Ледяной дождь

Тихими шагами, окутанная белоснежным туманом, в этот город снова надвигалась зима. Сопровождаемая бесконечно льющимся ледяным дождем, она оставляла после себя лишь серебристо-серый след, что тянулся вдоль мелких улочек и пустых дворов.

Мрачная из-за своей сырости, нелюбимая, но все же являющаяся неотъемлемой частью здешней жизни. Ведь на этой половине острова она всегда пребывала дольше обычного, отчего и без того унылый городишка казался еще тоскливее.

Увешивая улицы тонкими паутинами инея, она будто бы пыталась прогнать из него людей. Сделать его брошенным, совсем необитаемым, и заполнить лишь нетронутой природной красотой. Но те обитатели города, что всю жизнь прожили здесь, давно смирились с её прихотями. Адаптировались. Были даже такие, которым нравилось серое небо холодной красавицы. Например одним из таких людей был парень, что сейчас не спеша брел меж одинаково зеркальных домов, почти теряясь в их бесцветных формах и холодных красках зимы.

В руке сжимая ярко-алый зонт, он иногда с украдкой смотрел ввысь, и, казалось, слабо улыбался, видя, как небо заволакивают дождевые тучи. Его длинные каштановые волосы волнами лежали на аккуратных плечах, спадая по хрупкой спине. Не сильно высокий и издалека очень женственный, ему часто приходилось терпеть насмешки одноклассников из-за своей внешности. Но юношу, чей мир строился лишь возле одного человека, это совершенно не волновало.

Оказавшись перед дряхлым двухэтажным домом, чьи комнаты сдавались за бесценок, Хаку мельком глянул на знакомые окна, где секунду назад ещё горел свет, и, подойдя к ним как можно ближе, замер. Деревянная дверь рядом с ними наконец-то отворилась, и на пороге показался высокий мужчина. Одет он был как обычно: чёрный классический костюм выбивающееся из-под него белая рубашка, застегнутая лишь на половину пуговиц, в руках - шляпа с узким полями.

В расстоянии между сенями рядом с ним можно было разглядеть еще один худощавый силуэт. Девушку, заботливо разглаживающую складки на одежде своего гостя. На прощанье, срывая последний бесплатный бонус в виде поцелуя, она встала на носочки, отчего ее халат, что и без того лишь слегка прикрывал обнаженные ноги, задрался, оголив узкие бедра с красными пятнами от недавних прикосновений.

— Дешевка, — не выдержав, выругался парень, но ни один мускул не дрогнул на его лице, лишь зрачки в карих глазах на мгновенье сузились.

Хаку, с презрением наблюдавший мнимую сцену расставания, каждый раз в душе все больше убеждался, что ненавидит его работу, клиентов, все эти лживые слова и лицемерные улыбки. Ему не нравилось, что дорогого для его сердца человека так легко касаются чужие руки, смотрят открыто в глаза, когда он, в свою очередь, даже не всегда мог идти с ним рядом. И сжимая все сильнее в руках зонт, юноша надеялся, что пойдет дождь. Ведь только благодаря ледяным каплям, которые срывались с неба, ему можно было хоть ненадолго, но побыть рядом с любимым человеком.

Своими прозрачными потоками они будто размывали между ними эту невидимую границу, сближали их, когда те прятались под одним зонтом, очищали весь мир вокруг и их самих. Хаку - от чёрных мыслей, Забузу - от запаха чужих незнакомых ему людей, от тех оскверняющих его прикосновений, что были скрыты во мраке дешёвых комнатушек.

На улице становилось все темнее из-за нависающих над городом чёрных туч, предзнаменующих скорую смену погоды. С востока подул прохладный ветер, принесший с собой слабый аромат моря, и за одно спрятал в своем шелесте шаги, медленно спускающегося по лестнице человека.

— Зачем ты пришел? — мужской голос прозвучал совсем рядом, и юноша почувствовал, как грубые пальцы взялись за подбородок, легонько сжав его. — Я же уже говорил тебе перестать так делать.

В груди что-то защемило, и Хаку, чтобы не выдать своего волнения, постарался отвести взгляд в сторону, подальше от проницательных карих глаз, прожигающих его маску невозмутимости. Манжеты рубашки и руки любимого источали запах табака, смешавшегося с дешевыми духами той замужней кокетки, заставляя парня ощущать подкатывающий к горлу ком обиды. Хаку слишком хорошо знал этот яркий цитрусовый аромат, прятавший в себе терпкий привкус сандала. Уж больно часто мужчина приносил его за собой, и парня выводило это из себя. Ему не хотелось, чтобы дома даже малейшая мелочь напоминала об этой работе. Сейчас он с удовольствием бы содрал с него всю эту одежду и выкинул бы куда подальше, или хотя бы одернул руку, лишь бы не ощущать это мерзкое напоминание, но, чувствуя на себе пристальный женский взгляд клиентки, что еще не скрылась в квартире, парень не спешил их убирать или отстраняться. Хаку продолжал смиренно стоять, терпя, как нос щекочет эта отвратительная вонь, и будто всем видом давал ей понять: «Вот видишь, он мой. Ты для него всего лишь заработок, не больше». Правда, что бы он не думал или делал, терзающая душу зависть всегда выходила наружу, когда тот оставался один.

Парню больше чем кому-либо хотелось почувствовать то же, что и эти клиентки. Он бы отдал многое лишь за одно прикосновение его великолепного, обнажённого тела к нему, за возможность ощущать при этом под пальцами щетину на этом мужественном лице, за губы, что дарят поцелуи другим и шепчут слова, которые ему никогда не узнать. И лишь одна мысль об этом сладкой дрожью расползалась по телу Хаку. Только вдвоём - именно этого ему и хотелось. Но, по всей видимости, так считал только бедный юноша, Забуза вел же себя как обычно.

— Поступай как хочешь, — недовольно бросил тот, отпустив мальчишку, и закурил.

Новый порыв соленого ветра всколыхнул макушки деревьев, и ветки, подобно кошкам, заскреблись по окнам, словно прося пустить их внутрь. Этот шум все нарастал, но, достигнув своего пика, моментально прекратился, уступив место ледяным каплям, тут же застучавшим по крыше.

Девушка, завистливо наблюдавшая уже не первую такую встречу, поспешила укрыться внутри, а Хаку, так и не заговорив, как обычно, раскрыл зонт и укрыл под ним мужчину.

— Пойдём. — Его только начатая сигарета затухла, и он тут же потянулся за другой.

Они шли медленно, и оба молчали, но шум капель, соприкасающихся с алым сатином, прекрасно заполнял царившую тишину.

Вдоль «любовного» квартала, который получил такое названия из-за обилия дешёвых отелей на одну ночь, к почти никому неизвестному парку, чтобы, преодолев его, наконец-то оказаться на нужной им улице.

Дождь с каждой минутой становился все сильней и уже больше напоминал развернувшуюся в городе бурю. Ветер налетал, терзал запоздалых прохожих, чуть ли не сталкивая их с друг другом, пока скапливающаяся на дорогах ледяная вода не спеша заполняла стоки. Зима была уже на пороге, и больше не кралась, прячась в опускающейся температуре, теперь она вовсю устраивала себе пышный приход.

Забуза остановился и сверху вниз посмотрел на Хаку. Влажные пряди упали на его бледное лицо, скрыв в своей тени томный взгляд выразительных глаз. Тонкие губы слегка приоткрылись, и по заостренному подбородку сбежали капли поймавшей их врасплох непогоды. Тонкая одежда парня, давно промокшая насквозь под её натиском, сейчас липла к хрупкому телу, слишком ярко подчеркивая его юношескую фигуру.

Мужчина недовольно цыкнул. Его брови сошлись на переносице, и, ничего толком не говоря, он лишь мотнул головой в сторону пёстрого, ярко светившегося лав-отеля:

— Пойдём.

Хаку, давно привыкший к его немногословной речи, послушно направился следом, все так же старательно удерживая над головой мужчины зонт.

А буря тем временем набирала обороты.

Ветер теперь уже вовсю трепал рекламные щиты и редкие дорожные знаки в этом городе, нагло пробирался через щели в дома и гулко завывал меж тоненьких стен. Сейчас он будто расчищал улицы для строптивой красавицы, а вода тем временем бурлила по дорогам, выходя за её края. Провода, не выдерживая подобного давления, безвольно болтались под солёными порывами, искрились, отчего свет в помещениях периодически тух, мигал и никак не хотел нормально функционировать.

Внутри этого подобия отеля стоял полумрак. Дешевые кричащие обои и полная безвкусица в интерьере, казалось, могли отбить любое желание у посетителей столь сомнительного заведения. Но, как ни странно, пустых комнат здесь было всего лишь несколько, то ли из-за непогоды, то ли людям и впрямь было все равно, где претворять свои похотливые мыслишки в реальность.

Консьерж несильно удивился, когда на пороге появилась однополая парочка. «Наверно, парнишке совсем отчаянно живется, раз готов ложиться под мужиков,» — мелькнуло в его сознании, когда он наблюдал за отдаляющимися силуэтами вечерних гостей, и тут же затерялось где-то в памяти, заняв почетное место между приходившими вчера двумя школьницами со стариком и довольно состоятельной, производившей эффектное впечатление женщиной, что заявилась сегодня утром с молоденьким юнцом.

Внутри комнаты оказалось не менее печально: бледно-розовые обои, окон нет, посередине - большая кровать, по краям которой стояли две маленькие тумбочки. На одной - телефон рядом с пылившейся брошюркой дополнительных услуг, на другой - пара флакончиков какой-то дешёвой парфюмерии, а внутри неё - мини бар; две двери, одна - входная, другая - ведущая в ванную; из света - лишь пара плафонов, повешенных на стены друг на против друга.

— Ну и дыра, — озвучил Забуза мысли за двоих и поспешил скинуть вымокшую одежду.

Первой упала на пол рубашка, открыв крепкий торс и широкие плечи. Похожий на атланта, он смог бы этим телом удержать все небеса. Следом настал черед брюк, которые скрывали накаченные ноги и белые боксеры, отлично смотревшиеся на смуглой коже. Хаку, чувствуя, как лицо наливается краской, поспешил отвернуться, но все равно боковым зрением продолжал ловить каждое его движение.

Вот он скинул с себя последний кусок ткани и взял с кровати махровый халат. Грациозный, словно зверь, Забуза тихими шагами обогнул парня и склонился к мини-бару.

— Раздевайся, я пойду первым, — в его руках мелькнули две маленьких бутылочки виски, и одну из них он тут же всучил Хаку, — у меня нет времени нянчиться с тобой, если ты заболеешь.

Чувствовал мужчина себя здесь совершенно спокойно и довольно уверенно; было заметно, что для него это не первый поход в подобное заведение. Оно и верно, как никак его работа была тесно связана с посещением таких мест. Он продавал себя, своё тело и ласки, так что ему было неважно, с кем и где, если за это заплатят. Хаку это понимал, но почему-то злился ещё больше.

Ему не хотелось его ни с кем делить. «Он должен быть только моим,» — повторял про себя парень, опустошая крошечными глотками бутылочку, и совершенно не знал, как это воплотить в реальность.

Алкоголя хватило, чтобы согреть своим количеством похолодевшее тело, но не оттопить печаль мыслей в этой маленькой голове, которая могла думать только об этом мужчине. Душу охватывало волнение, тело расслаблялось и наливалось приятной усталостью.

— Он должен быть моим, — снова повторило одурманенное сознание, и парень, достав из мини-бара еще одну похожую бутылочку, опустошил её в пару глотков.

Не потрудившись даже накинуть мягкий халат, что, свернутый, так и остался лежать на кровати, Хаку уверенно направился в ванную.

Внутри было тепло и немного скользко. Подкашивающиеся ноги еле удерживали своего хозяина в вертикальном положении, но все равно маленькими шагами приближали к Забузе. Из душевой кабинки доносилось журчание воды, но его от глаз парня все еще скрывали запотевшие стеклянные стенки.

Вот ноги на что-то наступили, и Хаку, чудом не упавший, расслышал глухой звук соприкосновения стекла с кафельной плиткой.

— Я ещё не закончил. Возвращайся в комнату. — Незамедлительно отреагировал мужчина, обдавая холодом своего голоса только согревшегося парня.

Хаку замер, он не знал, что сказать, а уходить не хотелось, ведь решение прийти сюда и так далось ему нелегко. Парень не понимал, почему именно сейчас принял такое рискованное действие после стольких лет молчания, и как это всё воспримет Забуза, хотя тон, с которым он заговорил, явно намекал, что ему не стоит надеяться на многое. Но если не попытаться донести свои чувства, то для чего все это, ведь пока не попробуешь не узнаешь. Главное, чтобы не выбросили снова на улицу, а так парень готов был принять любой ответ.

И пока Хаку размышлял, мужчина снова не менее резко проговорил:

— Лучше уходи. Я сейчас за себя не ручаюсь!

Но эти слова, с какой бы интонацией ни прозвучали, послужили лишь спусковым крючком для событий, что развернулись ещё быстрее бури, охватившей этот город.

Парень отворил стеклянную дверцу и шагнул в тесную душевую. Забуза стоял к нему спиной, но было прекрасно видно, как он весь напрягся, когда случайно соприкоснулся с обнаженным юным телом.

Горячие струи воды сбегали по его груди вдоль живота к ногам, вырисовывая на нем прозрачный рисунок, и согревали снаружи, пока алкоголь грел изнутри. Мужчина стоял молча, борясь внутри с сжигающим желанием, что уже давно появилось в душе. Его глаза были прикрыты, а голова опущена. Он боролся, но все же проиграл, а виной тому - юнец, и так занимавший все его мысли, голым завалился к нему в душ. Уж лучше бы ему этого не делать, но теперь было уже поздно. Мальчишка здесь и сам предлагает себя. Зачем теперь прикидываться равнодушным, если всё можно понять и так по возбуждённой плоти.

Забуза обернулся и встретился взглядом с почти такими же как у него глазами, только они были немного темнее и смотрели на него с восхищением. Мужчина давно знал, что нравится ему, и порой специально приходил домой в пьяном угаре с тянувшимся за ним шлейфом женских духов. А потом наслаждался, глядя, как того изводит ревность. Это было мило, но ему хотелось оставить все как есть. Жить так же с ним в одной квартире и прилежно играть роль опекуна. Но больше сил на это не осталось.

Худенький и на фоне него самого совсем миниатюрный, он вжался в стену от нависающего над ним мужественного тела и робко опустил глаза. Мужчина протянул руку, касаясь его лица. Нежно, совершенно не свойственно своему грубому виду, бережно провел по волосам до самых кончиков, что прилипли к мокрой спине. Пальцы соблазнительно повторяли изгибы его тела, почти не касаясь, они немного дразнили и соблазняли. Он наклонился и шепотом, что частично прятался в шуме воды, произнес ему на ухо:

— Юки, я заставлю тебя об этом пожалеть.

Парень вздрогнул, Забуза впервые позвал его как-то иначе, нежели по имени. Не решаясь что-либо сказать, он молчал, и все так же не двигался, пока не почувствовал, как после столь легких прикосновений к телу руки дорого человека до боли впились в его плечи и одним резким движением развернули лицом к стеклянным стенкам. Тяжелое тело словно вжало его в душевую кабинку и, не давая даже перевести дух, пальцы, что так ласково обходились с ним поначалу, запутались в волосах и рывком потянули охмелевшую голову назад.

Хаку вскрикнул. Слишком резкой была перемена. Забуза понял, что уж больно сильно возбуждается от голоса юнца, что даже никогда не бывал в объятьях мужчины. Да что там, ему вряд ли случалось испытать такое и с женщиной. От этой мысли внутри все забурлило, и он еще сильнее прижался к парню. Губы сразу нашли его тонкую шею, под которой бешено бился пульс. Коснулись её сначала нежно, потом настойчивее, оставляя красноватый след на этой белоснежной коже. Пройдясь по ней языком, он прикусил её настолько ласково, насколько позволяло возбуждение, входящее всё больше в раж. Но отстраниться все же пришлось, так как Хаку почти стал захлёбываться. Ослабив хватку, Забуза позволил ему немного отдышаться и снова прильнул, но теперь уже к тоненьким губам, что были слишком сильно сомкнуты. Язык бегло прошелся по ним и скользнул внутрь, Хаку был напряжён и слегка испуган, но не сопротивлялся и даже пытался отвечать. Его поцелуи были скованные и неумелые, но не менее возбуждающие.

Он, смело играясь с его языком, льнул к нему, прикусывая губу, постепенно идя ко дну в этом потоке страсти, и пока не собирался об этом жалеть. Хаку чувствовал, как свободная рука мужчины, что сначала спокойно лежала на его бедрах, пришла в движение. Медленно поднимаясь, она очерчивала контуры его юного тела, смешиваясь с теплыми потоками воды, от ребер кисть направилась к шее, немного сжала ее, заставляя за место стонов, прорывавшихся откуда-то из глубины его сознания, наградить Забузу слабым хрипом, и скользнула к груди.

Пальцы мужчины быстро нашли розовые соски, набухшие от приятного возбуждения, после чего сжали их, несильно, стараясь не переходить рамки приятного. При этом он удовлетворённо вслушивался в тяжелое дыхание и тонкое поскуливание, срывающегося с губ Хаку. Еще немного, и вот уже пальцы Забузы нежно скользят вдоль пресса, который лишь слегка ощутим, не задерживаясь и ни на что не отвлекаясь, они целенаправленно продолжают свой путь к паху, когда вторая рука все так же сжимает влажные волосы и тянет их на себя, отвлекая от происходящего. Губы целуют, не давая возразить парню, которой оказался заложником собственных желаний. Сейчас он уже не позволит повернуть ему назад и сбежать. Слишком поздно. Его возбуждённая плоть, будто в подтверждение этому, чуть ли не впивается в прогибающуюся спину мальчика, трётся об нее и желает скорее оказаться у него внутри. Но Забуза не собирается быстро заканчивать, ему хочется преподать юнцу полноценный урок. И Хаку это понимал, пытался уйти, но все его попытки мгновенно пресекались опекуном, который уже вовсю поглаживал его член, массируя головку, а потом, словно издеваясь, останавливался, когда тот почти доходил до пика наслаждения и немного выжидал, для того чтобы вскоре снова начать одаривать хрупкое тело ласками. Он чувствовал, как колено Забузы вклинивается в подкашивающиеся от удовольствия ноги, напористо разводя их в стороны. Ему бы возразить, но жадные поцелуи заставляли лишь еще больше желать предстоящей развязки. Да еще и руки мужчины, сводившие его с ума, снова стали нежными и неторопливыми. Своими ласками они заставляли забыть обо всем, особенно когда кончиками пальцев проводили по внутренней стороне бедер, нарочито медленно скользя своими шершавыми подушечками по мягкой коже, выводя на ней только им ведомый рисунок.

Забуза уже не мог сдержать себя, ему не хотелось заставлять Хаку чувствовать боль, когда он будет лишь испытывать наслаждение. Было бы лучше, постарайся он смягчить или вовсе избежать ненужных действий, но руки сами скользнули к ягодицам, и Забуза, в терзающем его возбуждении, закусил губу. Юноша тоже заметно напрягся, чувствуя, как тот погружает в него пальцы. Сначала один, заставляющий Хаку чувствовать странное ощущения внутри себя. Нет, больно не было, если только некомфортно, и совсем немного - страшно. Стараясь скинуть с себя охватывающие его тревожные мысли, парень повернул голову и тут же уткнулся носом в широкую грудь, стараясь расслабиться. Он понимал, что не все будет как в сказке, но когда к пальцу внутри прибавился еще один, парень протяжно простонал и попытался возразить, но рот тут же накрыли любимые губы, увлекая в страстный поцелуй. Хаку чувствовал, как мужчина льнет к его раскрасневшимся щекам щетиной, сквозь сбивчивое дыхание что-то шепчет на ухо, но он не слышит слов, не может разобрать их из-за бешеного стука собственного сердца и шума струившихся по ним потокам воды.

Это все уносило его сознание куда-то далеко, полностью вытесняя сомнение из души. Сейчас парню было хорошо, пальцы внутри скользили свободно, заставляя все тело гореть и желать большего: теперь их ему было недостаточно. Хаку даже не заметил, как, увлечённый ласками мужчины, стал выгибаться и с удовольствием сам насаживаться на них. Сипло дыша и довольно постанывая, ощущая, как Забузу разводит их внутри, медленно растягивает, подготавливая юное тело для себя.

Мужчина снова дернул его за волосы, и парень вскрикнул от неожиданности. Цепкие пальцы продолжали тянуть, заставляя Хаку встать на носочки и прогнуться. Он уже не мог держать себя в руках: слишком долго оттягивался момент, отчего возбужденное тело ныло, желая оказаться внутри. Поэтому, больше не теряя ни секунды, он овладел им. Блуждая где-то на грани своего "я", Забуза еле удерживал ту грубость, что рвалась наружу, и то животное желание, с которым мужчина брал своих клиенток.

Странный контраст впечатлений заставлял ощущать себя по-новому. Когда Забуза слабыми толчками входил в него, впиваясь пальцами до синяков в худощавые бедра, Хаку хотелось то дрожать от страха, то стонать от удовольствия, а когда темп становился быстрее, парень был готов задохнуться от переполняющих его чувств, что вырывались наружу в виде соблазнительных стонов. Закусывая губы, он все сильнее впивался в собственные руки и оставлял следы зубов на бледной коже, извивался под нависающим над ним мужчиной и, кажется, забывал обо всем.

Забуза прибавил темп и вскоре замер, долгожданная истома пронзила его тело и разлилась по нему сладкой дрожью. Часто задышав, он наконец вышел из молодого парня, что почти тут же обмяк на его огромных руках.

Совсем юный и очень худенький, он был почти невесом, поэтому дотащить Хаку до кровати для мужчины не составило труда. Парень не спал, но глаза были плотно сомкнуты, а густые ресницы, слипшиеся от воды, немного дрожали. Его дыхание было ещё сбивчиво, а на щеках красовался слабый румянец. Он явно желал не такой любви, и Забуза, жалея, что не способен показать ему другую, нежно провёл рукой по влажным волосам, что, спутавшись, лежали на подушке. Ласково касаясь губами его плеч, мужчина тихо проговорил:

— Прости, я не хотел заходить так далеко… — тишина, он нервно сглотнул, не в его характере извиняться и подбирать слова. — Тебе не стоило приходить ко мне в душ. Давай забудем, о том, что произошло здесь, и будем жить как прежде.

Если бы мужчина обернулся перед тем как окончательно выйти из комнаты, то увидел бы, как Хаку стал бледнее снега. Он из последних сил приподнялся на трясущихся руках, печально наблюдая за человеком, чьи губы не так давно шептали слова о любви и обжигали своими прикосновениями к его телу, только что небрежно просили забыть обо всем. Ком обиды снова сковал горло, и парень от неосязаемой боли до крови прикусил губу.

Хаку покинул отель гораздо позже Забузы, даже не удостоившись взгляда консьержа, что параллельно принимал посетителей. Он специально выждал час, прежде чем уйти, а все из-за того, что ему пока не хотелось видеть мужчину, что так с ним обошелся.

На улице были уже сумерки. Довольно прохладное и зябкое время суток в преддверие зимы. К тому моменту бледная луна уже успела выйти на небосвод и осветила потрёпанные улицы города, пустые, холодные и совершенно безжизненные.

Примерно так же чувствовал себя и Хаку.

Тот дождь, что он так любил, те ледяные капли, которые, по его мнению, сближали их, в какой-то момент превратились в бурю, что увлекла их за собой, нежно обволакивая и что-то ласково шепча, она своей страстью, несомненно, свела их с ума. Но в какой-то момент всё изменилось. Ветер вдруг переменился и новым порывом раскидал их по разным сторонам появившийся из ниоткуда непреодолимой стены недопонимания.

С тех пор Хаку так же украдкой глядел на небо и улыбался, но уже дома, наблюдая за ним из окна. Алый зонт теперь лежал в коридоре их маленькой квартирки, смиренно ожидая своего часа, немного пыльный, но всё ещё яркий. Нет, парень не перестал любить зиму, но ледяной дождь, который срывался в эту пору с хмурых туч, теперь приносил лишь печаль и вызывал в его душе тоску по тем дням, когда они вместе укрывались от него под зонтом.