Грани, связанные нитью. 6 Отражение в колодце

Примечания автора: Иноэ (井上) — фамилия (колодец и верх).
Название стран-городов и их значения: Фурукава (古川) — Старая река и Идо (井戸) – колодец.
Усуратонкачи (薄らとんかち) имеет много значений: придурок, бесполезный человек, тупица, болван и так далее по списку. Я не переводила столь нарутовское слово и надеюсь, что читатель без труда подставит свой русский аналог ^^

Грани, связанные нитью. 6 Отражение в колодце

Менма чувствовал, как пылала кожа, окрашенная чернилами возле пупка – символы прошлых печатей разжигали нестерпимую боль, как будто на них лили кипяток. Юноша осязал, как непроизвольно все внутри сжималось, и продлись процедура перезапечатывания на несколько минут дольше, случилось бы непоправимое – смерть носителя Хвостатого. Для возобновления печати такого уровня требуется практически полностью уничтожить предыдущий рисунок, иначе его остатки будут резонировать с новонанесёнными чернилами. Специалисты с Водоворота, при помощи Минато, выделили оптимальные участки, при избавлении от которых Кьюби не сумеет выбраться на волю.
Создателям новой печати казалось, будто Четвертый предвидел, что его вмешательство лишь временное средство от посягательств Курамы на разум джинчурики, потому Каге и использовал технику на основе учения Узушиогакуре.
Предусмотрительность Кизаши подняла шансы Менмы успешно пережить перезапетывание с тридцати до пятидесяти двух процентов, ведь значительная часть рисунка останется нетронутой. Оттого процедура уничтожения предыдущих печатей значительно сократится. Достаточно, чтобы большинство участвующих не сомневались: тело молодого Намикадзе выдержит сегодняшнюю пытку.
Цунаде не была такой наивной, она взвесила всю имеющуюся информацию и пришла, на первый взгляд, к очевидному выводу: даже с двумя печатями усилия Молнии не прошли без последствий – печать, нанесенная Харуно в боевых условиях, дала трещину. Потому лучшие шиноби в области запечатывательних техник на протяжении многих лет пытались создать оптимальный вариант печати, способный поставить точку в возможностях Кьюби овладевать умом второго обладателя Лиса.
Но все потуги ниндзя из Водоворота и ирьенинов с Конохи не могли облегчить муки Намикадзе, ему предстояло пережить извлечение демона. Ведь, если вы хотите переместить зверя в новую клетку, нужно для начала вытащить его из предыдущей, в данном случае – из предыдущих.
Принцип, по которому Четвертый спас мальчика в первый день войны, заключался в создании темницы вокруг темницы. Но теперь, когда ни одна из «клеток» не достаточно прочна, чтобы удержать Девятихвостого, шиноби предстояло создать нечто существенней – превзойти предыдущего Хокаге.
Но Курама был куда хитрее, чем надеялись ниндзя. Трех «клеток» тело джинчурики не выдержало бы, потому для начала им предстояло загнать Кьюби в угол, а затем умудриться его поймать. Но печати, ранее служившие тюрьмой, превратились в отличные лабиринты – идеальное место для убежища. Демон осознавал: нельзя уничтожить каркас печати, пока в ней находится биджу. Сделай они это, и хвостатый зверь незамедлительно вырвется наружу, при этом уничтожив вместилище уже наверняка.
Лишь самостоятельно вытащив Лиса из убежищ и так же самостоятельно запихав в новую тюрьму, ниндзя могли спасти мальчишку. Ведь людскому телу не так легко выносить две печати, и их разрушение приносит Менме ужасные боли; но сравнимо ли это с долгими годами заключения Курамы?
Шиноби учат принимать боль как данность, как то, что есть и пройдет, а значит, и её можно стерпеть. Но Намикадзе не мог сдержать крики, у него не выходило смирно лежать, и оттого он отчаянно пытался вцепиться в пол, ведь так было легче: одну боль заглушал другой, отвлекал внимание тела.
Авторы пособий в Академии утверждали, что в подобные моменты, когда ниндзя не угрожало генджюцу, стоит вспомнить друзей и родных, сосредоточиться на одном и попытаться завести с несуществующим образом беседу. Но как бы ни пытался чунин, ворчание Хинаты никак не лезло в голову так же, как и заботливая Харуно – она что, забыла об их последней ссоре? На мгновение дольше задержался теме, этот ходячий цветочный магазин ни разу не зашел к нему. Боялся ли, что Менма в здравом уме решит выдать его маленький АНБУшный секрет? Но даже гнев на усуратонкачи не сумел отвлечь Намикадзе.
Родители, друзья, даже раздражающая Хината практически сразу же испарялись из сознания джинчурки, словно кто-то специально вырывал их образы из памяти.
«Когда при взгляде на девушку ты забываешь о рамене, то только тогда тебе стоит читать мои книги».
Всего на какую-то микросекунду дышать стало легче. Но стоило юноше осознать, что в смерти Отшельника виноват он – и тяжесть расплылась по телу, чунин перестал дергаться, ведь перед его внутренним взором предстала последняя сцена с участием Джирайи. Менма застыл от страха, вновь пришло понимание, каким монстром сделал его Кьюби, и это порождало еще больше гнева и ненависти, которыми так рад полакомиться биджу.
«Пред каждым шиноби когда-то встает выбор: потонуть в прошлом или, невзирая на боль, прорываться в неизвестность. Но, даже избрав путь потяжелей, нет гарантий, что он верен» – санин любил цитировать свои произведения, иногда казалось, будто Джирайя просто связно записал все свои мысли и подал их в отдельных книгах. Столь по-джираивски иногда звучали отрывки.
Казалось, будь он здесь и сейчас, то сказал бы именно это. И такое предположение не было заблуждением измученного разума Менмы: крестный часто успокаивал сынишку Минато различными безделушками, между которыми вставлял авторские афоризмы.
Джинчурки не считал себя сентиментальной соплей и пытался, насколько позволяла ситуация, здраво оценивать обстоятельства…
Джирайя мертв. Санин погиб, пытаясь его спасти. Этот извращенец отдал жизнь, чтобы у Менмы появился шанс победить Лиса внутри себя и стать хорошим шиноби. Оттого он – Намикадзе Менма – никак не мог погибнуть здесь, не сумев подчинить Кьюби своей воле. Ведь пока он не готов встретиться с Отшельником, посмотреть ему в глаза и извиниться. А посему рано еще отправляться на тот свет, даттебайо!
Никто из присутствующих не мог помочь бывшему нукенину: их задача держать барьер, из которого не сможет выбраться и махонькая часть Курамы. Даже родителям пришлось смотреть на муки дитя, не позволяя слабости взять верх. Юноша еще будет нуждаться в помощи, когда биджу практически вырвется из тела, и в то мгновение, только тогда, они, как родители, как те, кто принимали участие в создании третьей печати, должны будут действовать.
Если же Кушина и Минато замедлят хоть на секунду – мальчик умрет, ведь Девятихвостый, которого пытаются вытащить из двух клеток, совсем не хочет играть на руку людям. Он понимает, чем дольше затягивается процесс, тем больше шансов на то, что джинчурикик умрет, и тогда у него появится реальная возможность сбежать.
Отказ выходить из лабиринтов дорого стоил Лису – одного хвоста, но напор людишек был все же сильней, они вырвали его из клетки, и прежде, чем он явился в материальных мир, ниндзя из Водоворота поставили печать, которая обездвижила монстра, а вокруг биджу из руин предыдущих печатей образовалась новая, созданная усилиями нескольких поколений. Но в отличие от предыдущих, сила этой тюрьмы заключалась в участии самого джинчурики: находясь в таком состоянии, он таки сумел выполнить поставленную перед ним задачу – победить собственного внутреннего зверя, принять все стороны себя; и вместе с Целым Собой он воспротивился влиянию Не Себя – Курамы.
Третья цепь прочно связала узами зверя и человека. Но заключенная в шиноби часть Лиса была настоящим проявлением ненависти, когда-то бывшей лишь частью Великого зверя. Искать дружбы, как это сделала Кушина с янь-частью, запечатанной в себе, практически невозможно. Ведь кто, как не Менма, почувствовал на себе, сколько гнева несет инь-часть биджу.
– Рано или поздно ненависть вновь поглотит тебя, – утверждал Девятихвостый, не признавая в этом мальчишке своего усмирителя.
Но стоило ему закончить, как бывший в полусознании джинчурики не только нашел силы ответить, но и собрать достаточно сил, чтобы придавить цепью Лиса. Против воли, но Кьюби приклонился пред Намикадзе.
– Не недооценивай меня, – произнес напыщенным голосом малец, которому отроду не было и двадцати. – Ненависть – лишь часть бытия, – он приблизился к клетке и коснулся прутьев, – потому, если понадобится, я усмирю и твой огонь ненависти.
– Прежде, чем ты что-либо сделаешь, тебя казнят за приговором Пяти Каге, – монстру стоит лишь внести семена сомнения в душу Менмы, и клетка вновь начнет рушиться. Даже если ему опять придется долго ждать, он не опустит лапы.
– С этим я как-то разберусь, а после… – джинчурики вошел в клетку, но цепь, что так сильно тянула биджу к полу, не позволила ему двинуться, да и пасть не удалось раскрыть. Жаль признавать, но мальца съесть не удастся. – После я разберусь со всем тем гневом, который ты выделяешь.
Тогда настоящий Менма Намикадзе впервые назвал Лиса настоящем именем – Курамой.

– В очередной раз убеждаюсь: дуракам сочувствовать не стоит, им удача заменяет ум, – сделала вывод Темари, заканчивая свой монолог о Шикамару. – Но я рада, – опустив взгляд, куноичи попыталась скрыть первые признаки смущения, – что он не изменился. Его беззаботность заразительна, и люди вокруг него постепенно забывают пережитый ужас. Как будто… будто он нашел свое место. Наконец-то.
Сакура давно знала о мыслях, терзающих подругу – ей, как дочке Кадзекаге, пришлось нелегко с таким именитым отцом: столько ограничений, морока с репутацией, и, самое главное, девушка иногда сама не осознавала, чем является продиктованный выбор – долгом или собственной волей. Но ситуация Сабаку усложнялась другими условиями: интересующая её страна долгое время была едва ли не главным соперником Ветра.
Всего двадцать лет действует перемирие между Конохой и Суной. За столь короткий срок не все раны в истории затянулись, не все, потерявшие родных, смирились, и огонь ненависти среди ниндзя до сих пор горит в сердцах ветеранов.
– Он тоже повзрослел, – Харуно хорошо помнила: Темари не из тех, кто примет подбадривания, потому предпочла подойти с другой стороны. – По-своему, но возмужал.
– Да, – легкая улыбка украсила лицо куноичи. Так расслабиться она позволяла себе нечасто, но при Сакуре можно: она лучше всех понимала. В конце концов, в определенном смысле Харуно разделила её судьбу.
– Кстати, о занозах в одном месте – за всё время я ни разу не видела розовыдающего завода с клана Учиха, неужели он валяется среди пострадавших?
Джонин осознавала, подобное суждение маловероятно: по долгу службы Сабаку часто оказывалась в госпитале, даже для неформальной встречи с подругой ей пришлось явиться в сие здание. Сакура даже спустя несколько месяцев после инцидента практически не покидала стен своего кабинета или операционной, потому старые знакомые пили чай в получасовой перерыв в кабинете Харуно. Но и в селении куноичи не наблюдала Учиху. Если его нигде нет, возможно ли…
– Он не в Конохе. – Три секунды, столько понадобилось дочке Мебуки, чтобы собрать все мысли в один пучок.
Однако ирьенин чувствовала, она не была готова к подобному разговору. Понимать-то понимала, но не осознавала всего даже после разговора с Цунаде-сама. Нет, не так, именно после него история запуталась окончательно, реальность вновь посмеялась над ней, и на мгновение ей показалась, что она опять переместилась в другой мир – столь непростой оказалась правда. Но так облегчить бытие Сакуры жизнь не собиралась.
Да, все началось с той злополучной ночи, тогда дочка Четвертого случайно заметила его взгляд. Зачем? Зачем она оглянулась, ну кто её дёрнул? Будь Харуно хоть чуть-чуть усталей, на секунду позже выйди она из госпиталя или же встреть знакомого, он бы исчез с Акацуки незамеченным, и тогда не было бы тех подозрений, завлекших душу девушки в пучину сомнений.
Однако разум ирьенина и здесь решил на некоторое время оградить себя от потрясений, наложил совсем другую картинку, ту, что подчинялась его законам Вселенной и знаниям о ней: Саске продолжал оставаться жертвой обстоятельств, очередным клиентом Акацуки, которого им велели защитить. И все бы так и осталось, если бы Хокаге не раскрыла невероятную правду.
И эту реальность Сакура не готова принять, в противном случае её мировоззрение разрушится к основам.
«Какой же недалекой нужно было быть…» – вновь повторила девушка, терзая себя.
– Убежал в другой город? – Темари пыталась направить все в русло юмора, напрямую спрашивать, жив ли Учиха, не желала: с такой неосторожностью можно попасться на взрывную печать. И резко изменившееся лицо подруги сеяло нехорошие подозрения.
Сакура горько улыбнулась: скрывать правду от джонина, ответственного за внешние связи Суны, глупо, особенно, если теперь у Сабаку, по сравнению с ней, больше шансов встретить Саске. От этой мысли чунин по непонятным причинам пришла в уныние. И снова груз недопонимания свалился на её уставшее сознание. Кем был для Харуно Сакуры Учиха? И насколько хорошо она знала настоящего его?
– Кажется, теперь у тебя появится больше возможностей его встретить, чем у меня, – и не давая Темари высказать ложные предположения, медик, переведя дыхание, объяснила: – прошло практически два месяца, как Саске отправили в Акацуки.
Удивление от услышанного вряд ли удалось бы чем-то скрыть. Первое, о чем подумала куноичи с Суны, это имела ли Сакура право раскрывать правду. Небольшой опыт подсказывал Сабаку, что подруга не настолько подвластна эмоциям. А значит, в данном случае раскрытие подобной информации не считается нарушением. А сие здесь и сейчас возможно только при одном раскладе – секретные сведенья таковыми не считаются, оттого в прослушке нет нужды.
«Неужели это одна из причин такой активизации среди Учих?» – её наблюдения таки были верны: обладатели шарингана явно обескуражены, как оказалось, не только возращением Итачи. Но и она была не менее удивлена, ведь цветочный магнат был такой же, как и Шикамару, жертвой обстоятельств.
– Но как? – произнесла джонин после некоторого молчания. Сакура дала время девушке не только переварить новость, но и сопоставить факты. – Он ведь, как и Шикамару, не мог достичь уровня джонина…
И тут некоторые частицы соединились в одну картинку: Нара, в отличие от Учиха, стал дурачком из-за болезни. Саске сходил с ума на протяжении года от совсем банальных вещей: возложенной ответственности и сильного давления клана. Возможно, всё, чем когда-то делилась с ней Сакура, – не больше, чем разыгранный спектакль для советников Микото. Ведь в Акацуки попадают по нескольким причинам: шиноби, как показатель силы деревни – к таким относился Сасори; ниндзя, каким-то способом угрожавшие родному селению, подобно Хидану; или же был слишком неконтролируемый Каге, как Орочимару. И младший брат Итачи при таком раскладе подпадал под вторую категорию: его нахождение в Конохе могло принести раздор в клан, особенно перед сменой главы Учиха, а это в свою очередь отразилось бы на Скрытом Листе. И если бы только на нем.
– Неужели…
– Да, Саске только притворялся полоумным.
То, как произнесла предложение Сакура, заставило Темари осознать, каким мир предстал пред Харуно. Он не только разрушился из-за нападения на Коноху, но и решил вдобавок перевернуться с ног на голову, а объектом перемен выбрал Саске. Кому, как не Сабаку, знать, чем грозит такой исход.
– Ты как?
Скажи это Ино, а она скажет, когда к ней дойдет слух. Сакура отмалчивалась бы и, конечно, добавила бы какую-то плоскую шутку, но как и с Цунаде-сама, так и с Сабаку медик не могла сыграть в «я рада, что с ним все хорошо». Яманако была той, кто был рядом, но девушка не смогла бы разделить сие непонимание с Харуно: цветочница слишком добра и наивна, чтобы осознавать всю извращенность иронии судьбы. Сенджу, заменившая ей мать, без расспросов видела, как правда отразилась на ирьенине. Темари же в каком-то роде была подругой по несчастью, ведь мальчик, к которому так привязалась джонин, никогда не будет нормальным, и долгое время Сакура была уверена, что это её единило с дочерью Кадзекаге.
– Чувствую себя глупо, – честно призналась куноичи. Она прикрыла глаза, пробуя отогнать усталость и надеть какую-то маску поприличней, потому как не стоит впадать в отчаяние даже при подруге. – Я счастлива услышать, что Саске здоров, но… Но теперь я не знаю ничего: с каких пор наши отношения превратились в сплошную ложь, было ли то детское увлечение настоящим, и то, что я чувствую к нему сейчас… Есть ли они на самом деле? Ведь… – девушка закусила губу, пытаясь сдержать эмоции, – ведь того человека нет, никогда и не было.
Сакура не называла свои чувства любовью, но Саске был близок ей, как бы она ни дискутировала с Ино. Прошлое команды №7 крепко связало Харуно, став её настоящим. И Учиха был весомой частицей его. Но если все – только часть игры. Нет, не так. Пятая ведь подтвердила, значит, «если» откидываем, тогда были ли эти воспоминания правдой?
– Знаешь, Темари, когда с ним только начинали происходить странности, я мечтала, чтобы каким-то чудесным образом все вернулось назад. Как же глупо подобное желание теперь звучит. Я… я в какой-то момент отказалась верить в возможность другого варианта, сдалась, не разобравшись до конца. И теперь злюсь… На него, на себя, на эту чертовую ситуацию, шаннаро! Не потому, что все казалось слишком хорошим – я имею в виду его резкое выздоровление. Нет, я почувствовала себя ужасно, как будто никогда и не знала Саске. Словно я все время была в рядах любительниц роз, была такой же слепой, не догадалась о возможных причинах изменений, а лишь злилась и проклинала ту правду... И самое страшное, – девушка сжала кулачки под столом, – когда все подтвердилось, на мгновение, всего на долю секунды, но… да, я захотела, чтобы открывшаяся правда оказалось ложью. Как же эгоистично, правда? Ведь при таком раскладе я не испытывала ничего по-настоящему к настоящему Учихе, прости уж за тавтологию. Встреть я его сейчас, то…
Девушка так и не договорила, она с ужасом представила эту встречу. Кем на самом деле окажется Саске, будет ли он хоть сотую часть походить на того человека, которого она считала близким? Цунаде вскользь намекнула, что он еще с детства примерил роль шпиона. И тогда куноичи прочувствовала, как это, когда рушится одна из самых первых и таких крепких связей. Была ли даже та дружба правдой? И самое пугающее было то, что она не была уверена в толковании своих воспоминаний: правду и ложь залили в одну колбу, и полученная смесь казалась ирьенину взрывоопасной.
Она осязала, как кулон прикасается к коже, и эти ощущение будили теплые воспоминания о друге, которого, возможно, никогда и не существовало.

Начало года в Акацуки было спокойным. Они исполняли лишь заказные задания Каге, не поднимающиеся выше планки «безопасность нужных людей». Такое время в организации считалось отпуском – тогда бумажный геморрой занимал большую часть обязательной нормы.
Главным приоритетом ниндзя в такие периоды считалось спихнуть написание отчетов на напарника. Конечно, предстоящее в конце месяца собрание Теней напоминало джонинам: затишье бывает лишь перед большими проблемами. Но конфликты на континенте носили скорее локальных характер и не предвещали осложнений. И чтобы один из с подобных случаев не имел возможности развиться в реальную угрозу, Кадзекаге просил сопроводить археолога Иное Кацу в страну Старой реки.
Поскольку путешествие через пустыню обещало изрядно поднадоесть, опытные шиноби быстро скинули проблемное задание на новичка. Лучше уж денек посидеть за писаниной, нежели провести несколько суток среди песков с очередной шишкой, которой за нахальное поведение даже врезать нельзя.
Ни для Саске, ни для Кисаме пустыня не оказалась большим препятствием, даже археолог, стоило отметить, оказался тихим клиентом, стойко выстоявшим палящее солнце песков Страны Ветра. Кроме нескольких стычек с залетными бандитами, их миссия оказалась сущей прогулкой, не отвечающей своему рангу А, хоть Раса настаивал на безопасности Кацу.
– Неужели у тебя не возникло чувства, что миссия была бессмысленной? – поинтересовался мечник, когда археолог скрылся во дворце города-страны Фурукаве.
– Есть что-то странное в том, что Каге решил вмешаться в конфликт Старой реки и Колодца? – Учиха за это время выстроил свою линию поведения с Хошигаки, по мнению шиноби самую оптимальную в сложившейся ситуации.
– Ске, будь это обычным конфликтом из-за территории, отправил бы Четвертый аж двух членов Акацуки?
Они выполнили задание, а подтверждением успешного окончания миссии служила стандартная благодарность, выраженная наместником страны-города, и врученная им же, с неким разочарованием, оплата. Оттого оставаться в столь маленькой стране не было нужды. Вот только у этих двух остались неразрешимые вопросы касательно Идо и Фурукаве.
– Вы о наёмных убийцах, сопровождающих нас от Суны? Они так и не решились напасть на Кацу, – Саске следовал за семпаем, уж тот знал, куда нужно идти.
– Рад, что ты их заметил, – на первый взгляд слова джонина выглядели как похвала, вот только шиноби из Конохи казалось, будто весь этот разговор – очередная проверка, так поднадоевшая за эти два месяца. – Странно, Колодец выбрал таких нерешительных ниндзя, – обладатель Семехады направлялся к главным воротам города, за ними располагался лес – источник вековечных конфликтов стран-городов Старой реки и Колодца.
– Конфликт за проблемную территорию дошел до Страны Ветра, не удивительно, что Четвертый предпринял попытку его разрешить. Возможно, найденная при раскопках чаша наконец даст остаточный ответ, кому принадлежит лес.
– Хах, считаешь, Идо хочет помешать раскрыть правду? – ехидно улыбнувшись, мечник воспользовался исполненной миссией, чтобы сделать некоторые выводы о братишке Итачи.
– Иное Кацу, по словам Кадзекаге, лучший знаток в своей области. Вероятность, что когда-то на месте леса была стоянка, также велика, а Кацу, как археолог Суны – независимой стороны – может разрешить конфликт. Вот только смерть историка была выгодна не только Колодцу.
Идущий впереди Кисаме сделал вид, словно его удивило такое предположение напарника, но он едва удержался от смеха. Этот малец, возможно, один из тех, кто им нужен.
– И кому же еще, не Суне ли? – между прочим кинул мечник, желая услышать более детальный ответ.
– Фурукаве.
Саске чувствовал что-то неладное, его интуиция утверждала: акулья морда скрывает больше, чем положено Акацуки, потому особо не торопился раскрывать все карты. Но вытягивать информацию умел и он.
– Ого, даже так. И почему тебя посетила такая занимательная мысль? – развернувшись к парню, Хошигаки поправил меч и попытался разгадать ход мыслей мальчишки.
– Фамилия, – Саске не придал должного внимания акульему оскалу, а продолжил свой путь, ведь чем быстрее они закончат, тем меньше придется болтать с напарником. – В таких городах-государствах обычно жители имеют фамилии с иероглифом от названия страны. «И» в «Иное» записывается тем же канджи, что и «и» в «идо». Возможно, наместник Фурукава предположил, что Кацу выходец из Колодца. Чем не мотив? Даже если Иное никак не связан с Колодцем, жители Старой реки начали бы судить о подтасовке, если бы, конечно, археолог решил дела не на их пользу.
– Не проще ли выразить свое недоверие к Кацу, нежели рисковать репутацией, посылая убийц? – достав из внутреннего кармана мешочек с едой, шиноби с большим удовольствием начал лопать сушеных анчоусов – одно из фирменных блюд Фурукаве.
– Этот вопрос не ко мне.
Вот только Саске решил умолчать, что у преследовавших их убийц был особенный знак – лепестки, связанные нитью. Такими отличиями наделены особые воины императора четвертой заинтересованной стороны – Страны Цветка. Возможно, война между маленькими государствами была отличной возможностью для островка распространить свое влияние на континенте. Однако о раздобытой информации обладатель шарингана умолчал: юноша меньше всего хотел раскрывать обстоятельства её получения.