Начало противостояния. Глава 7 (часть 1)

Это казалось заманчивым – прогуляться к реке, к тому самому месту, о котором вчера рассказывал младший брат, и будто бы случайно встретить там принцессу. Но это было нечестно. Так, по крайней мере, думал Хаширама. Рассуждать об этом с точки зрения общепринятой морали он тоже не хотел, ибо считал ее вещью чрезвычайно переменчивой и неабсолютной. Нет, конечно же, его мнения и взгляды ни при каком раскладе не могли претендовать на звание абсолюта, но…
Снова увидеть принцессу хотелось нестерпимо. А так как в Конохе было признано равенство, независимо от древности и знатности рода или клана, то не было причин бить земные поклоны всему совету старейшин Учиха. А ведь в старые времена именно это ему и пришлось бы сделать, захоти он хоть словечко сказать сестре главы клана. И то, что он сам глава клана, не дало бы ему ни малейшей поблажки.
И, отбросив все свои “за” и “против”, Хаширама вышел из дома. Река была недалеко – около десяти минут бодрым шагом. Весьма быстро придя туда, молодой человек остановился, не решаясь сделать последний шаг. Скрываясь за густо росшим кустарником, он уже слышал характерное тяжелое ритмичное дыхание и легкую поступь
Она двигалась великолепно – редкий воин двигался так. Упруго пружиня, она словно парила над землей, проделывая сложнейшие приемы с неподражаемой легкостью и грацией. Хашираме начинало казаться, что эта девушка, в самом деле, умеет летать – ей только крыльев не хватает.
Спустя какое-то время Хаширама уже не мог понять, чем он так залюбовался – ее умелыми движениями или же ее красотой. Худенькое, чуть покрытое загаром и разрумянившееся от долгой тренировки личико было крайне сосредоточенным. Капельки пота срывались с открытого высокого лба, глаза были напряженными, целеустремленными. Длинные волосы, собранные в высокий хвост, при каждом повороте разлетались в стороны, окружая ее облаком парящего черного шелка. Лучи солнца отражались от порхающего туда-сюда лезвия катаны, рассыпаясь на сотни ослепительных солнечных зайчиков…
Хаширама вздохнул – Сэн была необыкновенно хороша. Непохожая ни на одну из виденных им ранее девушек, полная загадок и тайн, открытая и честная в разговоре, притягательная и… И, как ему казалось, ужасно недоступная. Недоступная из-за того, что он просто не представлял, как ему появиться сейчас перед ней, как завести разговор, как смотреть на нее и как встречать ее взгляд.
Он умел разговаривать, знал, что значит тот или иной жест или оттенок голоса. Все это он мастерски применял на переговорах, собраниях – там, где нельзя было ни на минуту расслабиться. С близкими он мог быть самим собой и не носить маску расчетливого и проницательного лидера. Но как быть с ней – с девушкой, покорившей его с первого взгляда? Одеть маску значило с самого начала встать на путь обмана во имя достижения цели. А вести себя так с ней, честной и смелой, он не мог. Но и быть самим собой ему было чуточку страшно. Со всеми девушками, что спешили оказать ему свое внимание, он был вежливым, но отстраненным. Но быть таким с принцессой нельзя – он чувствовал это своим чутьем великолепного дипломата.
Оставалось одно – идти только вперед, не скрывая своих намерений. Честно и прямо, так, как он делал всегда. Броситься, будто в омут, с головой, и не думать о том, что будет после. Ведь есть только этот миг, и другого такого не будет никогда.
Он улыбнулся, чувствуя, как глубоко внутри начинает распаляться боевой азарт, неподдельный интерес и желание узнать, что же случится в следующую секунду.
Обнажив меч, он шагнул вперед, на залитую солнцем поляну. Раздался лязг перекрестившихся клинков – их катаны вновь не желали проигрывать друг другу, получив второй шанс показать, кто же крепче.
Удивленно подняв брови, девушка немного смущенно воскликнула:
- Хокаге-сама?! – и тут же опустила меч, кланяясь ему.
Он улыбнулся, радуясь ее голосу и чувствуя себя последним идиотом. Ну не умел он красиво появляться и сопровождать свое появление должными речами.
- Простите, принцесса, что так неожиданно… - он замялся, когда она улыбнулась в ответ. – Знаете, у меня все из головы не идет, как вы здорово опрокинули меня тогда. Не могли бы вы…
Она опередила его, резким движением головы отбрасывая с глаз пряди волос и вновь поднимая катану.
- Хотите поединок?
Хаширама прищурился против солнца, оценивая выгоды и неудобства своего положения. А затем так же поднял меч, чуть склоняя перед Сэн голову.
- Вы окажете мне большую честь, принцесса.



Он возвращался домой счастливый и чуточку усталый. Принцесса была достойным противником, выносливым и изобретательным. Слишком выносливая и чересчур непредсказуемая для женщины. Он старался не вкладывать в удары всю свою силу – слишком уж запомнились ему те беспомощные стоны во время первого поединка и выбитые пальцы Сэн. Он был мягок и осторожен как никогда. И хотя он понимал, что его сегодняшний соперник не примет жалости и снисхождения, ничего не мог с собой поделать – слишком уж боялся причинить ей хоть малейшую боль.
Хаширама так и не понял, каким же приемом его тогда припечатали лопатками к земле. Не понял он и сейчас, как ни старался. А когда отвлекся на краткий миг, завороженным плавными движениями тоненьких запястий, вновь оказался лежащим на земле. И вновь его меч покинул руки хозяина, устроившись в маленькой ручке принцессы. Он лишь улыбнулся в ответ, признавая всю тщетность своих желаний, и они продолжили бой, внимательно изучая друг друга.
Во дворе дома его уже ждал Тобирама. Нетерпеливо расхаживая из стороны в сторону, мальчишка разминался, вычерчивая катаной в воздухе затейливые силуэты. Заметив старшего брата, неторопливо идущего по дорожке, Тоби радостно подбежал к нему.
- Нии-сан, давай потренируемся, а? – и будто желая ускорить ход событий, мальчик подхватил его под руку и попытался увлечь за собой. Но Хаширама, покачав головой, мягко ответил.
- Тоби, прости, но, пожалуй, сегодня я отдохну. Только что с тренировки, - и он чуточку виновато улыбнулся младшему брату.
Блондин надулся и недовольно пробормотал:
- Ну вот… А я так надеялся, что сегодня потренируемся подольше. Ты в кои-то веки остался дома, а я даже не могу побыть с тобой.
- Если сможешь завтра встать пораньше, то можем потренироваться с утра, - и, потрепав брата по плечу, Хаширама зашел в дом.
Тоби проводил его недоверчивым взглядом. Сначала старший брат спал чуть ли не до полудня, потом битых два часа валялся с широком кресле с книжкой, а потом куда-то пропал, даже не удосужившись сказать куда направляется. Теперь же он вернулся, измотанный и странно улыбающийся, и заявляет, что уже где-то успел потренироваться. Это было необычно и весьма подозрительно. Вздохнув, Тобирама поплелся на задний двор, намереваясь продолжить начатую тренировку в гордом одиночестве.
Будь он чуточку старше, опытнее или наблюдательнее, то заметил бы, как изменился взгляд старшего брата, но, увы, Тоби был еще слишком невнимателен к столь малым признакам перемен. И потому ласковые огоньки в глубине карих глаз остались незамеченными.



Это просто невозможно! Невероятно и… До чего же неожиданно!
Дрожащая и сбитая с толку, я сидела на веранде, пряча пылающее лицо в руках, и глупо улыбалась сама себе. Еще вчера я и думать боялась о том, когда же смогу снова увидеть его, а сегодня… О, в это просто не верится! Это, конечно, ужасно нечестно с его стороны – подкрадываться так неожиданно, да еще и во время тренировки. Еще неизвестно, сколько времени он наблюдал за мной, если и наблюдал… А это очень важно – ведь я могла строить такие ужасные рожицы в особо напряженные моменты, что была бы сама на себя не похожа! И он все это видел! И даже – о, ужас! – мог слышать, как я едва слышно ругаюсь сквозь стиснутые зубы.
И все же мы провели вместе несколько часов, и пусть лишь малую часть этого времени мы просто разговаривали, а большую тренировались. И пусть он нашел меня там, на берегу реки, совершенно случайно, и вряд ли придет туда еще раз. Это... Теперь это совершенно неважно! Те улыбки, что подарил мне Хаширама за промелькнувшие мимолетные мгновения, будут греть меня долго, очень долго…
Все так же улыбаясь, я встала и пошла переодеваться. Бросив последний взгляд через плечо на заходящее солнце, я хотела загадать что-то очень важное, необходимое, но так и не смогла подобрать нужных слов.
Кажется, в тот день я впервые была по-настоящему счастливой.
FB
- Мы не играем с девчонками! – важно заявил Кэн. Нориаки, более скромный, выглядывал из-за его плеча, и я решила обратиться к нему.
- Нориаки-кун… - начала я, надеясь увидеть в его лице поддержку, но видимая мягкость оказалась ошибочной. Воинственно нахмурившись, мальчик лишь повторил слова своего друга.
- Мы не играем с девчонками!
Не глядя на меня, ребята покинули просторный двор. Судя по тому, какую тропку они выбрали, их путь лежал к водопаду, что находился в паре километров от замка. Наверное, в любом другом клане никто бы не отпустил подростков в такое опасное и дальнее путешествие. Но Учихи знать не хотели о подобных нежностях. И потому отцы семейств сквозь пальцы смотрели на то, когда и где находятся их дети. А к голосу матерей, подчинявшихся мужчинам, никто и не собирался прислушиваться. А что можно сказать о сиротах, потерявших своих родителей на войне? Кэн и Нориаки были именно такими сиротами.
Дождавшись, когда мальчишки скроются за поворотом, я быстро зашагала вслед за ними, не желая отступать и решившись на этот раз добиться своего. Краем уха я слышала, как они шептались во дворе, и в их разговоре проскальзывали такие слова, как “испытание” и “посвящение”. Видимо, они задумали что-то очень важное и таинственное, раз отталкивали меня от себя энергичнее обычного. Интерес двигал мной меньше всего – куда как больше было желание быть признанной. Желая достичь всеобщего признания, я интуитивно понимала, что надо добиться признания отдельных людей, и тогда моя мечта будет осуществима. Мадара никогда не будет считаться с одинокой, никому не нужной, девочкой. Но если за моей спиной будет весь клан, то ему будет сложно противостоять. И я выбью из него то, что принадлежит мне по праву!
Мне было двенадцать, Кэну и Нориаки по четырнадцать. Они были друзья не разлей вода, везде ходили вдвоем, все делали вместе. И я при всем своем желании не могла вклиниться в их дружную компанию. Завоевать симпатию почти ровесников было невероятно сложно – они скрывались от меня за стеной сотни выдуманных ими же самими правил. И это последнее вывело меня из себя окончательно.
Они, видите ли, не играют с девчонками! Да сдались мне их игры! Я не играю, и никогда не играла – я лишь хочу быть равной в круге людей своего клана. И если это место надо выбить силой, я так и сделаю.
За пару десятков шагов до водопада я замедлила шаг. Шум низвергающейся в высоты воды заглушала все звуки в радиусе пятидесяти метров, и потому я начала продвигаться вперед невероятно маленькими шажками, оглядываясь по сторонам в поисках своей цели. Наконец, выйдя из-за каменистой насыпи, я увидела их.
С трудом удерживая равновесие, неловко переступая с ноги на ногу и качаясь, Кэн медленно шел по бревну, соединяющему два края узкого ущелья. Справа от него, шагах в пяти-десяти, громыхали прозрачные струи водопада. По левую руку простиралась, расширяясь с каждым метром, глубокая пропасть. Мне сразу стало ясно, что за испытание они себе придумали. Испытание храбрости – не так-то легко пройтись по такому узкому мостику над ревущей водой, что разбивается в водяную пыль где-то далеко-далеко внизу. А помимо храбрости нужна ловкость и координация, и железная вера в себя и свое тело. Мальчишки, решившие показать, что они достойны зваться мужчинами, даже не представляли, чем обернется их затея.
Кэну оставалась буквально пара шагов до противоположного берега, как неожиданно налетевший порыв ветра заставил его покачнуться и замереть на месте. Удержавшись в нужной позе, он хотел было продолжить свой путь, но ветер налетел снова, а потом еще раз. И этот третий порыв сдвинул бревно на какие-то ничтожные миллиметры, но этого хватило, чтобы Кэн, качнувшись пару раз из стороны в сторону, вышел из состояния равновесия и начал неотвратимо заваливаться на бок. У него была неплохая реакция, но все же он опоздал на какую-то сотую долю секунды. Но даже это спасло его. Вместо того чтобы упасть в пропасть, он повис сбоку от бревна, весьма удачно зацепившись поясом за какой-то коротенький и толстый сучок. Моя же реакция была чуть лучше – в пару секунд одолев разделявшее нас пространство, буквально птицей пролетев по шаткому бревну, я схватила его за пояс, готовый с минуты минуту лопнуть под тяжестью его тела.
На какой-то миг время остановилось. Уставившись на меня невидящими, расширившимися от дикого ужаса зрачками, мальчишка прохрипел одними губами:
- Уходи, черт побери, уходи! Ты ничего не сможешь сделать!
- Дурак! – крикнула я в ответ, исхитряясь залепить ему весьма чувствительную пощечину. – За кого ты меня принимаешь? Я ни за что не отпущу тебя! Эй, Нориаки, иди сю…
Словно споткнувшись о пустоту, где еще недавно трясся весь побелевший от страха Нориаки, я умолкла на полуслове. Удрал, значит… Решил, что хватит с него на сегодня испытаний. Но я не удеру и не сдамся. Жизнь Кэна в моих руках, в прямом смысле слова, и я теперь в ответе за него.
- Кэн, слышишь меня? – позвала я парня, с облегчением отмечая его прояснившийся взгляд. Он кивнул в ответ, изо всех сил стараясь раскачиваться как можно меньше.
- Слушай, сейчас постарайся извернуться и схватить меня за запястья. У меня не хватит сил вытащить тебя, как мешок с картошкой, понимаешь? Скорее у меня все внутри лопнет, нежели я сдвину тебя хоть на миллиметр. Потому постарайся схватить меня за руки, а потом подтянуться и обхватить ногами это бревно. Понимаешь, что я хочу? – парень снова кивнул. Через пару мгновений его потные ладони впились в мои запястья мертвой хваткой, и меня буквально пригвоздило к шероховатой поверхности дерева.
- Теперь лучше уходи, - прохрипел он, цепляясь обеими ногами за ствол и пытаясь отпустить мои руки. Видя, что он задумал, я запротестовала.
- Нет, мы должны вылезти вместе. Сейчас моя реакция лучше, а ты в любой момент можешь дать слабину. Так что не спорь! - горячо настаивала я.
Он и не спорил. Вылезали мы долго, очень долго. Шаг за шагом, боясь разомкнуть сведенные судорогой руки, с трудом понимая, где же невесомый воздух, а где твердая земная поверхность. Когда, наконец, вылезли и Кэн едва-едва отдышался, он встал передо мной на одно колено и склонил голову. Его голос прерывался, но был твердым и решительным.
- Я был не прав. Прости меня.
- О чем ты? Ты ничем меня не обидел.
- Но ты ведь спасла меня, хотя я ни разу даже не говорил с тобой, - смущенно сказал он. Я улыбнулась, протягивая ему руку.
- Мы с тобой из одного клана – своих не бросают.
Его рука, грязная и уставшая, сжала мою.
- Я твой должник, принцесса. Жизнь за жизнь – на меньшее моя честь не согласна.
С Нориаки он не обмолвился ни словом, демонстративно глядя на бывшего друга, словно на пустое место. О случившемся на водопаде не узнал никто, кроме Кеншина.
Год спустя Кэн ушел на войну вместе с остальными Учиха. Его первый бой стал последним – кто мог подумать, что смерть лидеров враждебных кланов станет началом перемирия?
Он вернулся всего с парой царапин на левой щеке, со временем превратившихся в тонюсенькие белые ниточки. Через три дня после возвращения Кэн выловил меня во дворе, где я пряталась ото всех, боясь показать свои слезы.
Сев рядом и просто протянув белый носовой платок, тихо сказал:
- Прими мои соболезнования, Сэн… Знаю, это очень нелегко, но… - он запнулся, не находя слов, а затем грустно улыбнулся. – Я не умею говорить, уж прости. Но знай, что ты всегда можешь поговорить со мной или посидеть вот так.
Какое-то время мы молчали, а затем он снова заговорил.
- Сэн, тут такое дело… Нориаки… - я встрепенулась, услышав имя его бывшего друга.
- С ним что-то случилось? Ну же, говори быстрее!
Кэн отвел взгляд в сторону и прошептал:
- Этот идиот закрыл меня собой и лишь сегодня утром пришел в сознании. Потерял почти половину крови, чуть не растерял кишки на поле боя, заработал сотрясение мозга и получил переломы всех пальцев на правой руке с вывихом запястья, но ведь выжил, чертов придурок, выжил! – последние слова Кэн почти выкрикнул, до побелевших костяшек сжимая кулаки и вжимая их в землю. Я молчала, видя, что в нем нет ни злобы – лишь боль и горечь за друга.
- Когда он метался в бреду, то звал тебя, Сэн, и просил у меня прощения… Говорил, что теперь понимает, что такое дружба, верность, храбрость… Бредил, придурок.
Я встала, крепко сжимая в руке данный Кэном платок. Улыбнулась другу и сказала:
- Ну же, Кэн, хватит сидеть и болтать впустую. Пойдем лучше в горы, наберем листьев дикой малины. Кажется, Нориаки больше всего их любит.
/FB
После того чудесного дня, проведенного вместе с Хаширамой, последовал еще ни один такой день. Он приходил не часто, но с завидной пунктуальностью в одно и то же время – в самый разгар тренировки. Получая не отбиваемые удары, или вновь подметая своим бордовым косодэ берег реки, смеялся и оправдывался, указывая на то, что я начала тренироваться раньше, а он даже разогреться не успел. Задавал много вопросов и сам с готовностью рассказывал и объяснял все то, что было мне хоть капельку непонятно. Улыбался так, что не было сил не ответить, был внимателен и предупредителен, слушал все мои речи с неподдельным интересом. А еще иногда задерживал на мне свой взгляд чуть дольше обычного. В такие мгновения мне начинало казаться, что глаза его в самом деле из драгоценного янтаря – прозрачного, источающего влекущий теплый свет. В те моменты, когда невольно наши лица оказывались слишком близко, он иногда краснел – самую малость. Этот легкий румянец был едва заметен на его ровной смуглой коже, но сомневаться не приходилось. И это явление притягивало меня к нему как никакое другое. Оно словно бы ставило непрекословную печать под чистотой его намерений. О цвете же своего лица я предпочитала не думать, надеясь, что румянец меня как минимум не портит.
С каждым разом мы все меньше тренировались и все больше разговаривали, сидя на берегу реки и глядя вдаль, на ее сверкающие в лучах солнца воды. Я расспрашивала его обо всем – о жизни на юге страны Огня, о его работе, планах на будущее и мыслях о прошлом. Он выкладывал все, не таясь, и я каждый раз понимала, что человека, более достойного правления деревней, нежели Хаширама, не сыскать. Он был прост и скромен, но дальновиден. Рассчитывал все на десять шагов вперед и, тем не менее, не упускал шанса случайности. Хлебнув немало горя, он не озлобился и, кажется, не перестал верить в чудеса. Твердо знал, что воздается каждому по трудам и силам его, и потому не роптал на свою нелегкую судьбу. И еще он всегда улыбался. Лишь когда вспоминал отца, на лицо его набегало непривычное выражение легкой грусти, которое, впрочем, быстро сменялось былым смелым и прямым взглядом вперед.
Сама же я, покоренная честностью и открытостью Хаширамы, не посвящала его во все сложности внутриклановой жизни Учих. Хотя его вопросы, проницательные и неожиданные, порой ставили меня в неловкое положение и заставляли придумывать на ходу полуправду-полуложь.
- Скажите, принцесса, - спросил он как-то, внимательно изучая взглядом мои сбитые костяшки. – Зачем вы так упорно тренируетесь?
Я вздрогнула, понимая, что еще шаг, и выкрутиться уже будет сложно. Рассказывать о своем вечном противостоянии со старшим братом совершенно не хотелось – я слишком дорожила драгоценными минутами, проведенными с Хаширамой, и не было желания омрачать их такими подробностями. К тому же, Мадара был одним из членов совета, на который Хокаге выносил все спорные вопросы и законы.
- Я хочу быть сильной, - просто ответила я, опираясь на ладони и запрокидывая лицо вверх.
С минуту Хаширама молчал, последовав моему примеру и увлеченно щурясь в яркую голубую высь.
- А зачем вам сила? – неожиданно продолжил он, ловя мой растерянный взгляд.
- Сила? – переспросила я, оттягивая время. – Сила дает независимость, свободу и…В общем, сила еще никому не мешала, как я думаю, - закончила я со смешком.
На этот раз он промолчал, неоднозначно качая головой в ответ.
- Разве вы не свободны? – прямо спросил он спустя неделю, и на этот раз его глаза были неумолимы. Он буквально впивался в меня своим немигающим взглядом, вынуждая прямо смотреть в ответ и не давая ни секунды для обдумывания ответа. Я молчала, не находя слов и понимая, что кажется меня приперли к стенке.
- Мадара, - он не спрашивал, а утверждал, пугая меня своей догадливостью. Я вздрогнула, думая, что же еще он может сказать, но он лишь тихонько рассмеялся, снова глядя на меня из-под прищуренных ресниц.
- Не бойтесь, я не буду лезть в ваши клановые дела – у меня нет на это ни малейшего права. Если когда-то захотите поговорить, я всегда выслушаю. Ведь зачастую большего не надо.
Я улыбнулась, без слов благодаря его за такт и понимание, а потом спросила:
- А как вы … Догадались?
Он усмехнулся той горькой усмешкой, что за все время нашего знакомства я видела от силы раза два.
- Война оторвала меня от дома в десять лет. Без понимания людей, полагаясь лишь на силу и ловкость, в бою не выжить и пяти минут. Как бы это ни было смешно, умение читать человеческую душу спасает даже в те моменты, когда занесенный над тобой меч готов разрубить пополам уже в следующее мгновение. Если же против тебя воин, полагающийся на техники – шиноби, - то его действия еще больше подчинены душевному равновесию, ведь он черпает свою силу непосредственно из него. Так что мне пришлось научиться видеть и понимать все, что происходит в душе человека и лишь малыми штрихами отражается на его лице. А потом я стал главой клана и попал в самый настоящий вертеп интриг и заговоров. И там у меня уже не было ни малейшего шанса научиться хоть чему-нибудь – первое покушение на меня пытались организовать уже на второй день.
Я невесело улыбнулась в ответ, склоняя голову на плечо.
- Получается, выживать приходится не только в клане Учиха.
- Выживать приходится везде, - просто ответил он и вдруг снова улыбнулся, но на этот раз совсем по-мальчишески. – О, принцесса, я вас совсем всякими невеселыми вещами замучил – прошу простить! Это не лучшие темы, когда вокруг такое великолепное солнечное лето. Да и в такой компании… - он осекся и покраснел, снова едва заметно и непостижимо волнующе. Я же тихонько рассмеялась, про себя восхищаясь им и его силой, его честной силой, и неподражаемой гордой чистотой.
- Все хорошо, Сенджу-сан, правда же. С вами так легко и приятно разговаривать, как ни с кем другим! – поспешила я заверить его, и сама покраснела, пряча взгляд.
Лишь в конце дня, уже прощаясь, он вернулся к неприятной теме. Извиняясь и все так же упрямо не сводя с меня взора, Хаширама сказал:
- Простите, если я снова что-то не то скажу, но я должен вам сказать это. Я никогда не видел таких людей, как вы – понимайте это, как хотите, но все же учтите и мое мнение. Вы смелая и отчаянная в драке, умная и незапальчивая – вас сложно обмануть и поймать на какую-нибудь уловку. Но вы не созданы для битвы, поймите правильно. Скажите, просто ответьте самой себе на мой вопрос – на кой черт вам сдалась эта сила, эта независимость? Я знаю, вы не можете не понимать, что… - он снова покраснел, на этот раз чуть сильнее, чем обычно, и продолжил. – Вы ведь не хуже меня знаете, что женщину должен защищать мужчина, и что только если такого мужчины нет рядом, женщине приходится искать все то, что ищете вы.
Хаширама замолчал, давая паузу себе и мне, а потом снова заговорил. На этот раз он сделал шаг вперед, подойдя так близко, как не позволял себе раньше, и снова смотрел мне прямо в глаза.
- В ваших глазах столько боли – она буквально сочится из-под ваших ресниц. Я вижу эту боль, чувствую, знаю ее вкус – она горькая, почти неутолимая и не желающая выпускать вас из своих цепких лап. Она пропитана отчаянием, которое безуспешно пытается одеть маску храбрости и беззаботности. Она… Она выедает ваши глаза, вашу душу, сковывает ваше чудесное храброе сердце и не дает ему биться вольно, так, как хочется вам и только вам! Эта боль… - он сделал еще шаг вперед и неожиданно положил свои ладони на мои плечи, легонько сжимая и делясь своим теплом. – Эта боль не дает мне покоя… Я… Я готов сделать все что угодно, лишь бы навеки похоронить ее, лишь бы вы были свободны, лишь бы вы улыбались так, как улыбаются счастливые, не знавшие войны, дети. О, если бы я был вправе приказывать вам! Единственное, что я сказал бы, это: “Отдайте мне вашу боль и забудьте о ней навеки!”
И он еще крепче сжал мои плечи, впиваясь взглядом в мое лицо, будто бы уже мысленно отдавал столь желанный приказ.
Я опустила лицо вниз, до глубины души пораженная его искренностью, горячностью, желанием исправить даже те ошибки, что совершены другими. Его руки еще с секунду сжимали мои плечи, даря покой и странную веру в его силы, а затем разжались и расслабленно легли вдоль туловища. Но он по-прежнему был близко. И голос его, вновь раздавшийся в тишине, прозвучал нежно, почти умоляюще:
- Отдай мне свою боль, Сэн!
Я вздрогнула – он впервые назвал меня по имени, и впервые обратился на “ты”. Он не дожидался моего разрешения, заслужив право на такое обращение своим безупречным поведением и чистотой. Подняв к нему лицо, я вновь залилась румянцем, в который раз покоряясь его мужественной красоте и глазам, говорящим больше любых слов. Улыбнувшись своим мыслям и ему, тихо ответила:
- Мне уже почти не больно, правда… Здесь, где все построено благодаря тебе, я забыла о своей боли. Поэтому… Поэтому не пытайся взвалить на себя еще больше – ведь на твоих плечах и так слишком много груза. Если бы я могла… - увидев, что он приблизился еще самую малость, прислушиваясь к моему голосу, я неожиданно умолкла, окончательно и бесповоротно напоминая маков цвет.
- Мне пора идти, извините… Хаширама-сан…
Прошептав скомканное прощание и окончательно сбившись с толку, я резко развернулась и чуть ли не бегом поспешила покинуть берег реки.



После этого разговора, странным образом сблизившего нас, мы не виделись еще две недели. Краем уха во время ужина я слышала, как Мадара говорил что-то о новых соглашениях и союзах, и сделала вывод, что работы сейчас у Хаширамы хоть отбавляй. И очень надеялась, что в его отсутствии мое неловкое обращение при последней встрече не играет никакой роли. И, тем не менее, я ждала его каждый день, понимая, что проведенное без него время кажется преступно растраченным впустую, что солнце светит не так ярко, а небо вовсе не синие, а угрюмо-серое.
Я не произносила этих слов внутри себя, упиваясь самим фактом произошедшего. Я просто жила им – человеком, что подарил мне новую жизнь, и тем чувством, что он вдохнул в меня своей могучей волей, смешав его перед этим с ароматом цветущих полей и шумом ветра в густых кронах столетних дубов, охраняющих покой Конохи.
У меня не было ни малейшего представления о том, как называется то притяжение, что неизменно возникает при столкновении двух половинок. Я просто полюбила Сенджу Хашираму таким, какой он есть, и все остальное меня мало волновало.
На задний план ушло, растворяясь под напором силы новорожденного чувства, болезненное желание признания. Мадара со своими выкрутасами перестал для меня существовать. Я не видела его лица и не слышала всех тех шуточек, что он любил отпускать в мой адрес, когда бывал в особо дурном настроении. Сенджу в очередной раз научил меня новому отношению к жизни. И если в прошлый раз лишь благодаря его мимолетным словам я нашла силы просить у брата у поединка, то на этот раз я начала потихоньку забывать все плохое, что было в моем прошлом.
Покой снизошел на меня, а вместе с ним и силы, помогшие завершить до конца многие из начатых мной техник, требующих особой, предельной концентрации.
На какое-то время в клане воцарилось подобие перемирия, заключавшееся в моем абсолютном равнодушии к ставшим более редким нападкам старшего брата.



Как-то вечером, незадолго до заката, я возвращалась домой. Тренировка, как всегда, прошла отлично, и сил едва хватало на то, чтобы волочить ноги и успевать радоваться прекрасным летним пейзажам. Свежий ветерок, играя в пышных кронах дубов, приносил столь необходимую сейчас прохладу. Задумавшись, я смотрела под ноги, на изумрудную зелень травы, испещренную маленькими желтыми и голубыми цветами.
Неожиданно из-за поворота лесной тропинки послышался чей-то приглушенный стон. Сразу же отбросив задумчивость, я продолжила идти вперед. И когда поворот остался позади, моему удивленному взору предстал Сару-кун – один из учеников Хаширамы. Сжавшись в маленький комочек и держась за правое колено, он сидел чуть в стороне от тропинки, в тени большого дерева. Личико его, пылью и поцарапанное в нескольких местах, было искажено гримасой боли. Подойдя к мальчику, так и не заметившего моего появления, я осторожно потрясла его за плечо.
- Эй, Сару-кун, что с тобой?
Он поднял на меня свои карие глазенки, и я заметила две предательские слезинки в их уголках. Отчаянно шмыгнув и вытеревшись рукавом пестрого потрепанного кимоно, он тихо сказал:
- Все в порядке, Химе-сан… Я просто присел здесь отдохнуть.
Конечно же, я ему не поверила – слишком уж распухло и покраснело его колено, раздувавшееся буквально на глазах. Кое-где, сочась из рассеченной кожи, стекали тоненькие струйки крови. Присев рядом, я отняла его руки, слабо сопротивлявшиеся, и продолжила осмотр.
Состояние было плачевное. Сустав распух настолько, что нога уже не сгибалась. Разогнуть ее также не представлялось возможным. Вытащив из кармашка штанов бинты, я туго перевязала мальчишке колено – сейчас это было единственное, что можно было сделать. Увы, льда под рукой не было, значит, надо как можно быстрее отвести его домой.
Встав, я протянула ему руку.
- Пойдем, я отведу тебя домой, надо как можно скорее приложить к твоему колену что-нибудь холодное.
Опираясь на мою руку, он попытался встать и сделать шаг, но ничего не вышло. Видимо, кроме сильного ушиба, колено пострадало от вывиха. Едва мальчик попытался опереться на поврежденную ногу, как тут же она подогнулась, и Сару с тихим шипением снова упал на землю. Вздохнув, я присела перед ним на корточки.
- Цепляйся за мою шею, Сару-кун, я отнесу тебя.
Мальчик едва слышно всхлипнул.
- Нет, что вы! Я… Я не могу!
- Не говори глупостей, хватайся! Чем быстрее ты окажешься дома, тем лучше.
Его голос стих окончательно.
- Мужчине не подобает… - прошептал он сквозь боль.
Я снова вздохнула, возводя глаза к небу. Нет, ну какой упрямый! Конечно, это замечательно, но на одной гордости далеко не уедешь.
- Мужчине не подобает сдаваться, когда у него еще есть силы идти вперед. Мужчине не подобает бросать своих и отступаться от мечты. А еще мужчина никогда не отказывается от помощи друзей, если сам он уже ничего не может сделать. Так что хватайся и, если очень хочется, продолжим разговор чуть позже.
Провозившись немного дольше в силу больной ноги, мальчишка обнял меня за шею, обдавая щеку прерывистым дыханием. Встав и подхватив его под болтающиеся ноги, я пошла вперед легко и быстро. Ведь шестилетний худенький мальчик не мог весить столько, чтобы доставить мне какие-либо неудобства. Сару-кун был словно перышко.
- Где твой дом? – спросила я мальчика, завидев впереди крыши первых домов. Он, заметно смущаясь, проговорил:
- На противоположном краю деревни, Химе-сан. Самый последний дом…
- Может, все-таки расскажешь, где ты так ухитрился разбить ногу?
- Мы тренировались с Данзо-куном, - ответил мальчик, снова шмыгая. Покопавшись одной рукой в кармашке, я извлекла из него носовой платок и протянула Хирузену.
- Вот, возьми.
- Благодарю вас, Химе-сан, - невнятно послышался его голос.
- Так все же, Сару-кун, что случилось?
Мальчик молчал с минуту, а потом начал рассказывать.
- Данзо-кун считает меня слабаком, и потому никогда не разрешает тренироваться вместе с ним. А мне так хочется, чтобы кто-нибудь хоть иногда потренировался со мной. Я стесняюсь часто просить об этом сенсея – он так уделяет нам много времени, несмотря на всю свою работу. А Данзо-кун… - он умолк, снова сморкаясь. – А Данзо-кун сегодня разрешил мне пойти с ним, если я смогу залезть на дерево и перепрыгнуть на другое. Я… Я почти не умею контролировать чакру. Хаширама-сенсей говорит, что я еще слишком мал для такой концентрации, но я все равно решил попробовать. И упал вниз, даже не добравшись до середины.
- А почему Данзо не помог тебе? – спросила я, вспоминая черноволосого, не по годам злого мальчика. Хирузен снова вздохнул.
- Он сказал, что раз у меня не хватило сил залезть на дерево, то тогда испытание меняется. Если я доберусь до деревни сам, он потренируется со мной.
Я лишь стиснула зубы, про себя удивляясь такой жестокости. Данзо был старше и сильнее, помочь товарищу не составило бы для него труда. Но почему-то он повел себя совершенно недостойно, будто пытался утвердиться за счет совсем еще маленького Хирузена.
- Он теперь засмеет меня, Химе-сан… - снова всхлипнул мальчик, уткнувшись лицом мне в плечо.
Я тихонько рассмеялась, пытаясь приободрить мальчугана.
- Не отчаивайся, Сару-кун, все будет хорошо! Не обращай внимания на тех, кто зол к тебе. Лучше иди за теми, кто добр, несмотря на свою силу. Вот, например, твой учитель. Ты хотел бы стать таким же как он?
Мальчик кивнул.
- Вот видишь, - поддержала я. – А твой учитель никогда не бросил бы тебя в беде и не стал бы смеяться над неудачами. Знаешь, Сару-кун, никогда не сомневайся в своей цели, раз ты уже идешь к ней. Иначе никогда ее не достигнешь.
Так мы дошли до противоположного края деревни, минуя наше поместье, разрозненные дома других Учих и прочих кланов, не успевших еще толком освоиться на новой территории.
- Вот, Химе-сан, пришли, - сказал мальчик, указывая на самый последний дом, стоявший практически на границе с лесом. Двухэтажный, небольшой и очень уютный, он был отделен от всего остального мира высокой и густой живой изгородью, так необычно смотревшейся на фоне простых деревянных заборов близлежащих домов.
Толкнув красивую решетчатую калитку из светлого дерева, мы прошли во двор, усаженный невысокими можжевельниками и расцвеченный яркими пятнами цветущих клумб. Тропинка, круто изгибаясь около невысокого деревянного крыльца, уходила за угол дома, наводя на мысль о не менее уютном заднем дворике.
Разувшись сама и сняв обувь со своей ноши, я ступила на крыльцо, прошла достаточно просторную веранду и постучала в дверь. В глубине дома послышались легкие шаги, и через секунду дверь открылась. На пороге, улыбаясь и оглядывая меня проницательным взором, стояла женщина. Никогда бы не подумала, что ей уже за сорок – так гибка и стройна была ее фигура, облаченная в темно-голубое кимоно и перетянутая на талии светлым поясом. И лицо ее, лишь самую малость тронутое загаром, сияло таким свежим и молодым румянцем, что определить ее настоящий возраст казалось совершенно невозможным. Каштановые волосы, блестящие и отливающие в солнечном свете янтарными искорками, были собраны в строгий пучок. Глаза же… Увидев ее глаза, я ахнула про себя, сразу же вспомнив ласковый свет, что излучали глаза Хаширамы. Но эта женщина была иной – в ней чувствовалась мудрость и милосердие, небывалая сила и доброта, которые присущи лишь зрелому человеку.
Заглядевшись на нее, я совсем забыла о цели своего визита. Увидев мою растерянность, женщина улыбнулась еще шире и радушнее, и ее ласковый участливый голос заставил меня прийти в себя.
- Могу я чем-то помочь вам? – спросила она, ненавязчиво изучая меня взглядом.
Наконец-то опомнившись, я встрепенулась и поспешила представиться и объяснить, по какой причине, собственно, нарушила ее покой. Она снова улыбнулась.
- Вот как, значит, ты – Сэн? Очень рада нашему знакомству, принцесса. Кеншин не раз рассказывал мне о тебе, - хитро, совсем не по-взрослому, подмигнула она, принимая с моих рук пострадавшего мальчика.
- А меня зовут Томо, и зови меня просто по имени, хорошо?
Магия ее улыбки была неотразима – я непроизвольно улыбнулась в ответ, несмотря на все свое смущение. А женщина тем временем прошла в соседнюю комнату, унеся с собой мальчика, и позвала меня оттуда.
- Сэн, проходи, пожалуйста. Сейчас я быстро обработаю рану Хирузена и угощу тебя отличным чаем. Ты ведь не откажешься?
Я прошла на ее зов и оказалась в просторной светлой комнате, полностью отделанной деревом, которое казалось совсем янтарным в свете заходящего солнца.
Хирузен уже сидел на высоком стуле возле окна и тихонько кривил личико, а женщина ловко и быстро обрабатывала его ссадины, перетягивала колено бинтами и закрепляла поверх повязок ледяной компресс.
Замявшись, я окликнула ее.
- Простите, но я, пожалуй, пойду, - сказала я, невольно разглядывая свой тренировочный наряд. Заметив мой взгляд, Томо добродушно рассмеялась.
- Не переживай, дорогая, в этом доме все запросто – с мальчиками по-другому никак. Поэтому усаживайся за стол, я совсем скоро присоединюсь к тебе. Ну, а теперь, Сару-кун, пойдем-ка в твою комнату – тебе надо отдохнуть, - и она подхватила мальчика на руки и понесла прочь.
Вернувшись через пару минут, женщина начала колдовать над чайником и кружками. Я порывалась ей помочь, но безуспешно. Все так же мило улыбаясь, Томо благодарила меня за то, что помогла Хирузену и столь долго тащила его на себе, и строго-настрого приказала мне сейчас отдыхать.
Разливая душистый чай в чашки, она расспрашивала меня о том, как я устроилась на новом месте, нравится ли мне деревня. Когда с официальной частью было окончено, я позволила себе полюбопытствовать.
- Скажите, пожалуйста, Сару-кун – ваш сын?
Томо улыбнулась, гордо расправляя свои тонкие плечи.
- Нет, он ученик моего сына.
Я чуть не поперхнулась чаем, поняв, в чьем же доме сейчас нахожусь.
- Так вы… - начала я и умолкла, боясь покраснеть и выдать тем самым себя с головой. А Томо снова рассмеялась, ставя чашку на стол.
- В этом нет ничего удивительного – у Хокаге должна быть мать.
- Простите, я немного не то хотела сказать, - замялась я, чувствуя себя крайне неловко. – Просто мне немного странно, что Хирузен живет с вами.
- О, и в этом нет ничего удивительного, – грустно вздохнула женщина, подпирая ладонью подбородок. – Родители Сару-куна погибли на последней войне, и мы были единственными, кто мог приютить малыша у себя. Так получилось, что теперь у меня три сына.
После мы долго еще разговаривали, и нашу беседу прервало лишь шумное появление Тобирамы, весьма громко радовавшегося моему присутствию. Где-то через час я собралась уходить, боясь стеснить радушных хозяев своим затянувшимся визитом.
Стоя на крыльце, Томо еще раз благодарила меня за помощь и приглашала в гости.
- Заходи к нам почаще, Сэн, мне было очень приятно общаться с тобой. Я дома практически всегда, так что можешь не сообщать заранее о визите.
Отблагодарив от всей души чудесную женщину и помахав на прощание крутящемуся возле матери Тоби, я пошла домой.