Naive Fugitive

Конец мая.
В утренней свежести отчётливо чувствуется запах дорожной пыли и росы.
Небо кажется сероватым, и ты пропускаешь его прохладу через всё своё существо - зах­ме­лев­шее.

Ты знаешь, что иногда хо­рошее - это неп­ра­виль­ное.

В твоей квартире настежь раскрыты окна, а ты сидишь на широком подоконнике, рассматривая мельчайшие детали старой пожарной лестницы. Тебе прохладно, и кажется, что вот она - жизнь; что можно бежать куда угодно и сколько угодно - пока не кончится дыхание, пока не иссякнет терпкая привязанность и саднящий восторг, пока есть эта свежесть в воздухе и в душе, пока хочется жить.
По­ка есть о чём го­ворить.
Пока есть о чём мол­чать.
Пока есть о чём рас­ска­зывать в ты­сяче при­кос­но­вений - та­ких раз­ных, но от­пе­чаты­ва­ющих­ся на судь­бе.

Ты смотришь на своего кузена. Ветер развевает его длинные локоны - мягкие и шелковистые.
Он по­кажет те­бе всё.
И то, что ты ни­ког­да не ви­дел, и то, что ты ни­ког­да не пред­став­лял, и то, че­го рань­ше не бы­ло.

А ты будешь вды­хать в не­го мо­лодость - че­рез гу­бы, через кожу, с по­мощью вет­ра и запаха твоего пар­фю­ма.
Или это прос­то та­бак?..
Зна­ешь, те­бе идёт. Он это зна­ет.
Он мно­гое зна­ет. И то, что ты прек­ра­сен, и то, что боль­ше ни­чего ни­ког­да не ста­нет преж­ним.

Всё, что вы оба мо­жете - бе­жать или вос­ста­нав­ли­вать ста­рое, но оно ни­ког­да не бу­дет тем, чем бы­ло тог­да.
Но вы бо­итесь по­ка что идеи о со­бира­нии ос­колков - ко­лют­ся, и ус­та­лость ещё не прош­ла.
А по­том ещё не­кото­рое вре­мя бу­дет прос­то страш­но. Вы не для это­го всё раз­ру­шили.
Вы бо­итесь это­го тём­но­го, тя­нуще­го, скуч­но­го.
И ри­сунок на обо­ях в ва­шей но­вой квар­ти­ре го­раз­до за­нима­тель­нее.

Да­же ес­ли вы оши­ба­етесь - вы не хо­тите это­го знать.
Ка­кая раз­ни­ца, что вы до­дума­ли, ес­ли эти ис­кры в его гла­зах точ­но-точ­но нас­то­ящие, а твои ру­ки всё рав­но дро­жат?
Ты лю­бишь его, чёрт возь­ми, ты лю­бишь его.
И ес­ли ты за­дох­нёшь­ся от это­го счастья и про­чего, что вер­ну­лось в твою жизнь вмес­те с ним, это вов­се не бу­дет чем-то неп­ра­виль­ным или пло­хим.

Он го­ворит те­бе, что ты - са­мое луч­шее, что мог­ло с ним слу­чить­ся сей­час. И ты хо­чешь ему ве­рить.
Ты всег­да хо­чешь ему и в не­го ве­рить.
И он - тоже.

Твой кузен не хруп­кий. Хо­тя мно­гим бы хо­телось его так наз­вать.
Он тон­кий.
Та­кой, что, ка­жет­ся, вот-вот и он рас­тво­рит­ся в ли­нии го­ризон­та.
И ты этого по-настоящему боишься.
Ты го­тов стать са­мой нас­то­ящей его частью. Стать не­дели­мым.
Веч­ным.

Ты го­тов ти­хо сто­нать от от­ча­янья.
Ты го­тов рас­тя­нуть мо­мент, ког­да твой дво­юрод­ный брат вы­гиба­ет­ся, а его те­ло от­зы­ва­ет­ся тво­ему, нав­сегда.
Ра­ди то­го, что у вас есть, ты го­тов плю­нуть в ли­цо все­му ми­ру.
Впро­чем, ты и рань­ше был го­тов. Тог­да, ког­да знал, что он - ря­дом. С то­бой и для те­бя.

Ты зна­ешь - он не неж­ное су­щес­тво. Он мрач­ный, ху­дой и чер­тов­ски неж­ный - но толь­ко к те­бе. Он зна­ет, что спо­собен не­воль­но унич­то­жить всё, к че­му при­каса­ет­ся. Он бо­ит­ся всё ис­портить и учит­ся каж­дый день.
Он спо­собен унич­то­жить и те­бя.
И се­бя.
И весь мир, что ок­ру­жа­ет его.

Он не хруп­кий.

Он не не­вин­ный.
Ты - его вто­рой, но это ни ­чер­та не ка­са­ет­ся не­вин­ности.
Он не скром­ный.
Он дос­та­точ­но про­был в оди­ночес­тве, что­бы жаж­дать его из­бе­жать. Хо­тя бы не­надол­го. Хо­тя бы мни­мо.
Он не бо­лез­ненный. А в объ­яти­ях друг дру­га вы оба чувс­тву­ете се­бя во­об­ще несокрушимо.
Он не грус­тный.
Эта тер­пкая тем­но­та в нём - вов­се на грусть.
Его ру­ки не хо­лод­ные - они го­рячие. А вот его ра­зум - хо­лод­нее чёр­то­вого ар­кти­чес­ко­го океана.
Но его чувс­тва бур­лят и спо­рят, зат­ме­ва­ют ра­зум вре­мя от вре­мени, и в та­кие мо­мен­ты он как ни­ког­да твой.
А ты - как ни­ког­да его.

Нет, до его сер­дца доб­раться не так же слож­но, как до цен­тра зем­ли.
Он го­тов был по­дарить его те­бе с са­мого на­чала. Вы оба поч­ти уже зна­ли, что бу­дет даль­ше - ка­жет­ся, прос­то не мог­ло быть ина­че.

А твое сер­дце ме­талось.
И его воз­вра­щение не то, что­бы ис­це­лило его, но слов­но соб­ра­ло за­ново.
С но­выми ку­соч­ка­ми и новой си­лой.

Всё вок­руг прек­расно до по­тери ды­хания, ког­да ты дер­жишь его за ру­ку.
Всё вы­носи­мо.
Всё хо­рошо.
Всё правильно.
И нет в этом ми­ре ни­чего кра­сивее.

В тебе сме­шались сми­рение и жаж­да борь­бы, счастье и боль, страх и бесс­тра­шие.
Рядом с ним ты словно готов на всё, кроме расставания.

Вы прос­то хо­тите быть.

Ты вов­се не ос­леплён лю­бовью - ты лю­бишь его не­дос­татки. Ты вов­се не объ­ят страстью - к не­му стре­мит­ся твой ра­зум, а не те­ло. И всё у вас нес­коль­ко мед­ленное, как ин­ди-пес­ни, но жи­вое, как за­пах га­зона пос­ле дож­дя.

Ты чувс­тву­ешь сво­боду и уве­рен­ность, но не мо­жешь из­ба­вить­ся от бес­по­кой­ства и чувс­тва ви­ны.
Твой разум словно помутился от наслаждения, но всё вок­руг стало пре­дель­но чёт­ким.

Ты чувс­тву­ешь се­бя силь­ным и сла­бым.
Ты дрожишь. От при­кос­но­вений и хо­лода.
Его влаж­ные из-за про­шед­ше­го дож­дя паль­цы про­водят­ся по тво­ей ру­ке. И те­бе боль­ше ни­чего не на­до. И ка­жет­ся, что вы уже по­лучи­ли или ещё по­лучи­те всё.

Ты лю­бишь его все­го, та­ким, ка­кой есть.
А он - те­бя.
Со всем дерь­мом.
Иног­да да­же ка­жет­ся, что это - од­на из глав­ных при­чин.
А ещё вы по­хожи.
Там, внут­ри, очень-очень глу­боко.
Близ­ки и по­хожи.
Как ут­ра.
Всег­да уни­каль­ные, всег­да та­кие оди­нако­вые.

Вы не зна­ете, как бу­дет луч­ше.
Вы хо­тите жить с ка­ким-то стран­ным прив­ку­сом нос­таль­гии. И мо­лить­ся, что­бы она не ока­залась глав­ной при­чиной то­го, что про­ис­хо­дит. Осо­бен­но - меж­ду ва­ми.
Вы хо­тите быть од­ни, друг с дру­гом, в стран­ном нос­таль­ги­чес­ком ми­ре вок­руг.
Нас­то­ящий ли он? Ед­ва ли.
Но вам чер­тов­ски хо­рошо.

Это не всег­да ощущается зна­комо, но так зах­ва­тыва­юще дух иде­аль­но.
Вы не лю­бите со­вер­шенное, но оно слов­но про­пита­ло всё, что вы де­ла­ете, всю ва­шу жизнь - от вы­пив­ки на пля­же ночью, до по­бега от полиции.
Ты на­учил его все­му пло­хому, что лю­бил, а он те­бя все­му пе­чаль­но­му, что ему не нра­вилось.

Ты зна­ешь, как бе­зум­но он лю­бит, ког­да ты про­водишь паль­ца­ми по его реб­рам - он не кос­тляв, но они бо­лее, чем от­чётли­во пос­ту­па­ют под ко­жей.
Ты пог­ла­живая их раз за ра­зом, чувс­твен­но, за­воро­жен­но, неж­но - кон­чи­ками паль­цев, лег­ки­ми ка­сани­ями губ.

Он це­лу­ет те­бя в шею. Ему не по­нять, что ты чувс­тву­ешь, но он зна­ет, что те­бе это нра­вит­ся.
Он бу­дет это де­лать для те­бя.
И, ка­жет­ся, он на­чинает до­гады­вать­ся, что это для те­бя зна­чит. И по­целуи его ста­новят­ся все неж­нее, чувс­твен­ней, ес­тес­твен­ней.

Мож­но ли это наз­вать идил­ли­ей? Ук­ра­шенной и соз­данной том­ностью и пе­чалью, тя­нущей болью и вос­по­мина­ни­ями?

Нечто настолько воздушное, насколько густое. И обвалакивающее.

Вы ло­житесь к кон­цу рас­све­та под пе­ние птиц и све­жий влаж­ный ве­тер в ли­цо.
Вы гу­ля­ете по ут­рам по мок­ро­му пес­ку и тра­ве, про­мер­зшим насквозь земле и ас­фаль­ту.
Утренняя дымка и белый дым твоих сигарет... Он видит в этом нечто запредельное.
И ты чувствуешь себя лучше, чем мог когда-либо представить.
И это сад­ня­щее счастье рвёт­ся на­ружу, слов­но го­товое вот-вот оку­тать весь мир, весь чёр­тов мир, пропитать его нас­квозь.

Са­мое ужас­ное - что это что-то нав­сегда.
Да­же ес­ли всё за­кон­чится, от это­го не убе­жать - ведь это бы­ло.
И вос­по­мина­ния бу­дут са­днить этим ще­мящим счасть­ем всю твою жизнь.

Ты лю­бишь его, ког­да он рас­кры­ва­ет­ся со всех его сто­рон.
Ты лю­бишь, ког­да он поз­на­ёт но­вые, за­быва­ет ста­рые.
Ты лю­бишь, ког­да он сбит с тол­ку и уже не зна­ет, кто он есть на са­мом де­ле.
И ты го­воришь ему, что вы, чёрт возь­ми, мо­лоды, очень мо­лоды, и всё прос­то прек­расно.
Ты дер­жишь его тон­кие за­пястья и го­воришь, что вы мо­жете прит­во­рить­ся чем угод­но, и его это очень ра­ду­ет.
Не ­важ­но, что бу­дет по­том. Мо­лодость - это сей­час.
И он зна­ет, что те­бе это знать луч­ше. И он ве­рит.
Лег­ко.
Как и всё, свя­зан­ное с то­бой.
Ему не при­ходи­лось поч­ти ни на что ре­шать­ся - всё слу­чалось са­мо со­бой, всё ка­залось с то­бой правильным.
Как ты ему ве­ришь, что ты кра­сив - тебе кажется, что он прос­то не мо­жет оши­бать­ся.

Он обожает твои пальцы.
Не изящные, но и не грубые. Не длинные, но и не короткие. Ты бы сказал - "обычные". Он он действительно любит их.
Это его не­умес­тное чувс­тво прек­расно­го...
Не та­кое изыс­канное, не­дос­таточно стран­ное, но для те­бя - по­рази­тель­ное и ис­крен­нее.

Ты чувствуешь себя с ним так, что всё кажется невероятной, высшей формой искусства.

Ты спрашиваешь себя, ес­ли это что-то пло­хое, то что в этом сра­ном ми­ре хо­рошее?
Ты уверен, что ес­ли это что-то пре­досу­дитель­ное, то луч­ше бы ок­ру­жа­ющим пе­реп­ро­верить свои убеж­де­ния.

Вы словно созданы друг для друга.
От тво­их слов у не­го му­раш­ки, от его слов у те­бя пе­рерож­да­ет­ся мир.

Бо­лез­ненно прек­расно.
То, что вы ря­дом и то, что меж­ду ва­ми так сад­ня­ще прек­расно.

Ты не зо­вёшь его слиш­ком скуч­ным и пра­виль­ным.
И неп­ра­виль­ным то­же поч­ти не зо­вёшь.

Он слиш­ком хо­рош для те­бя.
И в то же вре­мя кто, ес­ли не он, по­может те­бе стать дей­стви­тель­но луч­ше?

Он помогает тебе понять, что у каж­до­го есть свой дь­явол внут­ри.
Ты под­держи­ва­ешь его, ког­да он го­ворит, что хо­чет по­худеть в этом се­зоне, по­тому что он зна­ет луч­ше, что де­ла­ет.
А он не осуж­да­ет те­бя и твои рас­ска­зы о бур­ных сту­ден­ческих го­дах.
Он не по­падёт в боль­ни­цу, а ты не сор­вёшься. В этом до­верии и по­нима­нии и кро­ет­ся лю­бовь. Нас­то­ящая.
Ког­да вы поз­во­ля­ете друг дру­гу быть со­бой. И ни­чего не бо­ять­ся.

Это - самое искреннее и честное, самое "неправильное", самое великолепное - божественное.

- Давай убежим? - спросил он тогда. Его голос заполнил ту пустоту внутри тебя.
Раз и навсегда.
И теперь пути обратно нет.

А сейчас вы здесь, в вашей новой квартире, разглядываете светлеющее небо и старую пожарную лестницу.
И вы уже знаете, что будете делать дальше.