Месяц из жизни наркомана. Глава 5.

11 ноября.

Не знаю, что именно хуже: то, что с каждой минутой моя рука все больше и больше напомнила о себе, или же то, что Сакура вот уже полдня расхаживала дома в коротких шортах и облегающей белой майке. Казалось бы, я не могу и дозу принять из-за нее – совесть не позволяет, да и встать, собственно, тоже проблемно – стояк, видите ли, показывать немного стыдно.

Именно, стояк. А что вы еще хотели от девятнадцатилетнего парня, у которого уже черти сколько времени секса не было? Хоть иди вешайся, но Сакура в упор не замечает моего поведения и знай себе, порхает по квартире словно пчела-труженица.

Раздражает.

Но, как бы то ни было, ближе к часу дня ей внезапно позвонили, и наша Богиня упорхнула, сказав, что приедет через час, как раз в магазин зайдет. Я крикнул ей, чтобы она пивка мне взяла, но боюсь, моих слов Сакура не услышала.

Ну и хрен с ним, с этим пивом. Чаю попью, с лимончиком.

Но чай потом. Времени даром не теряя, я дождался, когда за Харуно захлопнется нижняя дверь подъезда, и тут же соскочил с дивана, пора было принимать очередную дозу. Медленно приготовил антифриз, все равно торопиться было некуда. Вонзил долгожданную иглу в кожу, впрыскивая наркоту в вены. Живительным теплом растеклась она по крови, я жадно ловил ртом воздух и прижавшись к холодной кафельной стенке скулил, пока действие моего проклятья не начало действовать полностью.

Приятно. Комната начинает плыть перед глазами, шприц летит куда-то в сторону… и ОХ, КАЖЕТСЯ, И Я САМ КУДА-ТО ЛЕЧУ. Медленно. Умиротворяюще. Словно сон. Я парю где-то на вершине блаженства. Такое чувство, будто сейчас-сейчас это блаженство можно потрогать руками.

Мне так хорошо. Я кайфую, горят огни….

– Саске?! Саске?!

Что за черт?!

– Учиха, с тобой все в порядке?

Бледное лицо Сакуры возникает в моем сознании, прорывая пучину наслаждения, отчего мне даже немного обидно. Да что там немного, мне очень даже «много» обидно.

– Да ты ебнулась что-ль… – шепчу я, готовый разразиться гневом, но вместо этого на моем лице расцветает глупая улыбка.

– Ты в обморок упал, – она закусывает губу и протирает чем-то мокрым мое лицо.

Это ее рука? На улице снова дождь?

– Хуй там…

Я снова глупо улыбаюсь. Голова, тело - все, казалось, состоит из ваты, такой мягкой ваты. Мой взгляд движется ниже, по лицу Сакуры, и останавливается на ее губах. Сладких влажных приоткрытых губах, таких манящих и необыкновенно красивых. Когда это я стал романтиком?

Ха-ха, Саске, ты не романтиком становишься, а Петросяном. Ну, а хули, шутки у тебя какие-то не смешные? Вон, даже Сакура не смеется.

– Наклонись, – шепчу я ее, и она поддается вперед, подчиняясь мне.

А затем я ее целую. Аккуратно, как раньше ласкаю губы и плавно перехожу на ласки языком. Она не отвечает, но и не отпихивает меня, прям, как тогда, когда мы расстались. Это словно… целовать статую – ты вроде и целуешь что-то, но это что-то совсем неживое. Мраморное.

– Я оставлю булочки на кухне, – безразлично отстраняясь от меня, Сакура возвращает меня в реальность, и прежде чем стукнуться головой о пол, я успеваю подняться. Это немного неожиданно, комната резко начинает кружиться, но чувство потерянности быстро проходит, и я со всех ног бросаюсь вслед за ней.

– Куда ты?

– Не ходи за мной.

И она уходит. Закрывает дверь без привычного хлопка, и звук её шагов еще очень долго отдаётся в моей голове. Разом на душе становится нереально пусто, а в квартире холодно и темно. Она ушла, забрав с собой весь мой свет.

12 ноября.

Хожу по квартире, словно прокаженный. Потерянный. Не притронулся к еде, а всякий раз когда прохожу на кухню, внутри все сворачивается узлом.

Кажется, это называется депрессией.

Да ладно, хуй я клал на то, как это называется, главное, что от этого ужасно херово на душе. Хоть на стенку лезь. А толку – ноль.

Попытки дозвониться до Сакуры не увенчались успехом. Приятный женский голос оповестил меня о том, что она выключена, и мне стоит перезвонить попозже. И как назло, в телевизоре заиграла противная песня известной группы «Город 312» – «Вне зоны доступа»*.

И так на сердце хреново, а тут еще эти завывают. Со злостью я выключил телевизор и закинул пульт куда подальше – мало ли, какие дибилы там еще будут выступать, капать и капать на нервы. А разбитый телевизор меня, ну, никак не прельщал, поэтому я попытался поудобней устроиться на диване и заснуть. Чего у меня, естественно, не получилось.

Атмосфера, царящая в квартире, угнетала: давили стены, давил потолок, давила даже эта нелепая картина с цветами. Мысль о том, чтобы покинуть это место и спуститься вниз, туда, к людям, все больше и больше прельщала меня, но я стойко старался держаться. Изо всех сил.

Правда, хватило меня ненадолго. Всего минут десять, от силы пятнадцать, и вот я уже мчусь к входной двери, на ходу заматывая шарф на шее. Пальцы путаются завязывая шнурки. Меня охватил странный мандраж, словно я не на улицу иду, а так, мечту свою исполняю.

Я знал, что окажись на улице, соблазнюсь на что-нибудь покрепче той наркоты, которую я сейчас принимал. Я знаю точки, знаю, где каждая из них находится. И плюс у меня есть карточка, про которую отец забыл, и скорее всего, не заблокировал.

Прежде чем открыть дверь, бью себя по щекам пару раз. Стоп, ты идешь не наркотики сбывать, а искать ЕЕ. Она где-то там, сидит себе, наверное, в кафе или, может быть, у себя дома. Сегодня выходной, нужно найти ее и просто все объяснить.

Я подношу руку к двери, и она вдруг сама распахивается, прежде чем я успел докоснуться до ручки, а дверном проеме застывает фигура плотного мужчины в сером пальто. От него приятно пахнет, а в руках у него чемодан.

– Куда-то собрались, мистер Учиха?

Я осторожно киваю, но отступать в глубь квартиры, и освобождать ему проход не намерен.

– Не за новой ли дозой, надеюсь? Можно я войду?

13 ноября.

Мечусь по комнате словно раненный зверь. Яростно кидаюсь то на кровать, то на зеркало, стоящее в углу. Меня всего трясет, а особенно дрожат руки и ноги. А хотя нет, больше всего у меня сводит зубы, словно барабанной дробью отбивают бой, с каждой минутой все сильнее и сильнее.

Это приносит уже поистине ужасную боль. Ужасную, рвущуюся на ружу ярость, смешанную с отчаяньем. В который раз я прижимаю к груди руку и баюкая ее, словно ребенка, стараюсь заглушить стенания желания, беснующегося у меня внутри. Мне тяжело, но теперь я не могу броситься в ванную и вытащить от туда заветную дозу.

НЕТ! НЕ МОГУ, ПОТОМУ ЧТО ТОТ МУЖЧИНА ЕЕ У МЕНЯ ОТНЯЛ!!!


Скорее всего, я стал похож на Голума. Да-да, того самого чокнутого идиота из «Властелина Колец», еще немного и, кажись, облысею, как он и стану бегать, с криками: «Моя пре-е-е-е-елесть!». Ужасная картина, наверное. Но вам сейчас смешно, а мне охуительно БОЛЬНО, БЛЯТД.

И хреново, пиздец. То ли пить хочется, то ли жрать, а то ли вообще застрелиться к хуям собачьим и не мучаться. Последнее мне с каждой минутой все больше и больше нравилось. Я уже даже думал, что реально сейчас достану ствол, который мой друган в кладовке прятал, и отправлюсь на тот свет. Хоть пользы от этого какой будет.

– Саске, ты дома?

Моментально напрягаюсь и, спрыгивая с кровати, несусь в коридор. Сегодня дождя не было, на улице серо и хмуро, но все равно тепло, наверное. Сакура кутается в пальто, нет, все же прохладно. Нужно сказать, чтобы она куртку зимнюю одевать начала.

Да какая нахуй куртка…?!

Подскакиваю к ней и рывком припечатываю к стене, отчего у нее даже дыхание перехватывает.

– Саске, что… – лепечет она, но я грубо перебиваю ее.

– Сука! – тяжело охает и пытается высвободиться из моей хватки, но хуй тебе, - нехуй было всем направо и налево пиздеть про меня.

– Пи… пиздеть?!

Ловлю себя на том, что произнес это вслух. Дерьмо, ну ладно. Все равно собирался что-то в этом роде спиздануть. И так сойдет.

– Ну, а хуйли, думала, что если я пососаться немного решил, то все, блять, на святое позарился?! Обида ебаная, да?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь!

– Тупая?! Или притворяешься? – рычу я Сакуре на ухо, а у самого уже трясутся поджилки, ибо так долго я еще не сдерживался, – это ведь ты рассказала обо мне тому ебонтею из клиники? Ты?! Отвечай!

Сам того не понимая, я размахнулся и зарядил Сакуре звонкую пощечину, от которой ее голова дернулась словно тряпичная и стукнулась об стенку. Она вдруг обмякла в моих руках, а из глаз ее ручьем хлынули слезы, но вместо того, чтобы как-либо отрицать произошедшее, эта девушка вдруг подняла свои глаза на меня и прошептала:

– Даже если и я, то что ты сделаешь мне?