Инициатива и инициаторы

С его стороны было глупо ожидать чего-то другого - после стольких лет порознь, после несокрушимых потоков силы на поле боя, после ее строгого безучастного лица во время трибунала и после бесконечных экивоков Наруто – ужасно глупо, и он прекрасно это осознавал. Осознавал, но не мог отделаться от пустых ожиданий, сценарий их первой ночи давно въелся под корку мозга: преданность, обожание, бесконечное повиновение. Девушки уже несколько лет не липли к нему как в детстве: походная грязь, холодная ярость в глазах и печать вечной усталости сделали свое дело. Он стал шиноби, закаленным в боях, и заработал тонкий шрам, пересекающий бледную скулу. Иногда он судорожно поводил лопатками, пытаясь стереть горячий и влажный отпечаток ее дыхания, оставшийся с того самого дня, когда она уткнулась носом ему в спину под аркой конохских ворот. Вот и сейчас, он чуть прогнулся, прогоняя зудящий жар, но ее дыхание теперь было повсюду: на его груди, ключицах, шее, между его губ и в ямочке за правым ухом.

Сакура дышала шумно и остервенело, то и дело стискивая зубы – Саске кожей чувствовал, как напрягаются ее скулы. Несколько раз ему казалось, что она вот-вот его ударит, он даже будто видел зеленые отблески чакры на ее ладонях, но ничего такого не происходило. Она только сильнее прижималась к нему, пробуя на вкус соль его тела, оставляя влажные дорожки поцелуев или розоватые полумесяцы укусов. Он не двигался, только подавался иногда ей навстречу, стараясь ухватить губами то прядь волос, то мочку уха, то хотя бы выпирающую ключицу, но ему редко это удавалось. В этом неистовом танце вел явно не он, но, странное дело, не мог – или не хотел? – заставить себя перенять инициативу. Он лежал на спине, его запястья – в кольце ее ладоней, его бедра сжаты ее коленями. Между ними еще ничего не произошло, а Сакура уже тяжело дышала, ее грудь судорожно вздымалась, и распущенные волосы покачивались в такт. Саске следил за ними одними глазами, как за медальоном гипнотизера, как маленькая мышка следит за раскачивающейся в охотничьей стойке змеей.

– Если хочешь, ударь, – вдруг произносит он, будто против собственной воли. Он хочет объясниться, добавить, что он виноват, и она имеет полное право, но слова застревают в горле.

Сакура сочувственно склоняет голову набок и молча стаскивает с него штаны.