Красное солнце

Длинная процессия из повозок тянулась через бесконечную пустыню. Это была страна Ветра на самом дальнем западе – там, где начинались границы с малоизвестными маленькими странами. Там, где за спиной оставалась дорога к родине.

Накику оглянулась, и ее мать – усталая, бледная, разбитая – потрепала девочку по длинным мягким волосам.
- Вот увидишь, Кику, все будет хорошо. Ты мое маленькое солнце, и Суна будет для тебя облаком, которое закроет от прошлых бед. Она не даст тебя в обиду.
Девочка мягко увернулась, серьезно глядя на пыльную, едва видневшуюся тропинку, и сжимая маленькой ладонью руку спящего брата.
- Папу убили? – тихо спросила Накику, опуская большие, блестящие глаза. Зеленоватые – как у отца, и с желтой полоской у зрачка, доставшейся от матери.
Ташика облизнула губы, не зная, что ответить восьмилетней дочери. Сказать правду? А что именно – правда? Они ведь даже не знают, что случилось после их побега.
- Когда я вырасту, я стану ниндзя, как Ичи, – вдруг сказала Кику, поднимая на мать упрямый взгляд.
- Конечно, станешь.

Она отвернулась, радуясь, что разговор ушел от темы про отца. Как объяснить восьмилетней девочке, что его больше нет, что, возможно, и страны-то нет? Хотя, ребенок, кажется, понимает намного больше ее самой. Потерянной, отказывающейся верить в события последних дней, перевернувших все с ног на голову.
Женщина украдкой заглянула в темные, кажущиеся прозрачными, глаза дочери – и снова увидела в них отражение мужа. Хотя Ичи куда больше был похож на отца – те же светлые, бледно-желтые прямые пряди, того же цвета почти незаметные дуги бровей, чуть подрагивающие от размеренного дыхания темные ресницы. Белая-белая кожа, и зелено-бирюзовые глаза, которые смотрят на нее в упор.

Женщина вздрогнула, когда поняла, что за разглядыванием сына не заметила, как тот проснулся. И неудивительно – он не менял позы, все также полулежал, подпирая голову ладонью, второй рукой держась за сестру. Только теперь он открыл глаза и смотрел на нее, бездумно, бессмысленно, словно видел что-то позади.
- Ичи… - она вздрогнула, когда с их повозки откинули брезент, открывая их прямым, палящим лучам солнца.

- Простите за беспокойство, – молодой шиноби чуть поклонился, с жалостью глядя на детей. – В перевале замечены несколько ниндзя с перечеркнутыми эмблемами. Мы боимся, что отступники могут напасть, поэтому проводим срочную эвакуацию.
- Мама, я тоже буду сражаться, – Ичи вдруг подался вперед, нахмурившись, и выпустив ладошку сестры. Его глаза загорелись, но Ташика только отчаянно помотала головой, протягивая руки, пытаясь закрыть ими детей. Ей помогли подняться, а затем один из джонинов увел за руки детей.

Женщина что-то прошептала, лихорадочно шаря глазами по сторонам – словно стараясь разглядеть призрак супруга. Пусть это будет мираж – все равно, она в последний раз увидит его сильные руки, добрые глаза и такую любимую улыбку. Но ей не дали даже заплакать – отвели к остальным, трясущимся от страха людям, и закрыли, оставив в качестве охраны несколько молодых шиноби.

***
- Куда ты собрался?
Ичи резко оглянулся – во тьме глаза его сестры мерцали, как у кошки. Сиреневым цветом – и он знал, что она прекрасно видела его фигуру, и могла бы без труда найти его даже в непроглядной темноте.
Мальчик остановился, прошел ту смехотворную дистанцию, разделяющую их, и присел возле сестры на корточки, подивившись, насколько выше он ее был. В тот момент их разница в три с половиной года ощущалась особенно остро – Накику казалась ему крошкой, которую стоило защищать, и остаться здесь хотя бы ради этого. Но он должен был сражаться – в конце концов, именно для этого он стал ниндзя.
- Ты не должен уходить, – твердо заявила сестра, словно услыхав его мысли.
- Я знаю, – шепотом ответил он. – Мама будет волноваться.
- Не поэтому, – она покачала головой, словно маленький гений, который не понимал, почему старший брат не замечает очевидных вещей. – Просто не должен. Это не твое сражение, да тебя туда и не пустят. К тому же… - она замолкла, но затем опять продолжила, словно приводя неопровержимый аргумент своим словам – к тому же, скоро рассвет.

Ичи коротко усмехнулся, потрепал сестру по длинным волосам и сжал ее ладонь.
- Я видел их. Четыре человека, еще один – пятый – мальчишка моего возраста. Я справлюсь, обещаю тебе. Я не собираюсь умирать.
- Вы все обещаете!
Она сказала это довольно громко, так, что ему пришлось приложить палец к ее губам – чтобы не разбудить других детей, но Ритсуми уже справилась с собой, и только крупные слезы потекли по ее щекам – которые она постаралась спрятать в маленьких кулачках. На ее шее тускло заблестел амулет, который мать дала ей перед отъездом – у него тоже такой был. И у отца был…
- Папа тоже обещал не умирать, – совсем тихо закончила она. – Только где он сейчас? Почему он не приходит за нами? И дядя… и дедушка… и сестренка…
- Они обязательно придут, – прошептал Ичи, целуя ее в макушку, чувствуя, как ее золотистые волосы пахнут какими-то вкусными лечебными травами.
А потом побежал вперед, обернувшись только раз – Накику все также стояла возле входа в шатер, рядом с уснувшим стражником, с поднятой вверх рукой, в которой был зажат золотой амулет.

***
Снова ее сияющие глаза в темноте, - словно спасение от мрачной, непонятной пещеры в песочной дюне. Почему он все еще не может пользоваться генным наследием, а она беспрестанно активирует Ритсуган, изучая мир по ночам в черно-белом цвете?
- Как ты, нии-сан?
Холодная ладошка прикоснулась к его лбу и тут же отдернулась, почувствовав липкую жидкость. Да, малышка, это – путь ниндзя, по-другому тут нельзя.
Странно, что у нее всегда, даже в яростную жару, были холодные ладони.
Ичи протянул руку, пытаясь найти ее мягкие локоны, которые он так любил, но его пальцы нащупали только огрызки некогда длинных прядей.
- Что с твоими волосами? – прохрипел он, сплевывая кровь и безрезультатно оглядываясь по сторонам – его противник сбежал, но, наверняка, до сих пор бродит где-то поблизости.
- Обрезала, – она виновато протянула ему кунай, который, судя по всему, извлекла из забытой в шатре сумки. – Они мешались мне, пока я искала тебя.
Он почувствовал, как Накику садится справа, прижимаясь к его боку, поджимая свои худые ноги и что-то тихо напевая.
- Тебе нужно уходить отсюда, – Ичи попытался оттолкнуть сестру, но та только упрямо обвила руками его шею, прижавшись чуть вздернутым носом к его уху.
- Я никуда не уйду без тебя, нии-сан.

Вспышка молнии, осветившая на мгновение пещеру, ослепила ее, а затем к ним устремился кунай, мерцающий в голубом пламени чакры. Смерть была совсем рядом – и все ужасы, которые они уже пережили, с новой силой вернулись, прокручиваясь в голове, напоминая о минутах боли и страха.
Ичи вскрикнул, пытаясь закрыть собой Накику, но не успел – оружие отлетело в сторону, а со стороны его противника послышался сдавленный хрип и глухой удар.
Затем все стихло.

Они сидели, прижавшись друг к другу – и Ичи мог без труда почувствовать, как их сердца быстро бьются в унисон. Он старался не двигаться – а Накику и вовсе замерла, ее глаза больше не светились – значит, она либо закрыла их, либо вернула их в обычное состояние.
Ритсуми поднял голову, собираясь проверить, ушел ли их невольный спаситель, но тут перед его глазами мелькнул зажигающийся факел, и на брата с сестрой уставились широко распахнутые алые глаза, прикрытые падающей в беспорядке длинной челкой.
- Я знаю вас, – Ичи моргнул, постепенно привыкая к свету, отбрасываемому огнем. – Вы ведь уже спасали меня, когда тот парень напал у оазиса. Зачем?
Вспомнив про врага, Ритсуми кинул взгляд в дальний угол пещеры – на земле лежало неподвижное тело, возле которого постепенно расползалась черная, густая лужа.
Незнакомец кивнул, глухо звякнул протектор с перечеркнутым символом песка.
- Вы – отступник? – послышался тоненький голос Накику.
Странно, Ичи уже успел забыть, что она тут, сидит, прижавшись к нему, и широко раскрытыми глазами глядит на незнакомца.

Тот снова кивнул, проигнорировал вопрос, и разлепил тонкие, самодовольные губы, такие яркие, что они составляли резкий контраст со светлой кожей, как и темно-красные волосы.
- Сасори, – представился он, с интересом изучая девочку. Затем протянул руку с длинными, изящными пальцами, и потрепал ее по обрезанным волосам, слегка накручивая прямые короткие пряди.
Накику доверчиво потянулась к нему, слегка разжав объятия, и перехватив его руку, когда он отнял ее от золотистых волос.
- У вас такие красивые пальцы! – немало не смущаясь, поведала она, поднимая взгляд на прищурившегося брата. - Я хочу, чтобы у меня были такие же!
- Будут, когда вырастешь, – мягкий голос Сасори никак не подходил этой темной пещере, и вообще, они не должны были тут находиться. А где-нибудь далеко, в Суне, под теплыми, но не палящими, лучами летнего солнца. – Я управляю куклами. Поэтому у меня такие узкие ладони и длинные пальцы.

Словно повинуясь непонятному приказу, из широкого рукава его синего плаща появился маленький деревянный человек. Кику видела тонкие, почти незаметные нити чакры, отходившие от каждого пальца, но еще больше ее занимало спокойное лицо незнакомца – с слегка заостренным подбородком, тонким, аристократическим носом. Но особенно ее внимание привлекали большие миндалевидные глаза, резко сужающиеся у висков.

Заметив, что девочка не смотрит на небольшое представление, Сасори вздохнул, пряча марионетку обратно.
- Вы еще только дети, – заметил он, ни к кому в частности не обращаясь. – А я уже разменял второй десяток. Это так много для шиноби и, при этом, совсем ничего.
- Вам уже больше двадцати? – Ичи удивленно приподнял брови. Подросток, сидевший перед ним, выглядел самое большее лет на восемнадцать, и только элементарная вежливость и факт, что человек был им не знаком, заставлял Ритсуми обращаться к нему на «вы».
- Представь себе.

Сасори поднялся, широкий ворот плаща соскользнул, обнажая его плечо и татуировку, мелькнувшую, и тут же спрятанную обратно, но Накику все равно успела ее разглядеть – красного скорпиона в правильно очерченном ромбе.
- Вам надо вернуться обратно. Родители будут беспокоиться.
- Мама, – машинально заметил Ичи, и почувствовал, как Накику снова прячет лицо у него на шее.
- Прости? – Сасори подал ему руку, слегка наклоняя голову к плечу – так, что короткие волосы коснулись его плеча, на котором была та непонятная метка.
- Мама будет беспокоиться. – Рассеянно повторил Ичи, принимая помощь и кое-как поднимаясь на ноги. Накику соскользнула с его плеч, но он нащупал ее тонкие пальчики и сжал их, почему-то совершенно доверяя этому незнакомому человеку, отступнику, преступнику…
- Ясно, – он сказал это так, будто ему и в самом деле все стало понятно. Красные глаза опустились к полу, дрогнуло пламя факела, и тени весело заплясали на песчаных, осыпающихся стенах.

Уже на выходе, где вся троица зябко поежилась, дуновение свежего ветра напомнило, что жизнь продолжается, и что впереди еще далекая дорога в Суну.
- Я бы тоже хотел туда вернуться, – вдруг сказал Сасори, оглядывая расположившийся внизу караван, и устремляя взгляд к горизонту – туда, куда уходил их извилистый, иногда пропадающий в песке путь.
- Тогда пойдемте с нами, – свободной рукой Накику схватила его за длинный рукав, но он лишь грустно вздохнул, и, высвободившись, сам сжал ее ладонь в своей.

Они стояли втроем – мальчишка с окровавленным лицом, юноша в развевающихся одеждах и маленькая, тоненькая девчушка посередине. Пролетая мимо них, пронзительно закричала стая непонятных белых птиц, и словно послужила сигналом – Ичи потянул сестру за руку, в последний раз благодарно оглядываясь на Сасори, при этом, словно не до конца веря в его реальность. Накику тоже подняла грустный взгляд – и ее пальцы выскользнули из ладони странного кукловода – теплой, нежной, приятной… такой родной.

- Я обязательно вернусь за вами! – уже собираясь уходить, он снова обернулся. Его догнало звонкое обещание светловолосой девчонки, довольно щурившейся, казавшейся маленьким золотым солнцем в появляющихся – один за другим – рассветных лучах.
- Обязательно, – он кивнул, позволив легкой улыбке скользнуть по губам. И подставил лицо легкому ветру, доносящему до него мелкие песчинки, почему-то пахнущие морем.

Он оставался на этой дюне до тех пор, пока караван не ушел вперед, и не слился с горизонтом, в котором Сасори день за днем отчаянно искал спасения.

***
Шесть лет спустя. (После экзамена на чунина).

Это был один из тех редких вечеров, когда Темари могла спокойно посидеть на крыше дворца Казекаге, обдумывая все случившиеся события. Она болтала ногами, задумчиво глядя на каменную мостовую, почти полностью занесенную песком.
Сунна была красивым, но печальным селением. Эта непонятная грусть сквозила и разливалась повсюду – подобно непонятному вирусу, который прятал людей по домам с узкими окнами, маленькими дверьми, почти всегда закрытыми.

- Скажи мне, Темари… – сбоку от дочери Казекаге по стене скользнула тоненькая тень, прыгнула, и приземлилась точно на бордюр справа от нисколько не удивленной куноичи. – Скажи мне, что заставляет людей уходить, уничтожать, жалеть, но все равно вершить то, что причиняет только боль и страдания?

Темари наклонила голову, изучая резкий профиль Ритсуми – нос, губы, лоб, короткие волосы, топорщащиеся на затылке. Она не сильно изменилась с тех пор, когда песочная девушка увидела ее впервые – и вместе с этим, Ритсуми Накику была теперь совсем другим человеком. Она смотрела вперед и вверх, а Темари снова перевела взгляд вниз и они замолчали – первая, не требуя ответа, вторая – не зная, что ответить.

- Где Ичи?
Теперь обе обернулись на вопрос. Гаара стоял чуть поодаль, прислонившись к торчащему из крыши пилю, и со скучающим выражением лица изучая черный провал окна в доме напротив дворца – ее доме.
- Он, наверное, ушел с Канкуро, – Накику неопределенно повела плечом – Гаара никогда не показывал своего истинного к ней отношения, предпочитая, как и всех остальных, держать девушку на расстоянии. Однако, часто в его глазах мелькало желание что-то спросить – как, например, сейчас, но он только оборачивался и уходил, прячась от всех в своей комнате.
- Ты что-нибудь знаешь об Акасуна но Сасори?

Она стремительно подняла голову, услышав знакомое имя, и замерла. Как она могла забыть эти руки, пальцы, губы, глаза? Она видела их по ночам – на протяжении всех этих лет – детскую мечту, которая с каждым днем все больше походила на мираж.
- Я слышала имя Сасори… - она медленно кивнула, не поворачивая головы – ее пальцы впились в бордюр так, что костяшки побелели, и Темари испуганно потрясла ее за плечо.
- Сасори, красный скорпион, – Гаара пожал плечами, но Накику все равно не видела этого: вглядывалась в горизонт, пытаясь собрать мысли воедино.
Где-то внизу что-то громко крикнул возвращающийся с миссии брат, но она даже не заметила ни его, ни Канкуро, который свернул в сторону бара, явно пользуясь тем, что больше их пока никто не ждал.
- Ичи просил меня узнать о нем, – пустынник подошел к Накику, хватая ее за подбородок и разворачивая к себе лицом – Темари всплеснула руками, но он только отмахнулся и ослабил хватку, вовсе не собираясь калечить знакомую.
- Он предатель. Безжалостный отступник, погубивший невообразимое количество людей. Он в сотни раз хуже, чем даже я, – Гаара криво улыбнулся, но несмотря на его звенящий голос, он не превращался в монстра – он просто выпускал наружу ту грусть, что накопилась за все эти года одиночества. – Сасори Красных Песков.
Накику кивнула и мягко отцепила его пальцы от лица, проходя мимо – без звука, без ответа, не оборачиваясь.

Значит, все это было правильно. И в Суну он не должен был возвращаться. Возможно, тот Сасори и вправду привиделся ей – таким, каким ей хотелось, чтобы он был. Герой для маленькой девочки, ведь время безжалостно искажает факты, как бы ни хотелось снова почувствовать их реальность.

Нарисованный молодой человек грустно улыбался ей со стены – но ни один портрет не мог передать этого живого тепла, которое он источал, всего лишь находясь рядом. Ее назвали Кику – в честь солнца, в честь ее родины, но он казался ей намного ярче ее самой.

- Я обязательно вернусь за вами, – Накику провела пальцами по черным штрихам волос, белой щеке, и остановила их на тонких губах, вглядываясь в глаза Сасори – словно, он мог ожить и шагнуть к ней со стены, протягивая руку, как в далеком прошлом.
Солнце заглянуло в узкое окно ее комнаты, освещая и картину, и ее саму, и белую простыню на кровати.
- Красное солнце Сасори, – она усмехнулась, отнимая руку, затем, повинуясь порыву, хихикнула, и быстро понеслась обратно – в сторону дворца.
Она попросит у Гаары, чтобы окно в их квартире расширили в шесть раз.
И они все вместе будут любоваться по утрам горизонтом – когда лучи солнца освещают петляющую в песках дорогу домой.