Фикрайтер. Глава 2.
Категория: Трагедия/Драма/Ангст
Название: Фикрайтер.
Автор: darkhan12
Фэндом: Наруто
Дисклеймер: Масаси Кисимото
Жанр(ы): Драма, Романтика
Персонажи: Саске, Сакура, Сай, Итачи(упоминается) и др.
Рейтинг: R
Предупреждение(я): AU, OOC, POV Саске, смерть персонажа.
Размер: Миди.
Размещение: Запрещено
Содержание: История жизни одного фикрайтера.
Автор: darkhan12
Фэндом: Наруто
Дисклеймер: Масаси Кисимото
Жанр(ы): Драма, Романтика
Персонажи: Саске, Сакура, Сай, Итачи(упоминается) и др.
Рейтинг: R
Предупреждение(я): AU, OOC, POV Саске, смерть персонажа.
Размер: Миди.
Размещение: Запрещено
Содержание: История жизни одного фикрайтера.
Глава 2.
Дни и ночи в больнице проходили однообразно и монотонно, почти не отличаясь друг от друга. Лишь днем это монотонность нарушалась, когда в мою голову приходили новые идеи. И я, не задумываясь, вбивал их в новые и новые творения. Постепенно эти отрывки можно было объединить в цикл с названием: «Скудные дни в центральной больнице №1».
Сакура приходила каждый день. Она была все так же неизменна своей доброжелательности. Приходила и садилась на мою постель, продолжая плакаться и изнывать от своей безответной любви ко мне. Я же всегда успокаивал ее фразой: «Вот поправлюсь, а там уже посмотрим». Я знал, что мои слова придавали ей некую надежду. И она верила, выдавая на своем лице улыбку, ту улыбку, веселую и заставляющую мое сердце трепетать.
Ночами мне никак не удавалось заснуть. Меня тревожили беспокойные мысли о том, что же теперь будет. Особенно, мой мозг сверлил один и тот же вопрос: как я мог попасть в аварию?
В тот день лил дождь. Я, Сакура и Сай катались на арендованных велосипедах. Вы скажете: во дают, под дождь да на велосипедах! Но мы договорились именно на тот день, и тогда я опять сцепился с Саем. Истиной причиной тому была Сакура, которая в недоумении стояла и разглядывала нас. Он говорил, что любит ее без ума, и почему-то это меня бесило. Наконец, я, не выдержав, предложил ему устроить гонку. Нужно было доехать до парка, который находился примерно в километре от нас. Он с легкостью согласился, и мы рванули. Мокрый асфальт мешал нормально управлять средством передвижения, но я продолжал мчаться. Вот я уже нагнал оторвавшегося от меня Сая и с некой долей азарта помчался вперед. Внезапно, передо мной возник грузовик. Ехал он на небольшой скорости, но факт в том, что я не смог увернуться и на максимальной скорости, которую только мог развить велосипед, я буквально воткнулся во встречный объект…
Тьма. Местами мелькали взволнованные лица друзей. Обрыв. Снова приоткрыл глаза и увидел движущийся потолок. Понял, что меня везли на носилках с колесиками. Опять обрыв. Очнулся уже в палате, где и была медсестра, которая помогла мне немного придти в себя…
***
После того, как один популярный литературный журнал опубликовал на главной странице одну из моих отлично получившихся работ, я получил неплохую известность. Стал этаким «эталоном», воплощением открытости и всего, о чем только могли мечтать простые писатели, продолжая гореть в невыносимой жажде очередной порции романтики.
Иногда Сакура подшучивала надо мной. Она спрашивала: «нет ли у меня самого тайных сомнений в том, что они желают эту романтику только потому, что того требовали читающие массы». Я всегда отрицал это. Говорил, что если не веришь мне, то можешь взять во внимание мою собственную жизнь. Я никогда не гнался за счастьем, ведь то, что я занимался тем, что и можно было назвать настоящим счастьем, — я писал. Много писал…
Пытаясь быть хоть чем-то похожим на меня, Сакура сочиняла стихи, которые получались какими-то яркими. Даже казалось, что они уверенно балансировали между шутками и пошлостью. Она стремилась восхвалить в своих стихах мою внешность и внутренний мир. Даже помню одну строчку:
«Его глаза наполнены стремлением,
А черные волосы прячут талант,
Тело прекрасно в оголении,
Спина возвышает. Он словно гигант!»
Я лишь смеялся в ответ, ведь это было действительно смешно.
Признаюсь, что люблю свое занятие и верю в него. Те, кто изображают мир в словах, начинают верить своим призывам и душевным порывам. И как бы в подтверждение своих слов я придерживался тактики «идеального фикрайтера», у которого накопившаяся волна энтузиазма взрывалась на пестреющих страницах нового тома и способствовала для людей подобием полезного и поучительного материала. Сам же получал огромное удовольствие, когда часами просиживал в самой крупной библиотеке города, листая объемные книги с повествованием природы или истории в поисках нового вдохновения.
Много часов я проводил в редакции, тщательно проверяя свои законченные работы во избежание опечаток (сам себе бета, да?). Там же и комментировал работы других писателей, уже признанных, и лишь удивлялся, что их работы были серыми и скучными. Я писал: «Повседневность только нагоняет лень, а долгие моменты перемен событий вызывают острое желание все сжечь…»
До аварии я жил в своем обезличенном мире, ведь большинство окружающих меня людей были фанатами и завистниками, нежели друзьями. Настоящими друзьями для меня были лишь Сакура и Сай. Сакура открыто ревновала меня к другим женщинам, когда я пристально всматривался в них. Даже заприметив какого-нибудь богатого мужика, она тыкала меня в бок, тем самым выражая свое недовольство. Она ревновала меня даже к моей работе, говорила, что это отвлекает меня от нее. Временами ревновала меня к Саю. Я, конечно, был зол от непристойных подозрений моей подруги.
Но что-то я отвлекся. Я хотел рассказать о завистниках. Разумеется, что они были, причем немало. В их мирах моя неприступная прыткость считалась чем-то необычным и достойным удивления. Я думал, что настанет день, и меня просто где-нибудь убьют. А потом, когда я отойду в мир иной, то, несомненно, туда же бросится и Сакура, которая не сможет смириться с моей смертью. Но тогда меня это даже не волновало…
***
В моей палате бродило привидение в белом халате. Это была медсестра, которая возилась с цветами, что стояли у окна, на подоконнике, в разноцветной глиняной вазе. О том, что я угодил в аварию, журналисты и поклонники не узнали. Об этом позаботился один мой хороший знакомый. Но опустим пока эту тему, ведь есть кое-что поважнее этого.
Ко мне снова наведалась Сакура. Она снова присела у моей постели и молча смотрела куда-то в пространство перед собой. Так продолжалось, пока в палату не вошла медсестра, которая принесла какой-то конверт. Уверенно распечатав его, я вынул письмо и принялся читать. С первых строк на меня нахлынули перемешанные ощущения. Сакура удивленно взглянула на меня, и я передал ей письмо. Она быстро пробежала глазами по написанным от руки строчкам и, без эмоций, вернула мне письмо. Говорить было не о чем. Ни я, ни она не проронили и слова. Вскоре она ушла, и я остался один.
«Умер Итачи. — Это не давало мне покоя. — Как? Как такое могло произойти?»
В ту ночь меня безвозвратно захлестнул такой хаотичный шторм чувств, что только на утро, когда я просмотрел около сотни страниц в ноутбуке, что были напечатаны мною вчера, я понял, что был глубоко потрясен известию о кончине родного брата…
Дни и ночи в больнице проходили однообразно и монотонно, почти не отличаясь друг от друга. Лишь днем это монотонность нарушалась, когда в мою голову приходили новые идеи. И я, не задумываясь, вбивал их в новые и новые творения. Постепенно эти отрывки можно было объединить в цикл с названием: «Скудные дни в центральной больнице №1».
Сакура приходила каждый день. Она была все так же неизменна своей доброжелательности. Приходила и садилась на мою постель, продолжая плакаться и изнывать от своей безответной любви ко мне. Я же всегда успокаивал ее фразой: «Вот поправлюсь, а там уже посмотрим». Я знал, что мои слова придавали ей некую надежду. И она верила, выдавая на своем лице улыбку, ту улыбку, веселую и заставляющую мое сердце трепетать.
Ночами мне никак не удавалось заснуть. Меня тревожили беспокойные мысли о том, что же теперь будет. Особенно, мой мозг сверлил один и тот же вопрос: как я мог попасть в аварию?
В тот день лил дождь. Я, Сакура и Сай катались на арендованных велосипедах. Вы скажете: во дают, под дождь да на велосипедах! Но мы договорились именно на тот день, и тогда я опять сцепился с Саем. Истиной причиной тому была Сакура, которая в недоумении стояла и разглядывала нас. Он говорил, что любит ее без ума, и почему-то это меня бесило. Наконец, я, не выдержав, предложил ему устроить гонку. Нужно было доехать до парка, который находился примерно в километре от нас. Он с легкостью согласился, и мы рванули. Мокрый асфальт мешал нормально управлять средством передвижения, но я продолжал мчаться. Вот я уже нагнал оторвавшегося от меня Сая и с некой долей азарта помчался вперед. Внезапно, передо мной возник грузовик. Ехал он на небольшой скорости, но факт в том, что я не смог увернуться и на максимальной скорости, которую только мог развить велосипед, я буквально воткнулся во встречный объект…
Тьма. Местами мелькали взволнованные лица друзей. Обрыв. Снова приоткрыл глаза и увидел движущийся потолок. Понял, что меня везли на носилках с колесиками. Опять обрыв. Очнулся уже в палате, где и была медсестра, которая помогла мне немного придти в себя…
***
После того, как один популярный литературный журнал опубликовал на главной странице одну из моих отлично получившихся работ, я получил неплохую известность. Стал этаким «эталоном», воплощением открытости и всего, о чем только могли мечтать простые писатели, продолжая гореть в невыносимой жажде очередной порции романтики.
Иногда Сакура подшучивала надо мной. Она спрашивала: «нет ли у меня самого тайных сомнений в том, что они желают эту романтику только потому, что того требовали читающие массы». Я всегда отрицал это. Говорил, что если не веришь мне, то можешь взять во внимание мою собственную жизнь. Я никогда не гнался за счастьем, ведь то, что я занимался тем, что и можно было назвать настоящим счастьем, — я писал. Много писал…
Пытаясь быть хоть чем-то похожим на меня, Сакура сочиняла стихи, которые получались какими-то яркими. Даже казалось, что они уверенно балансировали между шутками и пошлостью. Она стремилась восхвалить в своих стихах мою внешность и внутренний мир. Даже помню одну строчку:
«Его глаза наполнены стремлением,
А черные волосы прячут талант,
Тело прекрасно в оголении,
Спина возвышает. Он словно гигант!»
Я лишь смеялся в ответ, ведь это было действительно смешно.
Признаюсь, что люблю свое занятие и верю в него. Те, кто изображают мир в словах, начинают верить своим призывам и душевным порывам. И как бы в подтверждение своих слов я придерживался тактики «идеального фикрайтера», у которого накопившаяся волна энтузиазма взрывалась на пестреющих страницах нового тома и способствовала для людей подобием полезного и поучительного материала. Сам же получал огромное удовольствие, когда часами просиживал в самой крупной библиотеке города, листая объемные книги с повествованием природы или истории в поисках нового вдохновения.
Много часов я проводил в редакции, тщательно проверяя свои законченные работы во избежание опечаток (сам себе бета, да?). Там же и комментировал работы других писателей, уже признанных, и лишь удивлялся, что их работы были серыми и скучными. Я писал: «Повседневность только нагоняет лень, а долгие моменты перемен событий вызывают острое желание все сжечь…»
До аварии я жил в своем обезличенном мире, ведь большинство окружающих меня людей были фанатами и завистниками, нежели друзьями. Настоящими друзьями для меня были лишь Сакура и Сай. Сакура открыто ревновала меня к другим женщинам, когда я пристально всматривался в них. Даже заприметив какого-нибудь богатого мужика, она тыкала меня в бок, тем самым выражая свое недовольство. Она ревновала меня даже к моей работе, говорила, что это отвлекает меня от нее. Временами ревновала меня к Саю. Я, конечно, был зол от непристойных подозрений моей подруги.
Но что-то я отвлекся. Я хотел рассказать о завистниках. Разумеется, что они были, причем немало. В их мирах моя неприступная прыткость считалась чем-то необычным и достойным удивления. Я думал, что настанет день, и меня просто где-нибудь убьют. А потом, когда я отойду в мир иной, то, несомненно, туда же бросится и Сакура, которая не сможет смириться с моей смертью. Но тогда меня это даже не волновало…
***
В моей палате бродило привидение в белом халате. Это была медсестра, которая возилась с цветами, что стояли у окна, на подоконнике, в разноцветной глиняной вазе. О том, что я угодил в аварию, журналисты и поклонники не узнали. Об этом позаботился один мой хороший знакомый. Но опустим пока эту тему, ведь есть кое-что поважнее этого.
Ко мне снова наведалась Сакура. Она снова присела у моей постели и молча смотрела куда-то в пространство перед собой. Так продолжалось, пока в палату не вошла медсестра, которая принесла какой-то конверт. Уверенно распечатав его, я вынул письмо и принялся читать. С первых строк на меня нахлынули перемешанные ощущения. Сакура удивленно взглянула на меня, и я передал ей письмо. Она быстро пробежала глазами по написанным от руки строчкам и, без эмоций, вернула мне письмо. Говорить было не о чем. Ни я, ни она не проронили и слова. Вскоре она ушла, и я остался один.
«Умер Итачи. — Это не давало мне покоя. — Как? Как такое могло произойти?»
В ту ночь меня безвозвратно захлестнул такой хаотичный шторм чувств, что только на утро, когда я просмотрел около сотни страниц в ноутбуке, что были напечатаны мною вчера, я понял, что был глубоко потрясен известию о кончине родного брата…