Гербовая хризантема. Эпизод 4. Отрывок истлевшей летописи 1.

Как тает иней, павший на цветы.
Той хризантемы, что цветет у дома.
Где я живу, так жизнь растаешь ты,
Исполненная нежною любовью.
Неизвестный Автор.

Луна царствовала на черном пологе ночи, усеянном слепыми созвездиями. Канкуро чистил катану. Гаара с невозмутимым видом следил за караулом. Темари же вставляла в традиционную прическу косо срезанные стебли хризантемы с ярко оранжевыми бутонами. Детям императорской семьи было запрещено выходить из дома по причине покушения прошлой осенью. Единственный Канкуро, обучающийся с весны прошлого года в военной академии знал все о жизни вне этих дьявольских для старшей сестры стен.
Наследник в последний раз осмотрел окрестности и облокотился плечом о бамбуковую решетку, через щели которой в покои принцессы проникал лунный свет. Перебирая лепестки вот-вот сорванной патрицинии, принц думал о том, каково это любить своих близких. Прошлый разговор с сестрой по душам ввел мальчишку в странное помутнение. Еще никогда он не осмеливался так открыто проявлять свои чувства по отношению к девушке. Он знал цену своей привлекательности и силе. Знал как обращаться с женщинами: возможно, уроки поцелуев и ласк с глупенькой Мацури научили принца быть более чувственным. Но Темари совсем иная. Поразмыслив об этом, наследник раздвинул бамбуковую решетку и, оставив цветок на полу, произнес:
— Поторапливайся.
Сестра оглянулась, придерживая последнюю прядь волос навесу, но к её сожалению на улице уже никого не было.

Праздник, посвященный царице осени – хризантеме отмечают девятого числа девятого месяца по восточному календарю, — Кику-но-сэкку («Праздник хризантемы»). В этот романтичный праздник, посвященный цветению одного – единственного цветка, отмечается с незапамятных времен. В древности японцы украшали хризантемами свои жилища, а среди знати существовал обычай кататься на утопающих в цветах лодках под чарующие звуки музыки. В сильных руках Канкуро упрямилось весло, и принцесса слегка посмеивалась в широкие рукава праздничного кимоно; Гаара-сан сидел напротив неё и не мог налюбоваться убранству и красивости лица сестры. Зажигались ночные фонари, Канкуро в это время уже доправил родственников к берегу и помог девушке сойти на каменные плиты дорожки. Поэты воспевали красавицу хризантему в своих стихах, монахи спорили о том, что красивей осень или весна. Всюду было столько света и изыска. Императорские дети затаили на миг дыхание и прошли к главной площади.
— Все свои девятнадцать лет я мечтала побывать здесь, — в голосе принцессы звучала грусть.
— Главное вернуться в срок, иначе нам всем несдобровать, — вымолвил приглушенно наследник.
— Не ворчи, как твой учитель по каллиграфии, - усмехнулся Канкуро. – Я вам все покажу, а после представления кукольников мы вернемся во дворец.
Неподалеку от главной сцены Темари увидела лавку с омамори*, девушка давно хотела приобрести их на собственные деньги. Гаара-сан заметил взгляд сестры, и пока Канкуро с превеликим удовольствием пробовал саке с одним из поэтов, подхватил сестру под руку и повел в сторону стены с омамори.
— Я же вижу, как тебе хочется, — спокойно отозвался он на недоумевающий взгляд Темари.
— В таком случае я куплю и тебе, — сказала заботливо принцесса.
Бирюзовые глаза вспыхнули, а щеки тронул легкий румянец.
— Мне все равно, — отрезал принц.
Для себя Собаку-но купила омамори с кадзи терпение, для Канкуро сила и дружба, а для гордого наследника любовь. Три красных омамори с расписным каллиграфическим почерком кадзи висели на запястье под широким расшитым пионами и тростником рукавом её кимоно. В душе неожиданно поселилось что-то чарующее и незапятнанное. Такое чувство возникает в минуты полного умиротворения и спокойствия. Направляясь обратно к наследнику, что отмахивался, как от комаров, гейш-хохотушек, девушка неожиданно ощутила холодную сталь лезвия на своей шее, удушливый запах немытого тела и дешевого табака. Этот кто-то схватил принцессу за руку, сжал до оцепенения и мерзкий самодовольный голос приказал:
— Не дергайся, иначе пожалеешь о том, что родилась на свет! Принцесса…
Темари старалась не терять самообладание и, сжав омамори у себя на запястье, тихо повиновалась. Сжатые зубы чуть было не скрипнули. Она вмиг решила действовать, посчитав, что звать на помощь бесполезно, да и их с братьями могут тут же раскрыть и тогда наказания от императора, а потом заключение в поместье мужа.
Грабителю явно нужны были деньги, а может и чего похлеще. Перочинный ножик, привязанный к щиколотке, почти оказался в её руке, как некий силуэт оглушил грабителя чем-то тяжелым по голове и тот с шумом упал наземь, чудом не потянув жертву за собой. Темари круто развернулась на высоких гэта, удерживая равновесие и обнажая лезвие ножа. Силуэт медленно приближался к ней, в левой руке при лунном свете блестела катана: крови не было. Туго связанный на талии коричневый пояс мужского поношенного кимоно, средний рост, не особо широкие плечи и лохматые красные волосы пылали заревом пожара при лунном луче, скользнувшем, будто невзначай по фигуре человека.
— Вы в порядке?
Темари кивнула и поклонилась. Юноша сделал тоже самое.
— Домо аригато гозаимас, за помощь, но я могла справиться и сама, — она надменно вскинула головку к свету и посмотрела открыто, ничуть не стесняясь.
Спаситель подошел ближе и наклонился к грабителю, проверив пульс на шее.
— Не стоит благодарности, Темари-химе*. Для меня большая честь познакомиться со своей двоюродной сестрой.
Девушка опешив, не успела разлепить губы, как горячее дыхание наглеца на тонкой шее опалило словами:
— Только никому ни слова. Будь прилежна, ведь ты это умеешь.
Наглый поцелуй в багряную щеку и белая хризантема за пояс-оби. Темари смотрела вслед удаляющейся фигуре Сасори и юное тело приятно дрожало от событий, произошедших за каких-то несколько минут.

В огромном поместье Учиха горела керосиновая лампа. Свет падал на пожелтевший пергамент, где порхающими движениями тонких пальцев, кисть, смоченная в чернилах, выписывала в столбик письмо. Младший сын с непроницаемым выражением лица следил за движениями своей матери Микото, которая и писала письмо во дворец Сирасагидзё. Ему было девятнадцать с половиной. За плечами опыт в военной стратегии и составлении икебан. Отличное владение фамильной катаной, отвергшей в свое время Итачи.
Его руки были холодны, как лед. Кончиком указательного пальца юноша описывал круги глиняной чаши, в которой плескалась светло-зеленая жидкость, ароматная до истомы. Мать очень ценила и боготворила чай. Её чайная коллекция могла пристыдить любого другого ценителя этого искусства. Учиха Микото была самой умелой женщиной во всем Киото по проведению чайной церемонии. Саске это очень тяготило, поскольку отец все время был занят на службе, а аники* уже несколько дней прибывает в доме своей невесты. Сказать, что отото* рвался создать семью, тоже самое, что сказать про рыбу, которая может прожить без воды сутки. Он прекрасно понимал искреннюю улыбку матери, ведь её младшему сыну выпала огромная честь стать мужем самой принцессы. Красивый, властолюбивый юноша покачал головой и отпил глоток остывшего чая. Холодный, он казался куда более невкусным, чем горячим.
— Саске, в последнее время меня тревожат смутные сомнения по поводу твоей женитьбы на принцессе, — заговорила Микото, отложив в сторону кисть.
Она была хороша в вечернем однотонном светло-зеленом кимоно. Изящный наклон головы, собранные в прическу густые волосы с легкой сединой у висков.
— Объясните, в чем Ваша тревога?
— Не думаешь ли ты, что император соизволит передумать и найдет более выгодную партию для своей дочери?
Учиха нахмурился. Терять такой шанс в родстве с самим императором, он не допустит.
— Что Вы предлагаете?
— Я хочу, чтобы ты, как и Итачи поехал проведать императорскую семью и познакомился с Темари-химе.
Саске всегда знал, что мать семейства Учиха очень мудрая женщина.
— Я согласен на все, только бы Вы были довольны, — мальчик коснулся нежной руки Микото.
Мать ответила ему улыбкой и ласково погладила по взъерошенным смоляным волосам.

Омамори* — японские амулеты.
Аники* — старший брат.
Отото* — младший брат.
Химе* — принцесса.