Летопись разлома. Том 1. На грани... (Глава 5. Часть 2)

В этот тёмный час, я не могла представить,
Что всё может до такой степени так быстро измениться.
Я не верю своим глазам,
Как ты можешь быть настолько слепым?
Твоё сердце - камень? Неужели в нём нет сострадания?
Время уходит, а мы так ничему и не научились,
Так что же мы в итоге получили?

(Слова из песни Within Temptation «Our Solemn Hour»)

16 часов до нападения. Каменные портреты Хокаге.

Отсюда открывался вид на Коноху, но даже это его не впечатляло. Ино уже чувствовала, как просыпается в ней «внутренняя стерва», о которой чаще всего говорила Сакура. Они находились на носу у Третьего Хокаге, причем место выбрал именно Суйгецу. И Ходзуки уныло оглядывал деревню, считая, что та и так похожа на свалку, приход армии Риса ничего не изменил бы. А еще женщину бесило, что напарник Саске откуда-то все-таки взял еще один стаканчик с холодной водой и довольно пил сейчас.
Неужели у него хобби такое было: действовать людям на нервы?
Шоком для нее стало то, что Суйгецу, повертев стакан и тяжело вздохнув, отправил его в дальний полет. Опять. У нее на глазах. Причем старался закинуть его как можно дальше.
Никакого уважения к деревне, к Хокаге, к людям, проживающим здесь.
- Эх, я думал дальше полетит, - разочарованно проговорил Ходзуки, складывая руки в замок за спиной.
- Сейчас ты дальше полетишь, если будешь продолжать такими темпами, - огрызнулась Ино.
- Ну-ну, говоришь так, как будто уже женаты! – усмехнулся Ходзуки, показывая больше удовольствия от сложившейся ситуации, нежели неудовлетворения от общения с Яманака.
Ино уже всерьез воспринимала мысль о том, что один из членов команды Саске – мазохист.
- Знаешь, я думал, что меня ничто в этой деревне не удивит, а потом иду и вижу: блондинка командует каким-то пареньком. Да еще дерзкая такая! Ты на мою напарницу чем-то похожа, а она та еще стерва! Не думал, что в Конохе найдутся подобные. Не смог удержаться, давно мне не хватало такого общения!
С каждым его словом, дочь Иноичи зверела все больше. Сейчас она хотела сделать с ним тоже самое, что делает Ибики Морино, добывая информацию немирными путями. О, тот человек знал много видов пыток! Что говорить об ужасающих сочетаниях, которые он порой применял на заключенных? Из камеры иногда уносили уже не человека, а поломанную куклу, которую было уже не восстановить.
- Мы знакомы пару часов, а ты заявляешь мне такое! – восклицает Яманака, не скрывая своего удивления, и бьет его несколько раз по лицу.
Несколько ударов не оставили и следа на коже Ходзуки, который во время успел превратить определенную часть тела в жидкость. Это и раззадоривало его. Карин была такой же невменяемой, ему не хватало этого азарта в общении! После стольких лет, проведенных в команде, Суйгецу странно было осознавать, что что-то в их жизни все-таки поменялось. Саске больше не мстил за своего брата, ведь его воскресили. Странное безмолвие между Карин и Дзюго. Чего-то стало не хватать. Чего-то существенно важного.
Хотелось общения, приключений, не связанных с политикой и войной, хотелось вернуться хоть к какой-то беззаботности. И какая разница, что со стороны этой блондинки или кого-то еще его поведение казалось безумным?
Ему, например, нравилось безумие.
- Знаешь, учитывая, что завтра я могу умереть, мне хотелось бы хоть как-то расслабиться напоследок, - усмехнулся Ходзуки, и удары со стороны Яманака сразу же прекратились.
На смену этому пришел лишь понимающий взгляд.
- Только не надо меня жалеть, - протянул Суйгецу, уже ненавидя себя за то, что сказал это. – Сама в таком же положении, не стала бы ты показывать незнакомому человеку деревню, если бы не хотела хоть на минуту забыть о своем долге.
Ино лишь скептично хмыкнула, но даже при этом напарник Саске разглядел на ее лице маску напыщенности. Яманака не сильно расстроилась из-за его слов, просто они как будто отрезвили ее. То, что всеми терялось из виду. Нарочно или нет. Да, они хотели отвлечься, но к чему это? Суйгецу, к примеру, не пытался забыть о войне хоть на минуту, он просто получал удовольствие от какой-либо мелочи.
- Я о тебе знаю куда больше, чем ты думаешь. В прошлом, когда мы пытались вернуть Саске, шиноби из разных деревень собирали информацию о шиноби, которые разделяли путь вместе с ним, - Яманака, скрестив руки на груди, посмотрела на Коноху. – Тебя и не за что жалеть, ты все эти годы находился с Саске, и для тебя стал привычным образ погони, преследования, затишья. Для нас – нет. Сейчас мои родители, родители Сакуры, Шикамару, Чоджи, всех моих друзей воюют, хотя они давно передали эстафету другому поколению, чтобы то защищало и заботилось о процветании Конохи. Так что еще вопрос спорный кого надо жалеть.
Женщина не боялась произнести вслух этой жестокой правды, давно привыкнув к тому, что Кодекс Чести Шиноби – всего лишь книга, где пыли больше, чем содержания. Да и зачем бояться что-то говорить или бояться что-то делать? Страх и так уже вышел за рамки допустимого у многих людей, не стоило и дальше продолжаться этой панике.
- А ты хочешь, чтобы тебя жалели? – задал интересующий вопрос Суйгецу.
- Нет, - сразу же ответила Ино. – Жалость – ужасное чувство.
Она тяжело вздохнула и покачала головой. Такая перемена в ее поведении показалась Ходзуки довольно-таки резкой.
- Я хотела узнать о том, что Саске делал все это время. Эта информация могла бы помочь Конохе...
- Ясно, значит, о долге здесь не забывают. Из-за этого ты мне показывала Коноху, да? Чтобы не рубить с плеча? – усмехнулся Суйгецу, скрепляя руки в замок за спиной. – Это довольно-таки подло.
Ходзуки перевел взгляд на открывшийся здесь пейзаж. Деревня в лучах заходящего солнца смотрелась действительно прекрасно. Художникам было бы, где развернуться. Вот только шиноби вряд ли у кого-то повернулся бы язык назвать созерцателями красоты. И поэтичности у закаленных воинов было не так уж и много. Именно поэтому их мало завораживало то, какой контраст вызывали алые тона небосвода с зеленой листвой деревьев в парках и на улицах, ощущение того, как кожи касался поток прохладного ветра наряду с теплыми тонами пейзажа. Не было никакого ощущения прекрасного. Все то, что по обыкновению описывалось в книгах романтиков, являлось ложью.
- Спасибо за хорошую экскурсию, блондинка, но сейчас по всем жанрам канона я удалюсь, - продолжил насмешливо напарник Саске.
Ино успела только проговорить «что», прежде чем тот исчез.
Посмотрев в одну точку пару минут, где еще недавно стоял Суйгецу, Яманака чертыхнулась.
У нее сложилось ощущение, что сегодня был явно не ее день. И еще, что Ходзуки был одним из представителей мужского пола, которого хорошо характеризуют слова «мазохист» и «козел».

15 часов до нападения. Южные ворота Конохи.

Итачи был в числе тех, кто встречал шиноби из Кири. Какаши и старейшины стояли неподалеку, только Иноичи отсутствовал, поскольку ему нужно было обговорить добытую информацию о принце Йоширо Такугава с Ибики Морино. Смысла, правда, в этом Учиха пока что не видел, но доверился Яманака, поскольку тот был одним из тех, кому приходилось обрабатывать важнейшие данные в кратчайшие сроки.
Официально Учиха не был одним из советников старейшин, хотя те и прислушивались к его мнению. Просто Итачи знал, что, несмотря на то, что они вызвались помочь, вряд ли люди начнут сразу доверять им. Именно поэтому Учиха встал чуть дальше от властей деревни. Не стоило вызывать недобрых пересудов у жителей Конохи.
И отсюда Итачи прекрасно видел, как собираются у здешних ворот все больше людей. Где-то позади, стояли женщины с детьми и стариками, выделялись куноичи и шиноби, решившиеся также поприветствовать союзников. Шиноби в деревне было не так много, именно поэтому даже те ниндзя, что подали в отставку, сейчас взяли в руки оружие. И вздохнули с облегчением те, что боялись не вернуться домой. Надежда появилась вновь.
- Они не бросили нас, - раздался рядом с Учихой уставший голос одной из куноичи. – Слава Ками.
- Власти все-таки что-то предприняли. Благо, что Кохаку-сама не осталась в стороне, - вторил ей мужчина.
И шум, который все нарастал, прекратился в одно мгновение, стоило только появиться первым отрядам в поле видимости. Они не шли стройными рядами, сорвавшись на бег. И численность из-за этого нельзя было определить. Мужчины, женщины, дети. Все друг на друга непохожие, тенями мелькали на открывшемся пейзаже. Глаз не сможет охватить всю толпу одним взглядом. И это не могло не радовать людей.
И нельзя описать словами того счастья, которое испытывали шиноби Конохи, когда союзники стали выстраиваться стройными рядами, стоило им только войти на территорию деревни. Пестрили разного цвета одежды: от синего до ярко-голубого, от красного до бледно-розового, от черного до серого, от ядовито-зеленого до пастельного оттенка. И каждый человек здесь особенный, выделяющийся среди остальных. И его нельзя назвать частью серой массы.
Тот человек, что стоял подле своих товарищей – часть единого организма, своего рода деталь, и вовсе незаменимая.
Люди просто упускают истину в жестокое время: ничего заменить нельзя. Человека тем более.
И когда свершилось, когда стояли все стройными рядами, Утатане Кохару вышла вперед, навстречу тому единственному, что вел за собой армию. Рукопожатие двух представителей разных стран и народов стало ознаменованием истинного мира.
Тогда уже Итачи не сомневался в том, что фортуна вновь повернулась к Конохе лицом. И в том, что властям действительно можно доверять, раз те, наконец, задумались о благополучии собственного народа. Просто бывают такие моменты...
Когда черные полосы внезапно сменяются белыми...

14 часов до нападения. Госпиталь Конохи, восточное крыло, четвертая палата.

Есть в этом мире что-то такое, что звучит трагичной музыкой не для ушей человека, а для сердца его. И не обязательно сия музыка имеет мелодичность и звучность, просто слова порою могут ранить чувства одного человека, сильнее кинжала, который мог бы заставить сердце истекать кровью.
Когда больно по-настоящему, когда действительно страшно, жизнь становится хуже смерти. Хочется все бросить, обо всем забыть, а еще знаешь, что поступать так нельзя. И такие композиции так же имеют кульминационные моменты, развязку и финал. И финал будет сопровождаться слезами, слезами облегчения, если закончатся мучения.
В случае Сакуры после финала она ничего не сможет увидеть.
И ей страшно было даже думать о том, что исчезнут внезапно все запахи и образы, все чувства, которые выгорают под силой того яда, растекающегося в крови. Когда на операционном столе умирал человек, Харуно просто знала, что потеряла пациента, переживала, что не смогла спасти.
Какую же участь в итоге познал тот страждущий за гранью, она и думать не собиралась. Просто в тот момент большая часть людей ложилась под нож, пациенты были самые разные и легкие случаи, и тяжелые. Лица сменялись другими лицами, раны – другими ранами. О человеческом факторе забывалось в тот момент.
Потом же внезапно вспомнилось, когда этот жизненный секундомер стал тикать так громко, что хотелось заткнуть уши и закричать от отчаяния. Ей столько приходилось терпеть! Шиноби всегда терпят, всегда готовы смириться с тяжелой участью.
В данный момент Сакура перестала быть шиноби.
Просто оружие внезапно преобразилось в человека.
И это преображение оказалось болезненным.
- Я и не думала, что из-за какого-то гриппа такого медика, как ты, могут держать здесь! – воскликнула Мебуки, по обыкновению своему, упирая руки в боки.
- Я просто очень многое пережила в столице. Сказалось еще и это. Никто не пустит за операционный стол человека, у которого до сих пор дрожат руки, - печально улыбнулась Сакура и села на кровать, тяжело вздыхая. – К тому же я должна помочь Карин, ты ведь помнишь, почему Итачи и Саске согласились помочь Конохе? У всего есть своя цена.
Куноичи отвела взгляд за окно, смотря на темное небо и звезды. Последний день в Конохе, последний спокойный день.
Уже завтра земля будет дрожать от силы их ударов по сопернику, уже завтра будут гибнуть люди. Благо, что не сегодня. Сакура проведет этот день с родителями, но не скажет им о своем недуге.
Просто чисто интуитивно она знала, что нет ничего хуже в мире, чем когда родитель переживает за своего ребенка.
- Если бы ты знала, как мы боялись за тебя, - послышался голос отца, и Харуно почувствовала его крепкое объятие.
Обнимал же он ее нечасто. Сейчас так хотелось вновь вспомнить то время, когда не было формальностей, когда каждый учился жизни. И ощущать привычный запах выпечки мамы, которую он недавно съел, и слышать возмущения Мебуки по тому поводу, что тот ей ничего не оставил. Это было так по-домашнему, так ей знакомо, что невольно замирало сердце.
Хотелось растянуть эти моменты.
- Это было для нас неожиданной новостью. Ты ведь знаешь, что списки о выживших составляются не один день. У некоторых тоже там были дети, и представляешь тот момент, когда мы понимали, что не можем отправиться на ваши поиски? – внезапно посерьезнела Мебуки, садясь на кровать рядом с Сакурой. – Каждый воин тогда был на счету, и сейчас я так рада, что с тобой все в порядке.
Харуно судорожно вздохнула, когда мама обняла ее. Папа и мама – люди, давшие ей жизнь, люди, которые пойдут воевать, пока она будет тихо умирать в одном из тоннелей убежища Конохи. И она знала, что когда дверь за ними захлопнется, ей придется выпить успокоительное, чтобы хоть как-то унять возрастающее волнение и боль. Главное было сейчас сдержаться – остальное неважно.
Горячее дыхание мамы у нее на шее стало исчезать, Мебуки и Кизаши отпустили ее, с печальными, но уверенными улыбками глядя на свою дочь. Женщина заправила прядь выбившихся волос за ухо Сакуре и поцеловала ее в лоб.
- Мы придем завтра рано утром в убежище, - проговорила та, - так что не прощаемся. Когда все закончится, все подробно обсудим: и события в столице, и на поле боя, и все-все-все.
Она обняла ее на прощание, отец поступил так же. А потом...
Шаги в сторону выхода. Теплые взгляды. Незнание, которое не омрачило до конца несправедливую реальность. И дверь за ними закрылась. И Мебуки так и не узнала, что после боя они уже не поговорят.
Просто Сакура чувствовала, что конец уже близок. Терпеть не оставалось больше сил, и обезболивающее, которое было в ампуле в ящике ее тумбочки, так и манило. Вот только принять его – все равно, что сдаться. Почему-то она готова была выдержать все эти мучения, лишь бы еще чувствовать хоть какую-то жизнь в умирающем теле.
Харуно тяжело вздохнула и встала с кровати, подходя к окну и скрещивая руки на груди. Всего пару часов оставалось до их эвакуации, а она так и не сомкнула глаз. Коноха же готовилась ко сну: кое-где виднелись огни, но уже не было цветных фонарей, света от заведений разного рода и магазинчиков. Большей частью только луна и звезды освещали улицы деревни. И этот свет падал в палату.
Сакура находилась сейчас в темноте, потому что так становилось несколько спокойнее. Карин приходила в сознание ненадолго, говорила в тот момент медленно, пару раз благодарила Харуно в забытье за что-то.
Сначала куноичи не понимала, а потом вспомнила: бывшая приспешница Орочимару являлась сенсором, и улыбнулась ей. Карин тогда тихо добавила, что больше не сможет вернуть долга, что не сможет спасти Харуно. Ученица Цунаде все понимала, поэтому сказала только, что прощает ей долги. В такое время нужно уметь прощать.
- Саске не простит, - только и ответила тогда Карин, прикрывая глаза и тяжело вздыхая. – Он не умеет прощать.
Это заставило Сакуру дернуться в тот момент.
- Что...
- Я сказала Дзюго, - пояснила ее подопечная. – Он сообщит обо всем Саске. Я знаю это.
- Зачем ты это сделала? – с горечью проговорила Харуно, закрывая ладонью лицо. – Я не хотела, чтобы он знал.
И Карин горько усмехнулась, глаза у нее в тот момент предательски заблестели.
- Просто ужасно, когда забываешь о том, кому именно обязан жизнью. Если не сейчас, то потом он все равно сделал бы все, чтобы узнать, кто вытащил нас из тюрьмы. Саске не из тех людей, кто забывает о долге, Сакура. Скажи ему, что прощаешь, что ни на что не претендуешь. И, пожалуйста, скажи ему, что ему дан второй шанс искупить прошлые ошибки.
И потом Карин снова провалилась в забытье, а она не находила себе места.
И сейчас, стоя перед окном, Харуно чувствовала чужое присутствие в палате, чувствовала, что этот разговор неизбежен. Однако, мысль о том, что она сможет высказать все то, что о нем думает, не покидала женщину. Теперь уже действительно все равно. Уже не столь важно. Она не желала себя хоронить, просто здраво оценивала свои возможности: Цунаде была в столице, занимаясь делами государственной важности, враг был на подходе, все готовились к битве. Никто не станет заниматься их лечением, а если и станет – успехов просто не добьется. Нервировать кого-то лишний раз не входило в планы Сакуры, на войне умирало сейчас много людей, так пусть она будет числиться в этих списках, как погибшая при взрыве или что-то подобное.
Теперь можно не скрывать ничего, не бояться того, что тебя поймают. Не бояться все высказать тому, кто стал причиной ее разрыва между долгом и чувствами. К чему?
Она уже одной ногой в могиле, и под всеми этими волнениями Сакура очистилась.
Очистилась от страха и ненависти.
- Карин сказала, что ты придешь, - тихо проговорила женщина, печально улыбаясь. – Вернее сказать – она это знала. Вот только я не вижу в этом смысла.
Девушка обернулась, заглядывая без всякого страха и сомнения в глаза Саске. И она не боялась на этот раз познать эту темную глубину, знала ведь, что есть там что-то светлое. Забыть то, как он смотрел на свою команду в тюрьме Фудо, Сакура так и не смогла. И не желала забывать.
- О чем ты хотел со мной поговорить? – продолжила она, тяжело вздыхая и сжимая губы в тонкую полоску. – О том, что случилось в тюрьме Фудо? Ты там был и все видел. Больше тем для разговора я не знаю.
Учиха лишь склонил голову на бок, а потом сделал пару шагов ей навстречу, окидывая задумчивым взглядом Карин, а потом обращая внимания и на Сакуру. И на этот раз было странно разговаривать с ним нормально. Во второй раз. Хоть он и не вступил в беседу, она хотя бы уже не чувствовала его желания убить бывшую напарницу по команде.
Ирония в том, что такую эволюцию замечаешь только тогда, когда на твоей дороге скоро возникнет тупик.
- То, как ты попала туда, - тихо и уверенно проговорил Саске. – И тот, кто помог попасть туда. Цэй Вэй ясно дала понять, что это ее рук дело.
- Я и не отрицаю, что ее, - задумчиво ответила Харуно. – Вот только какой резон тебе это знать?
- Маска на твоем лице, которая была в тот день... Как она к тебе попала? – продолжал задавать странные вопросы Учиха.
- Я получила ее в той посылке, где были все карты и чертежи Фудо, - прошептала Сакура. – Тогда я не придавала этому значения, мои мысли были заняты другим. Почему тебя это так интересует?
На ее вопросы Саске не спешит почему-то отвечать, лишь сжимал ладонь на рукояти катаны, и все.
- Я имею право знать, что происходит, - услышал он твердый голос ученицы Сенджу, - ведь на кон поставлена сейчас не только моя или твоя жизнь. Ты помнишь те слова о проекте «Святилище проклятых», так что не стоит в такие моменты о чем-то умалчивать!
Брат Итачи смежил веки в знак согласия.
- Группа АНБУ, которая была с вами, исчезла, не так ли? – задал он наводящий вопрос.
- По нашим сводкам, ты убил их, - вполне спокойно проговорила Сакура, - но я не верю. Даже если они и преследовали тебя, ты должен был знать о слежке и избегать ее, дабы не найти новых проблем.
Потом внезапно только Харуно осенило, что впервые она слышит, что Учиха говорит так быстро. Было какое-то напряжение в его голосе, которое женщина сначала не заметила. Это давление возникало по ходу их беседы, разговор постепенно стал проходить чуть более на повышенных тонах.
И она не скрыла своего удивления, которое отразилось в глазах, и которое заметил Саске. Это замешательство не то, чего он добивался.
- Ты сама говорила, что не хочешь каких-либо тайн между нами, - спокойно сказал Учиха, смотря в зеленые глаза, которые лихорадочно блестели. – Поверишь ли ты, что командир их команды позволил мне убить всех членов АНБУ? А потом убил себя сам?
- Зачем ему было это делать? – довольно жестким голосом поинтересовалась Харуно, невольно приоткрывая рот в удивлении. – Данзо никогда бы не позволил такому человеку руководить своим отрядом.
- Что если он не знал о том, что такой человек есть в его отряде? Что если он вообще не посылал этот отряд в столицу? У вас было подтверждение от Цунаде, что такой отряд существовал? – быстро задавал свои вопросы Саске, что Сакура просто не успевала ответить хотя бы на один из них.
- Такой отряд существовал, раз тебя обвинили в его убийстве, - стала рассуждать ученица Сенджу, потирая виски и начиная ходить по палате то в одну сторону, то в другую. – Обвинение в уничтожении отряда корня АНБУ номер пятьдесят семь, третьего отдела карается ликвидацией объекта, уничтожившего его. Террор в Фудо карается уничтожением объекта, но...
Сакура перестала вспоминать все грехи и преступления, в которых винили Учиху, и остановилась посреди палаты, как вкопанная. Она посмотрела на свои руки, которые заметно дрожали. И до нее словно снизошло озарение.
- Твоя бандана...
- Что? – внезапно для себя выдохнул Учиха.
- Какая же я дура! – воскликнула Харуно, как ни странно, но с радостью в голосе. – Ты пошел в столицу за своей банданой, которая исчезла из картотеки и твоего дела после того, как прошла Четвертая Мировая. Ты не мог знать, что она окажется в столице, не предупреди тебя тот, кто выкрал ее. Все началось задолго до того, как произошло убийство адепта. Невозможно было за считанные дни связать все сильные взрывные печати между собой. Когда после падения Обито и Мадары на столицу напали оставшиеся в живых клоны Зетцу, большая часть Фудо осталась в руинах. При восстановлении могли заложить большую часть печатей, вот только...
Сакура выдохнула, хватаясь за голову и стараясь сложить эту цепочку фактов хотя бы у себя в сознании. Тогда перед взрывом она стала понимать, но упустила ту нить. Сейчас Харуно не могла себе этого позволить.
- Для этого нужны были люди, которые не стали бы действовать без приказа. Эта часть легла на плечи Цэй Вэй, которая имела связи. Помнишь, что она говорила об этой войне? Это всего лишь первый ход, но для чего? Что дает война? Битвы, схватки, потеря ресурсов и боевых единиц... А что, если брать послевоенное время? Политическая и экономическая нестабильность. Мировые договоры – повод отложить разборы конфликтов на будущее. В прошлый раз нации сплотились, а теперь? Разрозненность погубит нас, он это знает! И нужно было задать толчок этой цепочке событий. Сделать так, чтобы под удар попала Коноха и отвлечь внимание на этот скандал, пока будут идти дальнейшие приготовления! И если бы... ох...
Сакура сжала руку на груди, там, где билось сердце. Странный импульс словно ударил по одному из важнейших органов, заставляя женщину скорчиться и захрипеть, выплюнуть на пол сгусток крови. И так странно и пугающе смотрелась алая человеческая кровь в лунном свете...
Харуно повалилась на пол, вот только Учиха успел и подхватил Сакуру на руки. В иной момент она бы порадовалась, но что-то затуманило сознание, мешая думать. Даже боль ослепила ее лишь на миг, потом уже ничего не было. Лишь ощущение сопровождало ее, ощущение легкости, полета, но оно длилось так недолго. Она словно вернулась на землю, и если бы Сакура могла трезво мыслить и дальше, то заметила бы, что ее земля – всего лишь кровать.
И ее мечта почти сбылась: Учиха, который несет ее на руках, а потом кладет ее на постель с легким волнением в глазах и с привычным раздражением. Вот только она умирает, а он думает, кого из врачей лучше позвать.
И не понятно - несправедливость это или злая шутка судьбы.
- Там в ящике есть.... ах...
Она закусила нижнюю губу и отвернулась от тумбочки, на которую до этого момента указывала дрожащей рукой. Саске медлить не стал, и уже спустя несколько секунд в его руках оказалась ампула и шприц. Кабуто не тратил свое время на мелочи, вылечил – долизывай свои раны сам. Вот и приходилось учиться Учихе не только боевым искусствам, но и элементарным медицинским. И он не растерялся, как порою юные медики, по профессиональному перетягивая ее руку выше локтя и вводя внутривенно спасение от мучений.
Спустя пару минут, когда состояние капля за каплей становилось лучше, Сакура тихо всхлипнула и печально улыбнулась куда-то в сторону. Она находилась на грани сознания и бессознания, наплевав практически на политические проблемы и какую-либо безопасность родины. В моменты, когда у них все выходило, шиноби Конохи, по обыкновению, как и все обычные смертные, просто падали.
И они не достигали вершины своих возможностей. Тот, кто говорил, что это возможно – просто лжец, который на самом деле надеялся, что познал пик своей силы. И он так и не добрался и не доберется до вершины. Все от того, что тело тяготит его. И страсти, и грехи, что люди просто называют бременем.
Сакура тяжело выдохнула, чувствуя, как слезы катятся из глаз. И она так была благодарна Саске за то, что он понимал, что сильные тоже плачут. Лекарство, сделанное ею заранее, облегчит мучения ненадолго. Харуно даже не думала, что все случится так быстро и стремительно.
И слезы катились из глаз женщины, наполненной усталостью. И оба они молчали. Саске сидел с ней рядом на кровати, сложил руки в замок и опершись локтями о колени, а Сакура...
Просто мечтала о сне и думала о том, чего никогда не познает.
- Я мечтала когда-нибудь выйти замуж за человека, которого люблю. Завести детей, семью и умереть в окружении многочисленных родственников и непоседливых внуков, - он почувствовал ее легкую и печальную усмешку. – Так банально, но так желанно. Вот только мне приходилось учиться жить без любви человека, которого любила я. И умру я где-нибудь во тьме убежища Конохи.
Мужчина лишь тяжело вздохнул и посмотрел в ее глаза так, что Сакура там увидела одно: он ее понимал. Впервые в этой чертовой и несправедливой жизни он ее понимал. И не смотрел так, словно она отброс общества или слабачка.
- Не надо никого звать, скоро состояние нормализуется. Это уже не первый приступ, - спокойно проговорила Сакура. – И знаешь, тебе дали второй шанс: твой брат жив и сейчас он воюет за Коноху, не отталкивай его идеалы, ведь больше не за что мстить.
- Сакура, - тихо произнес он, но Харуно все равно услышала его.
Ученица Сенджу смотрела на него с надеждой и с теплом, как смотрят люди, которые всегда ждут. И в холод, и в жару, и в бурю, и в гром, а все от того, что любят.
- Спасибо, - договорил Саске и улыбнулся ей глазами, губами ведь просто не умел.
Но и этого хватило, чтобы Харуно улыбнулась тоже, несмотря на боль и рушившуюся жизнь. Хватило и такой мелочи. И сейчас она вновь смотрела ему в спину, смотрела, как он подходит к окну, собираясь исчезнуть из ее жизни. И на этот раз женщина сомневалась, что они встретятся когда-нибудь.
- Саске, один вопрос...
Тот бросил в ее сторону заинтересованный взгляд.
- Скажи, ты когда-нибудь уважал меня? Хоть немного?
Перед тем, как исчезнуть, он просто кивнул.
Наверное, в этом случае, слова мало что значили. И только так, на подсознательном уровне, можно было действительно узнать, что же чувствует другой человек.

13 часов до нападения. Парк возле убежища.

Его смена уже прошла, но спать, как и многим не хотелось. Никто сейчас не мог обрести внутреннюю гармонию, поэтому оставалось только наблюдать, как тянулась вереница из людей, что потихоньку продвигались к убежищу. Там было больше всего огней, нежели по всей деревне. На тех дорогах зажигали самые яркие фонари – зеленые, красные и желтые, изредка он видел там проблески синевы. А еще мельтешение и столпотворение, там были молодые и старые люди, мужчины и женщины. Сай наблюдал, как те тихо переговариваются между собой, самым странным казалось ему иногда видеть в толпе улыбки. Дети играли друг с другом в догонялки, придумывали самые разнообразные сказочные миры.
И член корня АНБУ сомневался, что воля народа Огня действительно сломлена. Ничего подобного. Просто сначала им это показалось.
И он продолжал наблюдать, сидя на ветке самого высокого дерева за тем, как подобно муравьям вдалеке шли в свой новый временный дом жители Конохи. В парке же сейчас было темно и пусто, поэтому Сай не беспокоился о том, что кто-то потревожит его именно сейчас.
Что же было для него самым интересным?
Иногда отсюда можно было увидеть огни впереди. Там, за пределами деревни. Мужчина не знал, мерещиться ли ему, но даже отсюда он чувствовал, как земля впереди сотрясалась. Только шиноби мог это почувствовать. Почувствовать, что огоньки впереди – это взрыв печатей, ловушки, которые они установили во время отступления, были задействованы. Благо, что для жителей они сейчас незаметны, паника ведь губит больше людей, нежели клинок врага.
В любом случае, художнику сейчас отчасти было приятно находиться здесь. Пейзажи вдохновляли его на рисунки, наконец-то появилось вдохновение после боя с войсками Риса. Он даже засыпал иногда здесь, выбирая место покомфортней, а все от того, что в реальный дом возвращаться не хотелось.
Часто, правда, к нему приходила Ханаби, и, как правило, разговаривали они мало, но по делу.
- Сегодня утром приходила весточка от Хинаты, - не поздоровавшись, проговорила Хьюга. – Они не смогли пересечь границу, но...
- Что? – тут же прерывал ее Сай, с интересом глядя в глаза сестре своей любимой.
- Она не сдается, - с улыбкой на губах продолжала Ханаби. – Впервые за всю свою жизнь я вижу ее такой решительной. Она перестала быть неуверенной, сейчас ее ставят, как командира одного из отрядов, Хината возглавляла наш клан недолгое, но довольно тяжелое время. Мне жаль, что ей пришлось столько пережить, но даже отец теперь с гордостью говорит, что она его дочь. Раньше такого никогда не было...
Женщина села рядом, устремляя свой взгляд к горизонту, где стало видно новый огонек. Вспышка, которая длилась недолгое время. Вот только это все равно вызвало с ее стороны тяжелый вздох.
- Я впервые завидую ей, никогда бы не подумала, - усмехнулась Ханаби, качая головой. – Но эту зависть... Эту зависть вряд ли можно назвать черной. Я хочу быть в чем-то похожей на нее. Когда становилось все тяжелей, это она подбадривала меня, а не я ее. Хината изменилась.
- Я это заметил, - согласился с ней художник, тепло улыбаясь.
За столько лет он постепенно учился выражать свои эмоции в жестах, что раньше у него никогда не получалось.
- Я помню, как она переживала перед последним боем. Помнишь, два года назад? Перевал горы Тан, где было около двадцати пяти тысяч клонов Зетцу, которые научили клонировать друг друга при помощи какой-то техники. Война, длившаяся около двух лет, всех тогда заставила исчерпать себя. Она тогда так устала, а потом и вовсе стала пропадать, тренировалась все время, стала молчаливой. Представляешь наш шок, когда прошло всего два года спокойствия? – задала риторический вопрос Ханаби.
Она ведь знала, что он представлял себе это и испытывал это. Все тогда надеялись, что конфликт не выльется в новую войну.
- Просто, когда она вернется, сделай так, чтобы она об этом забыла, хорошо? – вставая со своего места, проговорила сестра Хинаты. – Мне пора, я сегодня отвечаю за северную границу.
- Удачи, - только и сказал тогда Сай, возвращаясь к созерцанию огней.
- И тебе...

12 часов до нападения. Северные ворота Конохи.

У вечных оптимистов Гая и Ли сейчас настроение не испортилось в связи с обстоятельствами, а приподнялось. Те так много говорили о Силе Юности, что даже нашли отклик у шиноби из Кири. Две беловолосые женщины в темно-синем трико, обе с голубыми глазами и взрывным характером. Прическа под каре походила чем-то на тот самый горшок, под который всегда стриглись Гай и Ли. И теперь шиноби, которые проживали в Конохе, обходили двух Зеленых Зверей их деревни, а те прибывшие, что знали Шай и Ши, двух Синих Дьяволов Кири, также остерегались боевых женщин. Так и остались наедине пропагандисты двух, безусловно, Великих Сил!
Майто и Рок, как всем известно, верили в Силу Юности, а вот Шай Кайто и ее дочь Ши Кайто пропагандировали Силу Отваги. И только из-за этого несовпадения взглядов возник у представителей двух разных деревень совсем небольшой конфликт. В основном, из-за принципиальной Шай, которая не привыкла в чем-либо уступать шиноби. Особенно не привыкла уступать мужчинам.
Хоть схожести у них и были: все присутствующие у дальней заставы владели исключительно тайдзюцу. И вера их в разные Силы раскрылась на самом деле, чисто случайно.
- Не думал, что когда-нибудь повстречаю двух таких привлекательных женщин, которые превосходно владеют тайдзюцу! – восхищался Гай, просто рассыпаясь в комплиментах.
Шай, скрестив руки на груди, лишь отвернулась, словно ей были омерзительны его слова.
- Сила Отваги помогает мне и дочери, - твердо ответила ему Синяя Дьяволица, довольная тем, что их так радушно приняли.
Пока же сенсеи разговаривали, Ли наблюдал за юной девушкой, которая, сжав свои пухлые губки, строила ему глазки. Она улыбнулась и, помахав рукой, тихо захихикала. Ее мать и Гай все еще продолжали свою беседу, поэтому не заметили этого невинного флирта.
- Сила Юности также обогащает нас! – уверенно заверил ее Майто, обворожительно улыбаясь и поправляя свой жилет шиноби.
- Вы не верите в Силу Отваги?! – изумленно воскликнула Шай, таращась на Гая, будто перед ней стояло привидение. – Что еще за Сила Юности?!
- Ну... мы...
- Ах, черт! Ши, пошли отсюда! – гневно крикнула женщина, хватая свою дочь за шиворот, словно провинившегося котенка.
Та пискнула и вытаращила свои голубые глазки, но мать не ослушалась. Гай печально посмотрел им вслед, слыша лишь проклятия в свой адрес, что мужики всегда во всем не правы и что-то... Он не понял, но вроде бы тоже обидно.
Просто в деревне Кири была еще одна особенность: все прославленные женщины-шиноби, как правило, были феминистками, причем с довольно жестким характером. Примером тому являлась всем небезызвестная Мей Теруми, которая сильно злилась, если взгляды мужчин не совпадали с ее взглядами в вопросах политики. От того мужчинам этой деревни и интересней было покорять таких непреступных представительниц прекрасного пола, которые становились еще прекраснее, сбрасывая все маски надменности и гордости.
Жаль только, что прославленные Зеленые Звери об этом не знали.
- Мое обаяние на нее не подействовало! – опираясь на плечо своего ученика, заплакал Гай-сенсей.
Ли так вообще промолчал, глядя в след красивой девушке и ее ворчащей матери.
- Но ничего, мы покажем им, чего стоим!
Так, в принципе, и началось знакомство Синих Дьяволов Кири и Зеленых Зверей Конохи.

11 часов до нападения. Убежище Конохи.

- Мама...
Тихий голос Асумы заставил Куренай вздрогнуть. Он заснул совсем недавно у нее на руках, впервые не опасаясь, что ведет себя, как маленький ребенок. Небольшая ладошка сжала ткань красной кофты у нее на плече, не желая отпускать. И женщина раскачивалась взад-вперед, тихо напевая ему детскую песенку, практически не помня мотива.
Ее было практически неслышно из-за всеобщего шума. Все раскладывали свои вещи, готовили койки на эту ночь, место, где можно поспать. Кто-то целовал своих детей на ночь, говоря, что сегодня им должны присниться хорошие сны. Парни и юноши возмущались, что их не пустили на войну, описывая то, как они могли бы помочь родине. Кто-то тихо плакал в сторонке, и непонятно было, то ли от страха, то ли случилось чего. И мелькали огни разных ламп в убежище, и освещали они то, что происходило здесь.
А происходило ведь многое: кто-то терял надежду, а кто-то ее только приобрел.
- Спи, никто больше не потревожит твоего сна, - тихо проговорила она и провела правой рукой по его волосам, которые спокойно проходили сквозь ее пальцы.
Тот не ответил, лишь разжал свою ладошку и засопел еще сильнее.
Куренай тепло улыбнулась и, положив Асуму на койку, встала со своего места. Тяжело вздохнув, она оглядела их временное пристанище: то была одна из маленьких комнат в самом сердце убежища, куда отводили подростков и детей. Скоро ей придется уйти, и в тайне женщина надеялась, что кто-то присмотрит за ее сыном, если что-то случится.
Что-то говорило ей, что он не останется один. Шикамару обещал взять под опеку Асуму, когда тот чуть подрастет. И ее товарищи также позаботятся, если что-то случится, и...
- Нужно поговорить, - раздался рядом тихий и столь знакомый голос, обладатель которого положил руку ей на плечо.
- Что ты здесь делаешь, Какаши? – не без удивления спросила у него Куренай тогда, ведь меньше всего она ожидала увидеть командира одного из передовых отрядов именно тут.
- Я пришел только сказать, что ты можешь остаться со своим сыном во время нападения, - спокойно произнес Хатаке, засовывая руки в карманы и смотря в сторону спящего ребенка. – Это не только мое решение, но и старейшин.
Данные слова стали для нее холодной водой, столь неожиданно она вылилась на нее, что было непонятно: радоваться ей или нет. Куренай хотела биться, но и оставить своего сына сиротой в случае непредвиденных обстоятельств, считала просто грехом. Ребенок не заслужил потерять еще и мать.
- Почему?
- Его отец уже отдал все долги Конохе, - тут же ответил Какаши, уверенно и с теплом смотря ей в глаза. – Не стоит тебе идти в это пекло, Асума бы этого не допустил.
- Но...
- Считай, что это твой приказ: оставаться здесь. Хорошо? – оборвал ее Хатаке, пока не начались дальнейшие расспросы. – У нас есть союзники и большие жертвы теперь не нужны.
Женщина только кивнула и улыбнулась.
И все-таки Бог был везде, ведь ее молитва быстро достигла Его ушей.
Ее сын точно не останется один.
- Спасибо.
В ответ на благодарность Какаши просто кивнул.

10 часов до нападения. Близлежащая территория Конохи.

Нельзя было заметить небольшую фигурку, которая сливалась с деревьями в темноте. Хрупкая с виду девушка тяжело вздохнула, сбрасывая капюшон своего плаща, и устало улыбнулась, когда, наконец, как на ладони перед ней предстала Коноха. В серых глазах появилась радость, а на губах заиграла привычная садистская улыбка. Она потерла правой рукой шею, а левой стала доставать из-за спины свою косу с тремя лезвиями. Радость ее омрачало только присутствие одного человека, из-за которого девушка постоянно сжимала накрашенные алой помадой губы.
- Слушай, отвали по-хорошему, я в ваши дела не совалась, так что и вы в мои не суйтесь, - грубо проговорила она, зло смотря на присевшего на валуне мужчину.
Хидан лишь цокнул языком, оглядывая дочку Цэй Вэй. В четырнадцать лет та выглядела далеко не как подросток: длинные сапоги на каблуках, черное платье с таким разрезом, что было видно ее далеко не короткие прелестные ноги. Грудь размера эдак второго, оголенный живот, открытые плечи без всяких бретелек. Только спина была полностью закрыта и красный капюшон, являющийся частью этого странного наряда, оборванной тряпкой скрывал шею. Шею, на которой был тот самый медальон со знаком Дзясина. Цепочки из-под этого странного капюшона он не видел, но сам амулет красовался точно между грудей девушки.
И кто говорил, что в четырнадцать лет девушки еще дети? О, времена давно изменились!
- Мне стало интересно, почему ты не захотела помочь Касуми и своей матери, когда узнала правду... Такума, - томно назвал ее имя тот, облизывая губы.
- Я тебя предупреждаю, псих с уклоном на педофилию, что если еще раз будешь на меня так глазеть, то я лишу тебя того, что делает тебя мужчиной, - поднимая оружие в его сторону, твердо произнесла дочь Цэй Вэй. – И уж поверь, всем будет срать, есть у такого подонка, как ты, мужское достоинство или нет. Самому пришивать придется.
Она усмехнулась, опуская косу и наблюдая за тем, как такая же ухмылка появляется и на его лице.
- Какова мамаша, такова и дочка. Я не удивлен, что ты такая стерва. И все же... Почему ты не осталась на острове Гань Вань Ши? – насмешливо поинтересовался тот. – В кругу своей семьи...
- Я ненавижу эту суку, - сразу же ответила Такума, и странный недобрый огонек появился в ее глазах. – Касуми пришлось мне все рассказать, потому что я нашла информацию о моих родителях в архивах. До этого момента мало, кто интересовался моим мнением. Особенно эта падаль, которая засунула меня в публичный дом на радость жирным дядечкам с большими кошельками.
И только потом он понял значение татуировки у нее на шее, которую заметил еще в кабинете сестры Цэй Вэй. Знак бесконечности на шее – метка самых элитных публичных домов.
- Там любят маленьких девочек. Самой младшей из нас было семь лет, а мне на тот момент – всего одиннадцать. Тогда я ничего не знала о дзюцу и мастерстве ниндзя, - с гневом проговорила Такума, опираясь на косу и сжимая ее все сильнее. – И все же я оттуда вырвалась и разыскала Касуми, ожидая момента, когда я смогу ей отомстить. Обучалась и поверила в жестокого бога Дзясина, мечтая о том, как когда-нибудь я выпущу кишки этой твари. А тут... Так удобно сложились обстоятельства! Они стремятся воплотить свой план в жизнь, а я им просто помешаю. И поэтому я здесь... Просто враг моего врага – мой друг.
- Не боишься, что я тебе помешаю? – усмехнулся Хидан, медленно вставая со своего места.
Такума лишь покачала головой, растягивая свои алые губы в садисткой улыбке.
- У тебя тоже иные цели, ведь я слышала о том, что тебе насолил какой-то мальчишка. Война уже дает возможность насладится нам жестокостью Дзясина, так что тебе нет резона помогать и дальше моей долбанутой тете и тому уроду, - с уверенностью заверила его Вэй. – Найди того мальчика, пришиби его, и жизнь сразу станет радужной и счастливой, а если хочешь, чтобы он помучился, то убей его подружку сначала. Прямо на глазах. Какого черта взрослый мужик слушает какого-то идиота в маске? Неужели ты подкаблучник, Хидан-кун?
Прибавив этот ненавистный суффикс, она тихо захихикала и умиленно улыбнулась.
- В любом случае, я начну мою маленькую месть с завтрашнего дня, - довольно проговорила Такума, спускаясь вниз по склону, там, где была Коноха. – Когда две пострадавшие женщины исцеляться от проклятия моей матери.
И она прикоснулась к маленькому кармашку своего подсумка, где хранились украденные ампулы с противоядием. И где была дальнейшая надежда Сакуры и Карин на то, что те все-таки выживут.