Их утопия (Пролог)

«Каждый наш выбор может определить нашу дальнейшую судьбу, ибо все в этом мире взаимосвязано. И ничто не будет забыто, и ничто не будет потеряно, и каждый пройденный шаг может стать самым значительным в нашей жизни, но какой именно – показать сможет только будущее и только судьба, никогда не раскрывающая собственных карт»

Он всегда ею восхищался, как куноичи, хорошим воином...
С трудом он признал, что восторгался ею не только, как человеком, но и как девушкой.
В основном проблемы возникли не по ее вине, не по его, нравы клана Учиха всегда были очень жесткими по отношению к своим выходцам. В первую очередь, нужно было думать о дисциплине, чести и гордости клана, свято чтить его законы и никогда не поддаваться эмоциям. Как одни из основателей Конохи, представители клана Учиха должны были подавать пример, всегда держать голову выше других и принимать активное участие в жизни деревни. С самого детства их воспитывали так, что они должны были быть во всем первыми. И именно благодаря духу соперничества, в этом клане вырастали благородные и сильные воины.
Обито же был самым настоящим Учиха, который не Учиха.
Добродушный парень, улыбчивый и жизнерадостный, он отнюдь не походил на своих ровесников, воспитываемых в клане. Если им говорили о том, что любой из дней может стать последним, если они допустят хоть малейшую ошибку в бою, то он просто пропускал это мимо ушей. Его семья учила выживанию, но отнюдь не жизни.
Единственным его соперником стал Какаши, на которого чаще всего был устремлен взгляд молодой Рин. По мнению Обито, Хатаке являлся человеком высокомерным и отнюдь не заслуживающим такого внимания. Вот только вслух он ничего не говорил, понимая, что это ничего не решит, а Рин так и продолжала смотреть на него взглядом, наполненным странным теплом.
И Обито это очень сильно не нравилось.
- Что ж, раз никто не хочет спать, то наверняка у каждого есть идея, как скоротать этот вечер, - весело проговорил Минато, стараясь хоть как-то разбавить давящую атмосферу.
Видимо, только учитель горел желанием, чтобы это молчание прервалось.
И где та романтика, о которой любили писать многие авторы разнообразных книг? Стрекот насекомых, прохлада и звуки ночного леса, тепло костра и задушевные беседы? В реальности все оказывается не таким уж и радужным.
- Не лучше ли обсудить планы на предстоящую миссию? – тут же спросил Какаши, не смотря на учителя и находя что-то занимательное в танцующем пламени.
- Ты хоть когда-нибудь отдыхаешь? – лениво протянул Обито, устремив в сторону Хатаке недовольный взгляд.
Сейчас Учиха был больше похож на обиженного ребенка, нежели на шиноби. Он сидел на земле, притянув колени и обхватив их руками, искоса наблюдая за каждым членом своей команды. И во взоре его темных глаз присутствовало вовсе не тепло.
- А ты хоть когда-нибудь стараешься напрягать извилины своего мозга? – в тон ему проговорил Какаши.
Как только Обито собрался ему ответить, его быстро прервала Рин:
- А почему бы нам не поиграть во что-нибудь?
- Хорошая идея, - тут же поддержал ее Минато, хоть ее слова сейчас и казались откровенным бредом.
Девушка просто хотела перевести тему, пока не разгорелся очередной скандал между ее напарниками. Благо, что сенсей разделял ее взгляды на сложившуюся ситуацию.
- Мой учитель, когда мы вышли на первое задание ранга B, - Намикадзе открыл свой рюкзак и вытащил оттуда полупустую флягу с водой, - во время привала предложил нам поиграть в бутылочку. Бутылки под рукой не оказалось, и ее заменила фляга. Суть была в том, что человек вращает «бутылочку» и может задать любой вопрос тому, на кого указало горлышко. Это был хороший способ получше узнать друг друга, поэтому я думаю, это будет замечательным времяпрепровождением. Я начну.
- Не лучше ли нам лечь спать? Если нам завтра придется выйти за пределы Огня, нам понадобятся силы, - тут же произнес Какаши, равнодушно смотря на учителя, который лишь заинтересованно на него взглянул. – Наш долг заключается в том, чтобы доставить важные документы. Стоит ли подвергать его опасности только из-за того, чтобы провести время за бессмысленными играми?
Обито и Рин просто молчали, ожидая ответа учителя. Девушка обеспокоенно наблюдала за сенсеем, пока Учиха что-то пробурчал насчет его приверженности долгу и шизофрении. Вопреки их ожиданиям насчет того, что Намикадзе послушает его, Минато просто улыбнулся, отложил рюкзак и пристроился так, как было ему удобно.
- Тогда это приказ твоего командира: не спать и играть с нами. Разве приказы командира можно оспаривать?
В ответ послышался лишь тяжелый вздох Хатаке.
- Вот и отлично, - весело проговорил Минато. – Нам предстоит долго работать в одной команде, так что не будет ничего плохого в том, если вы сейчас сможете лучше узнать друг друга.
«Может, и прекратить эту нелепую вражду», - подумал Намикадзе, но вслух этого не произнес.
И на его лице не отразилась озадаченность по поводу того, что стало причиной этой неприязни друг к другу. Есть вещи, которые взрослые понимают раньше детей, являются те шиноби или нет. Один из писателей того времени назвал корнем зла – женщину. Велось так много споров из-за этой фразы, что ее просто трудно было не запомнить.
Вот только здесь корнем зла была ревность к девушке, а не она сама.
Он положил флягу на землю и крутанул ее. Та показала на Обито, который заинтересовался в предложенной игре и смиренно ожидал вопроса.
- Какая у тебя заветная мечта?
Учиха помедлил с ответом, но не устоял и выпалил, как на духу, стоило только заметить теплый взгляд Рин на себе. Впервые она смотрела на него так, как обычно смотрела на Какаши еще в Академии, да и после нее.
- Остановить бесконечные войны и распри между властями. Из-за вражды страдает слишком много людей. Индивидуальность каждого человека и политика мешает остановить бессмысленные кровопролития. Точнее мешают их желания получить больше того, что они имеют. Это может привести к Третьей Мировой, а я не хочу, чтобы умирали люди, которых я знаю и люблю, - последнее слово парень проговорил настолько тихо, что напарники его еле расслышали.
Обито отвел взгляд на огонь, чувствуя, как краснеет до кончиков ушей. Улыбка, которая появилась на лице Рин, смущала и радовала его больше всего на свете. Да он горы готов был свернуть, лишь бы она заметила его! А тут…
Стоило влюбленному мальчишке признаться, о чем он мечтает больше всего на свете, и она обратила на него свое внимание.
Обито уже давно проклинал свою неуверенность и каждый день говорил, что признается ей. Потом откладывал свое признание. На следующий день уверял себя, что обязательно ей признается. Но потом снова откладывал, уверял себя, что еще не время. И слова, которые она произнесла в следующее мгновение, еще больше смутили его, но и заставили почувствовать его самым счастливым человеком на земле:
- Я искренне надеюсь, что твоя мечта сбудется.
Учиха приоткрыл рот и потом счастливо улыбнулся, ощущая, как сильнее становится тепло в груди. Это было так приятно, так хорошо, что радость невыносимо было спрятать за маской безразличия или недовольства.
- Твоя очередь, - подал голос Минато, протягивая ему флягу.
Увидев реакцию Обито на слова Рин, Намикадзе надеялся, что неудавшийся вечер еще можно спасти.
Учиха положил флягу на землю и крутанул ее. В этот момент время словно замерло, а потом резко, словно ударило камнем по голове, давая о себе знать. Горлышко показало на Рин.
- Какие… Какие цветы ты любишь?
Его давно интересовал этот вопрос, а задать его не появлялось возможности. Точнее не хватало смелости.
- Алые розы. Мама их раньше выращивала, но потом перестала. Я ей помогала в этом. Как увлечение исчезло, но любовь к этим цветам осталась.
- Знаешь, я тоже люблю розы, - как бы невзначай проговорил Обито и протянул ей флягу.
- Правда?
Нет. На самом деле он врал.
- Да, - Обито смущенно улыбнулся и стал чесать затылок, стараясь не показывать еще большего смущения.
Дальше краснеть уже просто было некуда.
Какаши лишь неопределенно хмыкнул на такую реакцию напарника по команде и потом перевел взгляд на горлышко, указывающее на него. Он единственный, кто за время всей игры не проронил и слова, да и сейчас по его виду нельзя было сказать, чтобы он горел узнать что-либо о своих напарниках. И уж тем более рассказывать что-то о себе.
Но он не выражал какого-либо недовольства и спокойно ждал, когда Рин придумает, что можно было у него спросить. Думать было над чем, хоть Какаши и не являлся человеком скрытным, но отнюдь очень мало о себе рассказывал. Особенно, что он предпочитает и любит, терпеть не может и точно ненавидит. Тратить же такой шанс по пустякам девушка точно не собиралась.
- Если бы у тебя был выбор изменить что-либо в своей жизни, - начала она, не отрывая взгляда от лица Хатаке, - что бы ты изменил?
Внешне он никак не показал своих эмоций, но Минато заметил изменения.
Если раньше Какаши смотрел на все так, будто ему было все равно, то сейчас в темных глазах загорелось что-то необъяснимое, словно Рин задела его за живое. Хатаке отвлекся от созерцания танца огня и неотрывно смотрел только на девушку. В этот момент даже Обито замолчал, не показывая какого-либо неудовольствия.
Все знали, что он хотел бы изменить, а точнее – вернуть.
И они думали о том же, о чем думал Хатаке.
Легендарный шиноби, Белый клык Конохи, Хатаке Сакумо, отец Какаши, о чьей легендарности и значимости забыли только из-за того, что жизнь друзей и товарищей ему была гораздо важнее проклятой миссии. Гораздо превыше долга перед деревней.
- Многое, - неопределенно проговорил Какаши, отворачиваясь от Рин.
Девушка лишь опустила голову, упрекая себя за неосмотрительность. Минато с сожалением посмотрел на своего ученика и лишь потрепал его по голове, как любил это делать Сакумо. Обито же почувствовал, что его неприязнь к этому человеку просто уменьшилась, став такой маленькой в этот момент, что он ее сейчас просто не замечал.
- А ты? – вдруг прошептала Рин, обращаясь к Обито, который явно не ожидал, что она задаст ему еще один вопрос.
Вот только уже без игр. По-своему желанию.
- Не знаю, - не раздумывая, ответил он. Учиха никогда об этом не думал. – Наверное, ничего. Глупо постоянно оглядываться назад и корить себя в чем-то, ведь ошибок уже не исправить. Мой клан учит именно этому.
И все замолчали.
Тишина прерывалась стрекотом насекомых, шелестом листвы и стрекотом веток в костре. Луна и звезды на темно-синем полотне, наряду с прохладными потоками ветра, смягчала обстановку. Сейчас не было каких-либо проблем, политических и семейных, любовных.
Это все казалось таким теплым и...
Родным.
- Хорошая философия. Возможно, тебе стоит прислушаться к своей семье, - тихо проговорил Какаши.
- Возможно, когда-нибудь я прислушаюсь, - невесело усмехнулся Обито и улыбнулся своему главному сопернику.
И другу.



Тело Какаши сейчас лежало у его ног. Тело друга, не уберегшего девушку, которую он любил. И стоило ради этого жертвовать жизнью во время Третьей Мировой?
Для него странным было вспомнить этот разговор. Прошло много лет. Многое изменилось. И только сейчас, не чувствуя триумфа от победы, лишь облегчение, он вспомнил.
Он не вспоминал, когда ссорился с Какаши по поводу того, кто на самом деле является ничтожеством.
Он не вспоминал, когда впервые надел маску на лицо и перестал быть Обито, превратившись в Тоби, того, кто должен был освободить людей от постоянных войн.
Он не вспоминал, когда способствовал созданию Акацке.
Он не вспоминал, когда развязывал Четвертую Мировую войну, цену, которую необходимо было заплатить, чтобы настал мир и покой.
И вдруг вспомнил.
Какаши смотрел на него мертвыми глазами, но Обито все равно ничего не чувствовал. Гай лежал недалеко, вечный оптимист и пропагандист Силы Юности, сейчас – всего лишь труп. И «живая надежда», как называли Удзумаки Наруто многие шиноби объединенной армии Альянса, тоже стал телом без души.
Надежда умирает последней. И Наруто умер вместе с ней.
Неудивительно, почему Мадару назвали самым могущественным шиноби за всю историю этого проклятого мира. К его эмоциям и чувствам нельзя было воззвать, как делал это сын Четвертого Хокаге. Мадара ставил себе цель, не смотря на цену, которую надо было заплатить. Он был воплощением жестокого бога, который вернулся, чтобы покарать неверующих.
И это было вовсе не триумфом победы. И это было вовсе не возмездием.
Обито не чувствовал облегчения, не чувствовал радости, которую испытывают победители. Просто знал, что так должно было случиться, что он выполнил свой долг.
Он посмотрел, как черная луна восседает на алых небесах. Его реальность выглядела именно так: жестокая, кровавая, но не допускающая больше раздоров. Вынужденная мера, чтобы теперь никто не страдал. У каждого будет мир, которого не мог дать им долг шиноби и воина. Если нет войны, раздоров, зачем тогда нужны были шиноби?
Обито равнодушно наблюдал за тем, как Аматерасу захватывает тела бывших одноклассников и сына его бывшего учителя. Этот огонь отнюдь не согревал. Черное пламя сжигало все на своем пути.
- Со временем забудется все, - спокойно проговорил Мадара, смотря на алый небосвод. – Боль, сожаление, ненависть, ярость. Все. Вскоре исчезнет все то, что заставляло людей страдать.
«Все то, что делало нас людьми», - возникла мысль где-то глубоко в сознании, но тут же исчезла.
- Для полного завершения проекта мне нужно стать джинчурики десятихвостого, - противник Хаширамы перевел взгляд на Обито, а затем - на проклятое божество. – Тогда контроль полностью перейдет в мои руки.
Обито одарил равнодушным взглядом Джуби и кивнул, соглашаясь с Мадарой. Завершение проекта «Глаз Луны» было необходимо. Сейчас же присутствовала вероятность того, что люди будут сопротивляться гендзюцу. Сопротивляться неизбежному, как сопротивлялись и раньше, и кто знает, может, в этом хаосе появиться еще один Удзумаки Наруто, дающий надежду и продолжающий бороться.
- Когда начнется запечатывание? – бесстрастным голосом спросил бывший ученик Минато.
- Не сейчас. Это тело не выдержит такой нагрузки, - незамедлительно ответил Мадара. – В этом заключается еще одна слабость Эдо Тенсей.
- Орочимару использовал дзюцу для перемещения своей души в другое тело, - вспомнил змеиного Санина Обито, и в глазах зажглось презрение. – Он не имел привычки уничтожать свитки со знаниями, на каждой его базе были какие-либо тайники.
- Я не собираюсь уподобиться Орочимару. С перемещениями или без, но эта змея все равно прожила недолго, - равнодушно сказал Мадара. – С его знаниями дзюцу можно создать новое и усовершенствованное Эдо Тенсей. Время сейчас не столь важно.
- В Конохе располагались когда-то его лаборатории. Там он проводил первые эксперименты. Официально ее уже не существует.
Мадара холодно усмехнулся, понимая, что означает слово «официально». Кто в здравом уме станет уничтожать место, где сосредоточены знания целых поколений? Третий, хоть и был против этого, наверняка все свел к грифу «совершенно секретно», вывел оттуда официальную версию об уничтожении и все спрятал в архивы деревни. Пусть Коноха и была в руинах, но власти не были глупы, чтобы прятать такие ценные сведения в деревне. Где-то за ее пределами они смогут найти то, что поможет осуществить все их мечты. Все их стремления.
- Пять Каге мертвы. Цунаде воскрешать я не намерен. У нее должны были остаться поверенные люди, советники, которые знают, где располагаются тайники, - стал рассуждать противник Хаширамы, смотря на Обито.
Он был в этом мире не так много времени, чтобы знать все, что в нем сейчас творилось. Обито же, или Тоби, или никто, человек без имени – Мадаре было все равно, как он себя сейчас звал – должен был знать и поведать ему многое. Да и какая разница, какую цену им еще придется заплатить за то, чтобы проект «Глаз Луны», наконец, был завершен? Около сорока тысяч шиноби полегло в один день, не будет разницы, если этот список дополнить еще несколькими именами, которые тут же забудутся.
- Их будет несложно найти.
Именно эти слова он произнес перед тем, как началась совершенно новая эпоха для всего мира.
И именно эти слова произнес Обито, прежде чем в его жизни начался новый период.
Мадара кивнул, понимая, к чему клонил его помощник, и тот исчез, словно его никогда здесь и не было.



Она не забывала никогда. Не позволяла себе забывать...
Их идеалы. Их мечты. Их радости. Их горести.
То, какими они были. То, какими они стали.
Сакура тяжело вздохнула, поднимаясь с земли и не видящим взором смотря на проклятого бога, а над головой ее небосвод, но такой незнакомый и словно неживой. Черная луна, алые небеса и облака, вовсе не те, которыми любовался Шикамару. Вместе с осознанием приходит и ужас. Вместе с ужасом приходит и горечь.
Она не забывала никогда. Не позволяла себе забывать...
Ученица Сенджу огляделась в поисках своих товарищей. Вот только окружали ее лишь деревья, и сквозь зеленую листву было видно то, что видеть никто не захотел бы. Все тот же бог не исчезал, не исчезала с неба черная луна.
Сакура не могла двинуться с места, просто знала, какую картину увидит, если дойдет до того поле боя, где уже решилась судьба многих. Их судьба.
То, какими они были...
- Твои друзья мертвы и их жертва не напрасна, - раздался голос рядом, который бы она предпочла не слышать. – Хоть они и сопротивлялись неизбежному.
Куноичи оказалась рядом с ним в мгновение ока, вонзая кунай в его горло. Хоть Сакура и знала его отличительные способности, знала, что ее рука пройдет сквозь него, девушка просто не сдержалась. Да и какая была теперь разница? Все то, за что они боролись, они уже потеряли.
На лице снова присутствовала маска. Та самая оранжевая маска Тоби, называющего себя хорошим мальчиком. И этот взгляд, равнодушный и по-своему ледяной, буквально приковал ее к месту. Взгляд проклятого убийцы, считающего благом то, что сейчас происходило, считающим благом то, что столько людей умерло за последние два дня.

- Я рада, что ты вернулся, - сказала она ему тогда, когда солнце сияло на чистом небосводе.
Коноха здесь лежала, как на ладони. Всего-то стоило подняться на холм, чтобы побыть вдвоем, поговорить о многом. Год прошел, а Наруто все казался таким же уверенным в себе мальчишкой. Только теперь он был парнем, который скоро должен стать мужчиной, и воплотить свою мечту в жизнь, став Хокаге.
Все пять лиц, высеченных в горе, отсюда так же были хорошо видны. И от Сакуры не укрылся этот мечтательный взгляд напарника, направленного именно в ту сторону.
- Я тоже. Джирая-сенсей оказался не таким уж извращенцем, - усмехнулся Удзумаки, улыбаясь и подставляя свое лицо солнечным лучам.
- Только не говори мне, что он еще хуже, - Сакура покачала головой, не желая представлять, как именно развлекался Санин, когда тренировки подходили к концу.
В ответ раздался лишь его заливистый смех.
- Он читает классическую литературу, - сквозь смех услышала Харуно. - Никогда бы не подумал.
Наруто протянул ей небольшой томик, и Харуно не без удивления в глазах, пролистала книгу. То, что такой человек, как Джирая, увлекается классикой, где не было и намека на эротику, наводило на довольно-таки странные мысли. Не стоит судить о человеке по обложке, но, сколько же страниц его книги пришлось пролистать, чтобы узнать, что Джирая увлекается классической литературой!
- «И нам лишь приходиться надеяться на то, что в их сердцах присутствует добро», - зачитала вслух Сакура, и Удзумаки направил в ее сторону заинтересованный взгляд. – Эти строки здесь выделены.
Наруто лишь пожал плечами.
- Время от времени жабий отшельник любил пофилософствовать, - задумчиво протянул напарник. – Теперь-то я знаю, откуда он берет все эти заумные фразочки.
Сакура лишь сощурилась, захлопнув книжку.
- Тебе бы тоже не помешало почитать.
- Сакура-чан, меня целый год не было, а ты говоришь мне про учебу, - заныл Наруто и заметно поник.
- Тебя только могила исправит, Наруто, - тяжело вздохнула Сакура и покачала головой.
Только могила исправит...

- Не смей, - прошипела Харуно, уже не боясь ничего и чувствуя, как хватка на ее второй руке становится крепче. – Ты ничего не знаешь о них, ты не знаешь, что они пережили, чтобы дойти сюда.
То, какими они стали...
- В любом случае, Наруто и Саске мертвы, - холодно проговорил Обито, не чувствуя какого-либо сожаления по отношению к девушке.
Эти слова – гром среди ясного неба. Думать об этом – одно, но когда тебе в лицо говорят о том, что люди, которые были тебе дороги, мертвы, - совсем другое. Или ей это только казалось?
Да, надежда умирает последней.
- И их уже ничто не вернет.
Кунай против воли выпал из ее рук.
Она не рыдала и не плакала, даже всхлипов не было слышно. Слезы сами просто стали катиться по грязному лицу. Этим она и отличалась от человека, стоявшего перед ней. Сакура еще умела плакать и чувствовать скорбь, когда думала о тех, коих уже нельзя было вернуть.
Это было тем самым пределом, когда жизнь покидает тело, но человек еще дышит, а сердце его бьется. Опустошение. Существование, которое намного хуже смерти. Существование в мире, где уже не сияет солнце.
- Молись, чтобы Цунаде научила тебя всему, что знала сама, - как-то угрожающе произнес Обито, сжимая сильнее ее руку.
Но угроза до нее словно не дошла, она лишь смотрела на него взглядом, наполненным ненавистью, обидой, болью. Так не смотрят маленькие дети или подростки, которым отказали в какой-то прихоти. Так смотрят люди, разочаровавшиеся в жизни.
Так смотрел когда-то Обито на Мадару, который соизволил открыть ему глаза на то, что творилось в этом мире.
- Попытаешься что-то с собой сделать или воспротивишься приказам, пострадают твои друзья, - продолжал говорить он, готовясь перенести ее к Мадаре.
Вот только девушке было все равно. Она не желала смерти, она не хотела жить так, в плену. Она просто надеялась на то, что вся эта реальность – кошмар.
И скоро Сакура проснется от крика мамы, готовящей завтрак.
Но она продолжала видеть деревья, алое небо, черную луну, человека, что стремился сделать этот мир таким неживым. Она чувствовала эту пустоту, она ощущала этот странный холод страха, словно смерть дышала ей в спину, но не могла никак к ней притронуться.
И она не просыпалась.



«И нам лишь приходится надеяться на то, что в их сердцах присутствует добро», - против воли вспомнила Сакура, глядя на Мадару.
В его сердце давно не было ничего светлого. Лишь темень.
Харуно никогда не представляла себе такое будущее. Девушка не представляла, что будет сидеть у тела своего напарника, чувствовать на себе испепеляющий взгляд Мадары и ненавидеть все и вся.
Это место стало настоящей могилой. Для людей, которых она любила, для надежд, которые в тайне лелеяла. Для будущего, которое она себе представляла.
Наруто так и не стал Хокаге. Войну они так и не выиграли.
При этом она даже не догадывалась, что будущее намного хуже проигранной войны. Что все происходящее всего лишь искра, прежде чем она сгорит в пламени всеобщего безумия и сумасшествия.
А пока просто оставалось верить, что это кошмар.
Уверять себя, что скоро проснешься.
И жить этой верой.