«Не влюбись»

— Я считаю до трёх, Яманака, — не скрывая того, что готов откровенно угрожать, говорил Хидан прямо в динамик мобильного, расхаживая по торговому центру. — При этом, бля, три уже было!

— Три с соплёй! — радостно заявляли по ту сторону связи, смешиваясь с рёвом мотора проезжающих мимо машин. Хидан обречённо застонал, выискивая взглядом надпись «выход». — Да брось ты, я вот прям у входа! Ну давай! Три с волосинкой! — Что-то щёлкнуло у молодого человека в трубке, он нахмурился и стал напряжённо вслушиваться в голос Ино, а она вдруг спросила серьёзно: — Слушай, а что тоньше: волос или сопля?..

— Я тебе скажу, блять, что тоньше! — рявкнул Хидан, повергая проходящих совсем рядом людей в культурный шок. — Я тебе так скажу, что ты будешь закупаться в этом сраном магазине в одиночку, а вся группа тебе спасибо скажет! Ниебически огромное!

— Всё-всё-всё, — всполошилась девушка, чей голос стал слышаться отчётливее, что означало, что она таки влезла в помещение. Хидан услышал: — А я тебя вижу. Такой издалека брутальный мужчинка, а как ближе подходишь — так уже и рожа кривая, и глаза бешеные, а ещё слюна скоро потечёт из соляной кислоты...

Парень поднял голову, продолжая держать телефон у уха. Яманака приближалась быстро, размахивая руками, не опасаясь того, что её мобильник может запросто выскользнуть и прилететь какому-нибудь зеваке в голову. Когда Ино подошла к Хидану, тот был почти на пределе: поджал губы, нахмурил брови, сжал кулаки — и пытался не улыбаться. Старался этого не делать. Изо всех сил, хотя подрагивающие уголки рта выдавали с головой.

— После этого я тебя совершенно не рад видеть, — категорично заявил Хидан, пока Яманака крутилась вокруг него и что-то своё щебетала, параллельно с этим рыская в своём розово-фиолетовом рюкзаке. — Все эти пятьдесят шесть минут ожидания были адом, потому что это время ожидания, а не время, проведённое с полуголыми красотками. — Девушка, кажется, вообще не слушала, прыгая на одной ноге и пытаясь придержать коленом дно рюкзака. — Женщина! Внимай, ёптыть! Превратись во внимание!

— Короче, — выдохнула Ино, успешно проигнорировав всё, что ей сказал Хидан, — тема такая: закупаемся одноразовой посудой, бухлом, какой-нибудь не особо жирной едой и двигаем нахер отсюда. Всё добро несём ко мне, конечно, ибо тебе я такой груз не доверяю, амиго. — Женский пальчик укоризненно тыкнул молодого человека в нос. — Потому что ты это выжрешь за день. Ну, и если всё сложится относительно неплохо, то я тебя соизволю вынудить испить со мной чаю с булками.

— С твоими, что ли? — гыгыкнул Хидан, за что получил слабый удар по плечу и писк подобия «заебал-шутить-пидорас».

Следующий час мотания по торговому центру Хидан с радостью бы забыл, но почему-то мотивировало двигаться дальше за увлёкшейся Яманака то, что после всего этого мракобесия он окажется у девушки дома. Успокаивало. Дарило какое-то умиротворение, пока с малиновым оттенком глаза наблюдали за бегающей туда-сюда Ино и подмечали любое выражение на её миловидном лице.

— Неси! — отыгрывая финальные аккорды, под которыми подразумевалось бросание забитого едва ли не под завязку рюкзака под ноги парню, воскликнула Яманака.

— И чё мне за это будет? — предусмотрительно поинтересовался Хидан, уже и без того навьюченный двумя двухлитровыми бутылками, пока девушка стояла напротив, скрестив руки на груди и мотая белобрысой головой.

— Ты бы спросил, что тебе за это не будет, — ответила Ино, показывая на свою ногу. — Например, не будет подсрачника. — Рюкзак так и оставался непоколебимо стоять между двумя людьми. — Или тебе огласить весь список?

— Если там присутствуют слова, что складываются во фразу «я должна тебе буду за это показать сиськи или отсосать», то огласи. Интересно послушать, — подходя к рюкзаку и поднимая его, безмятежно говорил парень. — Ах да, ещё я могу быть футфетишистом, так что ты это, — он указал взглядом на ноги Ино, — поосторожнее с этим. Заманчиво ведь.

И, как ни в чём ни бывало, Хидан прошёл мимо Яманака, которая задыхалась от негодования и от столь вероломного проникновения за границы моральных устоев. Девушка шла за спиной своего друга и мысленно старательно приклеивала на него ярлыки.
«Аморал, циник, извращенец, глупец, наглец, пиписька!» — щедро генерировалось в блондинистой голове, пока парочка шла к дому Ино.

***

— Слушай, неужели это и правда скоро закончится? — вдруг задала вопрос Яманака, когда всё было свалено в шкаф и более-менее приготовлено для дальнейшего перемещения уже на место события. — Мы типа побудем вечерок выпускниками, нажрёмся, с кем-нибудь переспим, а на следующий день будем думать, куда дальше поступать.

— Я — нет, — лаконично отозвался Хидан, развалившись на полу в чужой гостиной, нежась на мягком светлом ковре, закрыв глаза. Ино замолкла, откинувшись на спинку кресла.

— Интересно, в школе многие в курсе, что я корешаюсь с преподом? — желая как-то наладить диалог, снова заговорила Яманака, смотря в потолок. Парень рядом не ответил, но рассмеялся. — Хотя, думаю, это не новость, учитывая твою характеристику как учителя.

— Но-но, — цокнул языком Хидан, — поговори мне тут, Яманака. Твоё счастье, что я всего лишь физрук, а не какой-нибудь математик, который гонял бы тебя по формулам, в которых ты надёжно не сечёшь, а не за пивом в учебное время. И вообще, хорош ногами дрыгать, воздух мне тут сотрясаешь, а я, ёб твою, медитирую. Лёжа.

— Нет, послушай, — серьёзно произнесла Ино, — неужели это кончится?

Девушке было неприятно от мысли, что Хидан не может понять её намёка, что, собственно, объяснимо и справедливо, но оттого не менее обидно.

Молодые люди были отличными друзьями вот уже на протяжении пары лет — чуть ли не с того самого первого дня, когда Ино перевелась в новую школу и объявилась на уроке физкультуры, намереваясь закатить истерику, что, мол, месячные у неё, не будет она бегать и, как ошпаренная, прыгать с этими сраными скакалками. И ведь закатила — вплоть до кабинета социального педагога.

— Ну не хочешь — нахуй тогда надо, — говорил Хидан ученице, что сидела в его физруковской каморке в спортзале и жалась, как нашкодивший котёнок. Наедине с молодым мужчиной Ино было неудобно, страшно, вся бравада сдиралась метафорической металлической губкой и смывалась в такую же метафорическую раковину. Девушка опускала взгляд бирюзовых глаз и всяческими способами избегала зрительных контактов. А Хидан напугал лишь сильнее, приблизившись и сев на корточки перед Ино, спрашивая: — Только, блять, мне в хуй не упёрлись твои концерты, конфетка. Сделай себе липовое освобождение, намеренно сломай конечности, приходи на мои уроки с окровавленными чужими прокладками — только не еби мозг. — Яманака уже тогда едва заметно дрожала, а когда Хидан коснулся её запястья, то вовсе побледнела, а потом порозовела. Новый учитель будто бы и не замечал, договаривая: — Пожалуйста, а?

Ино даже сейчас не может назвать точку отсчёта, что послужила началом для зарождения крепких близко-дружеских отношений. Может, это случилось как раз в тот странный разговор, или позже, когда Хидан явился в школу простуженный и угрожал опоздавшим чихать в лица, а Яманака оказалась единственной, кто искренне смеялся над этой угрозой. Или когда Ино сбежала с какого-то урока и прошмыгнула в пустую женскую раздевалку, чтобы там вдоволь нареветься, дабы не видел никто опухшего, заплаканного лица.

— И что тут у нас, ёба, — ворчал поднимающийся по лестнице Хидан, от которого не было никакой возможности спрятаться. Лишь в самый последний момент в глаза Ино бросился приоткрытый шкафчик для формы, но девушка даже с места не успела сорваться, как дверь раздевалки распахнулась. Шмыгая носом, Ино стала растирать и без того размазанную тушь под глазами и размахивать перед лицом руками, дабы слёзы хоть как-то подсохли, но...
— Твою мать, — только и успела шикнуть Яманака, от образовавшегося бессилия снова ударившаяся в рыдания.
— Яманака, — без удивления констатировал Хидан, — здрасьте-приехали. Чего нюни пускаешь?
— Ничего, — глухо откликнулась девушка, внутренне сжимаясь и желая забиться в угол, подальше ото всех. Вопреки всем законам такта учитель физкультуры без задней мысли уселся рядом с Ино и по-дружески приобнял её за плечи, устало выдыхая.
— Пацан бросил? — стал угадывать он. — Домашку не сделала и замечание вписали? — Яманака отрицательно мотнула головой, ощущая на своём плече крепкую мужскую руку, поглаживающую медленно и даже как-то устрашающе, подавляюще-оберегающе. — Плохо вела себя и родители ремня отвесили по заднице? — Снова отрицательное мотание, а тепло чужой руки распространяется по всему телу. — В столовой очередь занять не успела? — Белобрысая голова вновь мотнулась в отрицательном жесте, а на покрасневших влажных губах появилась улыбка. — Бля, а я бы рыдал сукой из-за такого: вон в младшей школе учился и видел своими глазами пиздецкие такие очередюги, что одного взгляда хватит, чтобы глаза от подступающих слёз досады щипало. Ну, чего ты, Яманака, ржёшь сидишь? Ну хоть не плачешь...

Хидан валялся на полу с закрытыми глазами и шарил рукой по мягкому ковру в поисках чего-то, а когда его пальцы нащупали женскую лодыжку, то тут же её схватили и несильно сжали. Ино хихикнула, а лицо парня осталось неизменным: будто бы задумчивым, серьёзным.
— Это кончится, — тихо сказал он. — Ты выпустишься, поступишь туда, куда хочешь, а я продолжу учить шпану не особо нужному предмету. Всё будет шикардос.

— Класс, — сдавленно ответила Ино, ощутив, как слова Хидана приобрели силу и больно задели. Не это она хотела услышать от него. Не такой развязки она желала последние месяцы.

— Ко мне на урок заявится какая-нибудь малолетка с характером, — увлечённо-отрешённо продолжал молодой человек, — и скажет, что не будет прыгать с этими сраными скакалками. Потом в какой-то из дней мы с ней здорово поругаемся, она будет сидеть в моём пыльном кабинете и терять всю храбрость и дерзость, а позже я обнаружу её в пустой женской раздевалке: ревущую, красную, жалкую и беззащитную. Такую, что прям хочется стиснуть в объятиях и защищать даже от ебучего ветра. Буду угадывать, отчего красавица слёзы-то льёт, не отгадаю нихуя, пошучу про момент из своих школьных лет и заставлю девочку смеяться сквозь недавние рыдания. — Хидан раздражённо выдохнул, подрываясь с места и привставая на сбитых локтях, устремляя взгляд на притихшую и расстроенную Ино: — Да ты, блять, вообще в курсе, что я тогда выставил себя полным долбонавтом? Сюси-пуси, ёпт, ути-пути нахер. Меньше всего хотелось быть носовым платком для школьниц.

— Ну так мог сидеть дальше в своём кабинете, — как-то даже затравленно прозвучал голос Яманака. Выразительные глаза смотрели куда-то сквозь, не на Хидана. — Большое дело — состроить из себя героя, а потом кичиться этим, типа, вообще-то ты виновата, что я мягкосердечный хуесос. Смотри, я сяду рядом с тобой и приобниму тебя! — Голос девушки набирал громкость, вплетая в себя ноты истерики. — Смотри, я такой взрослый, весёлый, такой прям тёплый и приятный! Смотри не влюбись, лолитка!

— Да ты и не влюбилась, — перебил резко Хидан, усмехнувшись и снова заваливаясь на ковёр, кладя ладонь на лицо. Лодыжку Яманака он отпустил. — Это было бы пиздецом.

— Не влюбилась, — повторила Ино, сглатывая подступающие слёзы обиды. Состояние загнанности в угол было близко как никогда. — Это правда было бы пиздецом: любить такого, как ты.

— Комплимент, — щёлкнув пальцами, прокомментировал Хидан, расплываясь в довольной улыбке. Девушка не видела, смотрит ли он в потолок или просто лежит с закрытыми глазами. Или беспомощно смотрит по сторонам сквозь собственные пальцы, пытаясь выглядеть крутым с этой едкой улыбкой на губах.

А Ино было безмерно обидно. Да, она могла просто-напросто признать, что относится к Хидану не как к другу, не как к лучшему другу, не как к учителю, а как к тому, в ком видит надёжную опору и просто приятного собеседника. К кому отчаянно тянется, когда хочется ощутить себя маленькой, беззащитной и зависимой. Взаимно зависимой. Но другая часть девушки высмеивала её: Хидана было трудно полюбить по-настоящему. Это приравнивалось к эдакому подвигу, ведь, чтобы влюбиться в столь языкастого отморозка, нужно постараться. Можно было хотеть его — хотеть ненормально, до искр из глаз, до прерывистых вздохов, до желания лезть на стены и грызть бетон в страстных порывах, но любить...
«Отлично постаралась, подруга, — насмехался голос в блондинистой голове, — восьмёрка за инициативность, шестёрка за старательность и десятка за идиотизм!»

— Люблю я твою квартиру, — беззаботно говорил Хидан, — тут уютно так, мягко и нежно. Я бы сказал, что прям твоя среда, но ты порой такая лютая, что мне хочется дёру дать или огреть тебя чем-нибудь.

Яманака вспоминает тот случай в раздевалке как блядское второе пришествие. Единственный раз, когда в Хидане можно было увидеть эту доброту, теплоту, исходившую уверенно... А если бы этого не случилось, если бы он смачно харкнул на проблемы какой-то истеричной школьницы и остался сидеть у себя в кабинете? И не пришёл, а Ино осталась бы сидеть в пустом помещении и лить слёзы.
Она даже не помнит причины своих рыданий, но отлично помнит ту руку, что приобняла и гладила по плечу. Помнит, что Хидан пах лапшой быстрого приготовления и еле осязаемым мужским одеколоном. Помнит до мельчайших подробностей так, будто он каждый день успокаивает её, рассказывая что-то, заправляя речи отборным матом.

— Поразительно, что время прошло так быстро. Скоро будешь смотреть на школьников и кривиться, мол, школотроны ебаные. А сама такая вся из себя студенточка совершеннолетняя, которой всё можно и у которой ухажёров на четыре букета из венерических заболеваний, — не унимался Хидан, пока Ино не пнула его, изловчившись.

— Заткнись нахуй, — прохрипела она, еле сдерживаясь перед желанием заплакать. Это невозможно было выдержать, когда кто-то близкий говорит о расставании так просто. Ну выпустится она, ну поступит куда-нибудь, ну перестанут общаться — подумаешь! Девушка стиснула зубы, вцепившись в подлокотники. — Просто заткнись...

— Чего ты? — всё с той же интонацией поинтересовался Хидан. Яманака могла воспроизвести в своей голове его смех, его насмешку, его непонимание. Могла бы назвать беспросветной тупостью, ебантизмом, но нет — сама виновата. Не может сказать главного, хотя это попросту нельзя не заметить. — Скоро кровавые фонтаны польются?

— Ты правда такой идиот? — обессиленно спросила она.

— Нет, конечно, — кардинально изменив тон, ответил Хидан. Убрал от лица руку, принял сидячее положение и с улыбкой стал смотреть на Ино, в которой эмоции превращались в болезненные смерчи. — Поправь меня, если я неправ: ты выпустишься, уедешь поступать туда, куда хочешь, а я останусь и...

— Не останешься, блять! — крикнула Яманака, подаваясь вперёд, лицом к насмехающемуся Хидану, который даже сейчас оставался самым дорогим, что у неё было. Бесценный, мать его, мудила. — Если моё поступление означает обрыв нашего общения, то я, сука, никуда не поеду поступать! Вообще! Я буду целыми днями сидеть в твоём вонючем кабинете и следить, чтобы не появлялось никаких «очередных малолеток с характером»!..

— Почему? — просто спросил Хидан, чьи глаза с малиновым оттенком сейчас смотрели необъяснимо. Не насквозь, не пронзительно, не тяжело — как-то по-новому, но бесконечно знакомо. Ино повержено всхлипнула, но слёз не было.

— Потому что, — выдавила из себя девушка, закрывая лицо руками и взъерошивая и без того растрёпанные светлые волосы, занавешиваясь выбившимися из высокого хвоста прядями. — Потому что ты хуй в пальто.

В ней что-то ломалось, расходилось по швам и трещало так, что в ушах оставался звон эха. Хотелось верещать и избивать Хидана чем-то, самой долбиться безутешно о стену и выть волком на ослепляющее и холодное весеннее солнце. С языка срывались ненужные слова, лишние, а в голове зарождалась пустота. Так просто признаться самой себе в том, что кого-то любишь, а этому самому «кому-то» сказать это губы не размыкаются. Вот и сейчас Яманака разрывало на мелкие-мелкие кусочки, в жалкие клочья. Голос внутри вопил несдержанно.

Хидан, смеясь, дёрнул себя за одну из двух чёрных серёжек в правом ухе, не сводя глаз с Ино. Она была беззащитна в собственных чувствах. А он просто хотел внятного ответа на вполне внятный вопрос.

— Ну, раз ты не можешь собраться, то, наверное, мне стоит пойти домой? — вставая на ноги, лениво проговорил Хидан, потягиваясь и по-кошачьи жмурясь от удовольствия. Яманака чувствовала, как её начинает трясти от злости.

— Ты сам не видишь, что ли? — надрывно выдала она, поблёскивающими глазами смотря на то, как Хидан готов прямо сейчас свалить с концами. — Ты правда нихуя не видишь?

— Не вижу чего? — переспросил молодой человек, разминая шею.

Ино говорили, что нельзя принимать решения, когда на тебя давят эмоции. Когда ты подвержен эмоциональному срыву, во время которого готов принять любой кипиш, даже голодовку. А сейчас иного варианта не было — либо сделай, либо сгори. Яманака горела и думала, что сможет сдержать пламя, что переживёт, но только сейчас перед ней открылась обыкновенная истина: она сгорит и потухнет уже навсегда. Девичьи губы подрагивали, сердце забилось в сумасшедшем ритме, а спину прошиб холодный пот. Её любовь сильнее её самой. Её любовь выжигает здравый смысл — ну и хуй с ним.

— Я люблю тебя, — произнесено тихо, глухо, но уверенно. — Не задавай мне вопросов. Никаких «зачем» и «почему».

Хидан остался стоять на месте. Молчал и уже не улыбался, будто не ожидал подобного от своей ученицы. Будто думал, что она скажет что-то другое, или спросит что-то откровенно тупое. Но сам Хидан прекрасно знал, что Ино далеко не идиотка. Просто ей нужен был сильный толчок в виде стресса. Хидан обязательно пожалеет о том, что сделал, а пока что он умиляется, как дурак, смотря на смущённую, сконфуженную Яманака. Подходит к ней и без разрешения сгребает в объятия, как тогда, вопреки всем законам такта.

— Долго же я выуживал из тебя столь очевидное признание, — упиваясь ситуативным превосходством, проговорил Хидан девушке на ухо. — Но время ты удачное выбрала, скоро как раз совершеннолетие...

— Как же ты заебал! — гаркнула Ино и хотела было уже со всей дури пнуть молодого мужчину, но неожиданно затихла и прижалась к Хидану плотнее. Острое ощущение ирреальности настигло девушку, но тут же отпустило, когда пришло осознание-опровержение. Вот и сломалась неуверенная истеричка внутри.

Руки Хидана всё такие же тёплые, а лица она его не видит — не видит, как он смотрит на её светловолосую макушку и боится, что по его взгляду будет сразу ясно, что он влюбился заново. Пятый раз за несколько лет. В одного и то го же человека. Яманака прикрыла глаза и уткнулась парню в плечо. Хотелось и смеяться, и плакать, и нарезать круги вокруг дома, и лежать безжизненно в кровати. Хотелось послать нахуй за то, что дебил, и послать нахуй за то, что вот так вот любит.

— Иди нахуй, — так и сказала девушка, а после вдруг рассмеялась, чувствуя себя едва ли не самой счастливой в этой квартире и вообще в этом многоэтажном доме.

— И тебя туда же, — моментально откликнулся Хидан, добавляя: — Я, кстати, тоже тебя люблю. Дольше, чем ты думаешь. Буду любить ещё больше, когда пройдёт твой день рождения и когда можно будет с тобой что угодно делать.

— Я давно тебе сказать хотела, — прошептала Ино, вынуждая Хидана наклониться к её губам. Произошла томительная пауза, а Яманака наращивала интимность момента, пока, наконец, не выдохнула горячо: — Твои шутки говно.

И всё же поцеловала, чтобы Хидан не начал возражать или шутить ещё больше. Но, конечно, всё это пиздёж:
Ино поцеловала его, потому что давно и сильно хотела это сделать.