Ей бы воздуха

Хочется заговорить, но получается, как у выброшенной на лед рыбы, беззвучная мольба. Ей бы воздуха.

Да вот только что сказать тому, кто является этим самым воздухом? Вот только как вырвать у него хоть крупинку искренности. Вот и получается, что она рыбой выброшенной на лед себя чувствует — одновременно умирает от холода и от сжигающего легкие кислорода.

Ведь говорили ей, не водись с Канкуро. Он любит играть в свои какие-то извращенные игры. Любит играть в любовь, зачаровывая и заманивая в свои сети. Что глаза его опасны и паутиной оплетут девичье сердце. Но разве можно поспорить с его взглядом, что выламывает в дребезг все былые постулаты Тен.

В школе у него такая дурная репутация. А Тен словно медом намазано. Следует за его опасной улыбкой. Следует за безумно-холодным насмешливым взглядом.

А стоило лишь единожды встретиться взглядом с этим хулиганом, и мир у правильной Тен сошел с ума. Что было хотеть от девчонки, которая водилась только с правильными ребятами. Не стерпела курева в своем классе от хулигана-старшеклассника. Ох, нагоняй ему устроила, они даже подрались. Хотя, нет, дралась она, Канкуро спокойно курил и уворачивался. Лишь только его едкая усмешка и надменность в глазах. Однако не ударил Тен. Пальцем не коснулся. Только посмеялся.

Конечно, для хладнокровной Тен это было непривычно — так хотеть вмазать наглецу. А Канкуро ее лишь высмеивал. И девчонка заводилась. Ее кровь воспламенялась и бурлила. И это было своего рода страстью.

Она всматривалась впервые в него так откровенно. Хулиган был темноволосым. Едкая ухмылка. Толстовка черная, капюшон, скрывающий эти самые волосы. Капюшон отбрасывал тень на глаза, делая холодный взгляд зловещим.

Когда же она выдохлась, старшеклассник презрительно заметил, что махать руками и ногами — каждый может, а вот уклоняться — это искусство. Тен уже и забыла, почему она тут, хотела что-то сказать, да парень снес ее с ног, зажимая голову девчонки правой рукой. Обхватывая намертво.

Тен в ужасе ощутила, какое давление происходит на ее шею. Стоит ей дернуться, и она сама сломает свои шейные позвонки. А Канкуро держал ее голову мертвой хваткой, прижимая к своему телу. И девчонке приходилось чуть ли не на цыпочках балансировать. И задыхаться.

А потом он аккуратно отпустил шею девушки, бережно ту придерживая. У Тен было странное чувство ужаса и восторга. Она и сама не поняла, как стала напрашиваться к Канкуро в ученицы. Ведь единоборства были ее страстью.

Парень лишь рассмеялся, но согласился с одним условием — если она хоть раз заплачет или заскулит, он изобьет ее до полусмерти и прекратит тренировки.

Тен согласилась. Сама не поняла, на что согласилась. А ведь в ее шоколадных глазах загорелась страсть. Пусть она этого и не поняла. Тен вообще мало кто понимал из друзей. Канкуро сразу почувствовал эту нездоровую агонию. Эту склонность к жестокости.

Друзья школьницы не понимали, что может связывать их правильную Тен с этим психопатом. Друзья знали о его драках не по наслышке. За Канкуро шла дурная слава, и вся школа перешептывалась о его жестокости. Не понимали, как она ходит с многочисленными синяками. Не понимали и не распознавали столь яркий и нездоровый блеск в ее холодеющих глазах.

А она жадно впитывала каждое движение ее странного наставника. На какой-то заброшенной стройке. Перенося все удары. Перенося этот холод и грязь осенними промозглыми вечерами, а то и ночами. Канкуро ее учил всего лишь уворачиваться и заламывать противника. Иногда было больно до жути. Иногда он чуть ли не ломал хрупкое девичье тело. Ему, кажется, доставляло удовольствие дразнить ее, а потом буквально протирать о бетон лицом. А она не ломалась и не плакала. Потом, после тренировок. За несколько километров.

Его руки властно хватали хрупкое девичье тело. Сжимали болевые точки. Готовы были рвать ее, пусть и натренированные, мышцы.

Они почти не разговаривали. Канкуро ее поджидал каждый вечер на десятом этаже, дымя сигаретой. Встречал едкостью и надменностью в глазах. А ей было все равно. В глазах Тен бурлило воодушевлением и предвкушением. Наставник давал ей нечто особенное, что ни один тренер единоборств обычному ученику не даст. Девушка подсознательно понимала, что все приемы парня — это откуда-то свыше. От военных.

И однажды все прекратилось. Канкуро не пришел на старую стройку. Тен отстояла на холоде пять часов. И он все-таки соизволил притащиться. Но не для очередной тренировки. С ним кто-то был. Канкуро был явно не трезв. Его пассия тоже. Тен стояла в одном из полуразрушенных проемов. Во тьме. В холоде и ужасном ветре. И не понимала, как и почему о ней забыли.

А Канкуро явно было весело. Тен впервые его видела таким: смеющимся. Он был веселым. Тут должна была быть стена или окна, но так и зияло отверстие, а огни города освещали это заброшенное помещение. А еще тут был старый и отсыревший диван. То, что было потом, Тен будет стараться забыть еще долго. И ведь только после увиденного девушка поймет, насколько ей не повезло. Видеть это. Завидовать другой. Не быть на ее месте. И понять, что она обреченно влюбленна. И стоять во тьме, сдерживая слезы, боль и непонимание. И понимать все-таки, будь оно не ладно, что на том сыром диване ей никогда не быть под ним.

Когда кошмар закончился, пассия Канкуро убежала, хихикая.

— Можешь выходить, — раздался смешок от парня. Тен даже вздрогнула. Забвение ужаса и ревности не хотело рассеиваться.

Однако она вышла. Это было больнее всех ею полученных ударов некогда от него. На такую тренировку стойкости она не была готова. Из этих глаз, цвета молочного шоколада, должны были уже течь слезы.
Хочется заговорить, но получается, как у выброшенной на лёд рыбы, беззвучная мольба. Ей бы воздуха.

Ей бы опомниться, а не стоять тут, продуваемой ледяным ветром, умирая. Ей бы сорваться, накинуться на парня, что сидит во тьме, но Тен наизусть знает его лицо. И этот голос. Ей бы выкинуться в окно, когда она вдруг поняла эти две жуткие и убивающие вещи: она влюбилось, а вот только им не вместе. Не по пути.

— К таким уворотам я тебя не готовил, да? — смеется ей в лицо. Откуда Канкуро знать о том, что правильная Тен вдруг поняла, что влюбилась. И тут же отмела мысль об ответности. А ведь ей было на секунду все равно кто он. Она на мгновение себе позволила представить себя на месте этой девчонки. Она прожила бурю за это ужасное мгновение. Конечно. Изначально она не думала о нем, как о парне, потому как он никогда не посмотрит на нее. Не с точки зрения привлекательности. Да и не калечил бы он девчонку так жестко, оставляя на той туеву кучу синяков, будь у Канкуро симпатия. Не старался бы сломать ей каждый раз что-либо.

— Это же не имеет значения, — его насмешливостью в ответ. Она научилась за столь короткий срок. Сколько он ее тренировал? Месяц? Полтора? О, у влюбленности нет сроков. А у любимого человека все впитывает подсознательно, даже яд. Боже, лучше бы он ее избил до полусмерти, нежели это проклятое открытие и последствия. Она не заплачет.

— Ну, я просто забыл о тебе, лямурные дела. Ты не поймешь, — смеется над ней, и она вдруг не выдерживает.

Слезы бегут сами по себе. Ей так дико и больно. Но он не поймет. С чего ему, никогда не позволяющему к ней что-либо непристойное, понимать? Да она сама как осознала пару минут назад. И ведь это самая подлая влюбленность — когда это как гром среди февраля. И сказать-то ничего нельзя. Полный идиотизм. Потому что у них только были спаринги.

Один всхлип. Ее сбивчивое дыхание. Один стон, тихий, но прячущий в себе тонны боли. И она срывается прочь. Зря! Лучше бы он избил ее до полусмерти, как и обещал. Да вот только кто знал, что сегодня будет капитальная проверка на вшивость.

Бежала по лестнице. Опять задыхаясь. От слез. От горечи. От вдавливающегося изнутри кома в горле. Резало колючей проволокой — тупо и кромсающе. И подсознательно ожидала хоть малейшего шороха с его стороны. Так долго мучиться, чтобы сбежать трусихой — молодец, Тен.

Девушка осталась дома на следующее утро. Как можно было пропустить собственную влюбленность? Вот дура! К черту все. Ежедневные тренировки пропущены. И так всю неделю в беспамятстве. Агония. Тоже боль, пусть и не от травм, зато так привычней. На неделе к ней приходят друзья. Полудохлая надежда на то, что Канкуро о ней будет спрашивать. Но, нет. С какой стати? Наивность уже должна быть сломана. Вообще, странно, что он согласился. Выпроваживает друзей. Через час начинает суетиться. Нужно просто выбить это из себя. В ее случае — поможет пробежка. Распускает свою привычную прическу, и длинные каштановые волосы рассыпаются буквально по спине и плечам. О, рассыпается и она, а потом ярой волей собирается в кулак. Нет, не зря ж ее полтора месяца по бетону лицом протирали.

Несколько часов она тупо бегает по ближайшим кварталам. Музыка в ушах устанавливает ритм. Бежать. Дышать. Задыхаться. Умирать. Пару раз она плачет, и начинается ускорение. Потом легкие горят, и ноги просто переходят на шаг. Опять бег. Пока это все сопливое дерьмо не выдохнется из нее. Кое-как успокаивается. Смотрит на часы — часа три бегает. Пора домой.

Когда сворачивает к дому, то ошарашенно тормозит. Ее там поджидают. Колени ватными пружинят, и дело не в длительной пробежке. На ступенях сидит Канкуро и курит. Его руки в карманах толстовки. Увидев Тен, тот встает и медленно идет к девчонке. Она сама не понимает, как тело принимает боевую и оборонительную позу. Отлично, все мышцы разогреты. Она готова. Экзамен начинается. Давай, выбей из нее это сопливое дерьмо. Канкуро подходит к ней слишком близко, вплотную. Да, он выше. Да, он сильнее. Да, давай, отбей ей голову, чтобы ей было неповадно думать о всяких детских глупостях. Чтобы так, как сейчас не болело. Перебей эту боль внутри физической. От своей руки. И перестань смотреть этим уничижительным-любимым-дробящим-нужным взглядом. Этой едкостью, пусть она к ней и истосковалась.

— Я устал выбивать из твоих друзей адрес, — жестко и угрожающе. Глаза свирепые, опасные.

— Начинай, — тяжело выдыхает, и подлые слезы не могут сдерживаться.

Тен чувствует, как ее хватают за грудки. Странный захват, она такой не знает. Закрывает глаза, зажмуривается, когда Канкуро больно сжимает шейные позвонки. Ну, все. Сейчас агония в ней закончится. Но вместо удара теплое прикосновение его губ. Девушка одичало и затравленно дышит. Открывает в недоумении один глаз. Его глаза дьявольски-насмешливы. Он вкушает ее реакцию. По-садистски. И пробует девчонка увернуться, да только его пальцы на шее не пускают. Дернись и умри. Замри и наслаждайся. В этом весь Канкуро, и такая близость будоражит. О, ей бы воздуха. Его губы вдруг жадно начинают сминать Тен. И она бы ответила, если бы могла. Если бы умела. Беззвучные мольбы теряются в беспорядочном дыхании. Она лишь раскрывает рот, невольно позволяя парню терзать ее языком. Жадно, по-сумасшедшему. Задыхаясь. Ей бы воздуха. Но ее жгучий кислород сейчас стоял во плоти, забираясь под кожу, пропитывая собой, просачиваясь в вены.

— Бей, — отрываясь от этих губ. Устремляя свой обезумевший взгляд.

Но Канкуро почему-то лишь хмыкает. Его рука больно сжимается на щеках девчонки, заставляя ту невольно стонать. И опять мучитель склоняется в жестком поцелуе, завладевая ртом Тен. Раскрывая ее губы и приникая злобно, заставляя язык девчонки отвечать его языку.

И хотелось бы вырваться, да только не надышаться, пусть воздуха и чертовски не хватает.

А потом все заканчивается, так же по-сумасшедшему, как и началось.

Тен сама не понимает, как это — свист пощечины в воздухе. Ее ладонь пылает. Лицо Канкуро пылает, а желваки заходятся, сопровождаемые пятнами по щекам и пульсирующей жилкой у правого виска.

— Я тебя такому не учил, — злобно сказано, буквально задушено.

— А не соглашалась на поцелуи, не надо меня им учить! — выпаливает, и бешенство в шоколадных глазах бурлит.

— Так все-таки, я тебя им научил? — злости как и не было. Канкуро самодовольно улыбается и морщит нос.

— Не льсти себе, — тихо и сконфужено. Стыд лавой по венам кипит.

Она разворачивается и всеми силами старается идти медленно. Удавливая дрожь вкупе с восторгом. На самом пороге слышит его смешок в спину. Вот сумасшедший — ну и угораздило ее!

Закрывает дверь и буквально сползает по той. Обхватывает колени. Задыхается от переполняющих эмоций.

Перед сном, когда уже все отброшено, и сон наконец готов забрать Тен из этого странного и ужасного дня, на телефон приходит СМС: "Если хочешь, я могу продолжить твое обучение, — наивная девчонка-то с первого предложения думает о старом, но дальше предложение Канкуро вызывает чуть ли не приступ астмы. — И да, я не о единоборствах".

И она задыхается. Но в этот раз от радости. От нереальной дрожи, сотрясающей ее тело. И пальцы руки интуитивно касаются губ. Ей бы воздуха, вот только воздух был теперь уже во плоти и в ограниченных дозах. А как получать их — зависело уже от Тен.