Дыхание лета. Глава 4.

Первое, что сделал встречающий его на перроне младший брат – повис на шее, а первое, что заметил Мадара, до того, как Изуна к нему бросился, были глубокие тени под его глазами. Впрочем, последнее хоть и беспокоило Учиха старшего, но не было для него неожиданностью – это была специфика работы младшего.
- Как доехал? – почти весело.
- Пф... Тут же экспресс.
- Ну, мало ли.
Эти три фразы – дежурные и традиционные, только обычно их задавал Мадара приехавшему Изуне. Сам же он не был в Киото уже много лет.
Как давно он здесь был в последний раз?
Идти «домой» было достаточно долго, но оба были только рады пройти пешком по тихим узким улицам, столь непривычным после шума Токио. По дороге младший Учиха купил банку премерзко сладкой кока-колы и пачку сырных чипсов. Отпивая газировку и жуя чипсы, Изуна пересказывал подробности сложнейшей операции; Мадара путался в терминологии, понимал разве что слова «кровотечение», «опухоль» и «пришлось удалять», причём удалять явно пришлось то, что изначально не планировалось, но уставшему брату необходимо было выговориться, чтобы выплёснуть накопившийся стресс.
Хирургам нельзя нервничать, по факту, а уж талантливым – тем более, так как у них слишком много пациентов. Изуна вот признался, что с трудом взял отгул.
Спустя двадцать минут брат плюхнулся на какую-то скамейку. Старший Учиха сел рядом, щёлкнул зажигалкой и закурил.
- Ты ж бросил?
- Ага. Бросил, - мужчина затянулся. - Дома бросил, а тут – в самый раз.
Изуна понял - всегда понимал.
Идти в дом родителей не было никакого желания.

На полу валялась выпотрошенная сумка, два списка – те, кто придёт на отпевание, и те, кто на похороны, они немного различались – и взятая напрокат одежда для церемонии, которую Мадара не потрудился запаковать. Костюм из дома он не взял, так как в сумке он бы всё равно смялся, а трудиться с утюгом над мелкими складками на ткани – слишком хлопотно. Вопреки традициям, всё подготовил брат, а не сам Мадара, но ему было всё равно. Учиха клубком свернулся на кровати и набрал номер.
Гудки.
В доме было тихо – Изуна завалился спать.
- Алло, Хьюга на проводе, - послышался знакомый женский голос после пятого гудка. – Микото, подожди, пожалуйста, - в сторону.
Мадара усмехнулся.
- Передай Микото, что если не будет слушаться, то лишится сладкого на две недели.
Микото сразу же узнала его - возможно, Хината неплотно прижимала трубку к уху или же поставила на громкую связь из-за занятых рук – и заголосила:
- Папа, папа, привет, папа!!!
- Привет, милая. Как вы там?
- Ой, здорово, мы рисовали, много-много рисовали, я хотела нарисовать собаку, но у меня не получилось, а ещё... ещё у Хинаты есть мышка, её зовут мистер Джинглс.
- Точнее, его, - поправила Хьюга. – Это мышонок. Микото, беги руки мыть...
- М?
- Рисовали пальчиковыми красками. На моём диване три отпечатка детской ладони, но я совсем не против... К тому же, они смываются водой.
- Это хорошо.
- Очень.
- Мышонка не замучила она? – Учиха перевернулся на спину. В конце концов, только Микото – не считая брата – была его семьёй.
- Нет, совсем нет. К тому же, она мистеру Джинглсу понравилась.
- Хех... А ещё он катает катушку.
- Нет, катушку не умеет, но леденцы любит, рук не боится... И тут гроза.*
Мадара прикрыл на мгновение глаза, представляя буйство стихии. Мужчина всегда любил грозы, было в них что-то завораживающее... мощь... сила...
Что-то безумно космическое.
- Моя не мешает?
- Нет, ничуть...
По ту сторону провода что-то разбилось.
- Ой, Микото!
- Что там?
- Кажется, ваза... Ох, я побежала...
И Хината, не попрощавшись, сбросила звонок.
Учиха разлёгся, раскинув руки. Матрас был слишком мал для такого манёвра, поэтому одну руку пришлось положить под голову, а вторая так и осталась свисать с кровати. Мужчина осторожно дал телефону выскользнуть из руки, и не прогадал – он мягко приземлился как раз на свёрнутый костюм.
За окном было серо. Низкие облака походили на грязную вату и давили с небес, не желая пропускать через себя солнце и не делясь влагой, хотя от города тянуло душным жаром, и даже моросящий дождик был бы не лишним.
Но на улице были только серые тучи.

Мадара хмурился и, опираясь на края раковины руками, смотрел в зеркало. Отражение тоже было мрачнее некуда и неторопливо развязывало узел ненавистного галстука, повторяя движения оригинала.
При всей его неприязни к Таджиме – взаимной, надо сказать – отпевание далось тяжелее, чем он предполагал, и теперь лента ткани на шее его душила, так же, как и сдавливало горло общество людей, что сейчас были на первом этаже.
Родственники, родственники, родственники да пара друзей отца. Все в чёрном, все спокойные, все глушат голоса – сколько в этом на самом деле искренности? Сколько человек скрипят зубами, так как Таджима завещал абсолютно всё Изуне, как сильно злится Фугаку, пытаются ли прятать холодный и просто равнодушный взгляды его сыновья, которые неизвестно что здесь забыли – ладно ещё Итачи, но зачем пришёл старшеклассник Саске?
Сколько искренности в пришедших на отпевание людях? А в тех, что слушали сутры и воскуривали ладан в непосредственной близи от тела?***
Вот в Мадаре этого не было. Низкий голос священника отдавался в ушах мерным гулом, а от запаха благовоний чуть подташнивало. Собственно, потому-то он и сбежал наверх – ощущение было такое, будто в машине укачало.
Когда Учиха умылся, стало немного легче. После этого он, недолго думая, набрал в ладони воды прямо из-под крана и сделал несколько глотков; на языке осталось странное послевкусие.
Спустя пять минут мужчина всё же решил спуститься вниз. Не пройдя и половины ступеней, Мадара, оставаясь в тени, оглядел людей с небольшой высоты, ища брата. Какими бы дерьмовыми ни были его отношения с отцом, это касается лишь его самого и покойного Таджимы; Изуну же должен был кто-то поддержать.
Это не заняло много времени – брат стоял возле окна и разговаривал с согнувшимся и осунувшимся пожилым уже мужчиной с проседью в каштановых волосах. Мадара не знал его, но судя по слезам и тому, как Изуна похлопывал того по плечу, этому человеку Таджима был по-настоящему дорог.
Старший Учиха отвернулся; он был здесь лишним, старательно изображаемая скорбь иссякла. Но вдруг взгляд зацепился за с детства знакомую растрёпанную шевелюру, чьё буйство не могла полностью унять тугая резинка, стягивающая смоляные волосы в низкий хвост; Мадара знал, каких трудов стоило их так увязать, так как у него на голове была аналогичная копна, правда, чуть более нечёсаная.
Всё же, мужчина всегда знал, что внешностью он пошёл не в родителей.
Сидящая на ступеньках женщина отличалась от остальных тем, что была в чёрном кимоно, не обременяя себя строгим чёрным платьем, как, к примеру, супруга Фугаку. Сандалии она сбросила, хотя непонятно, почему вошла в них в дом, тонкие плечи поникли.
Учиха спустился к ней и осторожно тронул за локоть; женщина вздрогнула и обернулась.
- Ты... Мадара, я не верю.
- Оцуру, я слишком много лет Мадара.
Оцуру усмехнулась. Черты её лица заострились ещё более, но в остальном годы жалели её, сохраняя зрелую, хотя и весьма своеобразную, красоту.
Разве что прожитые зимы одарили болезнями...
- А я слишком много лет Оцуру, и моё «слишком» поболее твоего будет, – и голос не изменился, низковатый, с вечной насмешкой над всеми и ни над кем. – Но увидеть тебя здесь я не надеялась, хотя знала, что Изуна точно сообщил.
- Я уже четвёртый день, как приехал, помогал ему.
- Я имела в виду на похоронах.
На деле же, Мадара отлично её понял изначально, а самое забавное – она в курсе, что он понял. В конце концов, Оцуру была второй и единственной после Изуны и, разумеется, Микото, кого бы он называл семьёй.
Возможно, потому что фамилии «Учиха» у сестры его матери, разумеется, не было.
- Идём, - женщина поднялась, отряхнула полы кимоно и подняла свою обувь. – Мне трудно здесь дышать, а я надеюсь на скорый ливень.
Ливень...
Ливень – это хорошо.

Разговорить Оцуру оказалось легко. Её негромкий голос приятно вплетался в окружающую атмосферу, и, слушая, как она перемалывает косточки высокомерному в чём-то Фугаку, Мадара забывал, что она старше его больше, чем на двадцать лет. Будто прогуливается со старой подругой, а узкие проулки Киото, в которые они, пройдя достаточно от большого дома Таджимы и его жены, через некоторое время углубились, создавали нужную атмосферу.
Предсказание женщины сбылось – скоро начало накрапывать. Оцуру рассеянно потёрла руками предплечья, приобнимая себя – мужчина молча отдал ей свой пиджак.
Козырёк, под которым были ступеньки и заколоченная досками дверь, попался вовремя. Мадара сел на порожек и расстегнул одну пуговицу у ворота; Оцуру закурила, без спросу взяв его зажигалку и пачку сигарет из кармана пиджака.
Курящая Оцуру казалась особенно молодой.
Правда, в волосах виднелись серебряные волоски - она не красилась.
- Отлично выглядишь.
- Ха... Все вдовы обязаны хорошо выглядеть, даже если они близко познакомились с онкологией, - женщина похлопала себя по плоской груди. – Жаль только декольте мне больше не носить...
- Может, не стоит? - мужчина кивнул на сигарету, Оцуру отмахнулась.
- Если уж из меня так и не вывели эту дрянь, то ничего не поделаешь... – Мадара неодобрительно качнул головой, женщина затянулась. – Не помру.
- Волосы отросли... – задумчиво протянул он.
- А то... Или думал, я начну парики носить?
Почему-то это показалось смешным – они засмеялись абсолютно одинаковым смехом.
В конце концов, Мадара не только внешность перенял у Оцуру через мать...
Женщина потушила сигарету о грязную стену, шагнула к нему и внезапно крепко обняла. Внезапно – потому что ей никогда не были свойственны подобные порывы.
- Спасибо... – выдохнула Оцуру, сжимая его руками крепче. – Спасибо, что пришёл...
- Оцуру...
- Я серьёзно, - она почти шептала. – Я знаю, что для тебя это было непросто... Но спасибо, что поддержал брата... и меня. Всё же, Таджима многое сделал и для меня тоже, и Саёко...
Что-то камнем осело где-то в груди. Что-то очень-очень старое, полузабытое...
Вероятно, смерть матери, с которой он так и не смирился.
- Не будем о ней сейчас.
- Хорошо...
Оцуру его отпустила и потянулась за новой сигаретой, но, повертев в руках пачку, резко передумала.
Вдруг их окликнули.
- Брат, Оцуру-сан!
Оба повернулись на голос. Изуна вымок с ног до головы, однако не было похоже, что его это как-то заботило. Рубашка его липла к телу, делая слишком худым, а волосы спутались и слиплись в мелкие пряди.
Учиха младший быстро подбежал. По сбитому дыханию было заметно, что тот уже набегался под дождём, вероятно, ища их. Мадара великодушно подвинулся, освобождая на ступеньке место; Оцуру же так и предпочитала стоять, подпирая стенку.
- Фух... обыскался.
- Так срочно? – Оцуру стряхнула пепел в сторону.
- Да не... – Изуна пожал плечами. – Просто...
- Душно? – закончил за него Мадара, на всякий случай добавляя вопросительную интонацию.
- Да. Очень.
Оцуру по-матерински потрепала его по волосам.
Шум дождя успокаивал. Пока пережидали его, молчали, так как не было тем для разговоров, а нарушать благостную тишину просто так не хотелось.
В конце концов, женщина села между ними, обнимая себя руками. Это была её старая привычка, но почему-то Мадара вспомнил сероглазую Хинату, которая прижимала к груди пакет похожим жестом.
- У меня никогда не было своих детей... Но я всегда относилась к сыновьям моей любимой сестры, как к родным.
Старший Учиха усмехнулся; ей не нужно было этого говорить, так как они оба и так это всегда знали.
Изуна откинулся на стену и задумчиво протянул.
- Если мы, как родные, то и дети наши тоже...
Оцуру встрепенулась.
- Только не говори, что твоя беременна.
- Да не, не... – брат покраснел. - Мы... того... осторожно... Я про Микото.
Мадара втянул голову в плечи, ощущая острое желание провалиться сквозь землю и оказаться в другом полушарии... Ну, или хотя бы телепортироваться куда-то очень и очень далеко.
- М? А Мадара тебе не говорил?
«Изуна, пожалуйста, замолчи пока не поздно...»
Но было уже поздно.
- У него дочь, пять лет уже ей.
Оцуру окаменела. Оцуру вопросительно приподняла бровь и повернулась к Учиха старшему, которому так и не удалось испариться и улететь восвояси облачком пара.
Оцуру грозно нахмурилась.
- В додзё.
- Но...
- Немедленно.

Мадара ставит блок, хотя почти забыл это всё, уклоняется, но что-то ударяет его под ноги, за плечо тянут наверх и назад, из-за чего он теряет равновесие и шумно падает на спину, напоминая самому себе мешок с сухим цементом.
И так уже третий раз!
- Да как ты мог не рассказать мне о том, что у тебя есть дочь? – отчитывала его Оцуру. Стоило ему пытаться привести контраргументы, как тётя валила его обратно на лопатки в два-три движения.
Мужчина скрипнул зубами, поднялся...
- Мы ж не чужие люди, в конце концов!
... и упал обратно, неслабо приложившись затылком о доски пола. Перед глазами заплясали звёздочки, очень подозрительного зелёного цвета.
Оцуру тронула кончиками пальцев виски. Если светлая серость улицы и некий полумрак холла сглаживали в ней острые углы, то под яркими лампами дневного освещения она теряла свою привлекательность.
- Прости.
- Ты... болван, Учиха Мадара.
- Прости.
Изуна деликатно сидел на полу в сторонке и не лез, игнорируя взгляды брата, что умоляли о спасении.
Хотя нет, не так – Учиха младший над чем-то усиленно размышлял.
Вскоре Оцуру кто-то позвал: кажется, Фугаку хотел обсудить что-то насчёт обучения Саске, а женщина обещала помочь с колледжем. Как только она, махнув рукой на прощание, вышла, Изуна лёг на спину и через некоторое время несколько обречённо выдохнул:
- А Мей хочет замуж...
- За кого? – заинтересованно.
- Эх... за меня, за кого ж ещё...
Мадара присвистнул.
- То есть... – продолжил Учиха младший. – Не то, чтобы она говорила прямо, но это видно... по глазам видно, понимаешь?!
Изуна аж вскочил; он был в лёгкой и вполне обоснованной панике.
- Даже так... – Мадара хмыкнул. – Беги, брат, беги, так как если Мей - то это всё... У неё ж пунктик.
Мужчина постучал по виску.
Брат на это как-то грустно, но светло усмехнулся.
- Хех... беги... – он обнял руками колени. – От неё-то, может, и убегу, но вот от себя – вряд ли... Глаза-то у неё потрясающие...
- Только ли глаза? – старший Учиха изобразил руками в воздухе женскую фигуру, красивые песочные часы.
- И ты туда же! Почему каждый третий спрашивает меня о её фигуре, о том, хороша ли она в постели, или сводит разговор к этому? И знаешь, что?! Да, она очень, очень хороша, и да, у неё шикарная фигура и оборачиваются на неё на улице не просто так, но мы с ней столько времени вместе, потому что на первом свидании я не смотрел ей в декольте!
Изуна фыркнул и резко сдул чёлку со лба. Мадара терпеливо дождался пока он перекипит.
- Достали?
- Да.
- Выпьем?
- Отчего ж не выпить с братом.
Хорошее решение.
В конце концов, нужно ещё перетерпеть завтрашние похороны...

* В «Зелёной миле» Стивена Кинга был мышонок, которого звали именно так. Он умел катать катушку от ниток и любил мятные леденцы. Принадлежал заключённому Делакруа. Во время его казни была жуткая гроза.