Летопись разлома. Том 1. На грани... (Глава 6. Часть 3)

Единственная часть Конохи, которую можно было назвать сейчас по-настоящему оживленной, - это госпиталь и близлежащие его территории. Вся местность была хорошо освещена, потому любой мог спокойно разглядеть мельтешащих медиков, переходящих от одного пациента к другому. У многих из них залегли синяки под глазами, уставшие, но по-прежнему нужные, они трудились в поте лица.
Вдоль периметра стояли на дежурстве шиноби, дабы отразить атаку шпиона или вражеского ниндзя, если будет совершено нападение или налет. Навесы над койками снаружи представлялись сейчас парусами: ночной ветер заставлял их то и дело подниматься и опускаться. Раненые лежали рядом друг с другом, провалившись в сон, даже несмотря на храп некоторых мужчин. В госпитале же, в закрытых помещениях, до сих пор велись операции.
Атмосфера какой-то странной обреченности еще витала в воздухе: они словно знали, что должны выжить, чтобы, пережив один круг ада, войти с высоко поднятой головой в другой. Эта уверенность и смирение отражались в глазах. Люди принимали участь оружия, лишь бы их родные не познали той же самой участи.
Яманака тогда стояла у окна, допивая горячий и горький кофе. Только что на операционном столе скончался медбрат, с которым она кокетничала время от времени до войны. Он просто не смог усидеть на месте, как и Ино. Так и вышло, что она сейчас стояла живая и пила кофе, не чувствуя какой-либо горечи от потери, а он уже ушел за грань и теперь никогда не вернется.
Сакура застала ее в коридоре ожидания, такую же уставшую, как и все, и безразличную ко всему. Взгляд голубых глаз был направлен на столбы, держащие светильники, что ярко озаряли округу своим светом. Темно-синее небо казалось тогда далеким со своими звездами и с болезненно-бледным диском луны. Далеким от людей, похожих сейчас на муравьев.
- У меня такое ощущение, что прошла вечность, - сказала Сакуре Ино, не торопясь слезать с подоконника.
- Тебе нужно просто отдохнуть. Мне не стоило взваливать на тебя такую работу, - покачав головой, проговорила Харуно и горестно усмехнулась.
Потихоньку швы на сердце переставали ныть. Ученица Пятой чувствовала, что как только она забудется в работе, то не будет особо переживать из-за того, что случилось. Главное – быть подальше от Саске, не говорить с Наруто на эту тему. Все это закрыто. Померло. Забыто. Не нужно трогать то, что не должно быть беспокойным.
- Только что на моих руках умер человек, которого я знала, - Ино пожала плечами и тяжело вздохнула. – Я не расклеилась, просто у меня такое ощущение, что меня жестко ударили под дых, выбив воздух. Не верится, что все это происходит.
И Яманака также вкусила этот плод страданий, отравленный пустотой. Слез ни у кого не было, а вот неверие присутствовало. Окружающий мир вдруг показался жутко незнакомым и странным, холоднее льдов страны Снега. Он казался каким-то неинтересным. Скучным. Выцветшим.
- Иди домой. Хватит с тебя сегодня, - Сакура махнула рукой, собираясь вернуться в свой кабинет.
- Ты же знаешь, что я не могу уйти, - Ино покачала головой из стороны в сторону, представляя себе заплаканное лицо матери. – Не проси меня об этом.
- Я не прошу. Я приказываю тебе, - довольно жестко проговорила Харуно, вызвав тем самым удивление на лице Яманака. – Я являюсь главой госпиталя в отсутствие Цунаде-сама. И я вижу, что сейчас ты не в состоянии проводить операции. Я понимаю, что это звучит жестко, но это так. Как бы сильно тебе не было больно, ты должна быть с матерью. Ты – единственное, что у нее осталось.
Сакура не возомнила себя командиром, не пыталась показать, что по положению она кого-то выше. Просто достучаться до подруги было необходимо. Ино сама бы пожалела о том, что проводила с матерью меньше времени, когда их перебросят на другой фронт. Провести же остальные операции Харуно смогла бы сама, поскольку тяжело раненных оказалось в значительной степени меньше, чем тех, кого просто задело взрывом и чьи раны походили на царапины.
- Лобастая, ты в курсе, что ты сейчас злоупотребляешь своим положением? – усмехнувшись, спросила ее Ино.
- В курсе, но ничего поделать с собой не могу, - просто ответила Сакура, видя, как подруга слезает с подоконника.
- Тогда… Тогда я пошла?
Харуно кивнула, смотря еще несколько минут вслед подруге, а потом двинулась в свой кабинет. Тяжело раненных осталось действительно немного. Больше пятидесяти процентов выжило. Сорок два процента из них уже мертвы. Восемь еще ждет операций. Это была обыкновенная статистика, нужная временному совету правления.
Шуткой судьбы же стало то, что только Сакура знала, что за ней крылось.

Потом они уйдут в отделенные им комнаты, чтобы оставить двух братьев наедине.
Тихо так, чтобы ненароком не навлечь чей-нибудь гнев. Даже половица, которая обычно скрипела, не заскрипит. Дзюго и Суйгецу еще будут переглядываться какое-то время, пока напарница не выдержит, повысит тон и не скажет, что произошедшее – не их ума дело. Карин на тот момент переживала больше не за Наруто, не за Сакуру, которая, безусловно, пришлась по душе Удзумаки, а за Саске. Даже не из-за привязанности или какой-то симпатии. Просто видеть его таким было действительно за гранью понимания. Гнев и ярость со стороны Учихи в ярких проявлениях можно было сосчитать по пальцам. На этот же раз Сакура должна была задеть действительно за живое и крайне больное место, раз Саске чуть не придушил ее.
Итачи тогда дождался того момента, когда дверь наверху громко захлопнется, показывая тем самым, что никто им мешать не станет. Кричать и повышать тон он не собирался, поскольку просто не относился к тем людям, которые могут с причиной и без это делать.
Он просто сел за протертый стол, на котором уже не было треснувших в некоторых местах кружек, и внимательно посмотрел на брата. Саске не пытался строить из себя невинность, смущаться, отводить глаза – все, что только имелось в так называемой «атрибутике» виноватых людей.
- Я слышал ваш разговор, - заявил Итачи довольно равнодушным голосом, - так что не вижу смысла задавать ненужные вопросы по поводу того, почему же ты чуть не убил свою бывшую напарницу.
- И все же тебя что-то волнует, - холодно заметил Саске, скрепив руки в замок на поверхности стола.
- Знаешь, я не стану осуждать тебя. Обвинять в сложившейся ситуации также не собираюсь, - начал старший брат и уже с каплей тепла посмотрел на непутевого младшего брата. – Во многом из того, что произошло и происходит сейчас, виноват именно я. Я много ошибок совершил в своей прошлой жизни. Мне просто жаль, что теперь за них расплачиваешься не только ты, но и твои друзья.
Отступник молчал, понимая, что стены этой кухни сохранят в тайне не одну исповедь и не одну тайну. Для многих еще эта ночь станет откровением. Не только для Сакуры, но и для него тоже.
- Я не надеюсь, что после моих слов ты побежишь извиняться перед ними. Гордость не позволит этого сделать тебе, но позволит мне извиниться перед тобой, - изрек Итачи, слегка улыбнувшись. – Не таким хотел я увидеть твое будущее. Не таким я желал увидеть твое настоящее. Я сделал ошибку в ту ночь: я заставил своего младшего брата черпать силы из одной лишь ненависти, не думая о том, к чему в итоге это приведет. Я хотел уберечь Коноху от войны и тебя от правды, но ничего из этого мне не удалось.
Признавать свои ошибки, особенно такие, было действительно тяжело. Итачи видел ужасы Третьей Мировой и присутствовал на похоронах своих многочисленных родственников, где хоронили того же самого Обито. Не по годам развитый ребенок, уже тогда он понимал, что не хочет в будущем повтора войны.
С того самого времени прошла Четвертая Мировая. Сейчас же идет Пятая, а его брат так и не имеет дома, предпочитая скитания без цели. В этом Итачи винил себя. Не в Пятой Мировой. В том, что ему надо было сказать именно те слова, перед тем, как уйти. Лучше бы Саске вообще не видел его в ту роковую ночь.
Тогда и его настоящее могло бы сложиться по-другому.
- Саске, я многое понял из того, что произошло. Черпать силы из ненависти – не выход, как и ставить себе одноразовые цели в жизни, чтобы, достигнув их, потерять смысл жизни – тоже. Рано или поздно останется лишь пустота, жизнь превращается в существование и череду сплошных событий, без чувств и без эмоций. Без всего того, что делает человека человеком. Я не хочу, чтобы ты стал вторым Обито, - последняя фраза была сказана чуть громче, словно Итачи хотел выделить ее. – Когда в убежище Тоби я встретился с отцом, он готов был меня собственноручно убить из-за того, что тебя я уберечь не смог. О том, как сильно пострадала наша мать, не стоит и говорить. Не этого она хотела, когда без сопротивления отдала свою жизнь. Теперь же я увидел все то, что не хотел видеть, прилагая все силы, чтобы многого из произошедшего не произошло. Вот только теперь я понимаю, что сил у меня было недостаточно, раз я не смог предотвратить столько ненужных смертей, раз ты встал на дорогу, с которой немногие могут вернуться назад. Это мои ошибки. И за мои ошибки должен расплачиваться я, а не Коноха, Сакура или Наруто. Тем более, за них не должен расплачиваться ты.
Итачи замолчал, давая Саске немного переварить полученную информацию. Он понимал, что до младшего брата непросто было достучаться, но он и не стремился к этому. Саске сам сделает все выводы, главное – направить его, заставить об этом думать, а не высказывать упреки в отношении прошлых поступков.
Младший брат уважал его, а раз уважал, то должен был прислушаться.
- Знаешь, эта девушка дала нам крышу над головой, чтобы нам не приходилось скитаться в плохую погоду и искать себе ночлег, - продолжил Итачи мягче, не отводя взгляда. – Даже зная, что в прошлом ты хотел разрушить Коноху. Разрушить ее дом. Лишить ее семьи. Ты говорил, что власти расправились с нашей семьей, с женщинами и детьми, вот только ты хотел сделать то же самое. Они ждали тебя, ждали, несмотря ни на что, и я рад, что у них хватило на это сил. Но ожидание не будет длиться вечность. Пока ты можешь вернуться, я прошу тебя, вернись. Итак, слишком много лет было потеряно. Слишком много упущено. Наш клан и не только, уже за все расплатились. Все осталось в прошлом и этого не вернуть. Не стоит же лишать теперь себя собственного будущего. Прости их и забудь о том, что случилось.
Учиха смотрел тогда на старшего брата уже с каким-то непониманием, смягчением. Иголки, которые он выпустил то ли для защиты, то ли для нападения, просто исчезли. Итачи знал его не таким, каким он был сейчас. Он знал его мальчиком, который желал превзойти брата в глазах отца и получить признание, что он – истинный Учиха, сын своего отца.
Сейчас же эти слова были услышаны из уст того, кого когда-то он хотел убить и за которого когда-то шел на убийство. Не было сожаления или осознания, что он в своей жизни что-то сделал не так. Просто обговорить все в такое время и при таких обстоятельствах было странно. Последние годы он говорил только кусанаги в руках и шаринганом в глазах, сжигая собеседников дотла.
Теперь же бросили искру в его мрачное прошлое, где не было света. Бросили и заставили темноту гореть, отпустить его, больше никогда не касаться. Когда-нибудь она выгорит, перестанет о себе напоминать. Тогда-то, наверное, он и поймет, что с него действительно хватит.

Наруто в тот момент будет находиться у портрета своего отца. Все пять Каге, высеченные в скале, были и всегда будут напоминать о своем вкладе в развитие деревни своими каменными лицами. Он полюбил это место особенно сильно после Четвертой Мировой. Не потому, что лелеял надежду, что когда-то и его лицо высекут в этой скале, просто, стоя здесь, он понимал, за что боролся. Все эти лица смотрели на Коноху, на свой дом. Каждый отдавал что-то: жизнь или друга, отдавая плату забвению, лишь бы Коноха продолжала стоять.
Здесь было спокойнее. Намного лучше думалось. Легче становилось дышать.
- Твоя мать тоже любила это место, - проговорил в его сознании Курама и усмехнулся.
Наруто тут же оказался рядом с ним, желая поговорить пусть и не с человеком, но с тем, кто хорошо знал его родителей.
- Обычно внешне сыновья похожи на матерей, насколько я понимаю, - продолжил лис и засмеялся. – Тебе передался характер Кушины. Помню, как она, стоя напротив моей клетки, доказывала, что станет Хокаге. Никогда бы не подумал, что она окажется близко к цели: стала не Четвертой, а его женой.
- Она тоже приходила к портретам Хокаге? – поинтересовался Удзумаки и сел прямо в воду на полу, ожидая продолжения рассказа.
Курама за четыре года стал действительно его другом, к которому Наруто мог придти в любое время. Лису даже дали свободу в некотором роде, убрав определенные составляющие печати: теперь демон мог видеть глазами Удзумаки и разговаривать с ним даже тогда, когда джинчурики не входит в импровизированную тюрьму.
- Не просто приходила, - хохотнул Курама, вспоминая Кушину на том месте, где сидел сейчас Наруто. – Один раз она с Минато сильно поссорилась. О тебе тогда речи и не шло в помине. Так вот, его портрет только высекали в скале, твоя мать решила назло ему внести некоторые изменения.
- Изменения?
- Она сделала ему на носу огромный прыщ. Его видела вся деревня. У Намикадзе тогда чуть обморок не случился, а Кушина просто светилась от счастья. Самое интересное, что сразу после перемирия твой отец и сделал ей предложение, мол, Хокаге нужна рядом опора в виде решительной и любимой женщины. – Лис поднял с лап свою огромную голову и тяжело вздохнул. – Эта девчонка тогда еще пришла сюда, показала мне язык и сказала, что почти добилась своего.
Наруто засмеялся, представив себе эту картину. Тогда ведь Кураму ни у кого не повернулся бы язык назвать дружелюбным, а то, что кто-то посмел так поступить с ним и выжить, - лис посчитал за оскорбление. Сейчас он, конечно, сам иногда смеется над иронией судьбы, но тогда было действительно обидно, что он не мог одним взмахом лапы прикончить эту малявку.
- Ты еще не знаешь, как она впервые решила со мной заговорить, - устало проговорил демон, чуть погодя еще фыркнув. – Кушина пришла сюда, когда ей было от силы лет десять-одиннадцать, и спросила, не мог бы я дать ей чакры, чтобы припугнуть ребят, пристающих к ней? Мол, я злой, сам потешусь с этой затеи, когда они пятками будут сверкать.
- А ты? – тут же спросил Наруто, не выдержав долгой паузы.
- Я заорал на нее, сказав, что слишком оборзела. В ответ мне послышалось: «Ну, мог бы не орать, я просто спросила». Ну, чакру я ей все равно дал, - Курама вновь положил голову на лапы и прикрыл глаза, - повелся на ее наглость.
Удзумаки улыбнулся, представив себе эту картину, и тяжело вздохнул, вспомнив о проблемах настоящего. Приятно было услышать о том, какой была его мать, такая же веселая и жизнерадостная. Вот только недавние события, из-за которых он пришел к ликам Хокаге, всплыли в голове в виде образов: Саске, прижимающий к столу Сакуру, и она, почти обмякшая, не верившая в то, что происходило.
Он сжал кулаки и судорожно втянул носом воздух. Ярость его тогда ослепила, и, если бы Харуно не увела его, то многим пришлось бы растаскивать их после того, как они разгромили бы пол деревни.
- Я понимаю, что у тебя сейчас проблемы, Наруто. Твой отец тоже не мог держать себя в руках, если дело касалось дорогих ему людей, как и твоя мать. Но послушай, - голос Курамы на этот раз, словно отчистился от смехотворного тона, заставив джинчурики с удивлением посмотреть в звериные глаза, - скоро появятся проблемы гораздо серьезнее. Ты слышал о том, что Верховная Жрица поддерживает Огонь в этой войне. Остерегайся ее. Если понадобится, дай мне контроль, чтобы убить ее.
На лице Удзумаки появилось недоумение. Уже не первый раз он слышал о том, что Шион нужно бояться и нужно избегать. Что с ней сталось? Что же было не так?
- Я слышал о том, что она поглотила силу Морье, но она контролирует ее, - прервал его мужчина, вставая с каменного пола.
- Ты сам знаешь и думаешь, что не стоило этого делать, - возразил Курама, распознав ложь. – В данном случае не стоит надеяться на чудо. Она уже давно перестала быть Шион. Никто не может пережить поглощения чакры демона, как Морье. Рано или поздно Верховная Жрица перестанет ее контролировать. Тогда она станет опасным врагом, который захочет подчинить себе не одну страну. Ты даже не знаешь, что именно она попросила за сотрудничество. Сомневаюсь, что Шион стала делать это безвозмездно.
- Были люди, которые поглощали твою чакру, и не сходили с ума. Почему же они пережили ее поглощение? – вспомнив о братьях Кинкаку и Гинкаку, поинтересовался Наруто.
Удзумаки скрестил руки на груди, ожидая ответа. Ему хотелось узнать больше о поглощении человеком чакры демона, ведь эти знания могли в будущем помочь ему, чтобы спасти Шион. Он не верил, что эта чакра сможет сжечь Жрицу, поистине сильного правителя, способного отстоять честь своей страны.
Вот только Курама говорил вовсе не о смерти Шион.
- Потому что я являюсь одной из частей Джуби, - ответил Курама, с неудовольствием вспоминая десятихвостого. – Если бы кто-то из них попытался поглотить чакру Джуби после его смерти, то быстро бы сошел с ума. Шион поглотила чакру, не имеющую владельца, что крайне опасно не только для носителя, но и для всех остальных. Она преумножила мощь призрачной армии. Она является правительницей целой страны. Она выступает на политической арене. Такому человеку захочется больше власти, а эти желания, подкрепленные силой демона, сводят с ума. В будущем она станет угрозой для всех Пяти Великих Стран, если не для всего мира. Наруто, если Шион выживет после того, как чакра Морье поглотит ее, она станет не просто Верховной Жрицей с возможностями намного выше человеческих, она станет демоном, под предводительством которого будет находиться целая бессмертная армия.
Наруто еще сильнее сжал кулаки, как только понял, на что не просто намекает лис, а что прямо говорит ему. Убить ее. Убить, пока есть возможность ту, которую он когда-то спас. Наруто ведь понимал ее! Понимал, каково Шион приходилось со своим одиночеством и со страхом окружающих.
Гаара когда-то был таким же. Может… может, и она вернется? Может, не все потеряно?
- Я не смогу убить ее. Я не верю, что нет другого выхода! – взревел Наруто, на которого все внезапно свалилось тяжким грузом. – Она воюет за нас! Она наш союзник!
- Она могла бы быть и врагом. Ты видел регента в столице, Наруто. Скажи, разве у Кохаку мог быть другой выбор? Если бы Шион пошла против Огня, это означало бы поражение твоей родины. Даже отсюда я чувствую ее, чувствую чакру демона, Наруто. Она пожирает твою Шион изнутри, как паразит, вскоре в Верховной Жрице не останется ничего человеческого. Пока есть возможность, убей ее. Сразу после победы над Рисом, всади нож в спину, пока она не видит, - оскалившись, проговорил лис, явно возбужденный темой, которую он выбрал для разговора.
В данный момент Кураму мало интересовали разборки между ним и Саске. Еще меньше он думал о чувствах Сакуры и Наруто. Не смотря на то, что Удзумаки считал его другом, лис не смог поменять своей демонической природы. Человеческие чувства были понятны, но чужды ему, ведь никогда он не испытывал и не испытает подобную палитру красок чувств и эмоций.
Одно он знал точно: находясь в Конохе, он чувствовал движение на границе Огня. Он чувствовал холод чакры Морье. Чувствовал и знал, что возвращение демона в обличие Верховной Жрицы просто не может кончиться добром. Правление Шион может закончиться катастрофой для всего мира.
- Ты же знаешь, что я не из тех, кто может всадить нож в спину! – закричал Наруто, не скрывая своей злобы. – Ты знаешь, что я не смогу этого сделать!
- Тогда остерегайся ее, Наруто, - низким голосом проговорил Курама, высовываясь за пределы своей клетки.
Он ударил лапой по тому месту, где находился Удзумаки. Сын Четвертого не сдвинулся тогда, и мутные воды взметнулись рядом с ним, забрызгав его плащ. Лисья морда оказалась в опасной близости от лица Наруто, а взгляд глаз с продолговатыми зрачками не предвещал ничего хорошего.
- Потому что я найду в себе силы убить Шион, пока еще можно это сделать. И я не посмотрю на то, что ты был единственным человеком, который смог меня понять.

Верховная Жрица заливисто засмеялась, стоя в тени деревьев и наблюдая за диском луны на темно-синем полотне неба. Холодные звезды светили ей, правительнице страны Демонов, будущему феодалу Рисовых Полей. Алые глаза с лихорадочным блеском смотрели на небосвод.
Призрачная армия осталась стоять позади обыкновенными бесчувственными статуями, а медики уже развели костры, готовясь ко сну и долгожданному отдыху. Привал был большей частью из-за них, людей, которым еще нужен отдых. Шион он был давно не нужен. Ей не хотелось спать, поскольку ночь так и манила к себе темную часть ее души.
Верховная Жрица стояла в тени, как зачарованная, и наблюдала за звездами, приоткрыв рот.
«Скоро ты получишь то, что так сильно желаешь», - шептал низкий голос в ее голове, ведь Шион давно перестала сопротивляться ему. – «Чувствуешь вкус свободы? Вкус собственной власти? Возьми же то, что так тебе желанно!»
Ветер коснулся коротко стриженных волос Верховной Жрицы. Когда-то у нее были красивые длинные волосы, но их пришлось остричь, когда этот голос только давал знать о своем существовании. Она помнила ужасное время, когда взвалила на себя эту ношу. Помнила, как металась в агонии, стараясь усмирить боль.
«Вспоминай, вспоминай!» - шептал голос, настойчиво возвращая в сознание болезненные воспоминания. – «Подпитывай себя болью и яростью, чтобы обратить свой гнев огнем против врагов. Никто и никогда не заслуживал пощады!»
Она нашла последний и самый мощный исток чакры Морье в заброшенной каменоломне провинции Тай-Ро. Шион пришлось идти и искать все без сопровождения, высылали отряды на ее поиски, но никто поначалу не смог найти ее. Кимоно было порвано во многих местах, правый рукав отсутствовал, а ноги были сбиты в кровь. Шион все равно шла вперед, несмотря на боль и недоедание. Никто не должен знать. Никто не должен был видеть, на что ей приходится идти, чтобы спасти страну.
Вернувшись во дворец, она смогла успокоиться, когда все только начинали паниковать, видя ужасное состояние Верховной Жрицы. Тут же вызвали медика, сменили одежды и заставили ее отдыхать. Голова на тот момент была словно в тумане. Она мало что понимала. Мало что различала вокруг себя. Двигалась, просто потому что так надо было. Жила только ради страны.
Позже началось страшное. Ее трясло, тело словно горело в жарком пламени, не имея возможности к спасению. Пришедший медик ничем не смог помочь: сказал, что это предсмертная агония, что жить ей осталось недолго. С того момента все только и делали, что ждали ее смерти, оставив ее в темноте своих покоев. Шион видела человеческие силуэты, тени по ту сторону, но никто не приходил к ней или за ней. Все ждали, когда она выдохнется, перестанет бороться, примет уготованную ей участь. Все ждали ее хрипов, помутнения глаз. Все ждали, когда она, наконец, умрет.
- Когда эта сука уже сдохнет? – услышала Верховная Жрица ночью, боязливо косясь в сторону двери. – Я устал ждать! Из-за бездействия этой мрази погибло слишком много людей!
- Одумайся, идиот! Она наша госпожа! Зачем брать грех на душу? Сама скоро испустится, да умрет. Тебя же повесят!
Что-то происходило там, ночью, пока все спали. Не спала только Шион и те, кто шел, чтобы ее убить. Она боялась тогда. Жутко боялась и чуть не плакала от страха, потому что сил не хватало даже на то, чтобы подняться с пола и спрятаться. Тело парализовало на тот момент. А ее убийцы идут сюда, без зазрения совести убить свою госпожу, которая готова была умереть за них. За них! За всех них! Она делала все, чтобы спасти страну, но ее действия все равно принимали за бездействие!
С удивлением Шион наблюдала за тем, как медленно входят в ее комнату мужчина и женщина, плотно закрывая двери и оглядываясь в пустующий и темный коридор. Верховная Жрица лежала на полу, тихо плача. Нижняя губа дрожала, а глаза застелила пелена слез. Она даже не моргала. Не моргала, по-прежнему не веря, что это происходит именно с ней. Ей даже не было двадцати! Еще подросток, младше их всех, но политик.
И все равно ни в ком не было сочувствия и жалости к ней, никто не думал, как разрывалось ее сердце, когда она слышала приходящие отчеты. Никто не думал, что она боялась, но все равно шла вперед, ища истоки чакры Морье, надеясь спасти их всех.
Теперь же ее жизнь закончится именно так: в жаре пламени, в предсмертной агонии, садисткой смертью, которую ей так желали подарить эти люди. В темноте тогда блеснула сталь кинжала, шальной взгляд мужчины, когда он увидел молодое красивое тело. Шион со страхом думала о том, что могут сделать с ней эти люди. Верховная Жрица молчала, ожидая их дальнейших действий и не находя сил в себе даже закричать.
- Заткни этой твари рот, - кинул незнакомец женщине, и та, шурша подолом кимоно, присела рядом с Шион. – Я хочу повеселиться перед тем, как убить ее.
Правительница страны Демонов вздрогнула, когда ладони одной из ее подданных плотно легли Жрице на рот. В груди что-то внезапно защемило, сдавило так сильно, что дышать казалось невыносимо трудно. Расширенными от ужаса глазами Шион наблюдала за тем, как мужчина расстегивает ремень штанов и ширинку.
Ей грубо раздвинули ноги, стянули легкие штаны, оставив нижнюю часть тела млеть на холодном полу. Шион тогда попыталась пошевелиться, сделать хоть что-то, но почувствовала лишь ледяную сталь оружия у себя на животе. Убийца с садистским удовольствием легко проводил ножом от пупка до ложбинки между небольшой грудью. Он разглядывал молодое трепещущее тело, которое дрожало от его прикосновений. Не без некого животного удовлетворения он заметил, как сжались ее соски, как расширились еще сильнее от ужаса глаза.
- Нравится? – выдохнул прямо в шею Жрице преступник, и кончик ножа остановился прямо на пупке, чуть войдя вглубь. – До этого момента ты ведь ни разу не знала мужчины, ведь так?
Горячее дыхание опалило ее кожу, заставив покрыться мурашками. Ее тело пожирало пламя агонии и чего-то неизведанного, трепещущего и жутко неприятного. Шион хотели воспользоваться, как какой-то подстилкой. Вытереть об нее ноги! Заставить терпеть все эти унижения, как какую-то проститутку из района Красных Фонарей!
Недоброжелатель улыбнулся, коснувшись грубыми пальцами самого сокровенного ее места.
- Ты уверен, что нам стоит это делать? – обеспокоенно поинтересовалась женщина, видя, как ее спутник медленно направляет свое естество прямо к девственным бедрам Жрицы. – Она же еще ребенок!
- С женщинами и детьми делали на границе вещи и похуже, пока она сидела здесь. Пока она пряталась в стенах своего дворца! – с остервенением ответил ей мужчина и вошел, не особо заботясь о том, что же почувствует Шион.
Девушка взвизгнула, изогнулась, почувствовав тупую боль внизу живота. Незнакомка плотно зажала ее рот руками, пока ее спутник все сильнее вбивался в молодое тело. Шион сотрясалась от толчков, ощущая, как скатилась по внутренней стороне бедра струйка крови. Все внизу горело, а крик на тот момент застрял в горле.
Слезы все быстрее катились по ее щекам.
Насильник сжал ее талию в своих руках так сильно, что в будущем непременно остались бы синяки. Он брал ее, как последнюю шваль. Трахал и брал так, как брали женщин на границе вражеские солдаты, видя в них удовлетворение собственной похоти. Ее заставляли биться в судорогах, испытывать боль от унижения, когда тяжело дышащий мужчина навалился прямо на нее, не стараясь сдерживаться, кончал прямо вовнутрь.
Шион плакала, смотря в потолок. Так мерзко никогда в жизни она себя не чувствовала. Слезы катились из ее глаз, падали хрустальными капельками на пол. Нижняя губа дрожала, а внизу все болело, невыносимо жгло.
Хотелось свернуться калачиком и зареветь, ничего больше не чувствовать.
А потом она почувствовала, как кончик ножа впивается и входит в ее плоть. Шион ударили в живот, заставив изогнуться на полу, почти встать на мостик. Ее убивали, как скотину: вонзали и вонзали нож в живот, в сердце, пока кровь не проявилась на полу алой и вытекающей из нее жизнью. До тех пор, пока ее тело не стало представлять собой кровавое месиво.
Ее так и бросили на холодном полу с отсутствующим взглядом, устремленным в потолок. Нижняя часть тела была просто оголена, а верхнюю кое-как прикрывала задранная майка. Кровь стекала из уголков ее губ, оставалась еле заметной дорожкой на внутренней стороне бедра, лилась обильной рекой из живота, из груди. Она умерла, как какая-то использованная шлюха: с раздвинутыми ногами, использованная и изнасилованная.
Пустота приняла ее, обняла нежно, давая понять, что здесь ее никто не обидит. Никто не посмеет тронуть ее. Шион ничего не ощутила: ни холода металла, ни жара агонии. Пытка прекратилась быстро, дав ей грешное освобождение.
- Выживи им назло, - раздался тогда голос, заставив Верховную Жрицу вздрогнуть и оглянуться.
Посреди пустоты никого не было, кроме нее.
- Заставь их всех страдать, как заставили страдать тебя.
- Кто ты?! – закричала Шион, стараясь зацепиться взглядом за того, кто посмел побеспокоить ее даже здесь.
Пустота ответила не сразу. Темнота не давила, продолжала скрывать того, кто находился за нею. Девушка замерла на месте, сжимая кулаки и стараясь вглядеться получше, чтобы найти хоть кого-то.
- Я – это ты, - услышала она за своей спиной, и Шион обернулась.
Верховная Жрица содрогнулась всем телом, закрыв невольно рот руками. Перед ней стояла она сама, только внешне изменившаяся: глаза демона, совсем не человеческие, зубы были заострены, как у жителей страны Воды, кожа и волосы белее чистейшего снега самых холодных государств. Чакра существа была ей знакома: Шион ощущала ее и ранее, черпая все больше силы в источниках. Перед ней стояла не она, нет, как ей показалось сначала.
Морье принял ее обличье и явился к ней, без страха, видя в Шион союзницу.
- Нет, - выдохнула Верховная Жрица, отходя на пару шагов назад. – Ты – не я, Морье.
Существо хищно улыбнулось и покачало головой, скрестив руки на груди.
- В той жизни – Морье. В этой – Шион, - объяснило чудовище. – Ты впитала силу. Ты стала носителем. Надеясь спасти страну, ты пришла ко мне. Что же изменилось?
Девушка вздрогнула, вспомнив внезапно все то, что произошло минутами ранее с ней. Убили. Ее убили. А эта пустота – не сон, а чертоги самой смерти. Почему же здесь и сейчас она встретилась с истоком чакры? Почему только сейчас появилась возможность достигнуть единения?
- Все. Я мертва. Мы все мертвы. Нет смысла искать выхода, - отрывисто ответила Верховная Жрица, опуская взгляд и не чувствуя даже горечи и отчаяния.
Пустота забирала все, впитывала ее чувства, не дав вспомнить последние моменты непростой тяжелой жизни. Ощущать себя призраком было…. Странно…
- Смерть – это только начало, - усмехнулось существо, давая Шион надежду. – Ты пришла сюда. Для чего? Что привело тебя к истокам?
- Я же сказала, что хочу спасти свою страну! Мой народ гибнет! Я должна положить этому конец! – воскликнула Верховная Жрица, но в ответ получила лишь холодный взгляд.
- Ты лжешь.
Два простых слова стали ледяной водой, которой ее окатили с ног до головы. Демон смотрел ей прямо в душу, желая услышать правду, истинную правду, видимую только ему. Светлые чувства – это ложь, появившаяся из семени темных начал. Существо все знало, но не хотело говорить. Чтобы выбраться отсюда, Шион должна была признать правду. Должна была сказать заветные слова.
- Я вижу твою боль, - низко проговорило прошлое воплощение Морье. – Я вижу твой гнев и твою ярость. Ты хочешь не спасти страну, ты хочешь убить всех тех, кто посмел тронуть то, что от рождения принадлежало тебе. Ты хочешь показать им разрушительную силу, сжечь дотла каждого человека, который посмел сделать тебе больно. Ты – эгоистка, Шион. Никто и никогда не менял твоей природы. Так признай же это! Признай свои истинные намерения и убей всех, кто посмел поднять на тебя руку!
Верховная Жрица вздрогнула, как только существо оказалось всего в миллиметре от ее лица. Оно с любопытством глядело на нее, ждало и наблюдало за реакцией своей жертвы. За невинным лицом Шион пряталась отнюдь не невинная личность. Она не была спасительницей. Правительница страны Демонов – это такой же политик, который желает выбиться на арене, показать и напугать всех тех, кто слишком много о себе возомнил.
Никакая религия не сможет очистить зерна от плевел. Никакая вера не спасет.
Истинное спасение кроется в пути саморазрушения.
- Они должны умереть, - холодно произнесла Жрица, вспомнив, что она делала для народа и чем ответили ей. – Я… Я убью каждого, кто сделает мне больно. Только дай мне сил вернуться.
Существо улыбнулось и выполнило ее просьбу. Темнота начала тлеть, опадая паутиной вокруг Верховной Жрицы.
А потом… Потом Шион убила каждого предателя в своем дворце, жестоко и зверски. Всех, кто допустил насильника в ее покои. Всех, кто безразлично перешептывался за дверьми, бросая на нее презрительные взгляды. Всех, кто посмел усомниться в ней. Демон внутри Шион пел, шептал томно о том, что ее манило. Притягивал к грехам и страстям, в прошлом ею неизведанным. Шион подчинилась темному существу. Отдалась полностью во власть той силы, которую она поглотила.
Взамен же демон продолжал петь, услаждая ее слух образами крови и картинами разрушений. И она ни за что не хотела просыпаться.

Младенец так и продолжал спать в колыбели. Ребенок, которому было всего несколько дней от роду, спал и не знал, что он родился в крайне тяжелое для своей страны время. Мальчик даже и не подозревал, что происходит в мире взрослых, почему они боятся, трясутся от страха и неистово молятся высшим силам, чтобы беда обошла их стороной.
Его же мать знала, наблюдая за своим спящим сыном с неким ожесточением. Ребенок был похож на отца, вылитая его копия, потому она и назвала его Йоширо, как звали и ее мужа.
Позади нее стоял тот, кто принес весть о его смерти. Черный плащ скрывал тело, а оранжевая маска – лицо с многочисленными шрамами. Только алый шаринган был виден Тауре, который с равнодушием смотрел на феодала, несмотря на душевную боль, стоявшую прямо. Обстоятельства не до конца сломали женщину, но прогнули так сильно, что дышать ей становилось тяжелее.
Неестественная бледность уже появилась на лице правительницы Реки.
- Ты с самого начала обо всем знал, - тихо проговорила она, стараясь не разбудить ребенка. – Ты все спланировал, да? Спланировал так, чтобы даже феодалы оказались обыкновенным пешками в твоей садисткой игре.
- Йоширо никогда бы не пошел на предательство своей страны, он никогда бы и не пошел против брата, которого любил и уважал, - спокойно ответил ей Тоби, не особо беспокоясь о том, что разговор может выйти за пределы комнаты.
Никто их не слышит, а Таура просто не сможет выдать тайны.
- Использовать гендзюцу на одном из принцев было бы опасно, - продолжил преступник, замечая полный ужаса взгляд правительницы Реки. – Тогда надо было давить психологически. Он бы не смог предать женщину, которую любил больше собственной жизни. Ты же не забыла о том, что Огонь сделал с твоей страной, потому оказалось легко все подстроить. Надо было лишь дать определенный толчок цепочке событий.
Женщина отшатнулась, будто от сильного удара.
- Если бы я… Если бы я не сказала ему…
- Не было бы гражданской войны в Огне, не было бы и Пятой Мировой. Страны не решились бы напасть, если бы не произошел раскол между братьями Такугава. Вполне возможно, после вашей свадьбы вы могли бы подписать с Огнем мирный договор, но ты и Йоширо пошли совсем по другому пути, - договорил за нее Тоби, скрестив руки на груди.
Феодал Реки судорожно втянула в свои легкие воздух, крепко вцепившись в перегородку маленькой кроватки позади нее. Внутри на тот момент все оборвалось, резко и стремительно падая куда-то вниз. Если бы она не послушала, все было бы по-другому. Если бы она не послушала, Йоширо был бы жив, а ее ребенок не остался бы без отца.
Таура затряслась, осознавая теперь весь ужас своего поступка. Вся эта политика… Вся эта игра…
Всего лишь мерзкая провокация, из-за которой началась Пятая Мировая.
- Тогда зачем ты пришел на этот раз? Какое еще подаяние тебе нужно, чтобы окончательно разрушить этот хрупкий мир? – хрипло и зло спросила она, с ужасом загнанного зверя смотря на вершителя многих судеб.
- Я пришел за ребенком, - просто ответил преступник, не вдаваясь теперь в объяснения и надвигаясь на феодала Реки.
- Не смей! – Таура закричала бы, но ее просто оттолкнули.
Правительница повалилась на пол, с болью наблюдая за тем, как Тоби берет на руки ее сына. Она не пыталась встать, просто тихо просила оставить ребенка, единственного человека, ради которого теперь стоило бы жить. Сердце сжималось от боли, разрываясь на части. Слезы покатились по щекам правительницы, но Тоби так и оставался глух ко всем ее просьбам. Мольбы ее не дошли и до высших сил, что решили раз и навсегда отвернуться от разбитой горем женщины.
Йоширо продолжал спать, находясь даже на руках у преступника, погубившего не одну жизнь. Маленький мальчик и не знал, что его отца нет уже на этом свете, что мать его никогда не простит себя за свершенные деяния. Он и не вспомнит, что родился во времена Пятой Мировой. Ребенку не будут ведомы страдания людей. Он будет находиться далеко от всех этих войн и страданий.
- Подумай, сможешь ли ты жить после того, как толкнула своего мужа на предательство, - Тоби обратил взгляд к Йоширо, мирно спящему у него на руках. – И сможешь ли ты жить с мыслью, что не смогла уберечь ни любимого мужчину, ни своего собственного сына? Страна падет из-за твоих решений, войска Ветра и Огня уже близко. Скоро ты лишишься всего, ради чего стоило жить.
И он исчез. Просто исчез, оставив женщину лежать на полу. Теперь…
Теперь почти все сгорело. Исчезло в пламени, которое они сами для себя разожгли. Таура знала, что войска разбросаны по стране, что никто не успеет придти к ним на помощь. После всего ее не сможет простить собственный народ, а она не сможет простить себя, зная, что все началось здесь, в Реке. Что она способствовала свершению его плана, что она погубила мужа.
Тоби забрал последнее, из-за чего Таура не сдавалась и не желала признавать поражение.
Вскоре же все они сгорят, и никто не узнает, что она и Йоширо были не только политиками, но и людьми, которые любили друг друга и которые свершили ужасную ошибку. Она не сможет жить в позоре. Не сможет себя простить.
Вскоре она сгорит дотла, как маленькая подожженная спичка.