Эхо Весны (Глава 2).

Глава 2. Коноха.

- Сенсей, а у вас есть кто-то? – невинно улыбаясь, спросила Рин.
- Кто-то? – переспросил он.
Но в синеве глаз плясали задорные искорки, что значило – игру понял. И принял.
С добрую минуту они играли в гляделки: взгляды, один невиннее другого, улыбки до ушей. Какаши был уверен – сенсея никому не обойти; что вскоре подтвердилось звонким смехом.
- Девушка, - пояснила Рин.
«Одна любовь на уме…» - подумал Какаши. И с полным безразличием отвернулся к реке, шумной, веселой от недавнего дождя.
Зимы в Стране Огня нет. Есть, конечно, календарная, и новогодние праздники, чем все и заканчивается. Такой уж климат – теплее разве что в Стране Ветра, большая часть которой пустыни, раздолье песка всех цветов и оттенков. Белый на юге, угольный, почти черный, на северо-западе – повсюду, и на много миль ни одного зеленого пятна; недаром даже их деревня зовется Пески. Страна Огня же – один большой лес да плеши степи вперемешку с холмами; кое-где вздымаются вверх горные гряды. Реки ее не знают льда, а снег – так и вовсе невидаль. Деревья – истинные хозяева страны – походят больше на обитателей детских сказок. Вечнозеленые исполины, вальяжно разбросав широченные лапы-ветви, надежно хранят как свои тайны, так и сокровище Огня – Скрытый Лист, деревню шиноби. Основу покоя и военной мощи страны.
И мало тех, кого обманет нарочито-безобидное имя.
Одно слово – зима, а берег реки покрыт столь же буйным зеленым ковром, как и весной, летом… разве что солнце ласкает лицо почти осторожно, робко, да влажность держится дольше. Озорной ветерок сушит воздух, перекликаясь с травой и кронами, булькая в воде. И медленно, торжественно кружатся в танце редкие листья; те, что ловит река, уносятся вниз по течению…
- Девушка, – повторила Рин.
Сенсей вздохнул с подчеркнутым сожалением.
- Я-то надеялся, речь о питомцах…
Рин засмеялась, отбросила с глаз каштановую челку. Упрямый ветерок немедленно смахнул обратно. И опять.
- Да вся деревня знает о вашем Гама-чане, - заявила она, безуспешно борясь с волосами, - Ну серьезно?..
«Только о любви и мысли», - вновь подумал Какаши.
И, тем не менее, весь обратился в слух.

- Какие девушки? – фыркнул Минато, срывая травинку, прибавил: - У меня есть Коноха.
- И это – мой ученик, - Джирайя сокрушенно покачал головой, - Ками-сама, верно говорят – отсутствие ума не восполнят никакие тренировки…
- Эй! – ученик шутливо двинул его по плечу, - это ты у нас извращенец.
- Не называй меня так, тем более – перед детьми! – немедленно взвился Саннин; впрочем, совершенно беззлобно. - Будь ты хоть трижды Хокаге, не забывай, малыш, кто я!
И, проворно вскочив с травы, принял позу. Залихватски взлетели снежно-белые волосы, хрустнула под подошвой зори неудачница-ветка. Саннин хитро прищурился, блеснул улыбкой, и после театральной паузы берег узрел безумную пляску.
- Человек, не имеющий врагов ни на юге…
Минато замахал руками, отчаянно стараясь сохранить серьезный вид. Успешно, казалось бы; но Саннин, совершив неизящный подскок, завертелся волчком, прыгнул снова, напоминая пьяную жабу. И к не музыкальным воплям беловолосого присоединился безудержный хохот. На глазах Рин выступили слезы, Минато бессильно повалился спиной в траву, только что не воя от смеха; и даже Какаши, оторвавшись от реки, ухмыльнулся под маской.
- … Джирайя-сама! – победно провозгласил Саннин, нимало не смущенный.
И едва не растянулся на земле, заступив о мстительную ветку, чем вызвал новый взрыв хохота.
- И это – мой учитель... – пытаясь отдышаться, простонал ученик. - Не делай так больше, умоляю!
- Да что с вас взять, - беззлобно отмахнулся Саннин.
Плюхнулся на траву, насупился, глядя на веселящегося ученика, и прибавил:
- Но ты говорил о своих вкусах – прошу, продолжай!
- Аа? – Минато рывком сел, с запозданием заметил в глазах Саннина мстительный огонек. - Ну знаешь, Джи …
- Да, сенсей, расскажите! – поддержала Саннина Рин, - неужели вам никто не нравится?
Минато с надеждой посмотрел на Какаши; тот лишь развел руками – мол, сам его разозлил, сам и выпутывайся.
«Предатель», - обиженно припечатали синие глаза. И Какаши немедленно ощутил себя сволочью, хотя и знал прекрасно, что обида эта – напускная.
- Мне многие нравятся, - уклончиво ответил сенсей. - Ты, к примеру.
И весело рассмеялся, глядя на разинутый рот ученицы.
- Ой, не шутите так…
Вместо ответа Минато сверкнул зубами и обернулся к кромке деревьев, точнее – почтительно замершему там джонину. Какаши мысленно обругал себя – увлекшись, почти что проворонил постороннего. Да, пусть «почти», но шиноби это считают редко. Если доживают.
Лицо джонина Хатаке помнил смутно.
- Простите, Минато-сама…
- Прощаю, знаю, помню, - Минато уже на ногах, улыбаясь, но немного иначе.
Улыбка «приветливо-рабочая», как называл ее Какаши. Хотя внешне мало чем отличалась от той, с которой сенсей слушал Рин, но и малейшее, мимолетное изменение мимики этого лица подмечалось им с точностью флюгера.
- Увидимся! - это уже им; уголки губ изменились на сотые доли, но улыбка опять другая, совершенно. «Прощально-дружеская», и от нее стесняло дыхание, а сердце стучало чаще, билось пойманной птицей, всегда…
Никто не успел ответить, а вместо Минато остался смеющийся ветер. И – Какаши был уверен – солнечный свет чуть потускнел, отступая под натиском теней леса, а от реки отчетливо потянуло сыростью. Чуть – но и этого хватило, чтобы от хорошего, приподнятого настроя не осталось и следа.
С минуту он молчал; наконец, бросил:
- И чего ты к нему прицепилась?
Рин вздохнула.
- Тебе хорошо… а мне прохода не дают. Все выпытывают… достали уже.
- Ясно.
- Из дома не выйти, - добавила Рин; пальцы ее беспрестанно крутили бандану, то сминая грубую ткань, то выпрямляя. Взгляд прикипел к блестящей полоске металла, на щеках постепенно разгорался румянец.
«Видно, и вправду достали», - понял Какаши, и сочувствие вдруг накрыло вязкой волной. «Чтобы наша тактичная Рин, да так в лоб…»
- Молодежь, - нежданно хмыкнул Саннин.
Про него ученики Минато, в своих переживаниях, несколько подзабыли. Джирайя потянулся, с удовольствием похрустев суставами, поднялся.
- Засиделся я что-то… а ведь великие дела не ждут!
- Это подзорная труба-то? – не сдержавшись, фыркнул Какаши, со слов сенсея прекрасно зная суть «великих дел» Саннина.
Джирайя шутливо погрозил пальцем.
- Великий процесс творения! Но поверить не могу, что он и это вам разболтал… трепло, хоть Хокаге. Хе-хе!
И Великий Саннин сел обратно. Глаза цвета нагретой солнцем коры смотрели ехидно, уголки губ растянула довольная улыбка, не предвещая отбывшему Хокаге ровным счетом ничего хорошего.
Вы же собирались уходить? – хлопнула глазами Рин.
Саннин величественно махнул рукой.

- Успеется! Полюбуюсь-ка с вами на закат, да расскажу прелюбопытную историю…

***

Какаши никогда не понимал, чем именно женщина может привлечь его сенсея. Попытки свести к хоть какой системе неизменно встречали провал. Невозможно было сказать определенно про его вкус, что, впрочем, не значило отсутствия оного. Вкус был; но такой непонятный, такой замудрено-непредсказуемый, что Какаши давно бросил гадать. К своему полу Минато испытывал тягу разве что в буйном воображении деревенских сплетников; а вот женщины были.
Были. И много.
Просто не держались и пары дней.
В вопросах романтических сенсей был постоянен, как ветер в поле. Мечта в ее материальном воплощении – не только силой, обликом или нравом (норовом, как бы сказал Джирайя), но и харизмой, почти что сверхъестественной, он притягивал девушек сильнее, чем пчел – сладкий запах весенних цветов. Не одна красавица попрощалась с покоем, лишь взглянув в бездонно-синие глаза, не одна забывала все из-за этой мечты; появляясь где угодно, он неизменно приковывал к себе восхищение взглядов. Яркая, редкая красота, просто сводило дух, юношеская стать и очарование; когда к этому прибавилась и возможность на должность Хокаге, его популярность и вовсе взлетела до небес.
Да, Минато притягивал многих; а удержать его не мог никто.
Страсть в нем вспыхивала мгновенно, и так же сходила на нет. Как огромный сноп сухой травы; малейшая искра – и он пылает, горит жарко, слепяще, но и прогорает вмиг. Почему? Кто знает… Какаши изрядно сомневался, что и сам Минато может ответить. Вменяемо, по крайней мере, не может.
Его не застигало разочарование в своих дамах, он просто терял интерес. Словно разгадав какую тайну, устремлялся на поиск новой, иной, чуть отличной. И вовсе не был бессердечным, как считал кое-кто; напротив, относился к каждой как единственной, исключительной, пусть и длилось все недолго.
Да и как удержишь ветер?
Это сознавали. Да все равно – мотыльками в огонь. Не то, чтобы Какаши этого не понимал; совсем наоборот. Неизменно в природе людской, бежать к просвету во мраке туннеля, пускай за ним и поджидает обрыв. Хоть каждый и надеется в глубине души, что там – лишь мягкий песок.
Короткие интрижки потому и не считают за отношения.
Не то, чтобы Какаши не был этому рад; совсем наоборот.
Ведь все же…
Так было и до, и спустя почти месяц от разговора на берегу; а потом появилась она.

***
- Техника теневого клонирования!- Кушина сложила нужные печати; в ту же секунду рядом с ней, словно из неоткуда, появилась почти копия девушки: покачивающаяся из стороны в сторону и бледно-зеленая, как жаба. Прошипев сквозь зубы «Рассейся», Кушина полными неприкрытой злобы и негодования уставилась на Хиаши. Тот лишь недовольно покачал головой и сказал:
- Ничего не понимаю. Люди с таким типом чакры, как у тебя должны осваивать техники столь простого уровня за день, максимум – за два. Ты же бьешься над ней вот уже третий день!
- Как у меня?- особо не обращая внимания на брань, переспросила девушка.
- Да. Члены Клана Удзумаки обладают невероятным запасом чакры, поэтому их основой являются Запечатывающие техники. Ты разве не читала историю своего клана?- Кушина отрицательно покачала головой.- Что ж, по прибытию в деревню я дам тебе одну книгу, в которой описываются, как и разрешенные, так и запретные техники Удзумаки.
- Зачем мне твои дурацкие техники? Зачем мне твоя деревня? Зачем мне все это?!- Кушина обвела рукой палубу и выжидающе уставилась на Хиаши.
Девушка выдержала его долгий, неспешный взгляд.
- За твое упрямство следовало бы избить тебя до синяков,- сказал он наконец.- И скормить тебе пригоршню металлической стружки… Но ты не дура, тебя не запугаешь и не сломишь,- Хьюга подошел ближе к девушке и заглянул в настырные, полные злобы глаза.- Послушай меня, девочка. И запомни: забудь о своем прошлом. Там, куда ты скоро попадешь, эти воспоминания будут лишь мешать тебе. Твоя тропа ведет вперед, а не назад.
Внутри Кушины, словно цветы после весеннего дождя, росло желание сопротивляться.
- Мои ноги эту тропу не выбирали!
- Да, не выбирали,- с грустью согласился Хиаши.- И все же эта тропа – твоя. Ты уже ничего не изменишь. Если будешь бороться, наживешь синяки и шрамы, а потом сломаешься, и тебя отшвырнут в сторону, потому что ты окажешься непригодной для той задачи, которую тебе предстоит решить. Но у тебя есть другой выход: стремиться вперед, победить всех соперников и получить главных приз.
- Какой еще приз?- сухо поинтересовалась девушка.
- Жизнь, здоровье, безопасность,- он ухватил рыжеволосую за подбородок и, прищурившись, снова заглянув в глаза.- Право самой выбирать за себя.
Хиаши выпустил растерянную девушку и, развернувшись, пошел прочь.
- Об этом мы никогда не говорили. Больше я не вспомню о нашем разговоре, и лучше всего будет, если ты тоже о нем не вспомнишь. Забудь о нем – как о своем прошлом.
Кушина еще долго смотрела ему вслед. И во взгляде ее можно было увидеть неприкрытый фанатизм, уродство и что-то жаркое, полыхающее как огонь. «Ненавижу»- мысль испугала нашу героиню своей сокрушительной силой; разгневанная Кушина даже кулаки сжала, благо, видеть это мог только океан. Чувство оказалось таким неукротимым и мощным, что на какое-то мгновение затмило собой даже боль. Кровожадная ненависть – красная, как кровь и древняя, как мир, - захлестнула девушку и прорывалась, желая крушить все в округе. Девушка не заметила, как длинные – почти до самых колен – кроваво-красные волосы начали метаться в стороны, словно пытались кого-то поймать. Живя в храме, наша героиня часто приковывала к себе удивленные, порой даже пугливые взгляды людей, мол, в девчонку вселился демон! Эх, знали бы эти болваны, что Кушина не имеет ни малейшего представления о том, как контролировать эту странную «способность», которая дает знать о себе лишь в моменты злобы; а в жизни нашей героини злобы было довольно много.
Глубоко вздохнув, девушка закрыла глаза. Нужно успокоиться и не привлекать к себе лишнего внимания, и без того забот хватает. Развернувшись на пятках, Кушина быстрым шагом направилась к самому краю борта и стала вглядываться в водную пустошь. Если не считать едва слышного гомона пассажиров, что суетились на другом конце корабля, и серебристых чаек, которые весело гагачили в воздухе, то вокруг стояла безмолвная тишина. Волны мягко раскачивали корабль, точно пытались убаюкать, но бесполезно – сейчас многим не до сна, в частности и нашей героине. В последнее время она вообще перестала спать, часто раздумывая над своим прошлым, настоящим, будущем. А есть ли все это у нее? Порой девушке кажется, что она и не дышит вовсе, а только притворяется живой.
С губ сорвался тихий смешок. Глупее не придумать.
Отчаяние, отпустив на миг, вновь тянуло узловатыми щупальца. Бороться с ними не было сил, уже не осталось. И выхода не было – лезли отовсюду, любая попытка сбежать, забыться в спасительном нигде, тщетна. Думать – становилось плохо, непереносимо; а не думать не выходило, хоть завейся вокруг лампы тройным узлом. «Можно закончить все одним разом», - пришлась шальная мысль, порождение отчаяния. И, наперекор обычному, не отметалась тут же доводом, что слабость – даже о таком подумать. Мысль, почуяв свободу, разрасталась, завладевая сознанием, обволакивает мягким дурманом. Стоило ли терпеть боль, когда смысл этого терпения давно утрачен – если и был вообще? Одно короткое движение… она знает, она проделывала все не раз, пусть и на чужих. Сойдут и ножницы с глупыми ручками, забытые кем-то на тумбе…
Кем-то? Конечно же, Исами; это он вечно все теряет…
Исами.
«Ты только не уходи», - мгновенно откликнулся ветер мягким, заботливым голосом. Голосом брата. И ножницы мгновенно вылетели из головы. Она тихо смеется – абсурдность мыслей о самоубийстве уже поражает, и как!
- Вот идиотка… - тихо сказала она в пустоту, без сил откидывая голову.
И смех незаметно стал слезами.
Нa поле наставничества Кушина всегдa была чужим игроком, заслуживающим дисквалификации. Матерая мазохистка, наделенная даром извлекать из каждого кусочка боли чудесные нервные штрихи, линующие холст, она всю жизнь была одиночкой. Девушка с юности привыкла к этому одиночеству и уютно в нем обжилась. Вокруг нее всегдa были не обычная комната, не обычная улица, не обычная дорога, a хрупкий, бензиново переливающийся всеми красками мир, в котором помимо нее самой обитали такие демоны, что Борхес смог бы написать второй том своего Бестиария. Кушина любилa все, что делaло ее грустной, - момент, когдa золотaя осень переходит в серую и слякотную, низкое небо, aромaты полыни и корня ирисa, пробирающие до мурашек стихи, и картины, печальные, неприметные, заставляющие плакать. Ей было пять, когда она прониклась к рисованию: в доме ее бывшего хозяина жил художник, который ориентировался исключительно на портреты и бытовую живопись. Маленькая грязная девочка часто наблюдала за ним издалека, пока тот не пригласил ее посмотреть поближе. Так все и началось. Долгие поздние вечера, наполненные запахом красок и растворителей, голос наставника, спокойный и льющийся, точно ручей, поражающие воображение картины. И мир вдруг стал совершенно иным, таким хрупкий и безнадежным, что было страшно. Кушина часто ловила себя на том, что всматривалась в лица людей и чувствовала себя уютно среди толпы: ей нравилось идти туда, куда шли другие, заглядываться на прохожих, а потом приходить и рассказывать о своих новых достижениях. Однако ей казалось, что одинаковые дни мешают чему-то очень важному. Чему-то, ради чего она, Кушина, и была, собственно, явлена на божий свет.
Поэтому и уехала. Не попрощалась.
Рисование девушка забросила – жрицы считали, что это занятие бессмысленное и глупое. Мечты о прекрасном будущем сложила и убрала в самую темную часть своей души, как пиратский склад. Смирилась с тем, что ей судьбой уготовано отчаяние. Обосновалась здесь, в Селеме, пыталась оберегать брата, создать для него все самое необходимое и, наверное, смирилась бы со своей участью, но нет. Ее увезли. Снова. В неизвестность. Может быть, в другой раз Кушина бы запаниковала, попыталась сбежать, но сейчас – нет. Сердце настолько устало совершать бесконечные взлеты и падения, что подало в отставку; хватит с него переживаний, боли, расставаний. Будь, что будет. Только бы Исами не пожалел об этой путешествие. Возможно, было бы лучше оставить его там, в городе-призраке? Да, возможно.
- Кушина,- раздался знакомый голос.
Девушка тут же вынырнула из своего безотрадного ступора и утерла щеки. Затем со сдавленной улыбкой на губах обернулась назад: в нескольких метрах, пряча руки в карманы штанов, стоял Исами. Его невыразительные глаза скользили по сестре, точно хотели что-то мысленно передать.
- Ты сегодня пообедал?- подойдя к мальчику, девушка взяла его за подбородок и начала мотать голову в разные стороны, точно он тряпичная кукла. На такое поведение Исами отреагировал моментально – нахохлился, отпрянул и громко воскликнул:
- Я уже не маленький!
- Да,- грустно улыбнулась рыжеволосая и зачем-то добавила:- Уже не маленький.
- Что с тобой? Тебя кто-то обидел?- поинтересовался брат, внимательнее вглядываясь в лицо сестры. Та наигранно вскинула брови и пролепетала:
- Нет… Просто я расстроилась из-за техники, которая у меня никак не получается.
Купившись на эту дурацкую уловку, братец гордо выпятил грудь и предложил:
- Давай я тебя научу? Хиаши-сан сказал, что когда мы прибудем в Коноху, он отдаст меня в… Эм… Академию для нинзя, представляешь?
Девушка театрально закатила глаза и щелкнула брата по носу.
- С каких это пор ты стал моим учителем? И, что за академия?- признаться, последнее Кушину привлекло намного больше. В районе груди жалким воробушком затрепыхалось беспокойство; без ее ведома брата никуда не отдадут! Будь он хоть трижды первоклассным учеником, все равно нет! Хотя, стыдно признавать, но технику Теневого Клонирования он, в отличие от сестры, уже освоил.
- Хиаши-сан сказал, что у них в Конохе есть академия, в которой учатся настоящие нинзя! И, что все они потом становятся защитниками деревни, получают миссии от ранга «А» до какого-то там еще, я прослушал… В общем, здорово, правда?
- Н-да?- девушка сложила руки на груди.- А мне этот старый болван ничего не говорит,- не то, чтобы Кушине было обидно за это, нет, просто неприятно. С каких это пор брат стал восхищаться Хьюга? Да и что могло привлечь в этом холодном человеке со странными глазами? Единственное, о чем он говорил с нашей героиней, так это об очень важной миссии, уготовленной ей по прибытию в деревню. Может, ее принесут в жертву какому-то богу? Но тогда, почему именно она, а не любая другая девчонка? На эти вопросы Удзумаки часто пыталась найти ответ, но все безуспешно. Стоило ей только открыть рот, как Хиаши сваливал все на то, что он не имеет права говорить о ее участи. Это злило.
- Хиаши - гений! Ты видела, какие трюки он вытворяет? А его глаза?!- кажется, Исами был до глубины души оскорблен тем, как отзываются о его… кумире? Допускать такую привязанность Кушина просто не могла, поэтому опустилась на колени и положила руку на плечо брата:
- Исами,- неуверенно начала она:- Мы ничего не знаем об этих людях. Не забывай о том, что они нас похитили, поэтому не доверяй так открыто. Присмотрись… Нужно всегда быть начеку. Ты должен помнить об этом.
- Я рад, что мы уехали. В Селеме было плохо.
Кушина тяжело вздохнула.
- Ты думаешь, там будет лучше?
- Да.
- Почему?
- Потому что пока я общался с этими шиноби, то понял, что они преданы своей деревне. Они любят ее и готовы умереть ради защиты своего дома. В Селеме все не так. Он похож на город-призрак. И люди со стеклянными глазами, а тут…Кушина, ты видела их глаза? Знаешь, они такие… живые. Мне даже стало страшно, но теперь я не боюсь. Они не сделают нам плохо. Я в это верю.
Девушка поднялась на ноги и прикрыла глаза. Ее всегда пугали речи, которые братец выдавал довольно часто. Удивительно. Ему всего двенадцать, а рассуждает он так открыто, мудро, честно. И как же они не схожи в характерах… В свои двенадцать Кушина уже начала твердить себе о том, что люди не достойны любви, а тут… Вера в счастливое будущее, улыбки, в кармане ни гроша, а в глазах такие искры, точно солнце решило прогуляться по поверхности волн!
Она открыла рот, дабы ответить, но ее вдруг прервал громкий крик капитана:
- Причаливаем!

***

Коноха была больше, чем тысяча городишек на родине Кушины. И людей здесь было множество – ей казалось, что столько на всем свете нет. Здания здесь оказались выше, чем храм богини Лилии, - а выше него в Селеме ничего не было. Деревня раскинулась на берегу во все стороны; чтобы дойти до ее границ, нужно было не меньше часа идти на восток или запад. А еще в глаза бросалась зелень, много зелени. Кушине показалось, что во всем городе-призраке не было столько цветов и деревьев, сколько было в одном лишь квартале Конохи. А еще – необычайная тишина и умиротворение. Селем всегда проживал свои дни в глупой суете; целая толпа зевак, торговцев и таможенников подступала отовсюду. Народу в тех толпах было до того много, что становилось трудно дышать. Люди стояли плечом друг к другу, что-то выкрикивали и размахивали руками, дабы привлечь к себе внимание. А сейчас, находясь на таких просторных территориях, Кушина почувствовала себя настоящей дикаркой, которая недоверчиво таращилась во все стороны. Но, если бы только это…Невероятный дискомфорт доставляли любопытные взгляды людей, которые изучали странную незнакомку с ног до головы. Виной тому были шиноби в странных масках, обступившие нашу героиню со всех сторон и ведущие ее в неизвестном направлении. Пару раз девушка постаралась выпытать у них о том, куда ее ведут, но бесполезно, те молчали. С тяжелым вздохом Кушина притянула к себе Исами, с негодованием отметив, что братец разглядывает блестящие крыши высоких зданий, уютные магазинчики, жителей деревни с нескрываемым любопытством и… восторгом? Вздор! Не может такого быть! Это ведь неправильно. Девушка открыла было рот, дабы осечь брата, но тут же замолчала, снова почувствовав на себе чьи-то пытливые взгляды.
Резко дернула голову в правую сторону.
В нескольких метрах от нее стояли трое подростков, наверное, одного возраста с Исами. Красивая девочка с большими оленьими глазами и волосами каштанового цвета и двое мальчиков – полные противоположности. Взгляд одного – мягкий, добрый, а другого – колючий, злобный. Волосы первого черные как ночь, второго – белые как снег. И, если двое из детей тут же отвели взгляды, понимая, что таращиться – это плохо, по последний, холодные неприступный, так и смотрел в глаза Удзумаки. Странно, разве может ребенок смотреть так надменно и отчужденно? А эта маска, скрывающая половину лица, точно он какой-то маньяк убийца… Глупости. Двенадцатилетний маньяк! Даже звучит смешно!
- Эй!
Кушина словно проснулась; она несколько раз рассеяно моргнула и повернулась в сторону говорившего, не совсем уверенная, что обратились именно к ней. Но, нет, карие глаза, устремленные в ее сторону, говорили сами за себя.
- Смотри,- он махнул рукой куда-то в сторону. Пару секунд девушка пыталась отыскать в толпе странных детей, но тщетно, они словно испарились. Затем, плюнув на это дело, Кушина обернулась. На западе, у подножия горы, она заметила старую, полуразрушенную скалу. С другой стороны от нее блестела куполообразная крыша, выложенная листами металла. Но, вернемся к скале. Несмотря на досаду и горечь, которые испытывала наша героиня, она поймала себя на том, что заворожена этим зрелищем: красивые лица – суровые, надменные - были высечены из камня, смотря на деревню свысока, точно наблюдая и охраняя ее.
- Что это?- продолжая рассматривать странное сооружение, поинтересовалась девушка.
- О-о-о,- растянул парень, точно предвкушая рассказ.- Это святая всех святых Конохи – Хокаджа…
- Чего?
- На ней изображены Хокаге нашей деревни!- оскорбленный до глубины души, воскликнул шиноби и тут же отвернулся. Впрочем, Кушина не сильно волновалась по этому поводу, точнее сказать, - вообще не волновалась. Она продолжала с интересом рассматривать эту старую постройку, отмечая в мозгу, что первое каменное лицо старее всех остальных. И намного. Значит, туда ведут ее и брата? Но, зачем? Может, они принесут Удзумаки на этой скале в жертву?
- Мы туда идем?- спросила Кушина. Все тот же голос ответил ей:
- Да.
- Зачем?
- Ты встретишься с Сандайме – главой нашей деревни.
- Ясно,- вздохнула девушка, хотя сама толком ничего и не поняла. Сандайме, глава деревни, какая-то важная миссия…Все смешалось в один большой ком, под названием «БРЕД». В беспокойстве Кушина обернулась в сторону брата, который о чем-то беседовал с одним из шиноби. Как ему это удается!? Вести себя так легко, когда их ведут в неизвестном направлении неизвестные люди в неизвестной деревне?!
С мрачными мыслями Кушина и не заметила, как оказалась возле Хокаджа, у самой лестницы в «святая святых» Конохи. Она бы так и стояла перед иссеченными временем, отшлифованными множеством подошв каменных ступенях… Как вдруг ее грубо подтолкнули вперед. Делать было нечего; как в тумане смотрела девушка на полутемный коридор, пахнущий деревом и свежей краской, массивную дверь, которую минутой позже отворили.
Сердце пробило удар.
Глаза зажмурились.
…Кабинет Хокаге являл собой царство страшнейшего бардака. Людей всегда удивляло, как это в одну комнату, причем весьма скромных размеров, ухитряется влезть столько разного хлама. Деревянный настил пола был устлан хламом бумажным, от свитков с дзюцу до сомнительных шедевров пера, кое-где и вовсе проглядывали бинты. Пройти по нему, ни на что не наступив, было миссией ранга джонина. Стен не было видно за списками, расписаниями и топографическими картами, в белых кругах мишени торчало с десяток кунаев. На полках книги и справочники теснила армия взрыв-свитков, пустых коробок и прочей ерунды вроде сломанных часов или старых календарей. Большая фотография в золоченой рамке над столом щеголяла неко-ушами и роскошной бородой, не иначе как пририсованными рукой самого Хокаге; ветви непонятного растения в углу вальяжно свешивались в распахнутое окно. Знаменитый бело-красный плащ покачивался на лампе, не падая разве что чудом; письменный стол так и вовсе напоминал ископаемое, погребенное под толщей всевозможных папок, листов, книг-свитков-кунаев вперемешку с отчетами и цветастыми открытками, получаемыми Сандайме немереном количестве. Как в этом бедламе можно работать, не говоря о «что-то найти», оставалось загадкой для всех.
Пару Кушина растерянно бегала глазами по комнате, пока ее взгляд не остановился на тощем старике со впалыми щеками и тусклыми глазами-бусинками. Морщины на его лице напоминали карту. Карту, которая отражала возраст мужчины. Кожа у него как будто была покрыта сеткой паутины и темными пятнами. Ростом старик был примерно с Кушину – совсем маленький.
Пару секунд Удзумаки рассматривала эту развалину, не в силах поверить, что перед ней стоит Хокаге. Но шиноби, синхронно поклонившиеся Сандайме говорили сами за себя… Вздор! Не может сильнейший нинзя деревни выглядеть так… Немощно!
- Это он!?- шокировано поинтересовалась Удзумаки и тыкнула пальцем в сторону старикашки. Видимо, шиноби были несколько озадачены таким поведением, особенно Хиаши. Хотя, можно смело сказать, что в его взгляде читалось не только смятение, но и злость. А Исами… О, боже, Исами был поражен не меньше сестры.
- Простите ее, Хокаге-сама. Девчонка совсем озверела,- снова поклонился Хиаши и бросил в сторону Кушины грозный взгляд. Она тут же взвилась:
- Я не дикарка!
- Еще одно слово и я…
- Довольно,- мягко велел старик. Девушка повиновалась.- Ты Удзумаки Кушина?- взгляд Сандайме остановился на рыжеволосой, которая решила всеми силами не показывать своего страха.
- Да.
- Что ж, я рад знакомству.
- Не могу сказать того же.
Позади нее тут же раздалось недовольное шипение, в котором с трудом можно было различить «наглая девчонка!»
И снова взмах рукой – тишина.
- Оставьте нас.
Секунду шиноби сомневались. Еще секунда – и их нет за дверью. Даже странно, что не прихватили Исами с собой…Кстати говоря, о нем. Мальчик неуверенной походкой подошел к сестре, продолжая разглядывать морщинистое лицо старика.
- Это твой друг?- тихо усмехнулся Хокаге.
- Брат,- поправила девушка.
- Вы ведь не кровные родственники?
Глаза Кушины удивленно расширились, а на губах застыл немой вопрос.
- У всех членов клана Удзумаки есть одна отличительная черта – волосы,- пояснил Сандайме и тут же тихо рассмеялся, наблюдая за тем, как рука девушке метнулась к голове. Слегка раздосадованная таким поведением Кушина тут же пришла в себя и поинтересовалась:
- Зачем мы здесь?
- У тебя есть важная миссия.
- Какая?
- Ты узнаешь об этом немного позже.
- Почему именно я?
- Люди твоего клана отлично подходят на отведенную тебе роль.
- Что со мной…?
- Послушай, девочка,- тяжело вздохнул старик.- Разговоры о твоей участи могут продолжаться вечность, но в них нет смысла. Мы не причиним тебе вреда. Отныне Коноха – твой дом.
- У меня нет дома,- холодно отрезала девушка.
- Теперь есть. С этого дня ты – полноправный житель этой деревни, и ты будешь обучаться искусству нинзя. Ты будешь передана учителю, который обучит тебя всему необходимому. И встретишься ты с ним через несколько дней, а сейчас отдыхай. Мальчонка так же будет обучаться, но в академии. Этот вопрос закрыт. Вы свободны.
Кушина тяжело задышала, сжала руки в кулаки. Опять. В ней не видят человека. Для жителей этой деревни она… все равно, что скотина! Слезы высохли, но глаза продолжала щипать. В надежде на спасение девушка закрыла их и тяжело вздохнула.
- Прекрасно,- шепнула она и, быстро взяв брата под руку, выбежала прочь.
Они надеются, что она поверит?
Чушь!