает назад, едва не приплясывая от сдерживаемого восторга.
Хошигаке без ухмылки, Какудзу с глазами-безднами, полубезумный Хидан…
Саске отрешенно кивает.
Сай совсем не похож на человека, стоящего на пороге собственной смерти: отрешенность и уравновешенность, как у буддистских монахов, созерцающих природу. Что же он видит, этот Сай, своими неподвижными, лишенными жизни глазами? О чем он думает?
Саске поднимает руку и прицеливается. Всего за краткий миг он вдруг понимает истинное значение этого чужого спокойствия.
Сай просто готов. Готов умереть.
И Саске выжимает тугой спуск.
Никаких молний, Божественных кар и проклятий - все происходит за долю секунды: пленник резко, словно сломанная марионетка, дергается и падает, с глухим стуком ударяясь затылком о пол. Густая, до странности темная кровь расплывается по бетону и в ней даже можно разобрать белые осколки костей и розоватые сгустки… Саске переводит взгляд на свои грязные, пропылившиеся кеды, забрызганные алым. Брызги и пятна, как на тесте Роршаха.
Картинка. И еще картинка. Что вы видите здесь? На периферии сознания опрятный доктор в белом халате отбивает замысловатый ритм карандашным ластиком.
Что вы видите?
Парня с простреленной башкой, хочет было ответить Саске, но вместо этого бросает взгляд на Хошигаке поверх докторского плеча. Тот смотрит устало и, почему-то, тоскливо, но кивает – не одобрительно, а просто… Просто.
И Саске опускает оружие. Его руки дрожат от напряжения и веса пистолета.
Черные глаза застыли неподвижно, пухлые, прихотливо изогнутые губы приоткрылись в странной, удивленной «о»… Теперь Саске действительно есть, чего боятся и из-за чего не спать ночами.
- Аккурат промеж глаз… Похож! Теперь похож! - хохочет Хидан, со всего размаху пиная ногой в тяжелом армейском ботинке труп. – Итачи может гордиться достойной сменой!
Саске слышит, но не слушает – все, что изливается из чужого рта, проскальзывает мимо, не задевая даже по касательной. Он просто возвращает пистолет владельцу и растирает засаднившее от отдачи плечо. Только сейчас он вдруг понимает, как же устал. Как же чудовищно он устал…
- Так, ладно, хватит лирики, - хлопает в ладони Кисаме, к которому в мгновение ока возвращается привычная энергичность, и расправляет засученные рукава рубашки.- Нас еще ждут дела.
Саске мысленно подбирается, готовясь к очередному раунду, но тут его огорошивают:
- Конан, сделай одолжение, отвези Учиху к Цунаде, пусть подлатают, а то сейчас вырубится. Хидан и Какудзу, вы, как и договаривались, дожидаетесь Зетсу, он скоро прибудет с командой зачистки. А я поеду, время поджимает.
- Ты нашел их?.. – спрашивает Саске, делая полшага вперед.
- Нашел, осталось только сказать этим ребятам «привет», - кровожадно ухмыляется мужчина.
- Я с тобой.
- Возьми его, возьми с собой! – не скрывая восторга, требует Хидан. – Вот умора-то будет, когда малыш узнает, что…
- Не время, - глухо прерывает его Какудзу.
Хошигаке же, досадливо, словно от укуса комара, морщится и качает головой:
- Со мной? Да ты на ногах еле держишься!
- Я еду с тобой, - чеканя каждое слово, повторяет Саске.
Он уже перешел невидимую черту, он уже там за границей, откуда не возвращаются. И это значит, что он может двигаться лишь вперед. Он должен двигаться вперед.
- Я хорошо понимаю тебя, - в лице мужчины и вправду мелькает тень сочувствия. – Но ты будешь бесполезен: Итачи-сан велел мне беречь тебя, а не подставлять под пули.
Саске сжимает разбитые кулаки, с вызовом глядя на Хошигаке. Как он не понимает? Саске не может отступить сейчас!
- Ладно, поехали со мной, - вдруг легко соглашается Кисаме, видимо, прочитав решимость в его взгляде. – Но для начала попрощайся с Конан, она столько с тобой носилась…
Саске даже не успевает удивиться, потому что в следующее мгновение ощущает короткий, но болезненный укол в бедро. В первую секунду он не понимает, в чем дело, но когда от места укола по телу начинают расползаться прохладные волны онемения, к нему приходит понимание. Но уже слишком поздно.
- Что за?.. – начинает было он, но его прерывают.
- Еще будут какие-нибудь указания? – спрашивает девушка, подхватывая Саске под руки, когда он начинает крениться вбок.
- Если будет выебываться, двинь пару раз, - мстительно скалится Хидан.
Саске пытается вывернуться из чужих «объятий», но тело словно налилось свинцом и одеревенело одновременно, а в голове все спуталось, как во время хорошей пьянки. В какой-то момент ему удается высвободить руку и даже пару раз ударить противника, но силы катастрофически неравны – тонкие руки держали крепко, стискивая до боли в ребрах, и последнее, что видит Саске перед тем, как отключиться – удаляющуюся фигуру Хошигаке, что странным жестом касается не то уха, не то волос…
Он отомстит ему… Он отомстит…