Кровавый ручей

Close your eyes, let me touch you now
Let me give you something that is real.
Close the door, leave your fears behind
Let me give you what youʼre giving me.
You are the only thing that makes me want to live at all
When I am with you thereʼs no reason to pretend that
When I am with you I feel flames again.

Закрой глаза, позволь мне прикоснуться к тебе,
Позволь мне дать тебе нечто, что реально.
Закрой дверь, оставь свои страхи позади.
Позволь мне дать тебе то, что ты даёшь мне.
Ты единственная, кто заставляет меня продолжать жить.
Когда я с тобой, нет никаких причин, чтобы делать вид, что…
Когда я с тобой, я снова чувствую это пламя.

Valerie Hopkins and Greg Fischer — Flames (Vast cover)



Почему?

Этот вопрос вертелся у неё в голове ещё с раннего детства. Почему не как все девочки в классе? Почему родилась с широким лбом, что не скрыть ни чёлкой, ни бантом? Почему именно такая? Будто специально поиздевалась природа, чтобы не приглядеться тому единственному, кто был мил душе и взгляду. Кто заметит лобастую плаксу среди толпы длинноволосых и улыбчивых одноклассниц? Кому нужна та, что даже кунай правильно держать не умеет, что всегда полагается на способности своих товарищей? Никому. Таким был ответ на сей вопрос много лет.

Но она повернула судьбу своим упрямством и стремлением вернуть Его в родную деревню. Никакого нытья, никаких слёз и упований на удачу. Цунаде всегда учила её быть стойкой, быть умной и — самое главное — не зависеть от других, ибо медик в любой ситуации должен выжить. И она больше не отступала. Широкий лоб гордо украшала метка, которая обозначала её наследницей Годайме Хокаге, лучшей ученицей Легендарного Саннина и гениального ирьёнина. Теперь она носила подобный титул, даже больше: она была частью всемирно известной Команды номер семь, которая вместе со своим наставником принесла миру шиноби выигрыш в Четвёртой Мировой Войне. И, если подумать, после этого жизнь девчушки, у которой от частого издевательства одноклассниц всегда были глаза на мокром месте, должна была измениться. Да, многое обрело новое начало, но тот безответный вопрос никуда не делся:

Почему? Почему я стою и не могу пересилить себя? Почему не могу войти туда?

В центральной больнице Конохи всё было вверх дном: раненые жители после атаки Ооцуцуки во время проведения экзамена на Чунина просто переполняли здание; детский смех и крики доносились из всех палат, пока медики, перезагруженные интенсивной работой, пытались успеть везде и помочь каждому. Она сама могла быть в их числе, нет: она должна была быть там, но Цунаде поручила своей ученице отдельную миссию, и спорить с наставницей Харуно не могла. Под её левой рукой был тщательно скрытый в слое целлофана, фольги и картона предмет. Длинная прямоугольная упаковка впивалась уголками в кожу женщины, что прижимала её к себе подобно спасательному кругу. За этой дверью сидел Он и точно ждал её, или просто её помощи.

Почему я не знаю, чего именно Он хочет? Чёрт возьми, я ведь его жена!

Жена последнего из рода Учих. Этот титул был всем, к чему стремилась и о чём мечтала в молодости Сакура. За эту совокупность букв она была готова отдать всё, что только Он попросит. Признания в любви никогда не задевали её мужа, ведь он не был человеком слова — он был человеком дела. Увы, Харуно поняла это уже позже, после того, как ощутила на себе его нелюбовь, от горького послевкусия которой было сложно избавиться. Права на его фамилию не гарантировали его привязанность, и женщина это прекрасно осознавала, но надеялась, всегда уповала на то, что Учиха не просто так выбрал именно её, ведь на роль свиноматки, если ему нужна была только такого вида жена, подошла бы любая. Она лелеяла надежду, что Саске Учиха её любит.

Соберись… То, что ты его не видела столько лет, не должно было повлиять на ваши чувства.

В идеальном мире это оказалось бы правдой. Ещё до рождения дочери Харуно кормила себя подобными мыслями, ведь Учиха в какой-то момент остепенился, женился и вроде бы успокоился. Но глубоко в душе она знала, что это всего лишь мнимая иллюзия, что её любимый не сможет приспособиться к такой жизни, а она, позже уже с ребёнком, не сможет последовать за ним в неизведанные уголки мира. Тут всё и раскололось: Саске исчез с новой секретной миссией, а она осталась стеречь семейный очаг и воспитывать его наследницу. Вот только за многие годы такой рутины Харуно больше не ощущала себя полноправной женой Учихи. Да, подпись на бумаге и символ клана на спине говорили всем одно, а вот внутренние ощущения, эти переживания и тоска отображали другую сторону медали. Кто знает, вдали от семьи он мог изменить свои планы, и одной Сарады для мужчины достаточно. В таком случае Сакура, как любимая жена, больше непригодна. На этих мыслях медик крепко прижала к себе картонную коробку, вовремя одумавшись, чтобы в порыве обиды не раздавить такой важный предмет. Нет, пора заканчивать с самоанализом, ведь подобного рода мысли только и делают, что расстраивают куноичи.

Худшее, что он сделает, — опять уйдёт, а это я уже смогу пережить, ведь не впервой.

Сделав глубокий вдох, она покосилась на запертую дверь, положив вспотевшую от нервов ладонь на ручку, и приоткрыла её, заглянув внутрь полутёмного больничного помещения. Это была стандартная палата с небольшой кроватью, тумбочкой и креслом. У противоположной стены находился ряд деревянных шкафов с ящиками, полными чистых пробирок, перчаток, медикаментов и бинтов. Там же была и раковина, а над ней — небольшое круглое зеркало; на полу стояло пустое мусорное ведёрко. Окна скрывали плотные шторы, но не до конца, оставляя небольшой лучик заходящего солнца, который настырно пробивался в комнату, освещая Его.

Он лежал на кровати, прикрывая предплечьем глаза. Одежда была изрядно потрёпанная боем с Ооцуцуки: обгоревшие рукава, дырки, которые будто прокололи острыми когтями. Харуно заметила также легко спадающую на матрас ткань, где должна была быть левая рука брюнета. Именно за этим её и прислали: она, как опытный медик и, непосредственно, жена Учихи, должна приживить ему одну из запасных рук, которые Цунаде создала для Саске и Наруто много лет назад. Этих протезов было несколько, чтобы на случай вот таких вот непредвиденных обстоятельств можно было не волноваться за героев войны. Сама же внучка Хаширамы сейчас лично занималась Узумаки, ссылаясь на то, что он, как Хокаге, находился в приоритете.

Протиснувшись в палату, Сакура тихо прикрыла дверь, поворачиваясь лицом к своему мужу. Конечно, она знала, что он в последнее время проводит много дней на территории Конохи. Сарада часто упоминала о встречах с отцом, особенно когда их дочурка тайком следила за тренировками Боруто в лесу. Женщина в душе радовалась за своего ребёнка, ведь наследница клана всю жизнь мечтала познакомиться со своим знаменитым отцом, и то, что их отношения развивались только в лучшую сторону, чрезвычайно радовало Харуно. Что не тешило её, так это очевидный факт того, что Саске конкретно ею не интересовался. Это и разъедало душу Сакуры.

Он не смотрит на меня… Даже сейчас не смотрит, но знает, что я здесь… Почему?

Саске не навещал её, не спал дома, не приходил на ужин даже ради Сарады. Бесконечный вихрь вопросов, что формировались в голове женщины, не давал ей покоя. Неужели она была ему настолько противной, что он не мог себя заставить вернуться в семью? Если это так, то почему Учиха не скажет ей об этом в лицо? Зачем мучает беспристрастным молчанием, от которого сердце обливается кровавыми ручьями? Возможно, для него она никогда не изменилась из той плаксы и оказалась всего лишь удобным вариантом для возрождения клана Учиха. Всё, что могла делать Сакура, — это теряться в догадках и выжидать каких-то конкретных намёков от него.

Сглотнув свою неуверенность, куноичи прошла вглубь комнаты, приближаясь к кровати. Его веки приоткрылись, и чёрные глаза покосились в сторону знакомой фигуры. Через несколько секунд их взгляды встретились, и Харуно ощутила в теле лёгкий холодок: в тёмной бездне виднелись только спокойствие и полная апатия, направленная на медика. Прижав коробку к талии чуть крепче, она около минуты заминалась от привычного смущения рядом с этим мужчиной, а потом, прочистив еле слышно горло, поставила упакованный протез на тумбочку. Он ничего не сказал, даже не шелохнулся, а просто прикрыл обрамлённые длинными чёрными ресницами веки, продолжив отдых. Чуть изогнув брови, она решила следовать его игре.

Даже не поздоровается…

Она молча присела перед предметом мебели, аккуратно разрывая картон, под которым в стеклянном сосуде находился протез. Конечность имела слишком бледный и неестественный оттенок, что, конечно, Учиха скроет бинтами. Стянув целлофан и фольгу, что оберегала нижнюю часть этой высокой банки с жидкостью, Сакура подняла стеклянное вместилище и, не глядя на мужа, направилась к раковине, чтобы слить воду. На затылке ощущался взор холодных глаз, но она попросту игнорировала эти мурашки, сосредотачиваясь на своём деле. В конце концов, если Саске не хочет с ней общаться — он не обязан, а вот сотрудничество ради его же блага никто не отменял. Вытерев бумажным полотенцем протез, она оставила сосуд в раковине, возвращаясь к постели уже с материалом для работы. К удивлению, Учиха сидел, дожидаясь процесса.

Его ноги свисали с края кровати; спина была немного согнута, вероятно, от усталости. Лицо, как всегда, невозмутимое, не выражающее ни единого намёка на его эмоции. Эту маску она изучала всю жизнь, а ещё когда-то, на смену некому холоду, приходил разрушительный гнев. Благо, последнего уже много лет не наблюдалось, или, может, это ей так казалось, ведь муж дома не появлялся. Остановившись перед брюнетом, она положила протез рядом с ним и промолвила:

— Надо снять рубашку.

Но прежде, чем шиноби смог поднять уцелевшую руку, Харуно вцепилась пальцами в пуговицы его жилета, будто не могла укротить свою инстинктивную заботу к последним представителям этого клана. Уход за Сарадой был в порядке естественных вещей, а вот помощь собственному мужу, помнится, последний раз проявлялась лет так десять назад. Куноичи пыталась не смотреть на его лицо, немного насупив тонкие брови, точно это помогало ей сдерживаться, вот только от чего? В душе Сакуры точилась немая битва между желанием обвить его руками и вырывающимся наружу нравоучением. Подавляя всё, что бурлило в груди, она хмурилась.

— Нужна ещё кровь для анализа.

Это объявлять было совершенно не обязательно, но Харуно еле сдерживала себя от необдуманных решений, и подобный холодный профессионализм, притворство, что Учиха просто очередной пациент, помогали справляться с задачей быстрее. Достав из кармана небольшой шприц, медик нагнулась ближе к оголённому мускулистому торсу, придерживая свой взгляд исключительно на левой руке. Её пальцы прикоснулись к тёплой коже, отчего Саске ощутимо вздрогнул, словно отвыкший от такого прямого контакта. Она проигнорировала это, осматривая давно зажившую, но в этот раз из-за сражения разворошённую рану. Умело наполнив шприц алой кровью, Сакура поспешно отложила его на тумбочку и, прижав к тому месту ладонь, сосредоточилась. Зелёное свечение бросало на его бледную кожу нефритовые тени, но Харуно по-прежнему играла по предвзятому сценарию: не навязывалась и не болтала лишнего.

Именно эти качества в ней порядком раздражали Учиху, сколько она себя помнила. И пусть он отталкивал её в прошлом, пусть не принимал даже сейчас, а изменить себя и свою любовь к нему Сакура не могла. Казалось, что в какой-то момент, ещё до их свадьбы и рождения Сарады, он поменялся, что многое переосмыслил, и оно-то так, вот только эти метаморфозы вряд ли относились к их отношениям. Харуно как была для него невыносимой глупышкой, так и осталась. Нет, она знала, что между ними были и другие мгновения, где всё казалось слишком сладким, чтобы быть правдой. Видимо, для него те дни просто исчезли из памяти, и это ранило.

Убрав ладонь, Сакура подняла протез, прикладывая его к руке брюнета. За всё время он не проронил ни слова, будто набрал в рот воды. Возможно, им больше было не о чём поговорить. И это объяснимо простыми фактами: у обоих совершенно разные взгляды на жизнь, да и вообще невозможно удерживать мёртвые отношения, а то, что сейчас происходило, напоминало именно такой сценарий. Куноичи сглотнула подступивший ком, сконцентрировавшись на своих обязанностях. Тусклое помещение в очередной раз осветило зелёное свечение. Медик понимала, что, в принципе, её муж не задумывался о Сараде, ибо знал, что если с ним что случится, то о его дочке позаботится любящая мать. Вот только он не понимал, не осознавал, что если вдруг его не станет, то для неё эта жизнь в буквальном смысле закончится. Она любила свою девочку и была безмерно благодарна ему за такой подарок, но если бы вдруг он не вернулся с этого задания живим? Что если бы вместо празднования победы над Ооцуцуки Узумаки сейчас оплакивал лучшего друга?

Идиот несчастный! Что же ты не думаешь ни о ком, кроме себя!..

К глазам Харуно предательски подступили жгучие слёзы, которые женщина попыталась прогнать частым морганием. Если по её щеке сейчас скатится хоть одна солёная капля — все мысленные доводы, которые проходили сквозь её разум ещё с момента ступора в коридоре, окажутся правдой. Может, кто скажет, что она себя накручивает, что, не спросив напрямую у мужа и не получив точный ответ, она просто живёт фантазиями, но Сакура точно знала, что её безмерная любовь к этому мужчине дошла до черты: за столько лет наступил час, когда ей невольно хотелось уничтожить то, что она так любила всю жизнь, чтобы оно её больше не мучило. Прикусив изнутри нижнюю губу, Харуно резко убрала руку от его локтя, закончив лечение. Опустив голову, чтобы волосы скрывали явную обиду, она не смогла отодвинуться от него, замерев прямо перед Учихой, что его колени даже слегка прикасались к её шатким ногам.

Краем глаза она заметила, как Саске молча разминал пальцы протеза, сжимая и разжимая их, крутил запястьем и сгибал руку в локте. Это происходило настолько близко, что он в любой момент мог просто оттолкнуть её, как какой-то хлам, что был более не нужен. Сакура, кажется, подсознательно ждала этого отрешения, чтобы человек, который выражался делом, а не словом, показал ей поступком свои настоящие чувства. Это будет справедливо, ибо требовать от Саске невозможного она не собиралась. Подняв правую руку к груди, точно подавляя своё волнение и гулкое сердцебиение, она приготовилась к беззвучному приговору от своего мужа.

Просто сделай это… Саске… Зачем ты мучишь нас обоих иллюзией каких-то связей?

Она прикрыла веки, слегка наклонив голову вниз, чтобы не видеть даже отдалённо того, что, скорее всего, намеревался сделать её муж. А в палате воцарилась тишина, которую изредка прерывали приглушённые голоса, доносящиеся из коридора. В груди Харуно всё скомкалось в единую тяжёлую массу, что давила на лёгкие и заставляла тонуть в собственной горечи. Нет, она себя жалеть не станет. Раз уж не смогла удержать любимого мужчину, то оправдываться нет резона.

Внезапно к её лбу что-то прикоснулось. Манящее тепло, что исходило от его тела, оказалось слишком близко, а звук спокойного ровного дыхания заглушил всё на свете. Сакура приоткрыла дрожащие веки и почти ничего не увидела, кроме смоляных прядей и мускулистой руки, что в миг оказалась на её талии и властно притянула женскую фигуру ближе к нему. Чтобы не упасть на Учиху, она машинально положила руки на его широкие плечи, заворожённо наблюдая сквозь приоткрытые глаза за тем, как близко находилось лицо брюнета. Их лбы соприкасались в немой беседе, и Харуно инстинктивно зажмурилась, предпочитая наслаждаться близостью, какой бы она ни была. Сердце металось подобно испуганной птице в клетке, а ноги слегка подкосились, но от коллапса её спасало это странное объятие мужчины, что очень редко проявлял заботу.

Её тело ощутимо задрожало, испытав несколько скоропостижных волн жара, что расползались по коже мурашками. На закрытые веки давила невидимая сила, погружая рассудок куноичи в некое кружение, отчего порядком терялось чувство равновесия. Под пальцами ощущалось его крепкое и точно раскалённое тело: эти твёрдые выступы ключиц и мускулы, гладкость кожи и тонкий ненавязчивый аромат, что всегда исходил от него и который для Сакуры был неизменной составляющей естества этого человека. Он никогда и никого не подпускал к себе настолько близко, чтобы кто-то смог заметить все эти черты Учихи. Отталкивающий фасад ещё ни разу не дал трещину, даже после встречи с Сарадой. То, как Саске сейчас поступил, за исключением, может, времён, когда между ними в молодости зарождалось что-то большее, нечто уникальное и, на первый взгляд, настоящее, можно считать чистой воды доверием и нежностью.

От его руки по спине медика распространялся жар. Казалось бы, Учиха ничего такого не сделал: он просто притянул её к себе, что неоспоримо мог себе позволить, но для Сакуры этот жест значил гораздо больше. Возможно, она опять придумывала себе какие-то нелепые догадки и расшифровки его действий, но ей казалось, что в этом близком контакте таилось намного больше, чем она ощущала. Брюнет словно пытался в некой манере снять с себя груз, получить хоть немного поддержки за счёт минимального прикосновения. Это было на него так похоже: держать всё в себе, никогда не позволять гложущим изнутри чувствам вырваться на свободу. Она приоткрыла веки, чтобы развеять свои иллюзии насчёт его поступка, и ожидала увидеть этот пустой взгляд чёрных очей, но всё, что оказалось так близко к ней, — это спокойное лицо Учихи, а его глаза были закрыты. Он притянул её и на этом остановился, разделяя с ней воздух.

В душе Харуно что-то едко зашевелилось, словно ей на сердце капнули кислотой. Это было так жестоко: дразнить ту, что ждала его больше десяти лет, таким вот сближением. Неужели он в очередной раз захотел посмеяться над ней и над её чувствами? И без того достаточно жизни, где она даже перед собственной дочерью должна мастерски удерживать облик счастливой женщины, что любима своим скитающимся по самых тёмных уголках мира мужем, которая так верно его ждёт. Порой эта маска радости утомляла не только мышцы лица, но и тоскующее сердце медика. За столько лет она воистину устала, а он по-прежнему не проявлял к ней ничего, кроме отстранённой вежливости. Вот и сейчас, когда он, казалось бы, вернулся в их жизни хоть немного, Учиха не изменял себе. Так зачем же он мучит её, зачем путает и без того помутнённый меланхолией рассудок?

Он не говорит, но и поступок его не несёт мне желанного ответа… Что же это за пытка…

Сглотнув свою обиду, Сакура приоткрыла сухие от страха губы, скрывая неровное дыхание, и, закрыв глаза, чтобы не видеть возможного отказа в его взоре, чуть повернула голову, нежно прикасаясь устами к его лицу, прямо рядом с уголком рта. И куноичи застыла в ожидании. Если он отмахнётся, если оттолкнёт её — это и станет ответом на все её вопросы, ибо будет яснее чем день, что муж её больше даже отдалённо не любит. Задержав дыхание, она смирно ждала.

С некой замедленной реакцией, словно ему понадобились эти несколько секунд, чтобы выйти из ступора, Учиха инстинктивно повернул голову к ней, параллельно вцепившись пальцами в изгиб талии Харуно, и, рывком потянув женщину на себя, прикоснулся к её пухлым устам своими, издав тяжёлый вздох. Руки Сакуры, что при сближении обвили шею мужчины, облокотились на его плечи. Внезапный ответ на наивный поцелуй оставил её без дыхания. Опешив, она просто отдалась его врождённому рвению лидировать, намерению управлять ею, как было раньше. Она не сопротивлялась, ведь именно этого и хотела всё прошедшее время. Она хотела его.

Всё, что до этого годами скапливалось в душе женщины: эта обида от того, что он оставил её одну, от того, что не навещал и, уже будучи рядом, не замечал — моментально испарилось.

Дрожащие и похолодевшие от эйфории женские пальчики нашли своё место в шелковистых прядях его волос, когда Учиха, окольцевав её стан рукой, буквально усадил её к себе на колени. В этот миг их лица уже не находились на одном уровне и брюнет, не прерывая поцелуй, тянулся вниз, тянулся к ней. Харуно, прижимаясь к его стальной груди, приоткрыла веки и не увидела ничего, кроме мрака, что после захода солнца наполнил палату. Точно как когда-то: ему удобнее всего высвобождать крупицы чувств во тьме, так, чтобы даже она не видела выражение его лица. И Сакура полностью принимала сей преферанс, ведь это значило, что наследник не играл с ней в злые игры. Ей не обязательно видеть его глаза, чтобы чувствовать его пылкий жар.

Действительно, это соприкосновение становилось более настойчивым, более обжигающим и дурманящим. Она положила ладонь на его щеку, ощущая исходящее тепло, что теперь согревало её пальцы. Сильные руки надёжно удерживали Сакуру в его объятиях: исцелённая ею обвивала плечи женщины, а вот вторая сжимала её талию, медленно перемещаясь вверх, туда, где начиналась молния её ципао. Удивлённая такой эскалацией, она только подчинялась. Сама ведь ждала этого мгновения столько лет, что теряться в своём лёгком смущении сейчас нет ни смысла, ни желания. Под ягодицами куноичи ощущалась затвердевшая плоть, что без слов доказывало планы её мужа на эту ночь. Она только выгнула спину дугой, точно соглашаясь.

Расстегнув молнию, он вцепился в лямку коротенькой майки, что скрывала грудь Харуно, резко стянув её вниз с женского плеча, снимая всё разом с верхней одеждой. Холодный воздух окутал оголённую грудь, помогая возбуждённым соскам затвердеть, хоть тело медика уже давно от восторга позаботилось об этом факте. Тёплые пальцы ухватились за правую грудь, сжимая её, а губы наконец оторвались от её, позволяя лёгким Сакуры наполниться воздухом. Она откинула голову назад, незамедлительно ощутив пыл его дыхания на своей шее. В прохладной плате всё постепенно накалялось, и она только сейчас поняла, что за дверью в коридоре, скорее всего, носятся дежурные медсёстры. Этот неловкий факт заставил зеленоглазую покрыться румянцем.

Любые тревоги и размышления стёрли из мыслей пламенные поцелуи, что покрывали её шею. Он немного грубо массировал грудь, иногда захватывая чувствительный сосок пальцами, оставляя чуть влажные следы на бархатной коже, отчего по спине Сакуры бегали мурашки. Ощущая, как собственные ноги сжимаются, а тело инстинктивно опускает таз вниз, чтобы подавить это медленно нарастающее, сладкое и пульсирующее давление где-то в зоне клитора, Харуно попыталась поменять позицию, но хватка брюнета не позволила ей сдвинуться с места.

Внезапно Учиха положил руку под её сомкнутые колени и поднялся вместе с телом куноичи, поворачиваясь, чтобы положить её на кровать. На пол упали его рубашка и жилет; через секунду она лежала на спине, ципао и майка давно присоединились к остальной одежде под ногами её мужа. Всё, что видела Сакура, — это тёмно-серый потолок, что очень слабо освещался лучом уличного фонаря сквозь щель в не до конца зашторенных окнах. Этого было не достаточно, чтобы разглядеть что-либо в помещении. В тишине раздался тихий щелчок дверного замка. Она, всё ещё пытаясь отдышаться от нехватки воздуха, чуть приподняла голову, но увидела только очертания оголённого торса брюнета. Его руки потянулись к уже расстёгнутым штанам Харуно, и лёгким движением он снял последний атрибут одежды с женского тела, отбрасывая куда-то вместе с сандалиями. Волна робости медленно охватывала тело. Кажется, она не смела дышать.

Этот образ был точно чем-то из прошлого, что теперь казалось просто сном. Возбуждённые нервные окончания заставляли мышцы её тела сокращаться в сладких импульсах, от которых по спине проходили волны тепла, точно как при лихорадке. Кожа покрылась тонким слоем испарины, отчего к плечам прилипла простынь. Нытьё внизу живота, что с каждой секундой ожидания возрастало, заставляло медика слегка выгибать спину, почти не в силах спокойно лежать и ждать его прикосновений. Нагой, он застыл у кровати, наблюдая за её реакцией.

Затем он поднял её ноги вверх, проводя пальцами по нежной коже, очертив линии к бёдрам, пока голени опёрлись на его широкую грудь, позволяя пяткам уместиться в небольших ямках над ключицами. Это продлилось недолго: через мгновение брюнет нагнулся, опираясь руками по обе стороны её головы. Тёмная шевелюра скрывала его лицо, глаза, кроме ровных губ, что были приоткрыты будто в предвкушении. Он облокотился на матрас, приближаясь к Сакуре так близко, что его горячее дыхание точно обожгло бархатную кожу лица куноичи. В этот миг его правая рука поспешно опустилась, пробравшись пальцами под выгнутую спину Харуно; она же инстинктивно раздвинула ноги, обвивая торс мужчины и сгибая их в коленях над нижней частью его спины, чем прижалась к нему ещё плотнее, буквально задыхаясь от жара их тел.

Вытянув шею, женщина встретила его уста новым, по-прежнему неуверенным поцелуем. Твёрдая, горячая плоть упёрлась в тёплые, наполненные изнеможением и смазкой складочки, и Учиха резко вошёл в неё, прижав своим весом женскую фигурку к матрасу. Глухое мычание было умело приглушено пламенным танцем их языков, а машинальное сжатие её ног, что было направленно на подавление резкой боли внизу живота, только углубило проникновение его плоти во влагалище. Саске не остановился, крепко сжимая пальцами бедро жены и продолжая делать интенсивные, сильные и уверенные толчки. Его дыхание буквально обжигало, когда он небрежно разорвал их поцелуй, нависая над Харуно, что жадно хватала ртом воздух.

Он тяжело дышал, умело скрывая это. Поднявшись с женского тела, что позволило холодному воздуху окутать пространство между ними, Учиха выровнялся, дёрнув рукой, что была под спиной Харуно, её таз на себя, чем подвинул её к краю кровати. Поддерживая её левую ногу, он делал ритмичные движения, что попадали чётко в какие-то точные части влагалища, задевая каждую нервную клеточку мягких тканей. Твёрдая плоть с каждым толчком приносила приторные волны наслаждения, что окутывали стройное, покрытое испариной тело куноичи, принося ей долгожданное удовольствие. В этот миг остались только он и эта горько-сладкая связь.

В мыслях Сакуры всё перевернулось. Она больше ни о чём не думала, кроме точных и предельно грубых движений брюнета, от которых после первых пары минут начала накапливаться дразнящая нервные окончания услада, и она не могла чётко ответить самой себе, где именно было этого наслаждения больше: в теле или в душе? То, что её муж по своим стандартам так охотно ответил на её поцелуй, а потом сам в какой-то степени развил это до сношения, не могло не удивлять Сакуру. Конечно, грех жаловаться и даже задумываться о таком в этот миг. Правда… Удовлетворить её тело Учиха мог без вопросов, но оставался вопрос о душевной боли, и эта близость, увы, пока что не приносила куноичи желанного ответа: зачем Саске это делает? Потому что любит? Или потому что больше, как мужчина, не мог сдерживаться?

Спутанный поток мыслей в голове Харуно прервало внезапное прекращение движения со стороны брюнета. Он вышел из неё, отчего скопившееся за это время сладкое чувство слегка разошлось по низу её живота, так и не принеся особого удовольствия. Она подняла голову, точно намереваясь посмотреть, что произошло, но сильные мужские руки свели её ноги вместе и резко повернули на кровати, так, что она теперь лежала ровно по длине кровати, а не перпендикулярно. Сакура сделала глубокий вдох, слегка подвинувшись вверх, чтобы положить голову на подушку. Через секунду жёсткий матрас прогнулся и на небольшую постель добавился вес Учихи. Он упёрся рукой рядом с её правым плечом, нависая над ней, но пока ещё не притрагиваясь к телу. Медик тяжело дышала, немного робко переведя взор с его груди на лицо, а затем заглядывая в чёрные глаза. Там больше не было сплошной апатии: только откровенная страсть, что рвалась, как пламя, наружу.

Подобно всем прирождённым воинам, он руководствовался этим запалом в бою, следовал за рвением в крови, когда сражался против врагов, но не выражал эмоций на лице и в действиях. Она знала, что быть женой такого человека будет не просто. В такие вот редкие моменты казалось, что Учиха сам не понимал, что именно он испытывал, и посему не мог выразить эти чувства в правильной форме. Но для неё было главным то, что в Саске всё же изведал подобное, а часто открываться совершенно не обязательно. Она может любить за двоих, лишь бы знать, что в нём эти чувства не погасли. И, глядя в бездну тёмных очей своего мужа, она видела те искорки, коих никто в этом мире не удостоился наблюдать. Он не мог сказать об этом, но глаза, как зеркало души, отображали всё, что подавлялось порой, казалось, в непостижимой пропасти. Она это понимала.

Протянув к нему руку, Сакура прикоснулась пальцами к горячей коже, проводя невидимые линии от виска и вниз, к приоткрытым губам. Он дышал немного сорвано, точно успокаиваясь, и чуть прикрыл веки как в наслаждении от такого простого и безобидного физического контакта. Брюнет согнул руку в локте, прикасаясь мускулистой грудью к набухшим соскам. Она ощутила, как вторая рука Саске раздвинула её дрожащие ноги, а к возбуждённым складочкам прикоснулась его горячая и жаждущая продолжения акта плоть. Вздрогнув от изначально прохладного контакта, Харуно тотчас же обвила его шею руками, прикасаясь исцелованными губами к плечу темноволосого, оставляя там лёгкий поцелуй. Его дыхание обжигало кожу шеи, а короткие пряди щекотали лицо. Прикрыв веки, она сделала глубокий вдох аромата его тела.

В этот раз толчок был резким, что заставило её издать удивлённый вздох и ухватиться крепко за мужчину. Перед закрытыми веками вспыхнули какие-то мимолётные круги, а ресницы невольно задрожали, заставляя куноичи зажмуриться. Боль продлилась всего пару секунд, ибо Саске начал медленно, но заметно резко и грубо входить, прижимая тело Харуно к кровати своим весом и горячими мускулами. От подобных проникновений внизу живота она испытывала возрастающие всплески сенсаций, что невольно заставляли зеленоглазую издавать тихие стоны. В какой-то миг его правая рука ловко пробралась вниз и холодные пальцы прикоснулись к изнывающим тканям вокруг клитора, массажируя чувствительную точку женского тела. От этих кругообразных движений, что в сопровождении с разогретыми толчками приносили ей волны сладкого наслаждения, Сакура выгибала спину, прижимаясь лбом к его плечу. Вскоре её хриплые вздохи превратились в подавленное постанывание, что уже подобно некой мелодии замещало тишину в помещении. Тяжёлое дыхание Учихи заглушало тихий скрип кровати, что изредка доносился до её ушей.

Он поднял правую руку вверх и, положив её на затылок, собрал розовые локоны в кулак. Слегка поднявшись, опираясь на матрас, при этом не прекращая ритмичные движения, что заставили Харуно обвить его торс ногами, брюнет примкнул устами к её сухим губам. Его рука удерживала голову медика внизу, словно он пытался зафиксировать такую позицию, и через мгновение она поняла зачем: размеренные и медленные толчки резко сменили темп, ускоряясь, отчего во влагалище вспыхнуло несколько неожиданных импульсов резкой боли. Сакура инстинктивно промычала в поцелуй и попыталась выкрутиться, но всё тщетно. Брюнет проигнорировал эти рывки, продолжая следовать своей неизведанной стратегии.

Пробирающая до мозгов волна услады начала окутывать разогретое женское тело. Скрип кровати, отчётливые шлепки и их затруднённые, прерванные пылким поцелуем дыхания становились всё более громкими. В какой-то миг Учиха разорвал поцелуй и отпустил волосы Сакуры, заковав её между своих рук, не останавливая быстрый темп. Всё, к чему прикасалась Харуно, было на ощупь почти обжигающе горячим. Она чувствовала, как приближалась к пику наслаждения, как всё внутри безотчётно сужалось, превращая каждое проникновение его твёрдой как камень плоти в фейерверк, доводящий изнеможённые ткани до долгожданного восторга, некого приторного блаженства. Вцепившись ногтями в его спину, она ощутила волну.

С губ Харуно сорвался стон, похожий на удивлённый всхлип, который заставил её прикусить исцелованную в местах до крови губу, а потом и вовсе приглушить сей звук, спрятав лицо от черноглазого. Сердце в груди колотилось как бешеное; подобно эху, в прижатой к ней мужской груди слышался тот же ритм. Учиха сделал несколько последних рывков, прорезая слух куноичи своим неровным дыханием, и остановился, при этом едва ощутимо дёрнувшись. Его рука сползла на ягодицы женщины, а украшенное испариной лицо поднялось вверх, будто Саске искал поток прохладного воздуха. Она отодвинулась от его шеи, ощущая, как брюнет вышел из неё, задев немного ноющие складки тканей. Ноги по привычке сжались, и Сакура, успокаивая своё дыхание, замерла в ожидании. Он мог сейчас молча встать и уйти, но шиноби не сдвинулся ни на сантиметр.

Почему? Зачем было всё так усложнять этой близостью, если нет чёткого ответа? Почему я не вижу в твоих глазах желания остаться со мной? Что я сделала не так?..

Резким движением он выдернул из-под них край заправленной тонкой простыни. Шуршание ткани вскоре прекратилось, и, ловко протянув её под собой, мужчина накинул свою половину на нагое тело Харуно, точно укрывая её, чтобы не простыла от скоропостижного охлаждения. Сакура молча приняла такой жест, высматривая в его лице малейшие намёки на его планы. Учиха, не глядя, отвернулся, сев на край кровати, спиной к жене. Протерев покрытое слоем холодной мороси лицо руками, медик зажмурилась, намереваясь сделать последнее, что пришло в голову. Она обвила простынь вокруг себя, прижав белый материал к груди и связав кончики вместе, и, придвинувшись к темноволосому, встала на дрожащие в ещё не прошедшей после сношения волны восторга колени. Протянув неуверенно руки, Харуно прикоснулась к его широкой мускулистой спине. Саске не вздрогнул, что дало ей силы придвинуться ближе.

— Останься со мной…

Она прошептала это, прижимаясь щекой к его плечам, пока хрупкие на вид женские руки обвили торс Учихи, сцепив пальцы в замок на уровне его пресса. Прикрыв веки, Сакура застыла в ожидании. Это было последнее, что она могла сделать, чтобы унизиться и эгоистично попросить его обратить внимание непосредственно на неё, на ту, кто уже много лет ждёт его возвращения. Поверх её рук легла тёплая ладонь, скрывая под собой тоненькие пальчики. Большой палец ритмично поглаживал бархатную кожу, словно Саске размышлял над её словами. Медик сглотнула волнение, продолжая прижиматься к телу своего любимого. Она хотела насладиться этим, пока ещё могла, ибо чем дольше растягивалось молчание, тем большей была вероятность отказа. Харуно понимала, что с ним это всегда более возможный ответ, но верила в их чувства.

— Не могу, — тихо ответил мужчина.

— Почему?

Вот она наконец задала этот чёртов вопрос. Теперь можно ждать убийственного удара в сердце. И, действительно, брюнет ещё не ответил, а в груди всё снова начало обливаться кровавыми ручьями. Она понимала, что выносила это не просто так, что такова её судьба как жены Учихи. Но надежда, что её муж всё же не поступает так специально, ещё тлела где-то внутри Харуно. Она же видела эту бурю эмоций в его очах, ибо такое подделать очень сложно. Значит, он точно что-то да чувствует к ней, просто, может, с годами их связь лишилась чего-то важного. Они явно потеряли близость, как эмоциональную, так и физическую, но это можно наверстать. Лишь бы он остался вместе с ней, лишь бы захотел помочь ей заживить раны, что наносило его отсутствие.

— Потому что так ты в безопасности.

Ответ был неожиданным, как и почти успокаивающий тон, с которым Учиха произнёс эти слова.

— В безопасности от чего? — нахмурила брови женщина.

Найдётся ли в мире что-то, что станет для неё угрозой, когда её муж будет рядом? Она не совсем понимала его ответ, ибо не могла себе представить, чего именно опасался наследник клана. Да, это правда, в этом году она совершенно случайно оказалась захвачена неким Шином, что оказался непосредственно связан с Учихами, но это не обернулось трагедией, и она достойно продержалась. Саске ведь перевернул землю вверх тормашками в поисках и пришёл за ней.

— Ты ведь знаешь, что я могу за себя постоять! — отодвинувшись от его плеча, сказала она явно возмущённым тоном. — Я же не стану разводить слёзы при перв…

— Знаю.

— Тогда, я тебя не понимаю…

— Просто останься здесь, чтобы мне было куда возвращаться.

В словах Учихи слышалась точка в разговоре. Она в недоумении насупила брови, вяло опустив руки, что сжимали его торс. Шиноби поднялся с постели, собрав свою одежду, и принялся натягивать брюки. Что же, видимо, у неё ничего не получилось. Он растворится в ночи ещё на пару лет, а утром ей придётся опять растягивать обкусанные его грубоватыми ласками губы в улыбке для дочери. Источник её душевной радости в очередной раз начнёт её мучить, душить комками горло каждый раз, когда Сарада будет хвастаться общением с отцом, ибо лишать свою дочь этого шиноби не посмеет. Видимо, такова её судьба — всю жизнь переживать эту боль за мужчину, которого она слепо и верно любит.

— Сакура.

Его голос позвал в темноте, и куноичи не сразу отреагировала. Он стоял у неё за спиной, точно намереваясь уйти. В груди что-то туго сжалось, сдавливая солнечное сплетение невидимой верёвкой, из-за чего к глазам уже в который раз за вечер подступили предательские слёзы. Пусть он уйдёт, а уже потом, сидя в одиночестве, можно пустить вырывающуюся наружу слезу. Так будет правильно. Облизав сухие губы, Харуно медленно повернулась к нему лицом, придерживая руками скрывающую её голое тело простыть. Всё, что она успела увидеть, — это различимый светлый оттенок его рубашки, что мелькнул в свете пробивающегося внутрь уличного фонаря.

Его пальцы аккуратно приподняли лицо женщины вверх, удерживая её в таком положении. Ровные губы примкнули ко лбу, задержавшись там на несколько секунд. Всё словно застыло в этом мгновении, и Сакура прикрыла дрожащие веки, не сдержавшись и позволив одной слезинке скатиться вниз, на его длинные пальцы. В груди что-то ёкнуло, и она осознала происходящее, уже когда брюнет отодвинулся, машинально вытерев солёную капельку большим пальцем. Он задержал руку на её щеке ещё на пару секунд и отошёл от кровати.

— Дождись меня.

И она осталась в палате одна.

Сколько медик так просидела, она не знала. Холодный воздух уже слегка щипал открытую спину и плечи, но Сакура не обращала внимания на такие пустяки. Приняв более удобную позицию, она прижала колени к себе, положив на них вскружённую случившимся голову. Зелёные глаза уставились вдаль, сквозь небольшую щель в плотных шторах. Пухлые губы невольно изогнулись в горькой, но довольной усмешке, точно вихрь её мыслей утихомирился и принёс некий заключительный ответ. Наверное, так и должно быть: она обязана любить и страдать от этих отношений за двоих, а ещё…

Думаю, потому, что тебе это нужно знать, ощущать, что тебя кто-то ждёт дома.