Ярче крови

Посреди небольшой полянки, где находилась уже поросшая зеленью, но до сих пор надёжная беседка, стояли два человека: девочка, улыбающаяся во весь рот, и молодой парнишка, что активно жестикулировал. Оба были увлечены разговором.

Разговором, что заключался не в звуках, а в жестах и взглядах: юноша был глухонемым. Девочка, нахмурившись, старалась донести до собеседника максимально понятную и в то же время точную мысль. Небо над головами ребят было пасмурным, где-то вдалеке лаяли соседские собаки.

«Пойдём со мной, сестрёнка. Я покажу тебе кое-что интересное!»

Говорил старший брат своей сестре посредством жестов. Быстрые, агрессивные, плавные, извиняющиеся, лёгкие, медленные. Зелёно-карие глаза светловолосого брата всегда привлекали Шерли. Они были красивые; но нужно было смотреть не на лицо, а на бледные руки и кривые пальцы с ногтями, под которыми всегда была грязь. Девочка вздохнула, немного запоздало кивнув брату.

«Надеюсь, что мы успеем к ужину, Рик. А то мама отругает и тебя, и меня...»

Шерли хотела сказать что-то ещё, но опустила свои маленькие ручки и прикрыла глаза, вновь хмуря густые тёмные брови, заставляя Рика только издать какой-то мычащий звук. Возможно, это был смех. Возможно, недовольство. В конце концов, когда рука брата схватила девичье запястье, отпираться Шерли не стала и последовала вслед за Риком, который тащил её к небольшому лесу, что был за домом соседей, чьи собаки так и не умолкали. Дождь вот-вот должен был начаться. Мама будет зла, если дети вновь где-то припозднятся.

«Не бойся, Шерли! Я же с тобой, всё путём!»

А Шерли и не боялась: просто волновалась. Она не любила леса, потому что в них высокие и устрашающие своим видом деревья. А сейчас была осень — время, когда всё гниёт и умирает.

Брат резко отпустил сестринскую руку и развернулся бледным и чумазым лицом к девочке; руки юноши вновь стали создавать быстрые, едва ли уловимые для непривыкшего человека жесты.

Что же, Рик решил устроить Шерли сюрприз где-то в глубине леса. И это было абсолютно нормальным делом, ведь Джонс-старший вообще не мог усидеть на месте спокойно. Ему нужно было движение, а не скучная болтовня, которую он всё равно не понимает. Только младшая сестрёнка, чей взгляд голубых глаз был всегда исполнен искренней любовью к Рику, зачастую стояла рядом с разговаривающими людьми и почти незаметно передавала брату чужой диалог, если он этого хотел.

А он хотел почти всегда: ему нравилось наблюдать за тем, как выражения на незнакомых или знакомых лицах сменяют друг друга, как уголки губ поднимаются то вверх, то опускаются вниз, как кто-то как бы невзначай чешет левую щёку, как облизывает мимолётно свои губы — было много того, за чем Рик Джонс любил наблюдать.

Но сейчас были каникулы, и родители привезли его и Шерли отдохнуть в небольшой коттеджный посёлок. Здесь было мало людей, и молодой человек не знал, чем себя занять, кроме как таскать младшую сестру за собой и либо играть с ней во что-то, либо водить по лесу и округе.

«Взрослый мальчишка, а ведёшь себя как первоклассник!»

Возмущённо жестикулировала Джонс-младшая, в очередной раз, ещё весной, притащенная братом на какую-то пустую поляну. Рик не ответил, но растянул пухлые, покусанные губы, на которых оставалась запёкшаяся кровь, в улыбке.



Шерли стояла возле большого голого дерева и жалась к его стволу. Взгляд испуганных глаз скользил то в одну сторону, то в другую, а брата всё не было видно: он обещал, что вернётся через пару минут, но его уже не было явно больше пары минут. Младшая Джонс беспокоилась и переминалась с ноги на ногу, несколько раз порываясь двинуться в сторону, в какую ушёл брат, но страх не позволял девочке сделать и десяти шагов.

Остаться возле устрашающего дерева и ждать своего непоседу-братца, которому через месяц должно было исполниться шестнадцать. Должно было.

Неясный, но в то же время знакомый звук смешался с ветром и на момент оглушил сознание Шерли; через долю секунды девочка ощутила резкую потребность сбежать из леса. Но выход? Где он? Знал об этом всегда лишь один Рик.

Колени Джонс-младшей затряслись, и ладошки быстро закрывают побледневшее враз лицо. Шерли всегда боялась оставаться одной — и всегда в такие моменты прибегала к брату в комнату и залезала к нему в постель, чтобы позже прижаться к худому мальчишескому телу и почувствовать, как мерзкое чувство одиночества, издавая булькающие звуки, отползает в тёмный угол.

Одна капля, вторая, третья. Устрашающее дерево, раскидав свои голые ветви над темноволосой головой девочки, сейчас казалось самым худшим врагом. Шерли готова была заплакать, но сдерживала слёзы и лишь тяжело дышала, озираясь по сторонам, принимая мрачную картину, окружившую её. Под ногами шелестели листья, ветер усиливался, а небо давило своей серостью. Тяжёлые тучи надвигались, но дождь уже моросил.

— Рик! — прокричала Шерли, но тут же замолкла, когда осознала всю глупость своего действия. Брат не услышит её, даже если бы очень этого хотел. И если Шерли останется одна посреди неизвестной местности, угнетающей своим видом в данный момент, то никто её не спасёт. Нужно было двигаться вперёд, на поиски старшего брата, который приготовил для сестрёнки сюрприз.

Задыхаясь, Шерли бежала непонятно куда. Ноги уже наливались тяжестью, мышцы горели, но бег свой девочка продолжала, толкаемая одной лишь целью: найти старшего брата. Выбегая на более-менее открытую местность, Джонс-младшая разглядела старую и самодельную деревянную лавочку и человека, что полусидел возле этой лавочки.

Мир вдруг стал терять краски, и ярко-рыжая и огненно-красная листва вокруг потускнела и сделалась всего лишь бледно-оранжевой и розоватой. Размываясь, цвета куда-то испарялись, будто бы разрешая чему-то себя затмевать. Испуганные глаза Шерли наконец заметили то, что было ярче всего остального. Хищный цвет, цвет ярости. Такого цвета всегда бывает кровь, и девочка со всех ног бежит к деревянной лавочке, падая на колени рядом с человеком, сидящим возле неё.

Он был некрасивым и бледным, но его губы украшала ярко-красная кровь.

«Сестрёнка...»

Стали вяло двигаться руки человека, вновь и вновь возобновляя один и тот же жест, одно и то же слово.

«Сестрёнка...»

Он даже не смотрел на Шерли; сидел, закрыв глаза и не двигаясь. Но руки его продолжали двигаться, пока совсем не упали безвольными плетями, касаясь костяшками сырой земли.

Ярко-алые пятна, расползающиеся по материи, словно зараза. Светло-серая рубашка с двумя расстегнутыми нижними пуговицами.
Поблёскивающее лезвие ножа. Бледная кожа, вспоротая безжалостным металлом.
Уныло-серое небо.
Просто уныло-серое небо.

И зелёно-карие глаза, лишённые жизни. Стеклянные. Шерли бы сделала из них драгоценности.

— Что с тобой? — она спрашивала. Не показывала, а говорила. Знала, что он не поймёт. — Почему?.. Кто это сделал?

Рик молчит, опустив голову, лишь изредка содрогаясь от боли, которая вытекала из тела. Он издаёт странные звуки: скулит, мычит. Шерли не понимает его, но понимает его боль. Если бы она могла, если бы она была не такой трусихой, она бы вытащила из тела брата нож и проткнула им же себя. Потому что брат и сестра без друг друга существовать не могут.

Где-то вдалеке лают собаки. Где-то вдалеке слышно, как пожилая женщина бежит, ломая на своём пути ветки. Она больна и ей больно. Ей грустно, что у неё умер ещё давно единственный ребёнок.

— Ты...

Шерли распахивает заплаканные глаза и удивлённо смотрит на Рика. Он что-то сказал! Голос его был похож на вскрик умирающей птицы — наверное, это и есть голос человека, что ни разу ничего не говорил. Лишь мычал или поскуливал.

— Ты, — снова говорит Рик.

Джонс-младшая напряжённо вслушивается в хрипы брата, но кроме «ты» он больше ничего не говорит. Руки его холодные, едва ли не ледяные, и дышит он совсем как умирающий. Шерли когда-нибудь слышала, как дышат те, кто расстаётся с жизнью?

Шерли чувствует себя бесполезной. Она сидит рядом с умирающим старшим братом и больше ничего не делает — только смотрит и что-то тихо бормочет себе под нос, ощущая то, как стекают по бледным щекам горячие слёзы. Горько и обидно. Возможно, Смерть хотела, чтобы Джонс-младшая запомнила этот момент на всю свою дальнейшую жизнь. Если только...

— Ты не уйдёшь, — неразборчиво проговорила Шерли, делая глубокий вдох. Душа замерла, а девичьи руки потянулись к тёмной рукоятке злосчастного ножа. Дрожа, девочка ухватилась за свой билет вслед за братом. — Я с тобой!

Ледяные пальцы сдавливают запястье и не отпускают. Сила захвата была такой, что синяки обещали выступить уже через несколько минут. Изо рта Джонса-старшего доносятся лишь хрипы, а рана возобновляет кровотечение, когда нож с хлюпом выходит из плоти.

«Сестрёнка...»

Звучит в голове ошарашенной Шерли, которая смотрит на светлые волосы Рика. Через секунду перед глазами девочки предстаёт уродливое лицо, чем-то изрезанное, и пена на уголках рта показывается вместе с пузырьками крови. Не сдвинуться, не дернуться, но Джонс-младшая делает рывок и неаккуратно отталкивается от брата, заваливаясь на спину, встречаясь затылком с холодной и сырой от мелкого дождя землёй. Где-то вдалеке лай собак превращается в треск. Где-то вдалеке истошно верещит пожилая женщина, которая больна и которой больно.

Шерли не хочет подниматься: холодно, больно, страшно. Внутренности сжаты в тиски, и девочку вот-вот вырвет от шока. Перед глазами серое небо размазывается в ало-чёрную кляксу. Голые ветви деревьев напоминают крючковатые длинные пальцы существ, о которых рассказывал Рик. Он хрипит рядом и поднимается на ноги, а с лица его слезает кожа. Потом появляются кровоточащие порезы, превращаясь в одно большое уродство. Это больше не лицо её любимого старшего брата.
Нет.
Это чудовище.

— Сестрёнка! — оно гудит, даже не говорит. Голос неприятный и звонкий, режет слух моментально, и Шерли сжимается в одинокий замерзающий комочек посреди незнакомой местности. Она не хочет открывать глаза и видеть это лицо с кровавой пеной у рта. Не хочет слышать этот нечеловеческий голос немого. Не хочет... не хочет смотреть на любимого старшего брата? Глаза невольно распахиваются, девочка приподнимается с земли.

И это лицо — напротив. Несколько сантиметров.
Рик сидит на корточках рядом с сестрой и смотрит на неё, чуть склонив набок светловолосую голову. Улыбается окровавленными губами, слегка обнажая потемневшие зубы. Кожа вся изрезана, словно чья-то нервная рука исполосовала её.

Правый глаз юноши отсутствует наполовину, превращённый в неразличимое розоватое месиво.

Шерли хочет закричать, но не может. Попасть в страшный сон, встретить свой кошмар — и потерять голос, хотя желание кричать сильнее желания выжить.

Уныло-серое небо теперь угрожающе-черное, словно на него вылили сотню вёдер чернил. Тысячу, миллионы. Джонс-младшая захлёбывается своим страхом, не в силах оторвать взгляда от кровавого сита, коим стало лицо её драгоценного брата.

Губы его размыкаются мучительно медленно.
— Сестрёнка.
Крупная дрожь прошибает тело Шерли.

Треск слышен откуда-то сверху. Через силу поднимая голову вверх, Шерли замечает трещину. Трещина в небе. Губы дрожат, а девочка вновь переводит взгляд на лицо брата (то, чем стало его лицо) и видит вместо него лишь раскроенную кукольную голову, из которой торчит лишь один глаз. И пружинка, покачивающаяся из стороны в сторону.

Медленно и устало Шерли закрывает уши руками и закрывает глаза. Рот девочки открывается, но с губ слетает лишь приглушённый крик. Тело едва-едва подчиняется, то дёргаясь в сторону, то пронзаемое болью.

Ярко-алая кровь, светло-серая рубашка, зелёно-карие глаза.
Треск. Треск. Треск.

Когда Джонс-младшая, проглатывая собственную кровь, открывает мутные глаза, голова брата оказывается вновь человеческой. Такой же раскроенной.

Здесь нет ничего яркого, кроме крови. Даже мозги выглядят всего лишь как неудачный муляж, потускневший на фоне того, что окрашивает землю, тело Рика, лицо Шерли и её руки. Девочка смотрит на них и обречённо посмеивается, пока порезы не начинают проявляться на нежных розоватых ладошках.

И это никогда не закончится, думает Шерли, отрешённо наблюдая за тем, как постепенно на её ладони появляется слово, специально дарующее боль.

Девичий вопль заглушает лай соседских собак и крик больной пожилой женщины, которая больна и которой больно. Больнее всего здесь Шерли Джонс, чей старший брат был убит серийным маньяком двенадцать лет назад.

«ПРОСЫПАЙСЯ»

— Джонс!
Ударяясь головой обо что-то твёрдое, девушка тут же поднимает голову и смотрит заплаканными глазами на мужчину средних лет, чьи линзы очков под искусственным освещением неприятно поблёскивают, вызывая новую волну головной боли.

— Это ещё что за фокусы?
Начальник Шерли всегда чем-то не доволен, но сейчас меньше всего хотелось думать о том, чтобы кому-то угодить. Половина офиса с интересом смотрит на девушку, что всегда всего шугается и каждые пятнадцать минут куда-то выбегает. Шерли начинает кашлять и встаёт из-за стола, отодвигая стул и мужчину, который был ну очень некстати.
— Зарплату Вам ко всем чертям понижу! — возмущённо кричит он девушке вдогонку. — И премии лишу!

Забежав в уборную, Джонс лишь выдохнула и шумно сглотнула слюну, на подкашивающихся ногах подходя к раковине, не желая даже смотреть на себя в зеркало, что было как назло прямо напротив. Голова нещадно болит, и перед глазами вновь всё начинает терять краски.

Вот рука, вот порез вдоль линии вен.
Аккуратно и нарочито медленно рана раскрывается пальцами. Плоть с чавканьем расходится под таким напором. Женские пальцы с короткими ногтями впиваются в одну из вен и вытаскивают её наружу, игнорируя абсолютно всё. Синяя полоса с пульсирующей жизнью с мерзким хлюпаньем вырывается — и снова перед больными глазами Шерли её рука.

Целая и не окровавленная. Худая, бледная, голубоватые дорожки вен.

Девушку передёргивает, желудок скручивает, и тошнота подкатывает резко и бесцеремонно.

Во рту остаётся противное ощущение. Джонс спешит прополоскать рот водой из-под крана, но вместо воды оттуда полилась кровь, как в старых-добрых фильмах ужасов. Вскрикнув и чуть не опрокинувшись назад, Шерли отстраняется от раковины и невольно поднимает взгляд к зеркалу.

«ПОМОГИ МНЕ»

Вспыхнули ярко-алым буквы на его поверхности. Шерли упирается лопатками в дверь кабинки туалета и слышит, как зубы её стучат.

«СЕСТРЁНКА»

Сползая на пол, девушка лишь бессильно начинает плакать. Погасла и вновь загорелась лампочка. Погасла и вновь загорелась боль в уголке души.

«НЕ ЗАБЫВАЙ МЕНЯ»

Одиноко вспыхнуло и угасло последнее послание.

— Я не забуду, — сама себе отвечает Шерли, проглатывая окончание слов и задыхаясь в плаче. — Ты не позволишь, Рик.

Зеркало в женской уборной треснуло так же, как треснуло небо в кошмаре, который старший брат сделал для своей собственной сестры.

Шум воды из крана заглушал отчаянные рыдания молодой девушки, в которой пустил корни детский страх, мутировав с годами в самый настоящий взрослый ужас.

Это память. Память о любимом брате.
Бешеным криком по венам. Детским криком.