Грелка. 4. Нелёгкая женская доля

Простуда приходит тогда, когда её меньше всего ждёшь. На часах не было и шести, когда Харуно что-то разбудило. Она прислушалась. Ничего. Просто тикали старые часы, и Хатаке дышал отрывисто и слишком тяжело. Приложила руку ко лбу. Так и есть. У него температура и судя по всему очень высокая.

У Сакуры не было в планах выхаживать старого вояку, только вот оно как всё обернулось. Отпускать его категорически нельзя, иначе ещё одна такая прогулка под дождём сулит ему воспалением и чем похуже. Да и запустит Хатаке себя конкретно. Уж Харуно успела в этом убедиться. Ему просто плевать, что с ним.
Было решено, что отлёживаться Какаши будет в её апартаментах. Стоило только перетащить его сменную одежду. Но желательно было сделать это до того, как её личная грелка проснётся. Иначе попыток к бегству не избежать.

Харуно нехотя выскользнула из кольца мужских рук в холодное утро. Нашарила рукой валяющиеся на полу мужские брюки. Ключи на этот раз были на месте. Открывая соседскую дверь, Харуно на миг подумала, насколько компрометирующе выглядит в своём выцветшем пушистом халате и с жуткими колтунами на голове. Точно, как псих. Кстати, интерьер квартиры Хатаке как раз располагал к шизофрении. Голые серые стены, почти чёрные шторы во всех комнатках и запах сырости. Из мебели Харуно заметила только сиротливо приставленный к углу стул, который по виду пережил не одну бомбёжку и войну. Даже кухня, и то пустая. Сакура специально проверила холодильник и все шкафы. Ни намёка на еду и кухонную утварь.

В спальне было, пожалуй, по разнообразней. Вместо кровати матрас, почти такой же, какой бывает в армии. Тумбочка, как и стул, деревянная и старая. И вокруг всего этого ложа разбросанная одежда, причём судя по запаху, не первой свежести. Харуно никогда прежде не была особым эстетом, но всё же это было перебором. Кстати, на тумбочке красовались две рамки с чёрно-белыми фотографиями. Пыли на них в отличие от всего остального не было. Значит фотографии часто брали в руки. Это было чем-то очень значимым для Хатаке. Его прошлое, где он был абсолютно нормальным и умел задорно улыбаться совсем мальчишкой. Таким был Какаши на первой фотографии. Их в кадре трое: два мальчика-подростка и девчушка с задорными косичками посередине. Улыбаются от души. Кажется, светило солнце, потому что его блики даже чёрно-белыми ослепляют детей. Какаши здесь без маски, без шрама. От силы четырнадцать лет. Ясный взгляд, красивые и точёные черты и улыбка. Всё предвещает, что в будущем он станет настоящим красавцем. Харуно мысленно делает себе заметку как-нибудь стащить с Хатаке маску и убедиться в своих доводах.

На второй фотографии девушка. Тоже улыбается. Эта та же самая девушка с первой фотографии, только с разницей в несколько лет. Несомненно, красивая. Обычно такой оборачиваются вслед. Но что-то Харуно в ней бесит. Даже толком объяснить не может, но есть в этой смущенной, на первый взгляд, улыбке, что-то отталкивающее. Словно всё это ненастоящее и наигранное. Обычно так мило улыбаются стервы. Улыбаются только губами, глаза мёртвые. Вот и у этой незнакомки они такие. То, что она несомненно слишком дорога для Хатаке, догадаться совсем не сложно, если учитывать, что в квартире, в которой нет обычных бытовых мелочей, есть её фото. Если первую фотографию хотелось рассматривать, то вторая вызывала в Сакуре жуткую неприязнь. Грёбаная интуиция. Харуно почти с силой швырнула её обратно на тумбочку.

Пожалуй, ничего из этого бомжатника она брать не будет. Стоило позаботиться о том, чтобы у Хатаке появилась сменная одежда. У Харуно даже был на примете филантроп с подходящим размером. Но звонить сейчас не было смысла, потому что Нара наверняка дрыхнет. Не дозвонишься. Небось, всю ночь опять шлялся по барам, хлестал виски и размышлял о высоком. Странный вообще парень, но Сакуре он нравился. Ленивый, но шибко умный, без лишних пафосных заскоков, хотя его кошелёк был весьма упитан.

Харуно вернулась обратно в свою квартиру. Вернула ключи на законное место. Она почему-то решила, что не стоило распространяться о её утренней вылазке во соседский стан. Хотелось обратно в тёплую постельку к своей грелке. Какаши даже знобило. Её от обетованного места отделял всего лишь миг, как вдруг сквозь маску сорвалось тихое и хриплое "Рин". То, что звали девушку с фотографии, Харуно поняла как-то сразу. Грёбаная интуиция. Вроде, злиться повода у неё не было, но у неё, кажется, пошёл пар из ушей. Отскочила от кровати, как ошпаренная, и понеслась сломя голову на кухню.

Кофе. Ей срочно нужно кофе. Горький и как можно больше. Если то, что сейчас разъедает Харуно это ревность, то это не есть хорошо. Потому что это раздражает, бесит и немного ранит. Слава Богу, её реветь не тянет, иначе картина маслом-любовный треугольник.

У Харуно немного трясутся руки. Желание потаскать за патлы ту, чьим именем её назвали в это раннее утро, почти нестерпимо. Харуно делает для себя вторую заметку: обязательно потаскает и по возможности расцарапает миловидную мордашку этой самой Рин.

За окном мир, начинается новый день, а у Харуно на кухне потёмки. Она не любитель яркости. В темноте уютно. Теплее. Ей во всяком случае. Кофе пьётся неспешно в перерывах между мыслями. Думается о многом и тяжело. В голове один маяк, и спит он в соседней комнате с чужим именем на губах. Горько. Обидно. Только Харуно прагматик. И баран. В смысле - упёртая. Она умеет думать головой, когда это надо, и заглушать неадекватные порывы в груди.

Рано. Бить посуду. Закатывать истерики. Очень рано. Впереди ей ломать и пальцы, и шею. Но она ведь не отступится от своего. Ухмыляется. Она вся в маму. Мебуки тоже зубами и боями вырывала у жизни свой кусок счастья. Одиноким матерям живётся несладко, но Харуно-старшая только презрительно поджимала губы и шла напролом.

Сакура улыбается. Знает, что прорвётся. Перебесится, перебьётся.

Телефон она находит всё в той же спальне, где Хатаке спит своим тревожным сном, мечась от озноба. Ей его не жалко. Ну почти. И плевать, что инстинкты тянут к нему. Подхватывает мобильный и выходит, не обернувшись. Это так, маленькая месть, чтобы успокоить собственную гордость.

На другом конце гудки, долгие и надоедливые. Но Харуно переплюнет эти гудки и не подавится. У неё сейчас решительности не занимай. Наконец в ответ раздаётся что-то нечленораздельное. Яманака на связи. Прежде чем блондинке удаётся извергнуть из себя что-то несущее смысловую нагрузку, Сакура выдвигает тяжёлую артиллерию.

- Мне нужен твой отец. Нужно пробить кое-кого.

У Ино папа шишка. Военный, но не пушечное мясо. Он тот, кто обычно стоит позади, в тылу и думает за всех. Вояка с головой - опасная личность. Вокруг Иноичи легенд столько, что впору сборник издавать. Поговаривали, что он работал в разведке, вербовал иностранных агентов. Кто-то утверждал, что великий и ужасный Иноичи работал в отделе, где добывали секретную информацию. Проще говоря, выбивали доступными методами от заключённых то, что было нужно. Правды не знал никто, но все, как один, трепетали перед внушительным и грозным отцом Ино.

- Что там у тебя? - недовольно бурчит в трубку подруга. Конечно, её можно понять: разбудили ни свет ни заря, не поздоровались, не спросили, как спалось и что снилось.

Харуно лень распинаться. Она тоже не выспалась, да и к тому же у неё тут сука-ревность и не сыгранная драма.

- Хатаке Какаши, - говорить больше ничего не хочется.

- Поняла. Отбой, - Яманака догадливая. У неё точно хватит шариков в своей белобрысой голове, чтобы связать этот утренний звонок с вчерашними событиями.

Харуно остаётся только ждать и дышать глубже. Пора поднимать шторы в этой пьесе, она и так вляпалась по самое не хочу.

От тяжких дум отвлекает кашель. Надсадный и такой, которым царапают грудь изнутри. Харуно в пути, чашка с недопитым кофе оставлена в спешке прозябать на подоконнике.

В комнате всё ещё сумерки, но всё же различить силуэт согнувшегося в приступе кашля мужчины на кровати можно. Харуно улавливает в кашле отголоски воспаления. Плохи дела. Это теперь и ей под карантин. Никакой работы и пар. Как же всё это проблематично. Запас медикаментов у неё есть. Продукты можно заказать. Одежду для Хатаке привезёт Нара, как только Сакура сможет до него дозвониться. Итого, они в осаде.

Какаши цепляется за неё воспалённым взглядом, словно ожидает, что его тот час же выгонят.
Харуно устало вздыхает. Такой большой, а такой маленький. Несмышлёный. Сакура, может, и тварь, но не до такой же степени, чтобы выгонять человека с воспалением.

- Не смотри на меня так. Остаёшься тут до полного выздоровления. Исключительно постельный режим.

Сказала и вышла. А что ей ещё сказать ему?! Что он дурак, которых свет не видывал?! Что она теперь помешана на нём?! Ни одно из этих утверждений он не хочет услышать. У Харуно вообще стойкое ощущение, что Хатаке сейчас больше похож на машину, которой нужно давать только чёткие указания. На большее он не способен. Морально.

Второй звонок крайней необходимости. Опять гудки. Харуно опять настойчива. Когда Нара берёт трубку, он не говорит пресловутое "алё". Просто молчит в трубку. Сакура к этому привыкла.

- Мне нужна твоя одежда.

- Только не говори, что ты из будущего и сделана из стали, - Сакура почти физически ощущает, как Нара дёргает свой извечно растрёпанный хвост и скалится в стенку.

- Юмор - это не твоё. Когда сможешь собрать вещи? Нужно всё, что в твоём шкафу лишнее.

- У тебя что, в кой то веки завёлся мужик?! Наверно, подобрала какого-нибудь бомжа. Другой ведь в здравом уме не клюнет.

- Почти. Харе трепаться. Адрес знаешь. Подъедешь, набери с домофона, - и прежде, чем на другом конце успели возмутиться её наглости, сбросила.

Нужно было кончать со своим утренним стрессом. Кушать хотелось. Сильно, по-зверски. Видимо, сказались сердечные переживания. Да и Хатаке откачать одними отварами и таблетками не получится. Организм истощён. Мужику нужно мясо. И овощи. И фрукты. Вообще, всё нужно. А вот пить что-то покрепче фреша не стоит. У него и так сон неспокойный, незачем нервам давать лишнее топливо.

Харуно тяжело вздохнула. Повар в ней умер давно, кажется, ещё в прошлой жизни. Но не стоит отчаиваться, ведь на помощь всегда готовы придти полуфабрикаты и прочие дряни быстрого приготовления. Этого для начала хватит, а дальше она оденет фартук и пустится во все тяжкие. И что-то Сакуре настойчиво подсказывает, что без помощи суровой маман ей тут не обойтись. Впутывать Мебуки во все её дебри отношений с Хатаке, конечно, не самая лучшая идея, но тут, увы и ах, выхода нет, не травить же Какаши своими шедеврами. У него и так душа в теле еле держится.

Парочка слегка или, может, и очень подгорелых тостов, омлет с беконом и фреш - это всё, на что хватило Харуно. Она выжалась, как те самые апельсины, из которых и был выжат фреш. Ведь не позволить яичнице подгореть - для неё наука по-мудрёней, чем цитология или древняя латынь. Но? несмотря на всё, чувствовала она себя божественно окрылённой. Как чемпион, которому вот-вот вручат пояс. Если бы Харуно раньше знала, насколько кулинария азартна, она бы давно покорила бы эту стезю.

Открывать двери, когда в одной руке держишь поднос и с трудом удаётся сохранить равновесие, оказалось весьма проблематичным. Но Харуно справилась. У неё сегодня настрой боевой, ей любые трудности нипочём.

В комнате было душно, и почувствовала она это только сейчас. Пахло болезнью и обречённостью, что Сакуре решительно не нравилось. Стоило открыть окна и проветрить комнату. Всё-таки свежий воздух способствует пробуждению здорового аппетита, и Харуно очень надеялась, что он у Хатаке проснётся.

Умостив на тумбочке поднос, она порылась в недрах своего гардероба и, выудив оттуда огромную толстовку, которая прошла вместе с ней все суровые времена, кинула её Какаши, который был растрёпанным, сонным и полуголым. А ещё не её. Обидно, но Харуно решила терпеть. Потому что пока не её. Свежий воздух нужен однозначно и ей, потому что голову надо остудить. Она становится одержимой, и это опасно. Для неё, для него и вообще для всех, кто будет поблизости. Потому что Харуно всю свою жизнь сознательно сдерживала собственные порывы и выдавливала из себя только жалкие крохи эмоций. А тут у неё начинает срывать потихоньку все плотины, и когда всё вырвется наружу, она рискует стать настоящей катастрофой и истеричкой по совместительству. Потом просто отмахиваться от собственного сердца не получится.

На улице было много света. Ветер принёс запах мокрого асфальта после ночного дождя. В этом было что-то упоительное, поэтому Сакура дышала полной грудью. Кажется, полегчало.

Поднос был поставлен аккурат перед Какаши. Выглядел он не ахти как. Потерянный взгляд смотрел куда угодно, только не на неё.

- Чтоб всё съел, - Харуно решила придерживаться своей старой тактики. Минимум слов, только чёткие указания.

И это, как ни странно, работало, потому что Хатаке буквально с цепи сорвался и набросился на еду.
Харуно зацепила один тост и плюхнулась рядом со своим пациентом. Она всегда думала, что смотреть на то, как другой человек ест, весьма сомнительное удовольствие. Но на голодного Какаши, уплетающего её немудрёную стряпню, смотреть было одно загляденье. Женская гордость ликовала. Харуно чертыхнулась, потому что хранительница очага проснулась в ней, ой, как не кстати. Ей нужны мозги в холодном состоянии как можно дольше, а она тут умиляется вся от вида тощего, неприкаянного мужика. Харуно ещё горы сворачивать и крепости захватывать. Не легка, одним словом, женская доля.