In The Darkness of The Lake. 3 Глава: Жнец.

«Еще секунды назад воздух был наполнен отчаянными криками и немыми стонами сквозь зашитые рты. А что сейчас? Тишина».

Выбежав за пределы здания, брюнет стал лихорадочно оглядываться по сторонам. Все смолкло. И тишина казалась матовой, коконом обволакивавшей все вокруг, поглощая вопли из паба. Леденящая тишина, но не одиночество. Итачи казалось, будто за ним по пятам все равно что-то движется.
Что-то из прошлого.
Он знал, что именно.

«Вспоминаешь? Да... я знаю все. Я ведаю о том, что творится у тебя в голове. Ты думаешь о нем. О Саске».

Руки мужчины сжались в кулаки. Ненависть стала красной пеленой застилать глаза, которые он не мог сомкнуть бессонными ночами. Как и тогда. В тот вечер.

Призрачный шепот растаял, оставляя приторно-сладкое отвращение. Учиха повернул голову, но за плечами не было старого умершего города.
Один темный район в вечернее время. Один человек торопливо шагал под проливным дождем, защищаясь от непогоды лишь черной ветровкой. Итачи в смятении наблюдал со стороны за этим человеком, узнавая в нем себя. В тот роковой день.
Дверь распахивает черноглазый юноша.
Немая сцена.
Разговоры были приглушены шумом дождя, но старший видел, как он сам когда-то просил на коленях своего брата простить его за всю ту боль, что причинил, получив в ответ лишь отрицательный кивок и отрешенный взгляд Саске. Помнит, как сейчас... дверь с грохотом захлопнулась.

Итачи взглянул на самого себя, сидящего на заплеванной бетонной ступеньке соседнего дома, которую тщетно пытался отмыть дождь. Он видел то прошлое выражение лица, на котором просто было написано: «Вот и все». И все это он помнил и знал. Но то, что осталось за кадром, за пределами его внимания, было недосягаемо. Здесь и был раскол прошлого на две части: его воспоминания и все, параллельно происходящее. Отведя взгляд от парня, сидящего под дождем, Учиха внимательно посмотрел на тот дом, где жил тогда его брат, и направился туда.
Проходя по тротуару, он отрешенно смотрел на дверь старого здания. Время может быть обманчиво, как и тот, с кем пришлось заключить пари; сейчас, возможно, брюнету осталась пара часов.
И, пока он шел, время играло с ним. С каждым шагом брюнета здания вокруг ветшали, трещины на асфальте становились все глубже и безобразнее, а земля — все более безжизненной. Путь к тому, что было скрыто от его глаз, казался вечным... все вокруг состарилось.
Осталось несколько шагов по лестнице, но судьба смеется над ним.
Шаг.
Жизнь казалась уже ненужной.
Шаг.
Он посмотрел на свои руки: сухие, как у старика; исчерченные глубокими морщинами, с надувшимися венами.
Шаг.
Итачи обернулся. По ухабистой дороге проехала телега, укрытая белой тканью. Извозчик на костлявой лошади был одет в монашеские черные одежды. Стремглав промчавшись со скрипом, телега исчезла, оставив призрачный дым.
Шаг.
Дрожащей и сморщенной рукой Итачи дотронулся до дверной ручки, покрытой слизью.

«Что за?..»

Войдя в полутемное помещение, Учиха не узнал того дома, где жил его брат. Гробовая тишина. Дыхание отражалось сырым эхом в четырёх бетонных стенах. Обернувшись, мужчина увидел наглухо заколоченную дверь с несколькими навешанными сверху амбарными замками. Всколыхнулись старые воспоминания. Голоса из прошлого со звоном раздавались в голове:

— Что происходит, Итачи? — с мольбой в голосе спросил шестилетний мальчик.
— Их больше нет, — сухо сказал тот. — Ни мамы, ни отца.
— Как? Что будет с нами? — слезы покатились из глаз.
— Погоди, я съезжу в участок... Как только вернусь, будем решать.

Но он не вернулся. Солгал.

Не найдя оправдания тому, что Итачи оставил брата, он почувствовал собственную немощь, подобно седобородому старцу. Какой страх заставил его оставить родную кровь, маленького брата, совершенно одного и скрыться в сотнях километров?

Вой сирены скорой помощи угасал. Суета вокруг места, отмеченного смертью, исчезала.
— Мне очень жаль, — сказал фельдшер сидящему на ступеньках дома мужчине, — но ваш брат бы все равно не выжил. Такая доза наркотических средств за один присест лошадь завалит, нежели наркомана со стажем.
— Идите к черту...

«Саске? Как? Он ведь жив и... здоров. Нет, эти голоса лгут!» — он посмотрел вперед. В пустой комнате, которую он увидел вместо ожидаемого холла и привычной лестницы, ведущей на второй этаж; внезапно появился гроб, поставленный вертикально у стены. Грубо сколоченное деревянное пристанище покойника располагалось прямо напротив Итачи.
Но неизвестно, что находится в нем... там, под крышкой.

«Вот и настал твой час. Смотри — это финишная черта. Видел бы ты себя, немощный старик... Время вышло. Никому не дано второго шанса, а уж тебе и подавно. Тому, кто бросил собственного брата одного».

— Замолчи! — прохрипел Итачи, и его сиплый голос передразнивало громогласное эхо. — Ты не знаешь, почему я его оставил! Не тебе меня судить!
— Только мне, глупый ты человек! Жнец уже в пути... слышишь, как гремят его кости? Слышишь, как скрипит телега, на которой он увезет твою грешную душу?
— Не пытайся меня обмануть, — спокойно сказал брюнет, чувствуя, как силы покидают его. — С ним все в порядке.
— Ты сам обманываешь себя, — лихорадочно шептал призрачный голос.
Итачи сделал шаг вперед — крышка гроба бесшумно отворилась. Белоснежное ложе тянуло к себе, но при этом пугало до безумия. Конец пути.
Скрипнула половица. Он посмотрел под ноги и увидел ту самую, чуть отогнутую, не заколоченную доску. Учиха вспомнил кое-что настоящее, а не иллюзии самообмана. Подтверждением была фотография.
— Вот, — он достал снимок и взглянул на него ещё раз. Он уже находил этот снимок в их старом доме, там же. Только комната была куда живописнее, чем сейчас. — Видишь, тварь? Это то, что ты просил. Я успел. Все твои голоса и этот вой сирены — ложь! Просто пустой звон!
— Ты так ничего и не понял. Все, что ты слышишь, преследует тебя только потому, что ты сам веришь в это. Твой страх потерять не только свою жену, но и брата настолько силен настолько, что ты даже не можешь себе этого представить. А если во что-то так сильно верить, как в это с тайным трепетом веришь ты, то это обязательно сбудется, — с неустанным шипением говорил неизвестный.
Рука, державшая блеклый снимок, вернулась в первичное состояние. Кажется, истина была гораздо ближе.
— Ничего этого не будет.
— Ты уже отказался от него. Пожинай плоды, ведь он тоже тебя ненавидит.
— Я все исправлю, слышишь, блядь трусливая? Все верну назад! — гневно крикнул Итачи, сжимая в руке фотографию.

«Жизнь поставила мне ультиматум. Теперь я неизвестно где, неизвестно сколько, неизвестно с кем... но расплачиваюсь за грехи. Не знаю, что этому... что нужно от меня, но я это все так не оставлю».

— Ты проиграл.
— Что?..
Фотография пеплом высыпалась из сжатой в кулак ладони. Свет погас. Крышка гроба захлопнулась.

Навсегда.