Летопись разлома. Том 1. На грани... (Глава 6. Часть 2)

В тот день ей ничего не снилось. Ни лиц, ни крови, ни войны. Не было какого-то ужаса, отчаяния и сожаления. Не вспомнился жар пламени, холод железа. Не посещали ее и обжигающие слезы боли, леденящий страх того, что впереди может быть все еще хуже.
Огни Фудо скрылись в непроницаемой пустоте, правители с масками на лицах ушли, так же весело танцуя, куда-то туда, за сцену. Не слышался детский смех. Не пелись гимны победы. Исчезли дифирамбы войны. Наряженные с ярким макияжем куртизанки с приторными духами и терпкий вкус саке также не вспоминались ей. Не было и красной луны, цепких пальцев иллюзии.
В тот день ей ничего не снилось, но Сакура все равно проснулась посреди ночи, вздрогнув от неприятного ощущения тянущего чувства. Харуно испугалась осознания того, что она не почувствовала своего тела, а мыслями ушла куда-то туда, куда ей еще рано было уходить. Это и заставило женщину открыть глаза и шумно вдохнуть в свои легкие воздух.
В комнате было открыто окно, а одеяло сползло куда-то в ноги. Прохлада на тот момент ее мало беспокоила, а вот отсутствие света волновало. Странное желание не находиться в темноте было вызвано тем, что именно тьма встретила ее после того, как она уже почти перешла порог жизни и смерти. Тогда она встала вовсе не затем, чтобы закрыть окно и включить свет.
Сакура знала, что уснуть теперь уже вряд ли получится. Оставалось только скоротать время до рассвета, а может и выдвинуться в госпиталь глубокой ночью, чтобы продолжить свою работу. Многие медики не смогли сомкнуть глаз за эти дни, а Харуно смогла. И ей не было совестно за это. Просто сидеть на месте и ничего не предпринимать, выслушивать сомнения по поводу того, что она не делает все, что должна, - вот, что во всей этой ситуации казалось невыносимым.
Потому Сакура просто накинула на себя халат, который покоился до этого на спинке стула, и тихим шагом двинулась на кухню. Перед тем, как пойти в госпиталь и стараться спасти еще не одну жизнь, Харуно решила выпить крепкого кофе, чтобы хоть как-то придти в себя. Сонливость в таком деле, как медицина, просто опасна, поэтому ей хотелось поскорее от нее избавиться.
Поставив старый электрический чайник нагреваться, она взяла первую попавшуюся кружку и высыпала туда две чайные ложки любимого папиного кофе. Сакура закрыла глаза и потерла переносицу, зевнув и отгоняя от себя подальше остатки тянущего чувства. На этот раз это далось ей гораздо легче, ведь не пришлось куда-то бежать, ждать удара со спины и бояться теней и шорохов на разрушенных улицах столицы.
А месяц назад было еще спокойней. Правда, это время уже всем казалось далеким.
- Кофе будешь? Или просто составишь компанию? – протянула она, ощутив за спиной знакомую чакру.
- Кофе. Без сахара, - отрывисто проговорил Учиха, словно находился у себя дома.
Сакура никак не отреагировала тогда на этот тон, просто выполнила просьбу напарника и вскоре поставила перед ним такую же горячую кружку, какую и держала в руках. Пока кофе остывал, она разглядывала Саске, словно впервые в своей жизни. До этого момента им так и не представлялось возможности поговорить наедине, кроме как в той злосчастной палате, где случился очередной приступ.
Вот только с чего начать разговор Сакура так и не знала.
- Спасибо, - сорвалось у нее с языка, и заинтересованный взгляд Учихи тут же обратился к куноичи. – Я не знаю, чего тебе стоило переступить через себя и сражаться за Коноху, но... Ты все равно это сделал. Спасибо.
Она слегка улыбнулась и тяжело вздохнула. Разговоры с Саске почему-то никогда и никому не давались легко.
- Ты сделала то же самое в тюрьме Фудо. Насколько я знаю, человеку, который преданно служил своей родине, не просто дается выбор, что в чем-то ему придется идти против нее. – Холодно ответил нукенин и отпил немного кофе, продолжая наблюдать за реакцией бывшей напарницы.
- Давай не будем об этом. Я не хочу вспоминать, что мне пришлось сделать.
Сакура отвела взгляд и сжала губы в тонкую полоску, даже против воли возвращаясь мыслями к тому дню, когда она хладнокровно убивала тюремщиков. Тогда ей казалось, что делала это вовсе не она, а кто-то со стороны, за кем она наблюдала.
Только кровь была на руках Харуно, а не на чьих-либо еще.
- Тогда и тебе не стоит меня благодарить, Сакура. В каком-то смысле я тоже делал это против собственной воли.
- Неужели ты до сих пор ненавидишь Коноху, Саске? После стольких лет...
- Я не ненавижу ее, - прервал медика Учиха, не желая выслушивать громкие речи о том, что он не прав. – Но и простить и забыть случившегося не могу.
- Тогда скажи почему. Я знаю, что ты не обязан отвечать, но, пожалуйста, я просто хочу понять, - Харуно замялась, подбирая правильные слова. – Обещаю, что больше мы не коснемся этой темы, если ты скажешь почему. Почему не смог вернуться назад, в место, где тебя ждали?
Разговор стал уходить в то засохшее русло, которое не стоило бы беспокоить. Прошлое осталось бы прошлым в любом случае, но она не могла не спросить. Сакура потеряла года, как и Наруто, тщетно надеясь на какое-то чудо, что Саске все-таки вернется, забудет о мести и успокоится.
Учиха так и сделал. Забыл о мести и успокоился, но не вернулся. Скрывался и дальше от тех, кто пытался его преследовать, и больше не давал о себе знать. Это заставило вырасти в каком-то плане Удзумаки и Харуно, со временем понявших, что чудес на свете ничтожно мало и распространяются они не на всех. Есть политика. Есть Кодекс Чести Шиноби. Есть обстоятельства, которые не могут взять и забыться.
Взросление это произошло крайне болезненно, но было оно необходимо. Жить в мечтах для шиноби столь же опасно, сколько и надеяться на удачу в битве против серьезного противника. Рано или поздно можно было бы получить удар, от которого уже никто не смог бы оправиться.
И теперь, спустя восемь лет после его ухода из Конохи, они сидели друг напротив друга, обсуждали пережитки прошлого. Она – все еще опустошенная обстоятельствами и долгом, маленький медик с немалыми возможностями, в майке, в шортах и в легком халате. Он – холодный и равнодушный, так же, как и она, зависящий от одних лишь обстоятельств, но все-таки преступник, предатель, который принял участие в не своей войне. Сидя в штанах и в майке, он смотрел на нее, с растрепанными волосами, такую же уставшую.
Когда разговор примет серьезные обороты, кофе в их чашках успеет остыть. И на этот раз она не попытается его убить. Он не попытается убить ее. Не враги. Не друзья. Просто связанные одним прошлым люди.
- Наверное, не стоило. Конечно, ведь ты никогда бы не стал раскрывать душу перед близкими. Что говорить обо мне? – чуть ли не с обидой проговорила Харуно и покачала головой, когда молчание затянулось на долгое время.
Ответа она так и не услышала.
- Что бы ни кричал этот добе, - начал Учиха, которому впервые в жизни слова давались тяжело, - он никогда бы не смог понять меня. В том и заключается разница между мной и им: наши родители умерли разной смертью и по разным причинам.
Саске выпил немного остывшего кофе, и Сакура не стала допытываться дальше. Слушала молча, смотря на него не как на калеку или предателя, а как на человека, который держал в себе всю боль много лет, и теперь все-таки с трудом пытался выговориться.
- Четвертый и его жена отдали жизнь за деревню. Добровольно. Чтобы спасти то, что им было дорого, - отрывисто продолжил мужчина, в глазах которого по-прежнему был холод. – Мои же родители убиты рукой моего брата, у которого на тот момент не было иного выбора. Коноха не вступала в переговоры, а решила раз и навсегда этот вопрос с кланом Учиха, не особо вдумываясь, что в моей семье, помимо меня, были дети и женщины, ждавшие детей. Такое решение уничтожило не только тех, кто состоял в заговоре против Конохи, но и невинных, тех, кто не подозревал и не замышлял ничего дурного. И это решение изменило не только меня, но и жизнь моего брата, выполнявшего приказ.
Саске снова прервался, говоря о своей жизни и о прожитом так равнодушно, словно это происходило вовсе не с ним. Сакура же в тот момент закинула ногу на ногу и скрестила руки на груди. Они оба вели себя так, словно этот разговор ничего не значит. На самом же деле каждый просто научился не так сильно переживать из-за слов.
Она – потому что события четырех лет успели чему-то научить, потому что произошедшее в столице что-то сломало и укрепило в ней. Он – потому что отвоевался, увидел мерзкую сторону этой жизни и перестал переживать из-за того, какую информацию несут в себе слова.
- Сначала была цель, поставленная Итачи, - стать сильнее и убить его. Когда эта цель исчерпала себя, я узнал правду о том, что случилось в ту роковую ночь. Обито поставил мне новую цель, и я стремился ее достичь, - довольно жестко произнес Саске, смотря ей в глаза так, словно он видел ее душу. – Когда закончилась Четвертая Мировая, я представлял собой мусор мира шиноби, который сложно было бы собрать. Но при этом я выжил, вот только целей у меня больше не осталось. Не осталось и ненависти, за счет которой я жил все это время.
- Тогда почему ты не вернулся? – тихо спросила она, не сдержавшись. – Почему убегал, когда мы продолжали искать?
- Потому что Коноха перестала быть мне домом давным-давно, - просто ответил Учиха. – Может быть, здесь и оставались люди, которые считали меня друзьями. Вот только были и те, кто считал меня сволочью и преступником, достойным только смерти. И еще я знал, что мой клан со времен Второго Хокаге здесь притесняли. Как думаешь, что бы здесь стали делать с детьми не только представителя клана Учиха, но и преступника ранга S, нукенина, бывшего члена организации Акацке? Ты и Наруто – те немногие, которые знали правду, а тех, кто желает мне смерти, - почти вся деревня. Такое ли место я смог бы назвать домом?
Теперь молчала Сакура, смотря на него с долей сожаления и с большей частью понимания. Настаивать сейчас на своем, гнуть линию того, что он должен был вернуться, было бы глупостью. Ничего и никому он не должен был.
И то самое кофе без сахара показалось ей еще более горьким, после всех этих слов и вновь затянувшегося молчания.
- Но твой брат не останется в стороне. На совете он сыграл значительную роль, поддержав Какаши. Итачи не отступится. Что в этом случае будешь делать ты? – поинтересовалась она, еле выдерживая его взгляд на себе.
- Пойду за ним. У меня нет других целей, кроме как тех, которые может дать он.
И снова в голосе Учихи появляется какое-то ожесточение, твердость. Медик понимает, что им обоим уже становится невыносимо сидеть за одним столом и обсуждать все то, о чем раньше они не смели даже молчать.
- Это все неправильно, - наконец, выдыхает Сакура, отталкивая от себя напускное равнодушие. – Я же помню, как восемь лет назад у тебя была еще одна мечта. Ты хотел возродить клан! Ты... Неужели ты сможешь прожить всю жизнь так... В бегах, как трус, потому что твое прошлое пугает тебя самого?!
- Не смей, - угрожающе прошептал Учиха, но это подействовало в обратную сторону.
Харуно уже не сдерживала эмоций.
- Ты только кажешься сильным, но на самом деле просто боишься взять ответственность за свои поступки! – она встает со своего места, смотря на него сверху вниз и не чувствуя больше ни страха, ни боли. – Все, что ты можешь делать, - это помнить, что сделали с твоей семьей, и рушить! Рушить дальше, наживать для собственного клана будущее еще темнее, чем было до этого! И только когда твой старший брат вернулся, ты вернулся вместе с ним, но по-прежнему не хочешь признавать, что в Конохе все-таки есть те, кто ждали и будут тебя ждать!
Она говорила быстро и не сорвалась на крик только потому, что наверху спала команда Саске и Наруто, который еле волочил ноги после работы в деревне. Вот только этого все равно хватило, чтобы Саске вскочил и тут же оказался у нее за спиной. Шаринган, появившийся в его глазах, не предвещал ничего хорошего, но Сакура все равно не собиралась останавливаться, теперь видя истинную суть вещей.
Учиха сжал ее плечи и заставил посмотреть прямо в глаза, находясь в опасной близости, что не предвещала ничего хорошего. Вот только медик все равно не боялась.
- Замолчи, - процедил сквозь зубы нукенин, но и это не подействовало.
- Ты говоришь, что Наруто тебя не понимает, но детство его тоже выдалось не из легких. Ты знал, что такое семья, а он этого не понимал! Его ненавидели за то, что родители, спасая деревню, запечатали в нем демона, но после этого он все равно не сломался! Он был ребенком, который не мог за себя постоять, но все равно не озлобился на этот мир, как сделал это ты! – Сакура оттолкнула Саске от себя и продолжила с разочарованием наблюдать за его попытками остановить ее. – В отличие от тебя, он не страшился сложных путей, чтобы найти силу! Он не видел в товарищах обузы, а ты, как последняя собака, побежал за Орочимару, потому что он пообещал тебе ту самую желанную силу!
Потом ее просто придавили к столешнице, схватив за волосы так, что она уже не смогла бы увернуться. Горячее дыхание опалило лицо, поднимая внутри волну еще большего гнева и негодования. Если бы наверху никого не было, они просто перебили бы друг друга. Какая-то странная выдержка еще останавливала их, чтобы не перебудить весь дом, но при этом позволяла Сакуре говорить все то, что она думает, а Саске явно показывать свое недовольство.
Харуно тогда оперлась руками о его грудь, а он продолжал все также держать ее за волосы, второй рукой при этом прижимая к себе так крепко, что теперь ученица Пятой вряд ли смогла бы вырваться. Кто-то мог бы заметить двусмысленность такой позы, если бы она не попыталась вновь его оттолкнуть, вновь задеть за живое, а он не вырубил ее только потому, что знал неустойчивость своего положения в Конохе. Оставалось только запугивать дальше, да терпеть, пока сама не выдохнется и не заткнется.
- Если ты скажешь еще хоть слово...
- Даже два скажу! – прошипела прямо в лицо Сакура и ударила его в солнечное сплетение, вновь отталкивая от себя. – Пусть ты считаешь меня слабой, пусть вся деревня представляется тебе мясом на убой, но ты все равно будешь намного слабее многих. А знаешь почему?! Потому что все свою жизнь ты убегал от ответственности за свои поступки и не старался исправить ошибки. Наруто здесь уважают и любят, за ним пойдут, когда будет нужно. А ты ничем не лучше Данзо, потому что в прошлом также прилагал усилия, чтобы убить детей и женщин, ждущих детей. Посмотри в зеркало, Саске. Ты стал такой же гнидой, которая посмела отдать приказ об уничтожении твоего клана!
После этих слов у него буквально сорвало крышу. В голове что-то помутнело, затих тот голос, который приказывал ему остановиться.
Наконец, до Сакуры дошло, что она только что сказала.
Чашки с кофе опрокинулись на стол, темный напиток пролился на его поверхность, а потом стал частыми каплями падать на пол. Харуно вцепилась в руку Саске, которая все сильнее стала сдавливать горло. Она захрипела, чувствуя, как холод ударяет в голову, и постаралась оттолкнуть его от себя. Давление усилилось, выжимая из нее последние капли воздуха, остававшиеся в легких, а потом перед глазами странные красные точки на фоне лица бывшего напарника, исказившегося в гримасе гнева.
Сакура попыталась вдохнуть воздух, бессмысленно вцепившись ногтями в его руку, но ничего не вышло. Исчезнувший страх словно смеялся ей в лицо, заставив вновь почувствовать свой холод. Она чуть не завизжала, всхлипнув и ощутив влагу на своих глазах, а потом все стало меркнуть.
И бывшего напарника с чудовищной силой отбросило от нее подальше, вновь позволяя вздохнуть.

Тогда Темари еще ни на шаг не отходила от Хинаты, которой залечили уже все раны. Она добровольно вызвалась подежурить в ночную смену и предупредить медиков, если что-то случится. На самом же деле ничего страшного с Хьюга не произошло: та отделалась всего лишь парой царапин, пока они добирались до основного лагеря и отбивались от наемников из страны Реки.
Луна затерялась еще где-то в облаках, когда Хината и Темари покинули палатку, чтобы посидеть у костра и подышать прохладным воздухом. Многие шиноби уже спали, наслаждаясь отдыхом, другие же охраняли границы лагеря, и лишь единицы, как они, не могли заснуть и согревали руки у огня, тихо переговариваясь о чем-то.
На тот момент Канкуро, уже в стельку пьяный и довольный, спал у себя в палатке, а Неджи находился на совещании с Тсуме и Ханой, потому никто и не мешал женщинам побыть наедине. Они не были лучшими подругами. Не были даже хорошими знакомыми. Просто легче обеим становилось от осознания того, что рядом находился человек с похожей судьбой.
У обеих были родственники, которые ждали их. Темари шла к брату, а Хината наоборот покинула отца и сестру. Обе в Огне приобрели и оставили любимых мужчин, отношения с которыми возникли спонтанно из-за этой чертовой войны. Обе были командирами и несли на себе ношу не простую и довольно тяжкую.
Потому никто не испытывал какого-либо дискомфорта, стоя напротив костра и протягивая к нему свои руки. Никто тогда не сидел, чтобы не заболеть, сидя на хладной земле, не сидели и Хината с Темари.
- Через два дня все свершится. Я слышала твой разговор с Тсуме. Значит, мы воссоединимся с армией, во главе которой будет сам Кадзекаге? – тихо проговорила Хьюга, когда пламя дрогнуло и исказило ее тень на голой земле.
- Да, мой брат ведет за собой не только шиноби Суны, но и войска самураев феодала Монтаро. Они уже на территории Реки, отвлекают на себя внимание неприятеля, чтобы Таура не смогла повести свою армию на Огонь. Вскоре мы воссоединимся у территории столицы, - ответила куноичи и с улыбкой взглянула на Хинату.
Счастье в ее глазах было заметно даже в ночи. Война не смогла сломать эту женщину, что не могло не радовать саму Хьюгу. Видеть не сломленных и не подавленных людей было редкостью и каким-то чудом.
- Твой брат не похож на человека, который умеет и знает, что такое проигрывать. Скоро мы доберемся до столицы Реки и сможем вернуться домой...
- Ты скучаешь по Конохе, Хината? – поинтересовалась Собаку, заметив в глазах Хьюги тоску.
- Я больше боюсь за нее, чем скучаю. Войска Риса должны были подойти к ней, когда я уходила. Ханаби обещала, что все будет хорошо, и что мы все переживем, но я все равно боюсь, - призналась она и сжала губы в тонкую полоску. – Отец бы не простил мне этого страха, но они – мои родственники, я не могу не бояться за них.
Хината тяжело вздохнула и отвела взгляд, словно стыдясь этого чувства. Что бы ни делала с собой куноичи Листа, она все равно боялась. И Темари не осуждала ее. Темари понимала ее.
- Кодекс Чести Шиноби предписывает, что мы не имеем права на чувства, и что во время войны мы – всего лишь оружие в руках наших феодалов, - проговорила сестра Кадзекаге, глядя в огонь. – Многие же философы говорят, что человек рождается человеком и не имеет права становиться кем-либо другим. На самом же деле никакой Кодекс и никакие философы не знают, что на самом деле представляет собой шиноби. Да, мы являемся боевыми единицами на поле боя, но при этом мы остаемся матерями и отцами, братьями и сестрами, дочерьми и сыновьями. И это не изменит никакая поправка закона, Кодекса и заметка философа, потому что это право мы получили от рождения. Как и право чувствовать.
Хината тогда улыбнулась с благодарностью в глазах и тихонько рассмеялась.
- Тогда мне стоит познакомить тебя и моего отца когда-нибудь. Он – человек строгих правил, но довольно понимающий. Иногда... Иногда он даже мягок по отношению ко мне и Ханаби. Наверное, трудно действовать по предписанию, если с самого рождения знаешь, что не лишен права на чувства.
Хьюга и Темари понимающе друг на друга посмотрели и снова отвели взгляд на огонь. Кто-то в лагере также сейчас стоял со своим товарищем у костра: женщины видели маленькие группки шиноби, которые не воспользовались возможностью выспаться, хотя это и было необходимо.
Тогда облака в ночи, тонкие и еле заметные, проплыли по небу, закрыв диск луны на недолгое время. Безликими тенями слонялись по лагерю представители клана Хьюга и Инузука, сменяя друг друга на постах. Самураи что-то обсуждали, из-за чего иногда слышался громкий и веселый мужской хохот. Кто-то еще умудрялся играть в карты, при этом делая это на совсем глупые желания: прокукарекать несколько раз или полаять. Кто-то рассказывал похабные анекдоты, постоянно жестикулируя, а кто-то просто смотрел на звезды и просто молчал.
Немногие тогда задумывались о том, что ждет их впереди. По большей степени сейчас шиноби или отдыхали, или веселились, потому что появилось время на себя.
- Ханаби сказала мне, что откажется от поста главы клана, - тихо прошептала Хината, смотря на языки пламени и вспоминая сестру. – Она сказала, что недостойна его, раз не сориентировалась тогда, когда больше всего нужна была семье.
- Твоя сестра поступила мудро, - тут же ответила Темари, не особо переживая из-за того, что они перескакивали резко с темы на тему.
- Ей поставят печать. Это значит, что она станет представителем побочной ветви и всегда будет в услужении у главной. Ее детей постигнет та же участь. Ханаби отказалась от спокойной жизни, потому что... Потому что любит меня... Никогда до этого она не говорила мне о том, что любит меня, - продолжила обладательница кекей генкай, тяжело вздыхая. – Она сказала, что поговорит об этом с отцом после битвы, и сказала, что теперь все будет по-другому.
В этот момент на лице Хинаты отразилась решительность, которую мало кто видел раньше. Отголоски прошлого, где она защищала Наруто от Пейна и выступала с Удзумаки против Обито, превратились теперь в полноценный голос, которым она говорила. И застенчивость, и страх исчезли с образом девочки и девушки.
Сейчас рядом с Темари стояла женщина, уверенная и решительная, без пяти минут глава клана Хьюга.
- Побочная ветвь и главная всю свою жизнь ненавидели друг друга, и только кровь скрепляла нас и заставляла бок о бок идти в бой, - Хината прикрыла глаза, вспоминая те моменты, когда она и сестра детьми ожесточенно бились, а отец холодно наблюдал за их боем. – Теперь все изменится. Не потому что Ханаби пообещала мне это...
Собаку прикрыла рот, чтобы сказать, что понимает ее, но тут же передумала. Слова в данном случае – пустые и бесцветные стекла, маленькие такие и ничтожные. Они смотрели на свою жизнь со стороны, сквозь разбитые оконные стекла того прошлого, и теперь видели все.
И Хината видела и знала, что на этот раз у нее будут силы все изменить.
- Когда я стану главой клана, - после долгого молчания продолжила Хьюга более твердым и уверенным голосом. – Когда я стану главой клана, ни один ребенок не пострадает в нашей семье. Я пойду против главной ветви, если придется, но отменю те древние законы, которые заставляли ненавидеть и страдать побочную ветвь. Никто больше не получит печати...
Темари вздрогнула и с удивлением посмотрела на ту женщину, которая решила отменить многовековые законы и которая спокойно говорила об этом. Уроженка Ветра ничего не уточняла и не спрашивала, быстро взяв под контроль эмоции и поняв, что дела древнейшего клана чужой страны – не ее дела.
А Хината так и стояла, грея руки у костра и вспоминая, как один человек сказал, что таков его путь ниндзя.

Сакура находилась еще в какой-то прострации, когда услышала звуки боя.
Тут же на кухне включился свет, Харуно почувствовала чье-то присутствие и увидела обеспокоенное лицо Карин. Быстро поднявшись со стола, Сакура удивленными глазами посмотрела на то, как Дзюго сдерживает разъяренного Наруто, а Итачи – своего брата.
Суйгецу в тот момент метался меж двух огней, сонный и обеспокоенный, что кто-нибудь из них все-таки вырвется. Шаринган в глазах Саске и продолговатые зрачки Наруто беспокоили мечника, забывшего свое оружие на втором этаже. Никто не ожидал такого поворота событий посреди ночи, мирно посапывая наверху, и, если бы Карин не почувствовала внезапный всплеск чакры Саске и Наруто, то все могло бы закончиться плачевно.
Только потом Харуно и поняла, что это Удзумаки оттолкнул Учиху. Он все видел. Видел, как Саске чуть...
- Ну, ты! – взревел Наруто, принимая попытку вырваться из захвата Дзюго. – Как ты посмел?!
Суйгецу дернулся в его сторону, помогая бывшему подопытному удержать джинчурики девятихвостого. Сакура тогда побоялась посмотреть в глаза Наруто, в ступоре продолжая наблюдать за тем, как они стоят на грани, готовые покалечить друг друга. Все внутри похолодело.
Смотреть на это ей было действительно страшно.
- Как ты посмел ее тронуть!? – Дзюго еле сдерживал Удзумаки, который уже почти себя не контролировал. - Я не позволю причинить ей вред!
Даже Курама не мог достучаться до Наруто и заставить его перестать. Сына Четвертого просто колотило от негодования. Стоило ему только увидеть. Стоило ему только увидеть, как чуть...
- Ты совсем охренел, ублюдок?! Ты хоть понимаешь, что ты ее чуть не убил?! – заорал Удзумаки, уже мало обращая внимания на напарника Саске и смотря звериными глазами прямо на Учиху. – Ты хоть понимаешь, что ты чуть не натворил?!
Наруто сжимал кулаки и уже готовился напасть. Он не собирался убивать отступника, но избить так, чтобы вправились мозги, чтобы выпустить весь этот гнев. Ведь он чуть не убил, не убил ту, что только недавно вернулась с того света, прощаясь с жизнью!
И было действительно плевать, что он – человек, которого Удзумаки считал другом. Было действительно плевать, что позади него стоит, опершись о край стола та, из-за которой он впал в ярость. Было плевать, что она с ужасом смотрит на то, что здесь происходит.
Ведь он чуть... Чуть ее...
Наруто оттолкнул от себя Дзюго и Суйгецу, собираясь сделать то, что задумал. Никто его не остановит. Ни они. Ни Итачи. Все клокотало внутри и требовало крови. Как посмел он поднять на нее руку?! Как он посмел вообще ее тронуть?!
И внутри внезапно все оборвалось, когда кто-то резко обнял его со спины, заставив остановиться. Кто-то ниже Наруто, с маленькими и тонкими запястьями, просто взял его в кольцо рук, уткнувшись носом в спину и тяжело теперь втягивая воздух. Это дыхание позади, это объятие заставило его замолчать и просто встать посреди залитой светом кухни.
Сакура просто не думала в тот момент, как и не думала восемь лет назад в Лесу Смерти. И, как тогда, она хотела остановить. Остановить весь этот кошмар.
- Пожалуйста, - тихо и неразборчиво произнесла Сакура, прижимаясь к нему крепче. – Пожалуйста, остановись.
Итачи в тот момент с облегчением отпустил Саске, который уже перестал сопротивляться и дезактивировал шаринган. Суйгецу же вставал с пола, потирая ушибленный копчик, а Дзюго лишь переглядывался с Карин, стесняясь поднимать взгляд на кого-либо из бывшей команды номер семь.
Удзумаки тогда было плевать уже на все. Он просто расцепил ее руки и обнял сам, прижал к себе крепче, убеждая себя в том, что вот она, стоит живая и почти невредимая перед ним. Вот ее сердце бешено бьется, стучится, волнуясь в грудной клетке, успокаивая его самого, злого и заведенного. Теплое дыхание опалило шею, заполнило странную щадящую пустоту, которая возникла минутами назад, когда он застал эту ужасную картину.
Он ведь действительно испугался. Только сейчас понял, что испугался. Испугался за нее.
- Наруто, - ее голос прозвучал как-то отдаленно, хрипло и незнакомо. – Наруто, все хорошо. Пожалуйста, не волнуйся.
Удзумаки все равно не отпускал, просто ослабил объятия и с презрением уставился на Саске. Если бы с ней что-то случилось, он бы не вспомнил даже о том, что считал этого человека братом. Искалечил бы. Или убил бы.
А Сакура...
Сакура просто взглянула в глаза уже успокоившегося Саске с болью и обидой, чувствуя себя в безопасности. Больше не было иллюзии того, что их отношения налаживаются. Не было понимания, не было того самого «спасибо» за второй шанс. Ничего не было.
Она тогда отвернулась, глотая обиду, словно яд, и попросила Наруто проводить ее в госпиталь.
Находиться в собственном доме казалось невыносимым.

По пути они не разговаривали, просто шли рядом, бросая встревоженные взгляды друг на друга, но все равно продолжая молчать. Улица тогда была совсем пустой, словно заброшенной. Измученные непривычно тяжкой работой жители уже давно разбрелись по домам и сопели, уткнувшись в подушку, а они не могли сейчас просто так взять и уснуть.
Сакура постоянно сжимала губы, прикрывала глаза и тяжело вздыхала. Она буквально бежала, не посмотрев в зеркало на то, как сидит на ней измятый медицинский халат и на растрепанные волосы. Было просто не до этого. Еще чуть-чуть и ее начало бы трясти.
Луна в небе освещала и без того бледное от волнения лицо, когда Наруто не выдержал и остановил ее. Харуно даже не сопротивлялась, уставилась в одну точку, а потом взглянула ему в глаза с каким-то странным блеском. Она даже не нашлась, что сказать, прекрасно видя такую же обиду, но при этом неостывший гнев и ярость. И вместе с тем понимала, что только из-за нее он не напал на Саске. Просто не смог ее оттолкнуть и все.
- Со мной все в порядке, правда. Просто я немного шокирована, - тихо проговорила она, тщательнее выбирая слова. – Прошу тебя, не злись. Это я спровоцировала его, Наруто.
- Не смей, - процедил сквозь зубы Удзумаки, сжав ее плечи и понимая, что сейчас она просто лжет. – Он не имел права поднимать на тебя руку. Я не могу не злиться, Сакура.
И снова он сказал ее имя без суффикса.
- Ты впустила его в свой дом, позволила остаться. Не этим он должен был тебе отплатить...
- Он мне ничего не должен, Наруто! – воскликнула медик, чувствуя какую-то безысходность, обыкновенный тупик. – Никому из нас! Просто... просто я надеялась, что...
Она покачала головой и приоткрыла рот, не зная, на что же надеялась все это время. Не на его любовь уж точно. Об этом она не думала давно, осознавая, что некоторые вещи со временем кажутся действительно невозможными. Просто...
В последнее время что-то было, было что-то кроме ненависти и презрения.
- Неважно, - с грустной улыбкой выдохнула Сакура, словно ничего не случилось. – Наруто, со мной, правда, все в порядке.
- Я ненавижу, когда мне лгут, - еле сдерживая себя, проговорил мужчина, заставив ее с удивлением посмотреть на него. – Особенно ненавижу, когда лгут близкие мне люди.
Сейчас на его фоне Харуно казалась действительно маленькой. Несмотря на то, что Цунаде-сама не одобряла проявления слабости, наставница все-таки сказала ей как-то, что высшее блаженство – быть слабой. Не в мире шиноби, а с любимым мужчиной, с тем, кого ты любишь, и с тем, кто любит тебя.
Вот только все эти чувства шли вперемешку с долгом, непосильным и трудным. В мирное время легче было бы все обдумать, а сейчас она просто стояла и не знала, что ему сказать. У них даже не было времени толком все обсудить, хоть как-то поверить в случившееся чудо после того, как она вернулась.
Нужно было исполнять обязанности главы госпиталя и распределить все другим медикам, а ему – помочь остальным, ведь стоять в стороне Наруто просто не мог.
- Я шел на битву, мыслями оставаясь в Конохе не для того, чтобы он убил тебя, - лицо Удзумаки приняло страдальческое выражение, ведь сказать имя друга джинчурики так и не смог. – И я вижу, что не все в порядке. Люди возвращаются с того света не каждый день, и не каждый день у них хватает сил взять ответственность не только за свою жизнь.
Он говорил медленно, буквально выдавливая слова. Месяц назад было бы легче. Ведь еще месяц назад не было войны.
- Я до сих пор считаю Саске другом, - наконец, произнес Удзумаки с несвойственным ему презрением в голосе, опуская голову и крепче сжимая ее плечи. – Но я никогда не смогу простить того, что он чуть... Я не смогу забыть этого, Сакура, и я знаю, что ты тоже не сможешь забыть. Пожалуйста, прекрати лгать мне.
Горькая усмешка тогда тронула ее губы. И что же он хотел услышать? Правду? И почему все в жизни было так сложно?
Женщина чувствовала влагу на своих глазах, но упорно молчала, не плакала, не проливала слез, не закатывала истерики. Жгучая обида оказалась горьким ядом на вкус, как и понимание, пришедшее через столько лет, не способное превратиться в роковые слова, скопившись тугим комом где-то в горле.
Жизнь становилась похожей на ад.
- Наруто, - словно пробуя на вкус его имя, прошептала Сакура, улыбаясь уголками губ. – Я просто не понимаю. После всего того зла, что он натворил, ты продолжаешь считать его другом...
«А я спасаю его из тюрьмы, не в силах вынести и мысли о том, что он может умереть», - невысказанные слова в сознании отразились ужасной болью где-то в груди.
- А он... Он продолжает отталкивать, боясь правды. В деревне были люди, которые его ждали, - продолжила она, прикрывая глаза. – Он просто не хочет этого видеть. Теперь, когда нет поводов для ненависти, он продолжает отталкивать всех, кто хочет ему помочь.
И больно было именно от этого осознания. Осознания того, что человек, который был дорог, по-прежнему находился за толстой стеной и не желал становиться ближе. Не ей. Даже не Наруто. Просто становиться ближе к тому факту, к той правде, что вся деревня не повинна в том, что случилось с его семьей. Приказ был отдан одним человеком, поплатившимся за свои грехи, а он продолжал отталкивать их только из-за того, что они были частью, жителями той самой деревни.
Саске был небезразличен ни ей, ни Удзумаки. Но понять его взгляды... Понять его мотивы... Понять, что когда-то он хотел также убить женщин и детей, потому что они были из Конохи, за которую они бились...
Было выше данных им сил.
- Я люблю его, Наруто, - Сакура сказала это с ожесточением, буквально выплевывая слова. – Люблю и ненавижу за то, что он хотел сделать. Он даже не понимает, что стал тем, кого ненавидел все это время, поэтому боится услышать правду. Прошу тебя, пожалуйста... Пожалуйста, не злись на него...
Медик взглянула в голубые глаза, в которых было теперь то осознание, до которого дошла она сама. Тогда-то и зашуршала ткань одежды, когда он отпустил ее, словно обессилев. Слова не были оружием, но все равно ударили в этот момент под дых, выбивая из джинчурики воздух.
Сакура улыбалась печально, горько, скрывая за улыбкой слезы тринадцатилетней девочки, ждавшей когда-то чуда. И тогда ей просто разрывало душу на части от понимания того, что все кончено. Просто кончено. Никогда в жизни она не сможет простить. Слишком они отдалились.
Слишком разными теперь стали.
- Пожалуйста, не злись... – повторила Харуно, будто отпуская со своего сердца балласт. – Не злись... ведь теперь ты будешь единственным человеком, который до сих пор ждет его возвращения.
Сакура судорожно вздохнула и продолжила быстрым шагом путь до госпиталя. Фонари освещали ей дорогу, по которой она пошла теперь одна, обняв себя за плечи, то ли от горечи одиночества, то ли от ночного холода.
А Наруто так и стоял посередине, не стараясь догнать напарницу. Не хотелось идти вперед.
И возвращаться тоже не хотелось.